А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Ехали молча. И только когда карета въехала в город, Гизела тихо спросила:
— Вы… правда… уедете?
— Я обязан уехать.
— Почему? Почему? Мне было так… хорошо с вами!
— В этом-то все и дело, — ответил Миклош. — Именно поэтому я не прав.
— Не правы в чем? — изумленно спросила Гизела и, поколебавшись, добавила: — Вы… женаты?
— Нет, — ответил Миклош.
— Тогда что же может быть плохого в том, что мы с вами встречались?
— Я обязательно расскажу вам об этом, но не сейчас. Я не хочу причинять вам боль. Клянусь вам, этот вечер был самым прекрасным в моей жизни.
— И… в моей… тоже.
— О, Гизела, почему мы не можем заглянуть в будущее, где нас ждали бы тысячи волшебных вечеров, еще более счастливых и полных очарования! Почему человеку нельзя быть уверенным в счастье?
В его голосе было такое глубокое отчаяние, что Гизела умоляюще сложила на груди руки, в надежде услышать объяснение. Но в это время карета остановилась, и она поняла, что путешествие подошло к концу. Они вернулись в отель «Захер».
Форейтор открыл дверцу и уже собрался помочь Гизеле выйти из кареты, как Миклош распорядился:
— Ступай к главному входу и попроси, чтобы открыли заднюю дверь.
Форейтор помчался исполнять приказание, а Гизела в отчаянии воскликнула:
— Как вы можете бросить меня здесь одну в полной растерянности? В чем вы не правы? Я не понимаю… Вы мне так и не ответили… Нам нужно… увидеться!
— Но как? — спросил Миклош.
— Я не могу заранее знать… когда останусь одна… без папы.
Миклош задумался.
— Вы будете завтра на репетиции?
— Да, как обычно… в ложе.
— Я присоединюсь к вам.
— Только, пожалуйста, будьте осторожны и постарайтесь, чтобы вас никто не увидел. Боюсь, я не смогу объяснить отцу наше знакомство.
— Я буду осторожен. Я знаю, что вы, как и я, питаете отвращение ко всякой лжи и обману. Я прошу вас мне верить. Я люблю вас!
Миклош подал ей руку и помог выйти из кареты.
— Спи спокойно, моя несравненная, очаровательная нимфа. Не думай ни о чем, просто представь себе, что мы с тобой по-прежнему кружимся в вальсе, — нежно сказал он на прощание, целуя ей руку.
Гизела пошла к гостинице, но сердце ее рвалось к нему.
Поднявшись в свой номер, она подошла к зеркалу. Оттуда на нее смотрела сияющими глазами девушка неземной красоты. Очарование сегодняшнего вечера отражалось в каждой черточке ее лица, в блеске золотистых локонов, в легкой безмятежной улыбке, в нежном румянце.
— Я люблю его, люблю! — в упоении повторяла Гизела своему отражению.
И вдруг — так грозовая туча внезапно заслоняет солнце — в ее сознании всплыли слова Миклоша: «я не прав…»
В чем не прав? Почему? Что он скрывает?
Тряхнув головой, Гизела постаралась прогнать эти неприятные мысли. Ведь Миклош сказал ей, что танец продолжается!
Наутро Пол Феррарис пребывал в мрачном состоянии духа.
Гизела отнеслась к этому спокойно, потому что знала, что это последствия вчерашнего визита к Штраусу. Отец вернулся очень поздно и к тому же, как она предполагала, выпил лишнего.
Пол Феррарис был очень чувствительным человеком, и даже небольшое количество алкоголя могло послужить для него причиной головной боли и плохого настроения. Он становился крайне раздражительным и по любому поводу выражал недовольство.
— Нет ничего более бессмысленного, чем генеральная репетиция! — хмуро бурчал он. — Если она проходит хорошо, то вечером обязательно что-нибудь будет не так. А если, наоборот, идет из рук вон плохо, то у всех опускаются руки, и тогда провал неизбежен.
— Папа, подумайте, этого не может быть! В представлении занято столько талантливых исполнителей, а вы, я уверена, сыграете великолепно.
— Сомневаюсь, — мрачно произнес отец. — Им всем подавай Брамса, а я по сравнению с ним мелкая сошка.
Гизела знала, что это неправда и отец хочет, чтобы она его в этом разубедила. И она приложила к этому все усилия, пока он не успокоился и не начал рассказывать о вчерашнем вечере. К удивлению Гизелы, оказалось, что отец провел его не у Штрауса, как предполагалось, а у не менее знаменитого Брамса.
В то время его имя не сходило со страниц газет. Особенно старалась популярная «Вена фрайе прессе».
Брамс пользовался колоссальной известностью и уже при жизни был провозглашен гением. Все музыкальные премии в то время по праву принадлежали ему. Гизела знала, что пресса окрестила его «музыкальным лауреатом», и он неколебимо стоит на вершине пьедестала, куда мечтают взойти все венские музыканты.
— Расскажите мне о господине Брамсе, папа, — попросила Гизела, пытаясь отвлечь отца от тревожных мыслей. — Я смогу познакомиться с ним?
— Возможно, — ответил Феррарис. — Но его окружение состоит в основном из богатых или высокопоставленных особ и еще из знаменитостей. Сомневаюсь, что он заинтересуется молоденькой девушкой. Я оказался у него в гостях совершенно случайно из-за того, что к Штраусу неожиданно приехал старый приятель.
— А о чем вы с ним беседовали? — спросила Гизела.
— О нем и о музыке, — ответил Пол Феррарис. Гизела с радостью отметила, что в глазах у отца появился блеск.
— И что же он говорил?
— Он хвастался, что во всем городе только два человека — он и император Франц Иосиф — встают на рассвете. Другими словами, Брамс, вскакивая в пять часов утра, уподобляет себя императору.
Гизела рассмеялась.
— Потом он подробно рассказывал мне, как пьет свой утренний кофе, сваренный по особому рецепту, — продолжал Пол Феррарис. — А кофейные зерна ему присылает один адмирал из Марселя. Потом он совершает утреннюю прогулку, после чего садится за работу.
— Он все еще сочиняет музыку? — спросила Гизела.
— Конечно! Он сказал, что основная часть его работы была сделана этим летом.
— Звучит так, будто он обычный человек, который каждый день ходит на службу.
— Именно так оно и есть! Кстати, он до сих пор разговаривает на северогерманском диалекте, и притом необычайно пискляво.
Оба весело рассмеялись. Гизелу радовало, что отец не делает себе кумира из знаменитости, а относится к нему как к обычному, равному себе человеку.
Из отеля они вышли в одиннадцать часов утра. Поскольку перерыв между репетициями длился ровно час, им не было смысла возвращаться на обед, и Гизела взяла с собой корзинку с ленчем, чтобы перекусить с отцом прямо в театре.
Она догадывалась, что остальные артисты обедают вместе в какой-нибудь большой гримерной, где за чашечкой послеобеденного кофе болтают о репетиции или еще о чем-нибудь.
Но отец был по-прежнему против того, чтобы Гизела заводила какие бы то ни было знакомства в театральной среде, и она понимала, что сегодня им опять придется обедать отдельно.
— Папа, а вам не кажется, что эти люди могут подумать, что ты необщительный и замкнутый человек или даже сноб? — спросила Гизела.
— Мне все равно, что они подумают! — отец был неумолим. — Я не допущу, чтобы моя дочь общалась с людьми, которые не имеют никакого понятия о хороших манерах.
Вздохнув, он добавил:
— Как только позволят средства, я найму компаньонку, которая будет тебя сопровождать. А до тех пор сам присмотрю за тобой.
Гизела промолчала, зная, что спорить бесполезно. Кроме того, сегодня у нее не было желания вообще выходить из театра.
За ленчем Пол Феррарис ел очень мало, а пил только воду, специально предупредив Гизелу, чтобы она не брала с собой вина.
Они как раз заканчивали есть, когда дверь открылась и в ложу вошел управляющий, неся на подносе две чашки с дымящимся кофе. Кофе предназначался Полу и его дочери и был сварен самим управляющим в его кабинете.
— Вы очень любезны, mein Herr! — горячо поблагодарил его Феррарис.
— Я счастлив, что вы играете в нашем театре, — сказал управляющий. — Сам Иоганн Штраус попросил для себя ложу, хотя из-за того, что все билеты уже проданы, это было нелегко устроить.
— А вы не забыли, что обещали отдельную ложу моей дочери? — поинтересовался Пол Феррарис.
— Ну что вы! Разумеется, нет. Я как раз собирался спросить фрейлейн Гизелу, не окажет ли она мне любезность разделить ее на сегодняшний вечер с одной английской леди. Она очень хочет услышать вашу игру и говорит, что будет очень расстроена, если не попадет на представление.
— Английская леди? — заинтересовалась Гизела.
— Да, — кивнул управляющий. — Она сказала, что вы с ней знакомы, господин Феррарис. Много лет назад она носила фамилию Хиллингтон.
Пол Феррарис нахмурился, вспоминая. Гизела с любопытством наблюдала за ним. Наконец морщины на его лбу разгладились и он воскликнул:
— Ну конечно! Алиса Хиллингтон, подруга моей жены.
— Вы ее помните? В таком случае позвольте мне представить вам леди Милфорд, — сказал управляющий и с этими словами исчез за дверью.
— Папа, кто эта дама? Ты действительно ее помнишь?
— Когда мы жили в Париже, она часто заходила к твоей матери. Это было давно, тебе было пять или шесть лет, не больше.
Дверь вновь распахнулась, и в ложу вошла элегантно одетая дама. Гизеле она показалась очень красивой.
Дама смотрела прямо на Пола Феррариса. Тот поднялся с кресла и с улыбкой, которую все женщины находили очаровательной, протянул ей навстречу руку:
— Вы совсем не изменились, Алиса.
Леди Милфорд залилась мелодичным смехом:
— Хотелось бы, чтобы это было так. Я рада снова встретиться с вами, Пол. Я была очень взволнована, увидев ваше имя в театральной афише.
Пол Феррарис склонился к ее руке. Выпрямляясь, он поймал удивленный взгляд леди Милфорд, брошенный на Гизелу, и пояснил:
— Я думаю, вы уже заметили, как выросла Гизела с тех пор, как вы видели ее в последний раз.
— Прошло двенадцать лет, так что ничего удивительного, — сказала леди Милфорд и, повернувшись к Гизеле, добавила: — Вы так похожи на мать, моя дорогая! Она тоже приехала с вами?
Воцарилось гробовое молчание. Затем, набравшись мужества, Гизела сказала:
— Мама… умерла два года назад.
— О, простите! — воскликнула леди Милфорд. — Простите мою бестактность, но я никак не могла подумать…
— Нам так ее не хватает, — произнес Пол. — Вы, наверное, понимаете…
— О да, это вполне понятно. Она умела любить и была любимой. Не могу представить, чтобы кто-то относился к ней плохо.
В голосе леди Милфорд звучала неподдельная искренность, а у Пола и Гизелы на глаза навернулись слезы.
Положение спас управляющий.
— Позвольте предложить прекрасным дамам кофе, — сказал он, как будто кофе мог послужить лекарством для скорбящих сердец.
Леди Милфорд немного поговорила с Феррари-сом, а потом обратилась к Гизеле:
— Я буду вам очень признательна, если вы согласитесь сегодня вечером разделить со мной ложу. Со слов управляющего я поняла, что она предоставлена только вам?
— С удовольствием, — ответила Гизела. Больше всего в эту минуту ее беспокоило то, что леди Милфорд останется посмотреть репетицию, и тогда встреча с Миклошем, которая была так необходима Гизеле, не состоится.
Но ее опасения не оправдались. Когда Полу пора было идти на сцену, леди Милфорд тоже встала и произнесла:
— У меня есть кое-какие дела, которые я должна сделать до концерта, а потом я с радостью присоединюсь к вам.
— Где вы остановились? — поинтересовался Пол Феррарис.
— В отеле «Захер». Я приехала сегодня утром.
— Какое совпадение! — воскликнул он. — Мы с дочерью тоже живем в этом отеле.
— О, это замечательно! После представления мы можем поехать вместе.
— Конечно, — ответил Пол Феррарис. — Но прошу вас, не портите себе впечатление, оставаясь смотреть репетицию.
— Послушаюсь вашего совета, — сказала леди Милфорд. Выходя из ложи, она улыбнулась Гизеле: — Уверена, Гизела, нам предстоит замечательный вечер. Очень рада была снова увидеться с вами. Вы стали настоящей красавицей.
Она вышла, а Гизела подумала, что эта милая женщина сможет отвлечь отца от мрачных мыслей, которые после смерти жены не покидали его.
В прошлом отцу часто приходилось общаться с красивыми женщинами, и Гизела знала, что мать нисколько не ревновала. Наоборот, она со смехом говорила:
— Я стала бы ревновать, если бы полагала, что твой отец интересуется ими больше, чем мной. Как все знаменитости, он любит внимание, но эти женщины в отличие от меня не способны дать ему ничего, кроме банальных комплиментов.
— А ты? — спросила Гизела.
— А я даю ему безопасность, уют домашнего очага и, конечно же, любовь, которая не зависит от того, насколько человек известен или богат.
Голос матери дрогнул, и Гизела поняла, что эти слова исходят из самого сердца.
— Когда ты полюбишь, Гизела, то увидишь сама, что такие понятия, как деньги, слава, положение в обществе, не имеют никакого значения. Важно будет лишь то, что любимый человек станет частью тебя, твоей второй половиной.
Гизела гордилась матерью. Своим невероятным успехом в Париже Пол Феррарис был целиком и полностью обязан ее неустанным заботам о нем.
А когда она умерла, заботиться о нем стало некому, и Пол Феррарис, как шхуна, покинутая экипажем, бесцельно поплыл по волнам океана жизни, неуверенный в себе и полностью опустошенный. Иногда Гизеле становилось за него по-настоящему страшно.
Они переезжали с места на место, из одной страны в другую, но нигде Пол Феррарис не мог отыскать утраченное счастье.
Гизела надеялась, что Вена, этот удивительный Город Музыки, поможет отцу вновь обрести себя. Встречи с великими композиторами, Брамсом и Штраусом, безусловно, настроят его на нужный лад, а с помощью таких очаровательных дам, как Алиса Милфорд, он заново ощутит полноту жизни.
Репетиция началась. Гизела услышала звук открывающейся двери, и ее сердце замерло.
Миклош вошел и сел рядом с ней так, чтобы его нельзя было увидеть ни со сцены, ни из партера.
— Вы скучали по мне? — спросил он.
Этот вопрос был неожиданностью для Гизелы. Она смущенно проговорила:
— Я… думала о вас.
— Я тоже не мог думать ни о чем, кроме вас. Его глубокий голос отозвался в Гизеле теплой волной.
— Сегодня вечером нам обязательно нужно встретиться, — продолжал он. — Утром я сделал еще одну — и опять безуспешную — попытку покинуть город. Безуспешную потому, что я не смог уехать, так и не объяснив вам причину моего отъезда.
— Это было бы ужасно: уехать, ничего мне не объяснив. Я понимаю, почему вы не могли думать ни о чем другом.
— Вы действительно понимаете? — спросил Миклош.
— Да… понимаю.
Он пристально посмотрел ей прямо в глаза. Гизела не поняла, почему его так поразили ее слова.
Со сцены доносились волшебные звуки скрипки. Миклош настойчиво повторил:
— Я должен вас видеть. Как нам сегодня встретиться?
— Я думаю, папа отвезет меня в отель, как вчера, а сам отправится на одну из многочисленных вечеринок. Правда, он ничего об этом не говорил, а спросить его у меня не было возможности.
Про себя Гизела подумала, что ей следовало бы выяснить все заранее, но отец не любил, когда у него что-то выспрашивают. Тем более что все утро он пребывал в плохом настроении.
— У меня не будет возможности что-то узнать, до тех пор пока отец не закончит репетировать и не поднимется сюда.
— Как вы думаете, он скоро придет?
— Я думаю, да. Его партия уже подходит к концу.
— Он не должен застать меня здесь, — сказал Миклош. — Но как я узнаю о ваших планах?
— Я… оставлю вам записку… у портье, — подумав, сказала Гизела.
— Отлично! — радостно воскликнул Миклош. — Мне будет очень приятно получить от вас записку, дорогая Гизела. От вас! Я буду хранить ее, как драгоценность, как память о вас.
Гизела почувствовала, что теряет присутствие духа. Зачем он так говорит?
От его слов радость, которая переполняла ее сердце, растаяла в мгновение ока, а Гизеле так хотелось удержать ее навсегда, не дать исчезнуть бесследно этому новому чувству, которое было таким светлым и неповторимым.
— Оставьте мне записку, — сказал Миклош, — а я пришлю вам ответ.
Гизела кивнула:
— Только, прошу вас, будьте осторожны. Если папа… о чем-нибудь догадается… он очень рассердится… и очень расстроится… а у него сегодня выступление.
— Не волнуйтесь, — успокоил ее Миклош. — Прошу вас, дайте мне вашу руку.
Гизела положила руку на подлокотник. Миклош осторожно поднес ее к губам и нежно поцеловал.
— Я люблю вас, Гизела! Мысль о том, что я не увижу вас целую вечность, для меня страшнее смерти. О дорогая, ведь вы не забудете меня? Мы должны, обязательно должны встретиться!
В голосе Миклоша звучало такое отчаяние, что Гизела невольно стиснула его руку.
— Я… не понимаю, — произнесла она.
— Я знаю, — ответил он. — И проклинаю себя за то, что заставляю вас страдать. Но помните, милая Гизела, для вас я готов на все. Если понадобится, я достану для вас звезды с неба, солнце и луну и положу их к вашим ногам.
Не успела Гизела опомниться, как он вышел из ложи, а взглянув на сцену, увидела, что отец уже идет за кулисы — она даже не заметила, как он закончил играть.
В отель они ехали вместе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13