Слегка контуженная, она помотала головой, пытаясь избавиться от звона в ушах, как вдруг прямо перед ней возникла фигура фирексийского жреца. По обилию металлических пластин и трубок Ксанча определила, что пришелец был не кем иным, как жрецом-исследователем. Значит, вскоре из переноски должны были появиться тритоны или гремлины. Поначалу, пока девушка не шевелилась, фирексиец не обращал на нее никакого внимания. Вытянув вверх металлическую конечность, он на лету схватил птицу и, раздавив ее мощными пальцами, поднес к прорезям в треугольной голове. По металлу руки струилась кровь, Ксанча задохнулась от подступившей к горлу тошноты. Жрец отбросил в сторону то, что осталось от птицы, и всем телом развернулся к тритону.
– Какое у тебя место? – проскрежетал он.
Несмотря на то что Ксанча уже давно не слышала фирексийской речи, она поняла каждое слово.
– Ксанча! – с вызовом выкрикнула девушка, поднимаясь на ноги.
Дерзкого тритона необходимо было наказать. Жрец снова поднял окровавленную руку, из пальцев вырвалось нечто похожее на шаровую молнию и ударило Ксанчу пониже подбородка. Броня вновь спасла ее. Фирексиец оскалил металлические пластины губ, сквозь которые капало блестящее масло.
– Ну что же ты, давай подходи, мерзкая тварь!
Безоружная Ксанча обходила жреца, заставляя его двигаться к тому месту, куда приземлился последний заряд, в надежде, что Рат выстрелит туда снова. Фирексиец поднял другую руку, из которой вылетел гибкий канат, увенчанный острыми как бритва металлическими лепестками. Чиркнув по броне Ксанчи, смертоносный цветок упал на землю и стал втягиваться обратно в руку пришельца. Девушке казалось, что она находится на безопасном расстоянии от врага, но через секунду поняла, что ошиблась. Гибкий канат выстрелил снова и обвился вокруг ее тела. Ксанча почувствовала, как хрустнула кость ее правого предплечья, и взвыла от боли. Жрец вновь оскалился, брызгая маслом, и стал притягивать пойманного в ловушку тритона к себе, как вдруг очередной снаряд с резким свистом рассек воздух и угодил точно в треугольную голову монстра. Обезглавленный фирексиец повалился на траву, металлический канат лопнул, а масло тотчас вспыхнуло голубоватым огнем.
Освободившись от пут, Ксанча поблагодарила Авохира, сподобившего Рата на столь точный выстрел. Теперь настала пора заняться переноской. Превозмогая боль, девушка опустилась на колени и принялась складывать черный диск. Рядом взорвался еще один заряд, осыпав ее землей.
– Хватит, идиот! – закричала Ксанча в сторону деревьев, из-за которых уже показался ее недавний спаситель. – Не подходи!
Но юноша не слушал ее. Он видел возлюбленную, измазанную в земле и копоти, всю в ссадинах и крови, бережно придерживающую раненую руку, и хотел помочь.
– Не подходи! – повторила Ксанча. – Это не моя кровь. Со мной все в порядке. Вот только рука… Но Урза говорит, что на тритонах все заживает как на кошках.
– Я помогу тебе…
– Ты поможешь мне, если пойдешь и хорошенько спрячешься. Здесь тебе нечего делать.
– Что это? – Рат испуганно смотрел на металлические останки.
– Жрец. – Ксанча продолжала сворачивать переноску.
– Шратт?
– Фирексиец. Именно с такими мы и боремся. Кстати, один из всадников…
Юноша покачал головой.
– Я запустил в него твоей монетой. Он умер.
– Еще бы, – хмыкнула девушка. – Надо собрать переноску, иначе здесь могут появиться остальные…
– У меня есть идея. – Ратип подошел ближе и присел на корточки. – Мы положим заряд в пусковой механизм, затем засунем в него свернутую переноску и сверху снова положим заряд. – Юноша торжествующе поглядел на Ксанчу.
– И что?
– Просто позволим этому всему взорваться!
Через минуту все было готово, и девушке ничего не оставалось, как отослать Ратипа за деревья и приступить к осуществлению его плана.
Глава 14
Такое случалось и раньше. Просто падаешь в бездну и летишь, летишь в бесконечность, убаюканная белым сиянием, не чувствуя своего тела. Затем открываешь глаза, а вокруг все другое: незнакомое небо, чужой воздух, неизвестный мир.
– Ты очнулась… – Странный голос, ни мужской, ни женский возник из ниоткуда, зазвучал прямо в голове.
«Фирексия». Но маслом нисколько не пахло, и Ксанча успокоилась. Осмотревшись, она поняла, что находится в небольшой пещере и лежит на мягкой золотистой траве.
– Где я? Как я сюда попала? Где Урза?
Вопросов было слишком много. Девушка приподнялась на локте, но перед глазами все поплыло, и пришлось опуститься обратно на траву. Одна мысль стучала в ее сознании: «Надо найти Урзу».
– Ты здесь. – Бесполый голос вновь проник в голову Ксанчи, рождая предчувствие боли. – О тебе позаботятся. Больше тебе ничего не следует знать.
Девушке потребовалось несколько минут, чтобы вспомнить языки тех миров, где она побывала. Ни один из них не был похож на тот, что звучал внутри нее теперь.
– Если обо мне заботятся, то нельзя ли принести немного еды? – поинтересовалась Ксанча, почувствовав в желудке какое-то движение. Поразмыслив, она определила его как чувство голода и повторила просьбу: – Что-нибудь поесть… Пожалуйста.
Урза всегда говорил, что нужно быть вежливой с незнакомцами, особенно когда ты находишься в их власти. Сам он, при его силе и могуществе, часто пренебрегал своим же советом, да и нелепо было бы предположить, чтобы он мог от кого-то зависеть.
– Воздух наполнит тебя.
Ксанча почувствовала раздражение.
– Воздух?! – возмутилась она. – Вот уж никогда не слышала, чтобы воздух… – Но не закончила свою мысль, подумав о том, что истинные фирексийцы питались лишь блестящим маслом. Воспоминания о Фирексии окончательно испортили настроение.
– Хорошо, я сама могу добыть себе еду.
Ксанча хотела достать из-за пояса нож, но, к своему удивлению, обнаружила, что одета в просторный белый балахон, а все ее вещи исчезли. Без оружия ей стало совсем неуютно. Пора было отправляться на поиски Мироходца, который должен наконец-то объяснить, что вообще происходит. Поднявшись на четвереньки, она увидела рядом с собой женщину, одетую в точно такое же белое платье. Золотистые локоны обрамляли худое длинное лицо, которое казалось бы некрасивым, если бы не огромные бархатно-серые печальные глаза и полные крепко сжатые губы. Загадочный голос мог принадлежать только ей, потому что в пещере больше никого не было.
– Ты кто? – спросила Ксанча.
Но незнакомка и не думала отвечать.
– Ну и черт с тобой, – сквозь зубы зло процедила фирексийка и, поднявшись на ноги, двинулась к выходу из пещеры. Но слабость все еще не оставила ее. Перед глазами запрыгали красные и зеленые круги, и девушка прислонилась к скале.
Мир, где она очнулась, не походил ни на один, виденный ею раньше. Повсюду, сколько хватало глаз, высились пологие холмы, покрытые золотистой травой. Над горизонтом парили крупные пушистые облака, окрашенные лилово-розовыми закатными лучами. Но солнца видно не было, и Ксанча затруднилась определить, который час. Взглянув себе под ноги, фирексийка не обнаружила тени и очень удивилась. Ей стало совсем неуютно одной, и она обратилась к незнакомке:
– Сейчас закат?
– Мы предпочитаем считать, что это вечный рассвет. – Женщина произносила слова, еле шевеля бескровными губами, не меняя выражения лица.
Ксанча присвистнула.
– Значит, солнце всегда поднимается?
– Наша Госпожа создала все, что ты видишь, – каждое облако, каждый камень и травинку в момент их наивысшей красоты. Здесь всегда мир, и никогда ничего не меняется. Все совершенно.
– А здесь есть кто-нибудь еще? – Девушка подумала, что разговаривает с сумасшедшей, и захотела поискать другого собеседника.
– Есть.
– А где они?
– Не здесь. – Женщина замолчала, давая понять, что не собирается продолжать разговор.
Глубоко вздохнув, Ксанча решила отправиться на поиски Урзы. Каждое движение давалось ей с невероятным трудом. Уже через десять шагов она остановилась, чтобы перевести дух, но сесть на землю не отважилась, боясь, что не сможет подняться снова. Казалось, сам воздух препятствовал ей. Ксанча обернулась: незнакомка осталась у пещеры.
«Урза, – твердила Ксанча, словно молитву, – Урза, где ты? Забери меня отсюда. Мне плохо здесь. Я жду тебя». Но, к сожалению, она не обладала способностью вкладывать свои мысли в сознание Мироходца, как это делал он. У нее не было даже кристалла, который мог бы послать Урзе сигнал. В одно девушка верила свято – он жив и обязательно придет за ней, а пока надо двигаться ему навстречу.
Ксанча все шла и шла, взбираясь на холмы и спускаясь вниз, оставляя за собой примятую траву. Пещера уже давно исчезла из виду, но остальной пейзаж не менялся. Лишь раз внимание девушки привлек низкий кустарник с крохотными зелеными листьями. Ксанча удивилась тому, что в этом розово-золотом мире нашлось хоть что-то зеленое, и подошла ближе. Грозди бледных ягод защищали короткие острые шипы. «Опять обман, – подумала фирексийка. – Если здесь всегда мир, то от кого защищать эти ягоды шипами? Тоже мне совершенство». Странным казалось и то, что за все время пути ей не встречались ни звери, ни птицы. «Там, где есть ягоды, должны быть хотя бы насекомые, – недоумевала Ксанча. – Даже в Фирексии есть насекомые!»
Она пошла дальше, и вскоре впереди показалась пещера, около которой сидела незнакомка. Женщина никак не отреагировала на возвращение Ксанчи, продолжая неподвижно созерцать окрестности. Девушка опустилась на траву. Головокружение и слабость все еще не проходили, веки тяжелели, клонило в сон. Но она боялась засыпать в этом странном незнакомом месте, а потому решила поговорить.
– Ты сказала, что здесь есть еще кто-то. Как их найти?
– Ты их не найдешь, – словно очнувшись, проговорила женщина.
– Почему? Что произошло? И почему я опять вернулась сюда? Отвечай! – Ксанча погрозила кулаком. – Это что, Фирексия?
Испуг на лице женщины сменился презрением, а затем равнодушием.
– Успокойся. Просто сядь и жди.
После этих слов, сказанных тихим ровным голосом, у фирексийки опустились руки. В конце концов, в жизни ей приходилось делать вещи и потяжелее, чем сидеть и ждать, к тому же ужасно хотелось спать, и она смирилась. Удобно устроившись у входа в пещеру, Ксанча задремала, а когда проснулась, то обнаружила, что вокруг ровным счетом ничего не изменилось. Незнакомка все так же сидела на прежнем месте, положив ладони на колени и уставившись в одну точку. Немного отдохнув, фирексийка подступила к странной женщине с новыми расспросами.
– Как давно я сюда попала?
– Не знаю.
– А ты?
Молчание. Ксанча подавила злость и принялась расхаживать вокруг пещеры. Она давно бы уже воспользовалась кистом, если бы внутри не было этой тупой ноющей боли, выворачивающей ее наизнанку и подступающей к горлу горькой тошнотой.
Вдруг женщина поднялась на ноги и, воздев руки к небу, прошла несколько шагов вперед. Девушка взглянула вверх и заметила среди облаков четыре темные точки. Вскоре они исчезли, и незнакомка вернулась на прежнее место. Но теперь она казалась расстроенной. Ксанча решила воспользоваться переменой в ее настроении.
– Кто это?
– Другие, – печально ответила женщина.
Фирексийка приободрилась. По крайней мере тон собеседницы уже не был таким равнодушным.
– Ты здесь давно?
– Я пришла с тобой.
– Сколько времени прошло с тех пор?
– Прошло время. Его нельзя делить или измерять.
– А что мы здесь делаем? О нас забыли?
Женщина вздрогнула.
– Ангелы нашли тебя и того, другого…
– Урза! – воскликнула Ксанча. – Нас нашли вместе?
– Да, но он совсем не похож на тебя. Его глаза могут видеть все…
«Он скоро придет за мной! Он жив, значит, все будет хорошо!» – радовалась фирексийка.
– А что случилось с Урзой? Ну, с тем, вторым…
– Ангелы принесли вас во дворец Госпожи. Она оставила Урзу у себя, а ты… ты не такая, как он… Она сказала, что ничем не сможет тебе помочь, что ты все равно умрешь… Госпожа не любит смотреть на умирающих…
– Получается, меня бросили здесь умирать, а тебя – приглядывать за мной? Но я не умерла, и о нас забыли? Так?
– Давай подождем, – вздохнула женщина.
– Чего ждать? – возмутилась Ксанча.
– Дворец, – как всегда загадочно, ответила незнакомка.
В эту минуту в голову фирексийке пришла простая, но ясная мысль: эта женщина была тритоном. Обычным тритоном, который только и мог что слушать и повиноваться. И как бы Ксанча ни старалась, она не могла ничего изменить в сознании этого несчастного подневольного существа. Но она могла заставить его действовать.
– А что, если мы не будем ничего ждать? – заговорщицким тоном спросила фирексийка, пододвигаясь ближе к сероглазой незнакомке. – Что, если мы сами попробуем добраться до дворца?
– Это невозможно.
– Почему? У меня есть кое-что, что поможет нам в этом. Если ты скажешь мне, где дворец, я смогу перенести туда нас обеих.
– Это невозможно, – повторила женщина. – Сама Госпожа ничем не смогла тебе помочь. Да и вообще я не должна с тобой разговаривать. Мы будем ждать… и молчать.
Она снова выпрямила спину, сложила руки на коленях и замерла, уставившись в пространство. Но Ксанча понимала, что стена между ними уже разрушена. Тщательно подбирая слова, она задавала вопросы и в конце концов снова разговорила незнакомку. Выяснилось, что зовут ее Созинна, а ее Госпожу – Серра. К сожалению, Созинна знала о своем мире не больше, чем тритон Ксанча о Фирексии, во времена ее первой встречи с Урзой.
Созинна была Сестрой Серры, то есть фрейлиной Госпожи, и жила во дворце. Весь этот мир представлял собой скопление островов, свободно парящих среди золотистых облаков. Один из таких островов и занимал дворец Госпожи.
«Другие», как назвала их сероглазая Сестра Серры, были ангелами, выполняющими поручения Госпожи за пределами дворца.
Именно они нашли Урзу и Ксанчу и принесли фирексийку и Созинну на этот остров, потому что у них не было крыльев.
Рассказ Ксанчи о том, что в Храме Плоти некоторым тритонам вживляли крылья, вызвал у Созинны отвращение.
– Ангелы, – внушала она собеседнице, – рождаются естественным путем, как и все мы здесь. Госпожа уважает жизнь… Неудивительно, что она ничего не сделала для тебя. В твоем прошлом только грязь, насилие и смерть.
И Созинна принялась рассказывать о том, как Серра увеличивает количество своих подданных. По рассказам получалось, что рождения происходят крайне редко. Будущие родители приглашались жить во дворец, а новорожденные направлялись в особую детскую, где Госпожа лично занималась их дальнейшим воспитанием. В голосе женщины слышались ностальгические нотки, когда она вспоминала свое детство и то, как ее обучали искусству размышления и основам служения Госпоже. Слушая рассказы Созинны, втайне Ксанча думала о том, что особая детская мало чем отличалась от Храма Плоти, но вслух, естественно, ничего не говорила и лишь вежливо улыбалась.
На следующий день, если его можно было считать днем, потому что солнце не садилось и не вставало, Созинна призналась, что влюблена в одного из ангелов.
– Это разрешено? – удивилась Ксанча. Сама она никогда не испытывала подобного чувства, ведь большую часть своей жизни она провела с Урзой, скитаясь по вселенной и скрывая свою бесполую плоть под мужской одеждой. – Но у тебя же нет крыльев!
Произнеся это, фирексийка тут же выругала себя за бестактность, но было уже поздно. К тому же природное любопытство не давало ей покоя. В большинстве миров, где ей довелось побывать, люди жили в соседстве с гномами, эльфами и другими расами. Любовь там если не была запрещена, то по крайней мере не приветствовалась. А в мире, где восход солнца мог разрушить гармонию, такое чувство вообще казалось невозможным.
– Крылья! А что мне крылья! – воскликнула Созинна, удивив собеседницу внезапной горячностью. – Мы все рождены и одинаково воспитаны, все равны перед Госпожой. Она сама поощряет нас открыто выражать свои чувства и всегда слушаться своего сердца.
Щеки женщины покрылись румянцем, в прекрасных серых глазах заплясали огоньки.
– Кенидьерн, – прошептала она, – образец совершенства. Никто не служит Госпоже с большим усердием. И она ценит его. Он мог бы возгордиться, но наивысшим благом он считает смирение. Многие женщины мечтают о нем, а он выбрал меня, и мы обменялись символами нашей любви.
Созинна откинула волосы и показала маленькую золотую сережку.
– Красиво, – без особого энтузиазма согласилась Ксанча, думая лишь о том, как бы поскорее найти Урзу и сбежать из этого уж слишком совершенного мира. – Это, наверное, очень тяжело – не знать где твой возлюбленный, что он делает. Ведь, если с ним что-нибудь случится, ты даже не узнаешь, – хитрила фирексийка. – Хотя если он подарил тебе символ своей любви, то, конечно, не забыл тебя. Скорее всего, Кенидьерн ищет тебя и не может отыскать… Но знаешь, иногда бывают обстоятельства, когда даже совершенные существа отвлекаются…
Урза сказал бы, что Ксанча поступает очень по-фирексийски, но у нее не было другого выхода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
– Какое у тебя место? – проскрежетал он.
Несмотря на то что Ксанча уже давно не слышала фирексийской речи, она поняла каждое слово.
– Ксанча! – с вызовом выкрикнула девушка, поднимаясь на ноги.
Дерзкого тритона необходимо было наказать. Жрец снова поднял окровавленную руку, из пальцев вырвалось нечто похожее на шаровую молнию и ударило Ксанчу пониже подбородка. Броня вновь спасла ее. Фирексиец оскалил металлические пластины губ, сквозь которые капало блестящее масло.
– Ну что же ты, давай подходи, мерзкая тварь!
Безоружная Ксанча обходила жреца, заставляя его двигаться к тому месту, куда приземлился последний заряд, в надежде, что Рат выстрелит туда снова. Фирексиец поднял другую руку, из которой вылетел гибкий канат, увенчанный острыми как бритва металлическими лепестками. Чиркнув по броне Ксанчи, смертоносный цветок упал на землю и стал втягиваться обратно в руку пришельца. Девушке казалось, что она находится на безопасном расстоянии от врага, но через секунду поняла, что ошиблась. Гибкий канат выстрелил снова и обвился вокруг ее тела. Ксанча почувствовала, как хрустнула кость ее правого предплечья, и взвыла от боли. Жрец вновь оскалился, брызгая маслом, и стал притягивать пойманного в ловушку тритона к себе, как вдруг очередной снаряд с резким свистом рассек воздух и угодил точно в треугольную голову монстра. Обезглавленный фирексиец повалился на траву, металлический канат лопнул, а масло тотчас вспыхнуло голубоватым огнем.
Освободившись от пут, Ксанча поблагодарила Авохира, сподобившего Рата на столь точный выстрел. Теперь настала пора заняться переноской. Превозмогая боль, девушка опустилась на колени и принялась складывать черный диск. Рядом взорвался еще один заряд, осыпав ее землей.
– Хватит, идиот! – закричала Ксанча в сторону деревьев, из-за которых уже показался ее недавний спаситель. – Не подходи!
Но юноша не слушал ее. Он видел возлюбленную, измазанную в земле и копоти, всю в ссадинах и крови, бережно придерживающую раненую руку, и хотел помочь.
– Не подходи! – повторила Ксанча. – Это не моя кровь. Со мной все в порядке. Вот только рука… Но Урза говорит, что на тритонах все заживает как на кошках.
– Я помогу тебе…
– Ты поможешь мне, если пойдешь и хорошенько спрячешься. Здесь тебе нечего делать.
– Что это? – Рат испуганно смотрел на металлические останки.
– Жрец. – Ксанча продолжала сворачивать переноску.
– Шратт?
– Фирексиец. Именно с такими мы и боремся. Кстати, один из всадников…
Юноша покачал головой.
– Я запустил в него твоей монетой. Он умер.
– Еще бы, – хмыкнула девушка. – Надо собрать переноску, иначе здесь могут появиться остальные…
– У меня есть идея. – Ратип подошел ближе и присел на корточки. – Мы положим заряд в пусковой механизм, затем засунем в него свернутую переноску и сверху снова положим заряд. – Юноша торжествующе поглядел на Ксанчу.
– И что?
– Просто позволим этому всему взорваться!
Через минуту все было готово, и девушке ничего не оставалось, как отослать Ратипа за деревья и приступить к осуществлению его плана.
Глава 14
Такое случалось и раньше. Просто падаешь в бездну и летишь, летишь в бесконечность, убаюканная белым сиянием, не чувствуя своего тела. Затем открываешь глаза, а вокруг все другое: незнакомое небо, чужой воздух, неизвестный мир.
– Ты очнулась… – Странный голос, ни мужской, ни женский возник из ниоткуда, зазвучал прямо в голове.
«Фирексия». Но маслом нисколько не пахло, и Ксанча успокоилась. Осмотревшись, она поняла, что находится в небольшой пещере и лежит на мягкой золотистой траве.
– Где я? Как я сюда попала? Где Урза?
Вопросов было слишком много. Девушка приподнялась на локте, но перед глазами все поплыло, и пришлось опуститься обратно на траву. Одна мысль стучала в ее сознании: «Надо найти Урзу».
– Ты здесь. – Бесполый голос вновь проник в голову Ксанчи, рождая предчувствие боли. – О тебе позаботятся. Больше тебе ничего не следует знать.
Девушке потребовалось несколько минут, чтобы вспомнить языки тех миров, где она побывала. Ни один из них не был похож на тот, что звучал внутри нее теперь.
– Если обо мне заботятся, то нельзя ли принести немного еды? – поинтересовалась Ксанча, почувствовав в желудке какое-то движение. Поразмыслив, она определила его как чувство голода и повторила просьбу: – Что-нибудь поесть… Пожалуйста.
Урза всегда говорил, что нужно быть вежливой с незнакомцами, особенно когда ты находишься в их власти. Сам он, при его силе и могуществе, часто пренебрегал своим же советом, да и нелепо было бы предположить, чтобы он мог от кого-то зависеть.
– Воздух наполнит тебя.
Ксанча почувствовала раздражение.
– Воздух?! – возмутилась она. – Вот уж никогда не слышала, чтобы воздух… – Но не закончила свою мысль, подумав о том, что истинные фирексийцы питались лишь блестящим маслом. Воспоминания о Фирексии окончательно испортили настроение.
– Хорошо, я сама могу добыть себе еду.
Ксанча хотела достать из-за пояса нож, но, к своему удивлению, обнаружила, что одета в просторный белый балахон, а все ее вещи исчезли. Без оружия ей стало совсем неуютно. Пора было отправляться на поиски Мироходца, который должен наконец-то объяснить, что вообще происходит. Поднявшись на четвереньки, она увидела рядом с собой женщину, одетую в точно такое же белое платье. Золотистые локоны обрамляли худое длинное лицо, которое казалось бы некрасивым, если бы не огромные бархатно-серые печальные глаза и полные крепко сжатые губы. Загадочный голос мог принадлежать только ей, потому что в пещере больше никого не было.
– Ты кто? – спросила Ксанча.
Но незнакомка и не думала отвечать.
– Ну и черт с тобой, – сквозь зубы зло процедила фирексийка и, поднявшись на ноги, двинулась к выходу из пещеры. Но слабость все еще не оставила ее. Перед глазами запрыгали красные и зеленые круги, и девушка прислонилась к скале.
Мир, где она очнулась, не походил ни на один, виденный ею раньше. Повсюду, сколько хватало глаз, высились пологие холмы, покрытые золотистой травой. Над горизонтом парили крупные пушистые облака, окрашенные лилово-розовыми закатными лучами. Но солнца видно не было, и Ксанча затруднилась определить, который час. Взглянув себе под ноги, фирексийка не обнаружила тени и очень удивилась. Ей стало совсем неуютно одной, и она обратилась к незнакомке:
– Сейчас закат?
– Мы предпочитаем считать, что это вечный рассвет. – Женщина произносила слова, еле шевеля бескровными губами, не меняя выражения лица.
Ксанча присвистнула.
– Значит, солнце всегда поднимается?
– Наша Госпожа создала все, что ты видишь, – каждое облако, каждый камень и травинку в момент их наивысшей красоты. Здесь всегда мир, и никогда ничего не меняется. Все совершенно.
– А здесь есть кто-нибудь еще? – Девушка подумала, что разговаривает с сумасшедшей, и захотела поискать другого собеседника.
– Есть.
– А где они?
– Не здесь. – Женщина замолчала, давая понять, что не собирается продолжать разговор.
Глубоко вздохнув, Ксанча решила отправиться на поиски Урзы. Каждое движение давалось ей с невероятным трудом. Уже через десять шагов она остановилась, чтобы перевести дух, но сесть на землю не отважилась, боясь, что не сможет подняться снова. Казалось, сам воздух препятствовал ей. Ксанча обернулась: незнакомка осталась у пещеры.
«Урза, – твердила Ксанча, словно молитву, – Урза, где ты? Забери меня отсюда. Мне плохо здесь. Я жду тебя». Но, к сожалению, она не обладала способностью вкладывать свои мысли в сознание Мироходца, как это делал он. У нее не было даже кристалла, который мог бы послать Урзе сигнал. В одно девушка верила свято – он жив и обязательно придет за ней, а пока надо двигаться ему навстречу.
Ксанча все шла и шла, взбираясь на холмы и спускаясь вниз, оставляя за собой примятую траву. Пещера уже давно исчезла из виду, но остальной пейзаж не менялся. Лишь раз внимание девушки привлек низкий кустарник с крохотными зелеными листьями. Ксанча удивилась тому, что в этом розово-золотом мире нашлось хоть что-то зеленое, и подошла ближе. Грозди бледных ягод защищали короткие острые шипы. «Опять обман, – подумала фирексийка. – Если здесь всегда мир, то от кого защищать эти ягоды шипами? Тоже мне совершенство». Странным казалось и то, что за все время пути ей не встречались ни звери, ни птицы. «Там, где есть ягоды, должны быть хотя бы насекомые, – недоумевала Ксанча. – Даже в Фирексии есть насекомые!»
Она пошла дальше, и вскоре впереди показалась пещера, около которой сидела незнакомка. Женщина никак не отреагировала на возвращение Ксанчи, продолжая неподвижно созерцать окрестности. Девушка опустилась на траву. Головокружение и слабость все еще не проходили, веки тяжелели, клонило в сон. Но она боялась засыпать в этом странном незнакомом месте, а потому решила поговорить.
– Ты сказала, что здесь есть еще кто-то. Как их найти?
– Ты их не найдешь, – словно очнувшись, проговорила женщина.
– Почему? Что произошло? И почему я опять вернулась сюда? Отвечай! – Ксанча погрозила кулаком. – Это что, Фирексия?
Испуг на лице женщины сменился презрением, а затем равнодушием.
– Успокойся. Просто сядь и жди.
После этих слов, сказанных тихим ровным голосом, у фирексийки опустились руки. В конце концов, в жизни ей приходилось делать вещи и потяжелее, чем сидеть и ждать, к тому же ужасно хотелось спать, и она смирилась. Удобно устроившись у входа в пещеру, Ксанча задремала, а когда проснулась, то обнаружила, что вокруг ровным счетом ничего не изменилось. Незнакомка все так же сидела на прежнем месте, положив ладони на колени и уставившись в одну точку. Немного отдохнув, фирексийка подступила к странной женщине с новыми расспросами.
– Как давно я сюда попала?
– Не знаю.
– А ты?
Молчание. Ксанча подавила злость и принялась расхаживать вокруг пещеры. Она давно бы уже воспользовалась кистом, если бы внутри не было этой тупой ноющей боли, выворачивающей ее наизнанку и подступающей к горлу горькой тошнотой.
Вдруг женщина поднялась на ноги и, воздев руки к небу, прошла несколько шагов вперед. Девушка взглянула вверх и заметила среди облаков четыре темные точки. Вскоре они исчезли, и незнакомка вернулась на прежнее место. Но теперь она казалась расстроенной. Ксанча решила воспользоваться переменой в ее настроении.
– Кто это?
– Другие, – печально ответила женщина.
Фирексийка приободрилась. По крайней мере тон собеседницы уже не был таким равнодушным.
– Ты здесь давно?
– Я пришла с тобой.
– Сколько времени прошло с тех пор?
– Прошло время. Его нельзя делить или измерять.
– А что мы здесь делаем? О нас забыли?
Женщина вздрогнула.
– Ангелы нашли тебя и того, другого…
– Урза! – воскликнула Ксанча. – Нас нашли вместе?
– Да, но он совсем не похож на тебя. Его глаза могут видеть все…
«Он скоро придет за мной! Он жив, значит, все будет хорошо!» – радовалась фирексийка.
– А что случилось с Урзой? Ну, с тем, вторым…
– Ангелы принесли вас во дворец Госпожи. Она оставила Урзу у себя, а ты… ты не такая, как он… Она сказала, что ничем не сможет тебе помочь, что ты все равно умрешь… Госпожа не любит смотреть на умирающих…
– Получается, меня бросили здесь умирать, а тебя – приглядывать за мной? Но я не умерла, и о нас забыли? Так?
– Давай подождем, – вздохнула женщина.
– Чего ждать? – возмутилась Ксанча.
– Дворец, – как всегда загадочно, ответила незнакомка.
В эту минуту в голову фирексийке пришла простая, но ясная мысль: эта женщина была тритоном. Обычным тритоном, который только и мог что слушать и повиноваться. И как бы Ксанча ни старалась, она не могла ничего изменить в сознании этого несчастного подневольного существа. Но она могла заставить его действовать.
– А что, если мы не будем ничего ждать? – заговорщицким тоном спросила фирексийка, пододвигаясь ближе к сероглазой незнакомке. – Что, если мы сами попробуем добраться до дворца?
– Это невозможно.
– Почему? У меня есть кое-что, что поможет нам в этом. Если ты скажешь мне, где дворец, я смогу перенести туда нас обеих.
– Это невозможно, – повторила женщина. – Сама Госпожа ничем не смогла тебе помочь. Да и вообще я не должна с тобой разговаривать. Мы будем ждать… и молчать.
Она снова выпрямила спину, сложила руки на коленях и замерла, уставившись в пространство. Но Ксанча понимала, что стена между ними уже разрушена. Тщательно подбирая слова, она задавала вопросы и в конце концов снова разговорила незнакомку. Выяснилось, что зовут ее Созинна, а ее Госпожу – Серра. К сожалению, Созинна знала о своем мире не больше, чем тритон Ксанча о Фирексии, во времена ее первой встречи с Урзой.
Созинна была Сестрой Серры, то есть фрейлиной Госпожи, и жила во дворце. Весь этот мир представлял собой скопление островов, свободно парящих среди золотистых облаков. Один из таких островов и занимал дворец Госпожи.
«Другие», как назвала их сероглазая Сестра Серры, были ангелами, выполняющими поручения Госпожи за пределами дворца.
Именно они нашли Урзу и Ксанчу и принесли фирексийку и Созинну на этот остров, потому что у них не было крыльев.
Рассказ Ксанчи о том, что в Храме Плоти некоторым тритонам вживляли крылья, вызвал у Созинны отвращение.
– Ангелы, – внушала она собеседнице, – рождаются естественным путем, как и все мы здесь. Госпожа уважает жизнь… Неудивительно, что она ничего не сделала для тебя. В твоем прошлом только грязь, насилие и смерть.
И Созинна принялась рассказывать о том, как Серра увеличивает количество своих подданных. По рассказам получалось, что рождения происходят крайне редко. Будущие родители приглашались жить во дворец, а новорожденные направлялись в особую детскую, где Госпожа лично занималась их дальнейшим воспитанием. В голосе женщины слышались ностальгические нотки, когда она вспоминала свое детство и то, как ее обучали искусству размышления и основам служения Госпоже. Слушая рассказы Созинны, втайне Ксанча думала о том, что особая детская мало чем отличалась от Храма Плоти, но вслух, естественно, ничего не говорила и лишь вежливо улыбалась.
На следующий день, если его можно было считать днем, потому что солнце не садилось и не вставало, Созинна призналась, что влюблена в одного из ангелов.
– Это разрешено? – удивилась Ксанча. Сама она никогда не испытывала подобного чувства, ведь большую часть своей жизни она провела с Урзой, скитаясь по вселенной и скрывая свою бесполую плоть под мужской одеждой. – Но у тебя же нет крыльев!
Произнеся это, фирексийка тут же выругала себя за бестактность, но было уже поздно. К тому же природное любопытство не давало ей покоя. В большинстве миров, где ей довелось побывать, люди жили в соседстве с гномами, эльфами и другими расами. Любовь там если не была запрещена, то по крайней мере не приветствовалась. А в мире, где восход солнца мог разрушить гармонию, такое чувство вообще казалось невозможным.
– Крылья! А что мне крылья! – воскликнула Созинна, удивив собеседницу внезапной горячностью. – Мы все рождены и одинаково воспитаны, все равны перед Госпожой. Она сама поощряет нас открыто выражать свои чувства и всегда слушаться своего сердца.
Щеки женщины покрылись румянцем, в прекрасных серых глазах заплясали огоньки.
– Кенидьерн, – прошептала она, – образец совершенства. Никто не служит Госпоже с большим усердием. И она ценит его. Он мог бы возгордиться, но наивысшим благом он считает смирение. Многие женщины мечтают о нем, а он выбрал меня, и мы обменялись символами нашей любви.
Созинна откинула волосы и показала маленькую золотую сережку.
– Красиво, – без особого энтузиазма согласилась Ксанча, думая лишь о том, как бы поскорее найти Урзу и сбежать из этого уж слишком совершенного мира. – Это, наверное, очень тяжело – не знать где твой возлюбленный, что он делает. Ведь, если с ним что-нибудь случится, ты даже не узнаешь, – хитрила фирексийка. – Хотя если он подарил тебе символ своей любви, то, конечно, не забыл тебя. Скорее всего, Кенидьерн ищет тебя и не может отыскать… Но знаешь, иногда бывают обстоятельства, когда даже совершенные существа отвлекаются…
Урза сказал бы, что Ксанча поступает очень по-фирексийски, но у нее не было другого выхода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29