Обвини в дискриминации, незаконном увольнении, нанесении морального ущерба… Да мало ли способов! Да, собственно, кому я все это говорю, тебе ли не знать…
Алистер на это смолчал. Не дождавшись ответа, Рассвел перешел на лесть:
– Мне рассказывали, во время одного из слушаний ты так загипнотизировал присяжных, что половина из них перелезла через ограждение и пересела на скамью подсудимых.
– Один присяжный, – едва скрывая самодовольную улыбку, поправил Алистер. – В нем проснулась совесть.
– О расходах не беспокойся. Я все оплачу, – неожиданно добавил Рассвел.
– Вы так о ней заботитесь, – заметил адвокат.
– Она была моей последней ученицей. В конце концов, это я устроил ее к этому негодяю Нибелинмусу. Так что, прошу тебя, подумай… Хорошо?
Адвокат кивнул. Прихватив пустые бокалы, Рассвел удалился на кухню.
– Что думаешь? – спросил Алистер.
– Странный профессор. Впрочем, я вижу его впервые. Вероятно, он не всегда такой.
– Я о деле спрашиваю, – уточнил он.
– Ах о деле…
Некая, достаточно тривиальная идея у меня созрела, и я рискнул ее высказать.
– Правильно ли я понял, что, когда Нибелинмус вернулся, его кабинет был заперт? – уточнил я для начала.
– Правильно, – кивнул Алистер. – А что?
– У нас на Фаоне… ой извини…– И я приготовился выслушать очередную шутку по поводу провинциализма инопланетников.
– Да ладно, – с улыбкой отмахнулся Алистер. – Так что там у вас на Фаоне?
– По моему опыту, который, как ты понимаешь, я приобрел на Фаоне, преступники никогда не запирают после себя дверей, если только не преследуют этим какую-нибудь определенную цель. И в любом случае, грабитель, который не желает, чтобы полиция думала, что у него есть настоящий ключ, а не, скажем, сканер, не станет запирать за собой дверь на замок. Он оставит дверь открытой. Из тех троих, кто находился в лаборатории, ключа не было – по крайней мере, априори – только у Дина Мартина. Если кассету взял он, то ему сам бог велел, уходя, запереть дверь. И наоборот, если бы кассету взял, ну скажем, Трауберг, то ему было бы выгоднее оставить дверь открытой, чтобы Нибелинмус подумал, что забыл ее запереть – он ведь не всегда ее запирал. Ты согласен?
– Пожалуй… Правда, я бы рассуждал проще. Замки придумали не против тех, у кого есть ключ, а против тех, у кого его нет. Отсюда следует, что кассету взял Мартин, о котором мы пока что ничего не знаем. У него почему-то оказался ключ от кабинета Нибелинмуса. Очевидно, он каким-то образом его подделал. Он не просто вор, а вор подготовленный. Следовательно, мисс Чэпмэн не пригрезилось…
– Что ей не пригрезилось? – живо спросил Рассвел, только что вошедший в гостиную.
Краем глаза я заметил, как Алистер буквально на мгновение скосил глаза в мою сторону. Я сказал:
– Брось, Гордон, я сам вижу, что дело тухлое. Тебе нужна помощь, а я как раз сижу без дела. Либо я умру с голода и унесу тайну в могилу.
– Вы предлагаете журналистское расследование? – предположил Рассвел. – Или, как я уже начал догадываться, вы не только журналист.
– На Фаоне не хватает специалистов, люди вынуждены иметь по несколько специальностей, – выручил меня Алистер. – Джулия Чэпмэн подозревает, что их лаборатория находится под колпаком у какой-то из галактических спецслужб. Ей послышалось название «галактическая разведка». Тебе что-нибудь известно о них?
– По международной конвенции не должно быть никаких галактических спецслужб, – вмешался Рассвел. – Точную формулировку я не помню, кажется, соответствующая статья называется «о неразмещении спецслужб в космическом пространстве».
– А Галактическая Полиция? – возразил Алистер.
– Это не спецслужба, это полиция, круг их обязанностей, во-первых, всем известен, во-вторых, строго ограничен.
– Разрешите одну справку… – попросил я. – Дальняя Галактическая Разведка, сокращенно ДАГАР, была в свое время подразделением Галактической Полиции, потом, вроде как, отпочковалась. Прошу обратить внимание на определение «Дальняя». Оно означает, что ДАГАРу даже на Фаоне делать нечего, не говоря уж о Земле.
– Чем они занимаются? – спросил Рассвел.
– Татьяна говорит, они ловят сапиенсов.
– Тоже дело, – и Алистер с сомнением покачал головой.
Рассвел, не знавший, кто такая Татьяна, спросил:
– А в какой спецслужбе работает эта неизвестная мне Татьяна?
– Ни в какой, – уверенно ответил я. – Она планетарный археолог или архи-планетолог, или, в общем, архи-архе-кто-то. Ищет останки сапиенсов, но, думаю, и не прочь поймать и живого. Она рассказывала, что несколько раз некие темные личности, выдававшие себя за сотрудников Галактической Полиции, пытались обыскать контейнеры с ее ископаемыми находками. Даже пытались отнять какие-то кости.
– Кости сапиенсов? – изумился Рассвел.
– Да нет. Никаких костей сапиенсов они не нашли. Просто кости – может быть динозавров, но не земных, а инопланетных.
Рассвел с облегчением вздохнул. За исключением планетарных археологов, я не встречал людей, которые бы желали встречи с сапиенсами – пускай хоть трижды мертвыми.
– Не означает ли повышенная активность ДАГАРа то… – Алистер сделал многозначительную паузу, – …что они что-то или кого-то нашли?
– Не приведи господь! – тихо воскликнул Рассвел.
– Профессор, – обратился я к нему, – какая, по-вашему, может быть связь между космологическими исследованиями и проблемой поиска сапиенсов?
– В такой формулировке, связей может быть сколько угодно. Но вы, вероятно, имели в виду исследования лаборатории Нибелминуса и ИХ связь с поиском сапиенсов. Честно говоря, не имею ни малейшего понятия, чем Нибелинмус способен помочь Галактической Разведке. Лаборатория занимается локальными гравитационными аномалиями, проще говоря, локальными пространственно-временными катастрофами. Эта область теоретической физики – даже, скорее, математики. Нет, ума не приложу…
Вопреки этому, он задумался.
Алистер оглядел стол и сказал, что по его мнению на столе чего-то не хватает.
– Забыл на кухне, – небрежно бросил Рассвел, раздосадованный тем, что его мысли были кем-то прерваны, и снова углубился в размышления.
Адвокат сходил на кухню и принес поднос с сэндвичами.
– Джулия рассказывала, что из себя представляет этот Мартин? – спросил я у Алистера.
– Совсем коротко. Работает у них два года, закончил Кембридж, молод – около тридцати, Нибелинмус его недолюбливает, но вместе с тем уважает. Думаю, профессору стоит поговорить с Нибелинмусом насчет Мартина, – и Алистер покосился на Рассвела. – Профессор, вы помните такого студента, фамилия его Мартин. Дин Мартин.
– И давно он закончил?
– Лет шесть назад. Вы в то время еще преподавали.
– Имя знакомое, – пробормотал Рассвел. – Да, кажется был такой студент. Но у меня он не учился. Почему вы спросили о нем?
– Мы пришли в выводу, что кассету с записью взял он.
– Вот как… И каким образом вы пришли к такому выводу?
Алистер изложил наши аргументы, затем продолжил:
– Либо Нибелинмус лично связан с ДАГАРом, либо подозревает, что кто-то из сотрудников передает информацию разведке. Джулия просто подвернулась под горячую руку.
– В любом случае, не надо говорить Нибелинмусу о Мартине, – сказал я. – Сначала последим за ним – за Мартином, я имею в виду. Слежку я беру на себя.
– Получится ли? – засомневался адвокат. – Ты плохо знаешь страну, говоришь с акцентом…
– Сойду за туриста.
– Хм, путешествующего автостопом, – оглядев мой наряд, усмехнулся Алистер.
– Для слежки это в самый раз! Но сначала мне нужно поговорить с мисс Чэпмэн, хорошо бы она захватила снимки…
– Ага, снимки, план института, схему канализации… Знаю, чем все это закончится. – Алистер, очевидно, намекал на тот неприятный случай, произошедший во время нашего совместного расследования. Ну откуда, спрашивается, мне было знать, что на Гесионе-А канализационные люки в два раза уже стандартных. А плечи у меня, сами знаете…
– Хорошо, пускай сама покажет мне Мартина. Издалека.
– Издалека? Не ты ли мне говорил, что для тебя все земляне на одно лицо?
– Не я.
– Тогда подумаю, – кивнул Алистер.
– Федр, вы живете в Фаон-Полисе? – неожиданно подал голос Рассвел.
(Вообще-то меня зовут Фёдором, но, как правило, люди берут на себя труд произносить верно лишь первый звук "ф", комкая все остальное кому как вздумается. Поэтому я везде буду использовать среднестатистический вариант «Федр» – тем более что меня он вполне устраивает.)
– Да, там живет четыре пятых нашего пятидесятимиллионного населения.
– И Алексеев, он тоже живет в Фаон-Полисе.
Я должен был обрадоваться этому или огорчиться? Никакого Алексеева я не знал.
– А кто он?
– Астронавт-спасатель.
– Кажется, меня он не спасал…
– Нет-нет, – замотал головой Рассвел, – я не имел в виду, что вы должны быть знакомы… Имя всплыло из памяти, когда Гордон сказал, что вы с Фаона. Теперь я понимаю, почему я вспомнил именно его, хотя мы встречались лишь единожды – здесь, в этом доме. Это было в мае прошлого года, он ненадолго прилетал на Землю. И после нашего разговора, я вот так же точно сидел перед камином и размышлял…
Он замолчал.
– О спецслужбах? – предположил я.
– Вы мне не рассказывали, – заметил Алистер.
– Нет, о спецслужбах мне ничего не известно. В Секторе Улисса на одной из станций произошла катастрофа. Из пятерых членов экипажа я лично знал только Стахова, – он, как и я, изучал гравитационные аномалии. И еще там был биолог Милн, о котором я никогда не слышал до мая прошлого года. Алексеев участвовал в расследовании причин катастрофы. Он сказал, что Милн перед самой смертью послал странное сообщение, где говорилось, что я в чем-то оказался прав. И тогда, год назад, я сидел в этом кресле и размышлял, которая из моих гипотез имеет отношение к той катастрофе.
– А те, как их, пространственно-временные катастрофы… – начал было я.
– Терминологическое совпадение, – отрезал Рассвел. – В математике катастрофами называют не те катастрофы, что происходят в жизни.
– А что произошло в жизни?
– В жизни произошла смерть… Простите, я хочу сказать, что все члены экипажа погибли.
– Отчего они погибли?
– Один умер от заражения. Один был убит. Об остальных доподлинно ничего не известно: станция полностью сгорела.
Алистер присвистнул, поэтому Рассвел не расслышал то нецензурное словцо, которое вырвалось у меня против воли.
– Что тебя так удивило? – спросил Алистер.
– Убийство. Профессор, вы не ошибаетесь? Там действительно произошло убийство?
Рассвел опустил локоть на подлокотник и сжал большим и средним пальцами виски.
– Насколько я понял Алексеева, факт убийства следует считать доказанным. Даже известно, что убийство произошло в тот момент, когда Милн составлял сообщение, адресованное мне. Милну удалось его послать неоконченным. Знать бы, в чем, как считал Милн, я оказался прав.
– А потом вы с Алексеевым не переписывались? – спросил Алистер.
– Я писал ему, выдвинул кое-какие предположения, но он не ответил. Первое, что приходит в голову – ему запретили обсуждать итоги расследования с кем бы то ни было. Или – персонально со мной.
– Что за предположения вы выдвинули?
Профессор замялся:
– Их было несколько. Несколько гипотез, которые я в свое время защищал, и которые не были восприняты всерьез моими, с позволения сказать, коллегами. Милн сообщил так мало, что я не придумал, на которой из них остановиться. Выбрал десять наиболее перспективных и послал Алексееву.
– Ему было нелегко выбирать, – заметил адвокат. – Он же не ученый.
Рассвел возмутился:
– Полагаешь, от ученых больше толку? Как по твоему, почему новые идеи ученые принимают в штыки, пока их автор жив, но стоит автору умереть, идеи тут же находят сторонников?
– Ревность? – попытался угадать Алистер.
– Нет, не только она. Главное – это страх!
Уже больше не пытаясь угадывать, Алистер удивленно спросил:
– Страх чего?
– Страх остаться в дураках! – с ликованием возвестил Рассвел.
– Честно говоря, по-прежнему непонятно, – осторожно заметил Алистер и взглядом спросил, понятно ли мне.
– Непонятно, – подтвердил я.
– Да-с, молодые люди, страх! – повторил Рассвел и тряхнул седою головой.
Я подумал, ему неохота объяснять. Однако он продолжил:
– Люди боятся, что, после того, как они примут новую гипотезу, автор гипотезы, хорошенько проверив все еще раз, выйдет к ним, извинится и скажет, что в вычислениях оказывается была ошибка, поэтому принятая гипотеза, к его глубокому сожалению, абсолютно неверна; дескать, простите, что подвел вас… Вот чего боятся мои, с позволения сказать, коллеги!
Завершал фразу он стоя, с поднятым бокалом в одной руке и сэндвичем в другой.
– Вы предлагаете тост? – спросил Алистер.
Профессор посмотрел на руки, опустил взгляд на ноги, затем сел.
В невидимом углу невидимые часы пробили полночь.
– Ну что, – хлопнул себя по коленям Алистер, – утро вечера мудренее?
– Мудренее, – согласился я.
Рассвел сказал, что Алистер хорошо ориентируется в доме, и пусть он проводит меня до комнаты.
– Пусть, – опять согласился я.
Отведенная мне комната оказалась просторной и комфортной. Из душевой комнаты я вышел без новых шишек, отопление работало, как на Фаоне. Все эти прелести цивилизации привели к тому, что я уснул так и не успев обмозговать дело мисс Чэпмэн.
В восемь утра мы с Алистером сидели на кухне и завтракали йогуртом, тостами, апельсиновым соком и, естественно, черным кофе. После «как спалось? – нормально» мы на какое-то время притихли. Алистер ждал от меня «А где же овсянка?!», я от него – «Извини, овсянка кончилась». Наши ожидания не оправдались. После йогурта Алистер налил себе вторую чашку кофе и включил миникомпьютер, который с начала завтрака лежал на столе, подвергаясь опасности быть залитым чем-нибудь липким.
Алистер глазел в экран, я глазел в окно. В утреннем тумане появлялся и исчезал силуэт человека в плаще. Это профессор Рассвел, позавтракавший за полчаса до нас, хлопотал по хозяйству.
Я заметил:
– Он рано встает.
– Кто? А, ну да, рано… Нет, ну что пишут!
– Что же пишут?
– Пишут, что изобрели аппарат для выявление инопланетян, вселившихся в людей. Его надевают на голову как шлем. Шлем подсоединен к специальному компьютеру, который расшифровывает энцефалограмму и выдает ответ, кто ты есть на самом деле.
– И где ты нашел такой бред? В «Сан»?
– А ты угадай, – и Алистер подмигнул.
– Неужели в «Таймс»?!
– В твоем «Секторе Фаониссимо»!
Не поверив, я обошел стол и заглянул в экран. Алистер не врал, статья была подписана Хью Ларсоном. Я осведомился:
– Ты нас регулярно читаешь или хотел сделать мне приятное?
– Приятное.
– Тогда не бери в голову. Ты же знаешь, ни я, ни Ларсон статей не пишем. Перепечатали откуда-нибудь. Готов спорить, Ларсон этой статьи еще не видел.
– Напиши ему, пускай почитает. – Алистер захлопнул компьютер. – Кстати, профессор приглашает нас на прогулку.
– Куда?
– На раскопки, они тут недалеко, пешком дойти можно. Камни, друиды и все такое. Собирайся.
Собирать было особенно нечего. На мне было надето то же, что и вчера, потому что запасной одежды я не захватил. Профессор ждал меня в холле, на нем был желтый плащ с капюшоном и желтые резиновые сапоги, в руках он держал вторую пару резиновых сапог – старых и поношенных. Алистер стоял рядом и тянул руки к сапогам, профессор сапоги не отдавал.
– Смотрите, – воскликнул Алистер, – я же говорил, он в ботинках. А я в туфлях, прямо из офиса. Следовательно, сапоги должны достаться мне.
– Подойдите сюда, – сказал мне Рассвел и показал на место рядом с Алистером. Я подошел, он сравнил нашу обувь и передал сапоги адвокату.
– Поздравляю, – сказал я, – ты заслужил их по праву.
– Не забудь потом вернуть, – усмехнулся Рассвел. – Пара вторая и последняя.
Я подсказал:
– А вы заберите в залог туфли. Они сотни на три потянут, не меньше.
Алистер натянул сапоги, притопнул и сказал, что он готов.
На Фаоне не бывает туманов. Выйдя на улицу, я набрал ртом полные легкие, выдохнул и набрал еще. В горле запершило, и я закашлялся.
– Свежо, – поежился Алистер. – Ты не простудишься?
– Еще чего! Я никак не распробую земной туман – каков он на вкус.
– Туман на вкус? А готов ты понюхать земную воду, втянув ее через нос?
– Пробовал. Тоже в горле першит.
Из молочно-кисельной мглы донесся призыв Рассвела не отставать. Алистер сказал, что пойдет сзади и будет меня направлять, если я стану сбиваться с тропинки. Никой тропинки я не заметил, мы шли через лес, немного под уклон. Под слоем прошлогодней листвы почва была влажной и хлюпала под ногами. Мокрый кустарник, задевая, оставлял на штанах грязные следы. Деревья все реже и реже выплывали из тумана. Наверное, лес закончился, и мы вышли в поле. В пользу такого предположения говорило желтоватое пятно, появившееся на восточной стороне тумана.
1 2 3 4 5 6 7
Алистер на это смолчал. Не дождавшись ответа, Рассвел перешел на лесть:
– Мне рассказывали, во время одного из слушаний ты так загипнотизировал присяжных, что половина из них перелезла через ограждение и пересела на скамью подсудимых.
– Один присяжный, – едва скрывая самодовольную улыбку, поправил Алистер. – В нем проснулась совесть.
– О расходах не беспокойся. Я все оплачу, – неожиданно добавил Рассвел.
– Вы так о ней заботитесь, – заметил адвокат.
– Она была моей последней ученицей. В конце концов, это я устроил ее к этому негодяю Нибелинмусу. Так что, прошу тебя, подумай… Хорошо?
Адвокат кивнул. Прихватив пустые бокалы, Рассвел удалился на кухню.
– Что думаешь? – спросил Алистер.
– Странный профессор. Впрочем, я вижу его впервые. Вероятно, он не всегда такой.
– Я о деле спрашиваю, – уточнил он.
– Ах о деле…
Некая, достаточно тривиальная идея у меня созрела, и я рискнул ее высказать.
– Правильно ли я понял, что, когда Нибелинмус вернулся, его кабинет был заперт? – уточнил я для начала.
– Правильно, – кивнул Алистер. – А что?
– У нас на Фаоне… ой извини…– И я приготовился выслушать очередную шутку по поводу провинциализма инопланетников.
– Да ладно, – с улыбкой отмахнулся Алистер. – Так что там у вас на Фаоне?
– По моему опыту, который, как ты понимаешь, я приобрел на Фаоне, преступники никогда не запирают после себя дверей, если только не преследуют этим какую-нибудь определенную цель. И в любом случае, грабитель, который не желает, чтобы полиция думала, что у него есть настоящий ключ, а не, скажем, сканер, не станет запирать за собой дверь на замок. Он оставит дверь открытой. Из тех троих, кто находился в лаборатории, ключа не было – по крайней мере, априори – только у Дина Мартина. Если кассету взял он, то ему сам бог велел, уходя, запереть дверь. И наоборот, если бы кассету взял, ну скажем, Трауберг, то ему было бы выгоднее оставить дверь открытой, чтобы Нибелинмус подумал, что забыл ее запереть – он ведь не всегда ее запирал. Ты согласен?
– Пожалуй… Правда, я бы рассуждал проще. Замки придумали не против тех, у кого есть ключ, а против тех, у кого его нет. Отсюда следует, что кассету взял Мартин, о котором мы пока что ничего не знаем. У него почему-то оказался ключ от кабинета Нибелинмуса. Очевидно, он каким-то образом его подделал. Он не просто вор, а вор подготовленный. Следовательно, мисс Чэпмэн не пригрезилось…
– Что ей не пригрезилось? – живо спросил Рассвел, только что вошедший в гостиную.
Краем глаза я заметил, как Алистер буквально на мгновение скосил глаза в мою сторону. Я сказал:
– Брось, Гордон, я сам вижу, что дело тухлое. Тебе нужна помощь, а я как раз сижу без дела. Либо я умру с голода и унесу тайну в могилу.
– Вы предлагаете журналистское расследование? – предположил Рассвел. – Или, как я уже начал догадываться, вы не только журналист.
– На Фаоне не хватает специалистов, люди вынуждены иметь по несколько специальностей, – выручил меня Алистер. – Джулия Чэпмэн подозревает, что их лаборатория находится под колпаком у какой-то из галактических спецслужб. Ей послышалось название «галактическая разведка». Тебе что-нибудь известно о них?
– По международной конвенции не должно быть никаких галактических спецслужб, – вмешался Рассвел. – Точную формулировку я не помню, кажется, соответствующая статья называется «о неразмещении спецслужб в космическом пространстве».
– А Галактическая Полиция? – возразил Алистер.
– Это не спецслужба, это полиция, круг их обязанностей, во-первых, всем известен, во-вторых, строго ограничен.
– Разрешите одну справку… – попросил я. – Дальняя Галактическая Разведка, сокращенно ДАГАР, была в свое время подразделением Галактической Полиции, потом, вроде как, отпочковалась. Прошу обратить внимание на определение «Дальняя». Оно означает, что ДАГАРу даже на Фаоне делать нечего, не говоря уж о Земле.
– Чем они занимаются? – спросил Рассвел.
– Татьяна говорит, они ловят сапиенсов.
– Тоже дело, – и Алистер с сомнением покачал головой.
Рассвел, не знавший, кто такая Татьяна, спросил:
– А в какой спецслужбе работает эта неизвестная мне Татьяна?
– Ни в какой, – уверенно ответил я. – Она планетарный археолог или архи-планетолог, или, в общем, архи-архе-кто-то. Ищет останки сапиенсов, но, думаю, и не прочь поймать и живого. Она рассказывала, что несколько раз некие темные личности, выдававшие себя за сотрудников Галактической Полиции, пытались обыскать контейнеры с ее ископаемыми находками. Даже пытались отнять какие-то кости.
– Кости сапиенсов? – изумился Рассвел.
– Да нет. Никаких костей сапиенсов они не нашли. Просто кости – может быть динозавров, но не земных, а инопланетных.
Рассвел с облегчением вздохнул. За исключением планетарных археологов, я не встречал людей, которые бы желали встречи с сапиенсами – пускай хоть трижды мертвыми.
– Не означает ли повышенная активность ДАГАРа то… – Алистер сделал многозначительную паузу, – …что они что-то или кого-то нашли?
– Не приведи господь! – тихо воскликнул Рассвел.
– Профессор, – обратился я к нему, – какая, по-вашему, может быть связь между космологическими исследованиями и проблемой поиска сапиенсов?
– В такой формулировке, связей может быть сколько угодно. Но вы, вероятно, имели в виду исследования лаборатории Нибелминуса и ИХ связь с поиском сапиенсов. Честно говоря, не имею ни малейшего понятия, чем Нибелинмус способен помочь Галактической Разведке. Лаборатория занимается локальными гравитационными аномалиями, проще говоря, локальными пространственно-временными катастрофами. Эта область теоретической физики – даже, скорее, математики. Нет, ума не приложу…
Вопреки этому, он задумался.
Алистер оглядел стол и сказал, что по его мнению на столе чего-то не хватает.
– Забыл на кухне, – небрежно бросил Рассвел, раздосадованный тем, что его мысли были кем-то прерваны, и снова углубился в размышления.
Адвокат сходил на кухню и принес поднос с сэндвичами.
– Джулия рассказывала, что из себя представляет этот Мартин? – спросил я у Алистера.
– Совсем коротко. Работает у них два года, закончил Кембридж, молод – около тридцати, Нибелинмус его недолюбливает, но вместе с тем уважает. Думаю, профессору стоит поговорить с Нибелинмусом насчет Мартина, – и Алистер покосился на Рассвела. – Профессор, вы помните такого студента, фамилия его Мартин. Дин Мартин.
– И давно он закончил?
– Лет шесть назад. Вы в то время еще преподавали.
– Имя знакомое, – пробормотал Рассвел. – Да, кажется был такой студент. Но у меня он не учился. Почему вы спросили о нем?
– Мы пришли в выводу, что кассету с записью взял он.
– Вот как… И каким образом вы пришли к такому выводу?
Алистер изложил наши аргументы, затем продолжил:
– Либо Нибелинмус лично связан с ДАГАРом, либо подозревает, что кто-то из сотрудников передает информацию разведке. Джулия просто подвернулась под горячую руку.
– В любом случае, не надо говорить Нибелинмусу о Мартине, – сказал я. – Сначала последим за ним – за Мартином, я имею в виду. Слежку я беру на себя.
– Получится ли? – засомневался адвокат. – Ты плохо знаешь страну, говоришь с акцентом…
– Сойду за туриста.
– Хм, путешествующего автостопом, – оглядев мой наряд, усмехнулся Алистер.
– Для слежки это в самый раз! Но сначала мне нужно поговорить с мисс Чэпмэн, хорошо бы она захватила снимки…
– Ага, снимки, план института, схему канализации… Знаю, чем все это закончится. – Алистер, очевидно, намекал на тот неприятный случай, произошедший во время нашего совместного расследования. Ну откуда, спрашивается, мне было знать, что на Гесионе-А канализационные люки в два раза уже стандартных. А плечи у меня, сами знаете…
– Хорошо, пускай сама покажет мне Мартина. Издалека.
– Издалека? Не ты ли мне говорил, что для тебя все земляне на одно лицо?
– Не я.
– Тогда подумаю, – кивнул Алистер.
– Федр, вы живете в Фаон-Полисе? – неожиданно подал голос Рассвел.
(Вообще-то меня зовут Фёдором, но, как правило, люди берут на себя труд произносить верно лишь первый звук "ф", комкая все остальное кому как вздумается. Поэтому я везде буду использовать среднестатистический вариант «Федр» – тем более что меня он вполне устраивает.)
– Да, там живет четыре пятых нашего пятидесятимиллионного населения.
– И Алексеев, он тоже живет в Фаон-Полисе.
Я должен был обрадоваться этому или огорчиться? Никакого Алексеева я не знал.
– А кто он?
– Астронавт-спасатель.
– Кажется, меня он не спасал…
– Нет-нет, – замотал головой Рассвел, – я не имел в виду, что вы должны быть знакомы… Имя всплыло из памяти, когда Гордон сказал, что вы с Фаона. Теперь я понимаю, почему я вспомнил именно его, хотя мы встречались лишь единожды – здесь, в этом доме. Это было в мае прошлого года, он ненадолго прилетал на Землю. И после нашего разговора, я вот так же точно сидел перед камином и размышлял…
Он замолчал.
– О спецслужбах? – предположил я.
– Вы мне не рассказывали, – заметил Алистер.
– Нет, о спецслужбах мне ничего не известно. В Секторе Улисса на одной из станций произошла катастрофа. Из пятерых членов экипажа я лично знал только Стахова, – он, как и я, изучал гравитационные аномалии. И еще там был биолог Милн, о котором я никогда не слышал до мая прошлого года. Алексеев участвовал в расследовании причин катастрофы. Он сказал, что Милн перед самой смертью послал странное сообщение, где говорилось, что я в чем-то оказался прав. И тогда, год назад, я сидел в этом кресле и размышлял, которая из моих гипотез имеет отношение к той катастрофе.
– А те, как их, пространственно-временные катастрофы… – начал было я.
– Терминологическое совпадение, – отрезал Рассвел. – В математике катастрофами называют не те катастрофы, что происходят в жизни.
– А что произошло в жизни?
– В жизни произошла смерть… Простите, я хочу сказать, что все члены экипажа погибли.
– Отчего они погибли?
– Один умер от заражения. Один был убит. Об остальных доподлинно ничего не известно: станция полностью сгорела.
Алистер присвистнул, поэтому Рассвел не расслышал то нецензурное словцо, которое вырвалось у меня против воли.
– Что тебя так удивило? – спросил Алистер.
– Убийство. Профессор, вы не ошибаетесь? Там действительно произошло убийство?
Рассвел опустил локоть на подлокотник и сжал большим и средним пальцами виски.
– Насколько я понял Алексеева, факт убийства следует считать доказанным. Даже известно, что убийство произошло в тот момент, когда Милн составлял сообщение, адресованное мне. Милну удалось его послать неоконченным. Знать бы, в чем, как считал Милн, я оказался прав.
– А потом вы с Алексеевым не переписывались? – спросил Алистер.
– Я писал ему, выдвинул кое-какие предположения, но он не ответил. Первое, что приходит в голову – ему запретили обсуждать итоги расследования с кем бы то ни было. Или – персонально со мной.
– Что за предположения вы выдвинули?
Профессор замялся:
– Их было несколько. Несколько гипотез, которые я в свое время защищал, и которые не были восприняты всерьез моими, с позволения сказать, коллегами. Милн сообщил так мало, что я не придумал, на которой из них остановиться. Выбрал десять наиболее перспективных и послал Алексееву.
– Ему было нелегко выбирать, – заметил адвокат. – Он же не ученый.
Рассвел возмутился:
– Полагаешь, от ученых больше толку? Как по твоему, почему новые идеи ученые принимают в штыки, пока их автор жив, но стоит автору умереть, идеи тут же находят сторонников?
– Ревность? – попытался угадать Алистер.
– Нет, не только она. Главное – это страх!
Уже больше не пытаясь угадывать, Алистер удивленно спросил:
– Страх чего?
– Страх остаться в дураках! – с ликованием возвестил Рассвел.
– Честно говоря, по-прежнему непонятно, – осторожно заметил Алистер и взглядом спросил, понятно ли мне.
– Непонятно, – подтвердил я.
– Да-с, молодые люди, страх! – повторил Рассвел и тряхнул седою головой.
Я подумал, ему неохота объяснять. Однако он продолжил:
– Люди боятся, что, после того, как они примут новую гипотезу, автор гипотезы, хорошенько проверив все еще раз, выйдет к ним, извинится и скажет, что в вычислениях оказывается была ошибка, поэтому принятая гипотеза, к его глубокому сожалению, абсолютно неверна; дескать, простите, что подвел вас… Вот чего боятся мои, с позволения сказать, коллеги!
Завершал фразу он стоя, с поднятым бокалом в одной руке и сэндвичем в другой.
– Вы предлагаете тост? – спросил Алистер.
Профессор посмотрел на руки, опустил взгляд на ноги, затем сел.
В невидимом углу невидимые часы пробили полночь.
– Ну что, – хлопнул себя по коленям Алистер, – утро вечера мудренее?
– Мудренее, – согласился я.
Рассвел сказал, что Алистер хорошо ориентируется в доме, и пусть он проводит меня до комнаты.
– Пусть, – опять согласился я.
Отведенная мне комната оказалась просторной и комфортной. Из душевой комнаты я вышел без новых шишек, отопление работало, как на Фаоне. Все эти прелести цивилизации привели к тому, что я уснул так и не успев обмозговать дело мисс Чэпмэн.
В восемь утра мы с Алистером сидели на кухне и завтракали йогуртом, тостами, апельсиновым соком и, естественно, черным кофе. После «как спалось? – нормально» мы на какое-то время притихли. Алистер ждал от меня «А где же овсянка?!», я от него – «Извини, овсянка кончилась». Наши ожидания не оправдались. После йогурта Алистер налил себе вторую чашку кофе и включил миникомпьютер, который с начала завтрака лежал на столе, подвергаясь опасности быть залитым чем-нибудь липким.
Алистер глазел в экран, я глазел в окно. В утреннем тумане появлялся и исчезал силуэт человека в плаще. Это профессор Рассвел, позавтракавший за полчаса до нас, хлопотал по хозяйству.
Я заметил:
– Он рано встает.
– Кто? А, ну да, рано… Нет, ну что пишут!
– Что же пишут?
– Пишут, что изобрели аппарат для выявление инопланетян, вселившихся в людей. Его надевают на голову как шлем. Шлем подсоединен к специальному компьютеру, который расшифровывает энцефалограмму и выдает ответ, кто ты есть на самом деле.
– И где ты нашел такой бред? В «Сан»?
– А ты угадай, – и Алистер подмигнул.
– Неужели в «Таймс»?!
– В твоем «Секторе Фаониссимо»!
Не поверив, я обошел стол и заглянул в экран. Алистер не врал, статья была подписана Хью Ларсоном. Я осведомился:
– Ты нас регулярно читаешь или хотел сделать мне приятное?
– Приятное.
– Тогда не бери в голову. Ты же знаешь, ни я, ни Ларсон статей не пишем. Перепечатали откуда-нибудь. Готов спорить, Ларсон этой статьи еще не видел.
– Напиши ему, пускай почитает. – Алистер захлопнул компьютер. – Кстати, профессор приглашает нас на прогулку.
– Куда?
– На раскопки, они тут недалеко, пешком дойти можно. Камни, друиды и все такое. Собирайся.
Собирать было особенно нечего. На мне было надето то же, что и вчера, потому что запасной одежды я не захватил. Профессор ждал меня в холле, на нем был желтый плащ с капюшоном и желтые резиновые сапоги, в руках он держал вторую пару резиновых сапог – старых и поношенных. Алистер стоял рядом и тянул руки к сапогам, профессор сапоги не отдавал.
– Смотрите, – воскликнул Алистер, – я же говорил, он в ботинках. А я в туфлях, прямо из офиса. Следовательно, сапоги должны достаться мне.
– Подойдите сюда, – сказал мне Рассвел и показал на место рядом с Алистером. Я подошел, он сравнил нашу обувь и передал сапоги адвокату.
– Поздравляю, – сказал я, – ты заслужил их по праву.
– Не забудь потом вернуть, – усмехнулся Рассвел. – Пара вторая и последняя.
Я подсказал:
– А вы заберите в залог туфли. Они сотни на три потянут, не меньше.
Алистер натянул сапоги, притопнул и сказал, что он готов.
На Фаоне не бывает туманов. Выйдя на улицу, я набрал ртом полные легкие, выдохнул и набрал еще. В горле запершило, и я закашлялся.
– Свежо, – поежился Алистер. – Ты не простудишься?
– Еще чего! Я никак не распробую земной туман – каков он на вкус.
– Туман на вкус? А готов ты понюхать земную воду, втянув ее через нос?
– Пробовал. Тоже в горле першит.
Из молочно-кисельной мглы донесся призыв Рассвела не отставать. Алистер сказал, что пойдет сзади и будет меня направлять, если я стану сбиваться с тропинки. Никой тропинки я не заметил, мы шли через лес, немного под уклон. Под слоем прошлогодней листвы почва была влажной и хлюпала под ногами. Мокрый кустарник, задевая, оставлял на штанах грязные следы. Деревья все реже и реже выплывали из тумана. Наверное, лес закончился, и мы вышли в поле. В пользу такого предположения говорило желтоватое пятно, появившееся на восточной стороне тумана.
1 2 3 4 5 6 7