Когда дерешься за свою шкуру, нет такого слова – жульничать. Один умный парень сказал когда-то: «Победить – это не главное. Это – единственное ». – Он шагнул ко мне, глядя до странности доброжелательно. – Крис, ты вообще-то неплохой боец, правда. Реакция хорошая, схватываешь на ходу, все такое. И фехтуешь ты лучше меня. Если я стану играть по правилам, ты меня побьешь. Но если в Поднебесье ты начнешь драться по правилам – тебя убьют.
«Нечего меня учить, ты, нищий безмозглый хрен», – подумал я, но вслух сказал только:
– Ага. – Поднял боккен. – Начали по новой.
– Не сдаешься? – Смотреть на меня ему было то ли тошно, то ли неловко. – Удар ты держать умеешь, не поспорю. Только это тебе не поможет. А мне лучше в свободное время поработать над чародейским трансом.
Это была почти хорошая новость – до Хэри наконец дошло, что ему придется поработать над магическими дисциплинами, если он хочет окончить Консерваторию. Но одной практики недостаточно – нужна практика в условиях, близких к боевым. Я совершенно точно знал, в чем он нуждается. Оба мы попадем в Поднебесье только в одном случае – если я сумею убедить Хэри позволить мне помочь ему.
– На попятный пошел? Стоило мне настропалиться?
– Крис, кореш… извини. У тебя просто характер не тот.
Он принялся снимать броню. Каждое «ж-ж-ж» расходящихся липучек вбивало мне гвоздь в сердце.
– Что значит – характер не тот? Кто тебя в судьи назначил? Мы учились по одной программе – может, у меня хуже получается, но я о рукопашной знаю не меньше твоего.
Пронзительный взгляд его черных глаз сделался вдруг пустым, словно Хэри пытался сквозь мою голову разглядеть стену позади. Губы скривились в полуулыбке – как от зубной боли.
– Ничего ты не знаешь. Стар ты слишком. И не любишь драться.
– Кончай херню пороть, Хэри. Я знаю…
– Ни фига ты не знаешь.
Сразу вспомнилось его досье – о безумии отца и падении по кастовой лестнице с уровня профессионалов до поденщика в трущобах Сан-Франциско, о побоях, которым почти наверняка подвергал его отец, – и на миг мне померещилось, будто я понял его.
– Ну, у тебя было тяжелое детство…
Он рассмеялся мне в лицо – хрипло, и жутко, и вовсе невесело.
– У меня было классное детство. Где, думаешь, я научился драться? Я к восьми годам понял: драка бывает только до смерти. Это и здорово. А ты этого еще не понял и не поймешь, наверное. Сдохнешь раньше. Жалко мне тебя, я к тебе притереться успел.
– Ну ладно же! – Я принялся сдергивать куски снаряжения, чувствуя, как в груди закипает гнев. – У тебя точно есть актерский дар, Хэри. Жаль, что говна в тебе еще больше.
– А?
– Этот спектакль. «Мудрец, наставляющий зеленого новичка». Кончай. Я видел его в лучшем исполнении – отец довел его до совершенства.
– Ага. Ну ладно. – Он скомкал части мягкого снаряжения. – Очень здорово было с тобой работать, Хансен, но мне пора.
– На моем поле поиграть, верно, кишка тонка? – В голосе моем звучало такое глумливое презрение, что Хэри остановился на полушаге. Возможно, я не понимал его до конца, но точно знал – от верхнекастового парня сомнительной крутизны он такого не потерпит.
– На твоем поле? – переспросил он, оглянувшись через плечо.
Сердце в груди трепетало.
– Да, умник. – Я, словно заправский фокусник, покрутил в пальцах полученную от Чандры карточку доступа. – Если ты такой крутой в своем деле, попробуй-ка справиться со мной.
– Это у тебя что такое?
– Это пароль доступа к кабинам ВП. После занятий.
В зрачках его вспыхнула искра интереса.
– Знаешь, у меня через неделю начинается курс виртуальных приключений…
Я пожал плечами.
– В этом разница между нами двоими. Консерватория полна студентов-боевиков, готовых вытереть о тебя ноги, не почесавшись…
– Так думаешь?
– …Но нет никого, – продолжал я невозмутимо, – никого, кто может справиться со мной в кабине ВП. Там лучший – я. Проверь архивы, если хочешь: за мной рекорд. Раздавать тумаки ты горазд, Майклсон. А получать?
Я надеялся, что Хэри – тот самый парень, что есть в любом районе: тот, кто ловится на любое «слабо», кто никогда не бежит от драки, особенно если все шансы против него. И я на самом деле верил, что, поднатаскавшись со мной, он пройдет виртуальный курс с достаточно высокими оценками, чтобы не срезаться на финальных экзаменах.
Я подарил ему фальшивую ухмылку: дескать, мне все равно. Я подначивал его поймать меня на слове, подначивал – ну, отступись! Не позволял заметить, как меня трясет.
Мое будущее зависело от его ответа.
Хэри прищурился, будто хотел заглянуть в мои мысли.
– После занятий, да? – проговорил он. – Во сколько, например?
– Ровно в десять – пойдет?
– Я приду.
Он вышел из додзё, не обернувшись. Так что он не заметил, как я упал на колени и возблагодарил господа за избавление.
7
Пробираясь сквозь толпу студентов-боевиков в направлении кабин ВП, я протирал слезящиеся глаза. От усталости меня уже шатало; помимо заживления швов, тренировок с Хэри (читай: побоев) и непрестанной тревоги за карьеру силы мои отнимала курсовая, которую тоже надо было сдавать. Мой дополнительный курс обучения составляли история и культура перворожденных, не говоря уже об их чудовищно метафоричном, эллиптичном, политональном языке. Хуже того – писаной истории у них не было, поскольку перворожденные от природы наделены были безупречной эйдетической памятью, а ни одному актеру еще не удалось успешно проникнуть в их общество, так что учиться я вынужден был по отчетам из вторых и третьих рук, полным культурологических отсылок, которых не понимал и не успевал в них разобраться. Как и всем актерам до меня, мне придется изображать эльфа, избравшего по той или иной причине жизнь среди людей, но задача оставалась головокружительно сложной.
Так что общаться с гориллами у меня не было никакого настроения. Студенты-боевики с хохотом и шутками топотали по коридору, будто полупарализованные слоны, я с переменным успехом проскальзывал между двухметровыми колоссами где-то на уровне локтей. Кто направлялся в дормиторий, кто – в небезызвестную пивнушку на подвальном уровне. Один, здоровяк с плечами как пудовые гири, стоял ко мне спиной, вроде бы тыча кулаком в нос кому-то, совершенно скрытому могучим торсом. Судя по тому, как екнуло мое сердце, то был Хэри.
Вражда между студентами Коллежа боевой тавматургии и рукопашниками является, по моему убеждению, частью стойкой исторической традиции, уходящей корнями в девятнадцатый век, когда студенты-атлеты задирали студентов-зубрил. Они видят в нас холощеных книжных червей, мы в них – безголовых горилл, перекачавших все серое вещество в бицепс. Однако в Консерватории положение осложняется тем, что большая часть учебной программы готовит нас тем или иным способом убивать людей. Это, мягко говоря, сказывается на характере студентов и повышает ставки. Легким унижением дело не обходится. Бывает, что кто-то пострадал – обычно это чародеи-подмастерья. По эту сторону порталов Уинстона, без помощи чужих законов физики, мы почти беспомощны. А те навыки, которые Консерватория вдалбливает в мозги боевикам, одинаково полезны на Земле и в Поднебесье.
Кроме того, они все такие здоровенные .
Так что сердце мое чуток трепетало. Толпа рассосалась, по коридору гуляли последние отзвуки голосов, и теперь я мог расслышать, что бубнит себе под нос горилла.
Это оказался тот парень из качалки, Боллинджер.
– Посмотрим, как тебе будет весело, умник. – Он ткнул Хэри в грудь пальцем-сарделькой, нависая над тощим работягой. – Как-нибудь я тебя застану на площадке. Тогда и посмотрим.
Глаза Хэри полыхали жутким огнем безумия, ничуть не сродственного ужасу.
– Пошел на хер, Боллинджер. Я занят. Убью тебя позже.
Булыжный кулак великана скомкал футболку на груди Хэри, едва на прихватив ребра.
– А ну повтори!
Я уже раньше видывал такие стычки: ученику чародеев надоедает ходить опущенным, и он решает огрызнуться. Кончается дело травмами. Я обычно отходил в сторону, чтобы потом доволочь бедолагу до лазарета. Или, если видел шанс, пытался разрядить ситуацию. Но сейчас…
Я поймал взгляд Хэри. Подмигнул. А потом встал на карачки точно за спиной Боллинджера.
Не знаю, может, виной тут неделя, что я провел рядом с Хэри Майклсоном, в бою с ним, обок него. Может, я заразился как-то. Тяжелый случай синдрома Майклсона.
Такой искренней, счастливой, широкой улыбки на лице Хэри я еще не видел.
– Боллинджер, у тебя когда отпуск?
– А?
– Не знаешь? Я тебя отпускаю.
Хэри врезал великану по сгибу локтя, так, что тот отдернул руку, и оттолкнул. Боллинджер споткнулся о меня и рухнул, величаво, как подрубленный кедр, так приложившись спиной об пол, что тот дрогнул. Не успел я подняться, а боевик – прийти в себя, как Хэри подскочил к нему и яростно пнул в ухо. Боллинджер застонал и попытался закрыть голову руками, сворачиваясь в позу эмбриона.
Я оттолкнул Хэри, когда тот уже изготовился ударом ноги перебить противнику шею.
– Хватит, Хэри! Ты его убьешь!
Майклсон отмахнулся от меня шутя.
– Точно, блин!..
Но тут из-за двери выхромал на механических протезах профессионал Хэммет – инструктор по виртуальным приключениям – и спас Боллинджеру жизнь. Ему достаточно было просто заслонять собой лежащего, покуда Хэри не взял себя в руки; даже Майклсон не рисковал ударить инструктора.
Хэммет был актером в отставке, бывшим мечником, озлобленным на весь мир и сволочным от природы. Снисхождения от него дожидаться не приходилось. Особенно Боллинджеру, когда тот пожаловался, будто Хэри его бьет. По мнению Хэммета, студент-боевик, не сумевший уложить двоих колдунишек, гроша ломаного не стоил. Подводить нас под выговор он не хотел – бумаги еще заполнять, морочиться, но и драк в окрестностях своих любимых кабин ВП терпеть не собирался. Поэтому Боллинджера послали в одну сторону, а нас – в другую. Боллинджер уковылял, бормоча что-то под нос и кровожадно посматривая на нас через плечо. Я же продемонстрировал карточку Чандры.
Пускать нас в кабину без присмотра Хэммету не очень-то хотелось, но с Чандрой не поспоришь. Отзвонив директору, дабы убедиться, что я не спер пропуск, инструктор неохотно впустил нас внутрь. Мы зашли, и я запер дверь.
– Господи, Хэри, – выдохнул я, привалившись к косяку, – это уже слишком. Слишком страшно. Ты же мог убить его! Ну и характерец у тебя. Ты просто взбесился.
Хэри вздохнул, понурившись, и сел на пол в позе лотоса.
– Почему взбесился?
– Боже мой…
– Зря ты мне не дал его кончить. Это был мой лучший шанс. Теперь я его в одиночку хрен поймаю.
У меня отвисла челюсть.
Хэри пожал плечами.
– Мы с Боллинджером уже давно… не ладили.
– Ты его спровоцировал, – прошептал я. – Ты сам напросился.
– Крис, тут или он, или я. Если бы на полу я лежал, мы бы сейчас с тобой не болтали. И не только сейчас.
– Кончай спектакль, Хэри. Ну столкнулись вы пару раз лбами – и что такого?
Он рубанул воздух ладонью.
– Ты бизнесмен, Крис. А это – рабочее дело. – Хэри стиснул кулаки, и уставился на них, как на непроплаченную в срок накладную. – Боллинджер, он из трущоб Филадельфии. Мы с ним друг друга понимаем.
– Не могу этого понять. И принять. – Но, произнося эти слова, я не отрывал взгляда от его костяшек: узлы рубцовой ткани – будто комки старой жвачки.
– И не надо. Ты из другого мира, Крис. Вот поэтому, когда мы выберемся из этого сортира, я буду великим актером, а ты – остроухим покойником. – Он поднялся на ноги. – Ты собирался мне показать, какой ты крутой в костюме ВП.
8
Несколько минут мне пришлось вместе с Хэри проторчать в его тесной кабинке, чтобы помочь настроить индукторы. С костюмом обратной связи проблемы не было; это устройство в основном механическое – жмет тебя, трясет и бьет. А вот к индукционному шлему надо привыкнуть.
Технология в нем используется та же, что позволяет первоочередникам в просмотровых залах Студии переживать впечатления/ощущения актеров в реальном времени. Калибровка – процесс на самом деле несложный; подстраиваешь шлем, покуда на белом фоне не появится черная точка, чтобы растянуться в линию, а линия не развернется в явственно видимый логотип Студии. Таким же образом белый шум переходит в настроечный тон и так далее. В кабине ВП это даже проще, чем в Студии, – здесь индукторам не приходится передавать еще и запах, а осязательные/болевые импульсы и кинестезию подменяет костюм.
Но несложной калибровка кажется тому, кто ею уже пару раз занимался; начиная с определенных уровней кастовой системы это практически всеобщий навык, однако Хэри происходил из работяг и, конечно, в жизни своей не бывал на Студии и не настраивал индукционный шлем. Непривычные ощущения пришлись ему не по вкусу. К концу он уже вслепую – забрало шлема делается непрозрачным, чтобы зрение не мешало воспринимать наведенные нейростимуляцией образы – бил меня по рукам и требовал отвязаться.
Оставив его в кабине, я подошел к инструкторскому посту: трем широким пультам-подковам, одному над другим, будто орган. Над головой висели четыре экрана, где ВП-компьютер должен был показывать происходящее с разных точек зрения. За спиной тянулись пустые ряды сидений.
Я уселся в кресло, склонился над клавишами и позволил себе затрястись от ужаса.
Читал когда-то, будто взрослым становишься, когда начинаешь воспринимать смерть как камушек в ботинке – на каждом шагу чувствуешь ее близость. Перед глазами неотрывно стоял потолок коридора, каким видел бы его Боллинджер; из мыслей не шло, как легко, почти небрежно Хэри мог отнять у него жизнь. Мне представилось, как я в Поднебесье иду по городской улочке, как из переулка выходит человек и, ни слова ни говоря, всаживает мне нож в глотку – без требований и угроз, не дав ни шанса отразить нападение.
Ни шанса.
Я слышал, как пятки барабанят по земле, будто ты судорожно дергаешься, опроставшись, когда тебя убивают. Я переживал это снова и снова, беспомощно постукивая пятками, ярче самой яркой фантазии, с ошеломительной яркостью вхождения.
Когда я начинал работать с Хэри, то ощущал себя дрессировщиком, взявшимся натаскивать нового льва. Если я не выкажу страха, ничем не спровоцирую рефлексы хищника, я в безопасности. Даже чувствовал себя немного героем, гордился собой – мне казалось, что я одной силой воли леплю свою судьбу. Я могу помочь Хэри, победить Чандру, начать смутно представляемую, но, несомненно, славную карьеру актера.
И сейчас меня трясло, потому что безопасности нет .
В один несчастный день ты скажешь что-то не то любому из Хэри Майклсонов – и в следующий миг рухнешь на пол с последним вздохом.
Даже сейчас меня не сам Хэри страшил, а мир, в котором он жил, мой мир, который я увидал его глазами. Он глубочайшим образом воспринимал хрупкость моей жизни, его жизни, жизни вообще – и плевал на нее.
А ведь он не один такой, он даже не особенный. Каста рабочих производит бессчетных Хэри Майклсонов. Теперь я начал понимать, почему он решил, будто у меня «кишка тонка».
Хотя какая разница? Стоит ли мне жить – без Поднебесья?
Я вызвал стандартную программу, потом вошел в свою кабинку и торопливо оделся. Мне калибровка не требовалась; стоило надеть шлем, как компьютер распознал мои биотоки и автоматически загрузил нужный файл.
Вокруг меня соткался луг – поросшая высокой травой чуть всхолмленная равнина до самого горизонта. Небо над головой было безоблачным и ошеломительно синим, солнце висело в нем без движения. Это простейший уровень среды, здесь обычно проходят поединки и практические занятия по магии. Я сам много часов провел на этой равнине – на мягкой земле удобно стоять на коленях, когда медитируешь, и облака не заслоняют солнце.
Стандартнолицый манекен Хэри стоял от меня в шести шагах. Он шагнул было ко мне, но оглянулся и замер, потом вдруг нагнулся, чтобы потрогать траву.
– Ого!
– Знаю. Впечатляет, да?
– Круто. Круче яиц. – Невыразительное лицо не дрогнуло, но в голосе слышалось веселье. – Видок у тебя пидорский.
Я со вздохом пожал плечами. Мой виртуальный манекен выглядел примерно так, как я буду выглядеть после всех операций: густые, коротко остриженные платиновые волосы, огромные золотые глаза, тонкие черты лица, экстравагантно заостренные, точно у рыси, уши…. Может, я перестарался?
Хэри подошел поближе.
– Знаешь, я тебя без этой белой маски не видел ни разу. Это у тебя рожа такая?
– Будет когда-нибудь, – отозвался я. – Наверное. Еще десять недель не узнаю.
Он кивнул, и мне внезапно захотелось увидеть выражение на его лице.
– Ладно, – проговорил он. – Теперь что?
Я глубоко вздохнул. Добрую неделю я трудился, чтобы привести его сюда, и теперь меня охватила неуверенность, предчувствие… не знаю чего. Мандраж, наверное.
Может, я боялся, что он и тут меня обойдет.
– Сейчас никаких заклятий, – ответил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
«Нечего меня учить, ты, нищий безмозглый хрен», – подумал я, но вслух сказал только:
– Ага. – Поднял боккен. – Начали по новой.
– Не сдаешься? – Смотреть на меня ему было то ли тошно, то ли неловко. – Удар ты держать умеешь, не поспорю. Только это тебе не поможет. А мне лучше в свободное время поработать над чародейским трансом.
Это была почти хорошая новость – до Хэри наконец дошло, что ему придется поработать над магическими дисциплинами, если он хочет окончить Консерваторию. Но одной практики недостаточно – нужна практика в условиях, близких к боевым. Я совершенно точно знал, в чем он нуждается. Оба мы попадем в Поднебесье только в одном случае – если я сумею убедить Хэри позволить мне помочь ему.
– На попятный пошел? Стоило мне настропалиться?
– Крис, кореш… извини. У тебя просто характер не тот.
Он принялся снимать броню. Каждое «ж-ж-ж» расходящихся липучек вбивало мне гвоздь в сердце.
– Что значит – характер не тот? Кто тебя в судьи назначил? Мы учились по одной программе – может, у меня хуже получается, но я о рукопашной знаю не меньше твоего.
Пронзительный взгляд его черных глаз сделался вдруг пустым, словно Хэри пытался сквозь мою голову разглядеть стену позади. Губы скривились в полуулыбке – как от зубной боли.
– Ничего ты не знаешь. Стар ты слишком. И не любишь драться.
– Кончай херню пороть, Хэри. Я знаю…
– Ни фига ты не знаешь.
Сразу вспомнилось его досье – о безумии отца и падении по кастовой лестнице с уровня профессионалов до поденщика в трущобах Сан-Франциско, о побоях, которым почти наверняка подвергал его отец, – и на миг мне померещилось, будто я понял его.
– Ну, у тебя было тяжелое детство…
Он рассмеялся мне в лицо – хрипло, и жутко, и вовсе невесело.
– У меня было классное детство. Где, думаешь, я научился драться? Я к восьми годам понял: драка бывает только до смерти. Это и здорово. А ты этого еще не понял и не поймешь, наверное. Сдохнешь раньше. Жалко мне тебя, я к тебе притереться успел.
– Ну ладно же! – Я принялся сдергивать куски снаряжения, чувствуя, как в груди закипает гнев. – У тебя точно есть актерский дар, Хэри. Жаль, что говна в тебе еще больше.
– А?
– Этот спектакль. «Мудрец, наставляющий зеленого новичка». Кончай. Я видел его в лучшем исполнении – отец довел его до совершенства.
– Ага. Ну ладно. – Он скомкал части мягкого снаряжения. – Очень здорово было с тобой работать, Хансен, но мне пора.
– На моем поле поиграть, верно, кишка тонка? – В голосе моем звучало такое глумливое презрение, что Хэри остановился на полушаге. Возможно, я не понимал его до конца, но точно знал – от верхнекастового парня сомнительной крутизны он такого не потерпит.
– На твоем поле? – переспросил он, оглянувшись через плечо.
Сердце в груди трепетало.
– Да, умник. – Я, словно заправский фокусник, покрутил в пальцах полученную от Чандры карточку доступа. – Если ты такой крутой в своем деле, попробуй-ка справиться со мной.
– Это у тебя что такое?
– Это пароль доступа к кабинам ВП. После занятий.
В зрачках его вспыхнула искра интереса.
– Знаешь, у меня через неделю начинается курс виртуальных приключений…
Я пожал плечами.
– В этом разница между нами двоими. Консерватория полна студентов-боевиков, готовых вытереть о тебя ноги, не почесавшись…
– Так думаешь?
– …Но нет никого, – продолжал я невозмутимо, – никого, кто может справиться со мной в кабине ВП. Там лучший – я. Проверь архивы, если хочешь: за мной рекорд. Раздавать тумаки ты горазд, Майклсон. А получать?
Я надеялся, что Хэри – тот самый парень, что есть в любом районе: тот, кто ловится на любое «слабо», кто никогда не бежит от драки, особенно если все шансы против него. И я на самом деле верил, что, поднатаскавшись со мной, он пройдет виртуальный курс с достаточно высокими оценками, чтобы не срезаться на финальных экзаменах.
Я подарил ему фальшивую ухмылку: дескать, мне все равно. Я подначивал его поймать меня на слове, подначивал – ну, отступись! Не позволял заметить, как меня трясет.
Мое будущее зависело от его ответа.
Хэри прищурился, будто хотел заглянуть в мои мысли.
– После занятий, да? – проговорил он. – Во сколько, например?
– Ровно в десять – пойдет?
– Я приду.
Он вышел из додзё, не обернувшись. Так что он не заметил, как я упал на колени и возблагодарил господа за избавление.
7
Пробираясь сквозь толпу студентов-боевиков в направлении кабин ВП, я протирал слезящиеся глаза. От усталости меня уже шатало; помимо заживления швов, тренировок с Хэри (читай: побоев) и непрестанной тревоги за карьеру силы мои отнимала курсовая, которую тоже надо было сдавать. Мой дополнительный курс обучения составляли история и культура перворожденных, не говоря уже об их чудовищно метафоричном, эллиптичном, политональном языке. Хуже того – писаной истории у них не было, поскольку перворожденные от природы наделены были безупречной эйдетической памятью, а ни одному актеру еще не удалось успешно проникнуть в их общество, так что учиться я вынужден был по отчетам из вторых и третьих рук, полным культурологических отсылок, которых не понимал и не успевал в них разобраться. Как и всем актерам до меня, мне придется изображать эльфа, избравшего по той или иной причине жизнь среди людей, но задача оставалась головокружительно сложной.
Так что общаться с гориллами у меня не было никакого настроения. Студенты-боевики с хохотом и шутками топотали по коридору, будто полупарализованные слоны, я с переменным успехом проскальзывал между двухметровыми колоссами где-то на уровне локтей. Кто направлялся в дормиторий, кто – в небезызвестную пивнушку на подвальном уровне. Один, здоровяк с плечами как пудовые гири, стоял ко мне спиной, вроде бы тыча кулаком в нос кому-то, совершенно скрытому могучим торсом. Судя по тому, как екнуло мое сердце, то был Хэри.
Вражда между студентами Коллежа боевой тавматургии и рукопашниками является, по моему убеждению, частью стойкой исторической традиции, уходящей корнями в девятнадцатый век, когда студенты-атлеты задирали студентов-зубрил. Они видят в нас холощеных книжных червей, мы в них – безголовых горилл, перекачавших все серое вещество в бицепс. Однако в Консерватории положение осложняется тем, что большая часть учебной программы готовит нас тем или иным способом убивать людей. Это, мягко говоря, сказывается на характере студентов и повышает ставки. Легким унижением дело не обходится. Бывает, что кто-то пострадал – обычно это чародеи-подмастерья. По эту сторону порталов Уинстона, без помощи чужих законов физики, мы почти беспомощны. А те навыки, которые Консерватория вдалбливает в мозги боевикам, одинаково полезны на Земле и в Поднебесье.
Кроме того, они все такие здоровенные .
Так что сердце мое чуток трепетало. Толпа рассосалась, по коридору гуляли последние отзвуки голосов, и теперь я мог расслышать, что бубнит себе под нос горилла.
Это оказался тот парень из качалки, Боллинджер.
– Посмотрим, как тебе будет весело, умник. – Он ткнул Хэри в грудь пальцем-сарделькой, нависая над тощим работягой. – Как-нибудь я тебя застану на площадке. Тогда и посмотрим.
Глаза Хэри полыхали жутким огнем безумия, ничуть не сродственного ужасу.
– Пошел на хер, Боллинджер. Я занят. Убью тебя позже.
Булыжный кулак великана скомкал футболку на груди Хэри, едва на прихватив ребра.
– А ну повтори!
Я уже раньше видывал такие стычки: ученику чародеев надоедает ходить опущенным, и он решает огрызнуться. Кончается дело травмами. Я обычно отходил в сторону, чтобы потом доволочь бедолагу до лазарета. Или, если видел шанс, пытался разрядить ситуацию. Но сейчас…
Я поймал взгляд Хэри. Подмигнул. А потом встал на карачки точно за спиной Боллинджера.
Не знаю, может, виной тут неделя, что я провел рядом с Хэри Майклсоном, в бою с ним, обок него. Может, я заразился как-то. Тяжелый случай синдрома Майклсона.
Такой искренней, счастливой, широкой улыбки на лице Хэри я еще не видел.
– Боллинджер, у тебя когда отпуск?
– А?
– Не знаешь? Я тебя отпускаю.
Хэри врезал великану по сгибу локтя, так, что тот отдернул руку, и оттолкнул. Боллинджер споткнулся о меня и рухнул, величаво, как подрубленный кедр, так приложившись спиной об пол, что тот дрогнул. Не успел я подняться, а боевик – прийти в себя, как Хэри подскочил к нему и яростно пнул в ухо. Боллинджер застонал и попытался закрыть голову руками, сворачиваясь в позу эмбриона.
Я оттолкнул Хэри, когда тот уже изготовился ударом ноги перебить противнику шею.
– Хватит, Хэри! Ты его убьешь!
Майклсон отмахнулся от меня шутя.
– Точно, блин!..
Но тут из-за двери выхромал на механических протезах профессионал Хэммет – инструктор по виртуальным приключениям – и спас Боллинджеру жизнь. Ему достаточно было просто заслонять собой лежащего, покуда Хэри не взял себя в руки; даже Майклсон не рисковал ударить инструктора.
Хэммет был актером в отставке, бывшим мечником, озлобленным на весь мир и сволочным от природы. Снисхождения от него дожидаться не приходилось. Особенно Боллинджеру, когда тот пожаловался, будто Хэри его бьет. По мнению Хэммета, студент-боевик, не сумевший уложить двоих колдунишек, гроша ломаного не стоил. Подводить нас под выговор он не хотел – бумаги еще заполнять, морочиться, но и драк в окрестностях своих любимых кабин ВП терпеть не собирался. Поэтому Боллинджера послали в одну сторону, а нас – в другую. Боллинджер уковылял, бормоча что-то под нос и кровожадно посматривая на нас через плечо. Я же продемонстрировал карточку Чандры.
Пускать нас в кабину без присмотра Хэммету не очень-то хотелось, но с Чандрой не поспоришь. Отзвонив директору, дабы убедиться, что я не спер пропуск, инструктор неохотно впустил нас внутрь. Мы зашли, и я запер дверь.
– Господи, Хэри, – выдохнул я, привалившись к косяку, – это уже слишком. Слишком страшно. Ты же мог убить его! Ну и характерец у тебя. Ты просто взбесился.
Хэри вздохнул, понурившись, и сел на пол в позе лотоса.
– Почему взбесился?
– Боже мой…
– Зря ты мне не дал его кончить. Это был мой лучший шанс. Теперь я его в одиночку хрен поймаю.
У меня отвисла челюсть.
Хэри пожал плечами.
– Мы с Боллинджером уже давно… не ладили.
– Ты его спровоцировал, – прошептал я. – Ты сам напросился.
– Крис, тут или он, или я. Если бы на полу я лежал, мы бы сейчас с тобой не болтали. И не только сейчас.
– Кончай спектакль, Хэри. Ну столкнулись вы пару раз лбами – и что такого?
Он рубанул воздух ладонью.
– Ты бизнесмен, Крис. А это – рабочее дело. – Хэри стиснул кулаки, и уставился на них, как на непроплаченную в срок накладную. – Боллинджер, он из трущоб Филадельфии. Мы с ним друг друга понимаем.
– Не могу этого понять. И принять. – Но, произнося эти слова, я не отрывал взгляда от его костяшек: узлы рубцовой ткани – будто комки старой жвачки.
– И не надо. Ты из другого мира, Крис. Вот поэтому, когда мы выберемся из этого сортира, я буду великим актером, а ты – остроухим покойником. – Он поднялся на ноги. – Ты собирался мне показать, какой ты крутой в костюме ВП.
8
Несколько минут мне пришлось вместе с Хэри проторчать в его тесной кабинке, чтобы помочь настроить индукторы. С костюмом обратной связи проблемы не было; это устройство в основном механическое – жмет тебя, трясет и бьет. А вот к индукционному шлему надо привыкнуть.
Технология в нем используется та же, что позволяет первоочередникам в просмотровых залах Студии переживать впечатления/ощущения актеров в реальном времени. Калибровка – процесс на самом деле несложный; подстраиваешь шлем, покуда на белом фоне не появится черная точка, чтобы растянуться в линию, а линия не развернется в явственно видимый логотип Студии. Таким же образом белый шум переходит в настроечный тон и так далее. В кабине ВП это даже проще, чем в Студии, – здесь индукторам не приходится передавать еще и запах, а осязательные/болевые импульсы и кинестезию подменяет костюм.
Но несложной калибровка кажется тому, кто ею уже пару раз занимался; начиная с определенных уровней кастовой системы это практически всеобщий навык, однако Хэри происходил из работяг и, конечно, в жизни своей не бывал на Студии и не настраивал индукционный шлем. Непривычные ощущения пришлись ему не по вкусу. К концу он уже вслепую – забрало шлема делается непрозрачным, чтобы зрение не мешало воспринимать наведенные нейростимуляцией образы – бил меня по рукам и требовал отвязаться.
Оставив его в кабине, я подошел к инструкторскому посту: трем широким пультам-подковам, одному над другим, будто орган. Над головой висели четыре экрана, где ВП-компьютер должен был показывать происходящее с разных точек зрения. За спиной тянулись пустые ряды сидений.
Я уселся в кресло, склонился над клавишами и позволил себе затрястись от ужаса.
Читал когда-то, будто взрослым становишься, когда начинаешь воспринимать смерть как камушек в ботинке – на каждом шагу чувствуешь ее близость. Перед глазами неотрывно стоял потолок коридора, каким видел бы его Боллинджер; из мыслей не шло, как легко, почти небрежно Хэри мог отнять у него жизнь. Мне представилось, как я в Поднебесье иду по городской улочке, как из переулка выходит человек и, ни слова ни говоря, всаживает мне нож в глотку – без требований и угроз, не дав ни шанса отразить нападение.
Ни шанса.
Я слышал, как пятки барабанят по земле, будто ты судорожно дергаешься, опроставшись, когда тебя убивают. Я переживал это снова и снова, беспомощно постукивая пятками, ярче самой яркой фантазии, с ошеломительной яркостью вхождения.
Когда я начинал работать с Хэри, то ощущал себя дрессировщиком, взявшимся натаскивать нового льва. Если я не выкажу страха, ничем не спровоцирую рефлексы хищника, я в безопасности. Даже чувствовал себя немного героем, гордился собой – мне казалось, что я одной силой воли леплю свою судьбу. Я могу помочь Хэри, победить Чандру, начать смутно представляемую, но, несомненно, славную карьеру актера.
И сейчас меня трясло, потому что безопасности нет .
В один несчастный день ты скажешь что-то не то любому из Хэри Майклсонов – и в следующий миг рухнешь на пол с последним вздохом.
Даже сейчас меня не сам Хэри страшил, а мир, в котором он жил, мой мир, который я увидал его глазами. Он глубочайшим образом воспринимал хрупкость моей жизни, его жизни, жизни вообще – и плевал на нее.
А ведь он не один такой, он даже не особенный. Каста рабочих производит бессчетных Хэри Майклсонов. Теперь я начал понимать, почему он решил, будто у меня «кишка тонка».
Хотя какая разница? Стоит ли мне жить – без Поднебесья?
Я вызвал стандартную программу, потом вошел в свою кабинку и торопливо оделся. Мне калибровка не требовалась; стоило надеть шлем, как компьютер распознал мои биотоки и автоматически загрузил нужный файл.
Вокруг меня соткался луг – поросшая высокой травой чуть всхолмленная равнина до самого горизонта. Небо над головой было безоблачным и ошеломительно синим, солнце висело в нем без движения. Это простейший уровень среды, здесь обычно проходят поединки и практические занятия по магии. Я сам много часов провел на этой равнине – на мягкой земле удобно стоять на коленях, когда медитируешь, и облака не заслоняют солнце.
Стандартнолицый манекен Хэри стоял от меня в шести шагах. Он шагнул было ко мне, но оглянулся и замер, потом вдруг нагнулся, чтобы потрогать траву.
– Ого!
– Знаю. Впечатляет, да?
– Круто. Круче яиц. – Невыразительное лицо не дрогнуло, но в голосе слышалось веселье. – Видок у тебя пидорский.
Я со вздохом пожал плечами. Мой виртуальный манекен выглядел примерно так, как я буду выглядеть после всех операций: густые, коротко остриженные платиновые волосы, огромные золотые глаза, тонкие черты лица, экстравагантно заостренные, точно у рыси, уши…. Может, я перестарался?
Хэри подошел поближе.
– Знаешь, я тебя без этой белой маски не видел ни разу. Это у тебя рожа такая?
– Будет когда-нибудь, – отозвался я. – Наверное. Еще десять недель не узнаю.
Он кивнул, и мне внезапно захотелось увидеть выражение на его лице.
– Ладно, – проговорил он. – Теперь что?
Я глубоко вздохнул. Добрую неделю я трудился, чтобы привести его сюда, и теперь меня охватила неуверенность, предчувствие… не знаю чего. Мандраж, наверное.
Может, я боялся, что он и тут меня обойдет.
– Сейчас никаких заклятий, – ответил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15