– Что ж, если у вас выдастся свободная минута, Стентон, прошу ко мне. Сегодня и, по всей вероятности, завтра я буду здесь. Впрочем, насчет завтра точно не знаю, может быть, мне придется улететь. Но пока я здесь – буду рад вам. Посидим, чаю попьем по-адмиральски. Правда, рому приличного не обещаю, но чай у меня превосходный. И поболтаем. Мы, старики, болтливый народ…
– Спасибо, – сказал Стентон. Он был уверен, что не воспользуется приглашением. – Я не знаю, как у меня будет со временем, но постараюсь.
Захаров взял бумажную салфетку, синим фломастером написал на ней несколько цифр.
– Вот мой здешний телефон – звоните, заходите. Рад был познакомиться с вами…
– Я тоже, товарищ Захаров. – Эти слова Стентон произнес по-русски. Увы, русский язык был чуть ли не единственным предметом, который в отряде НАСА давался ему с трудом.
– Барни, запиши все на мой счет, – сказал Захаров. – И не спорьте, не спорьте, Стентон. Сегодня вы мой гость.
Барни покачал головой:
– Нет, адмирал. Сегодня – за счет заведения.
Стентон встал. За стойкой Барни колдовал с бутылками.
В двух конических стаканах, искрившихся сахарными ободками, возникал под его руками красно-бело-синий «голландский флаг». Проходя вдоль стойки, Стентон попрощался с барменом и направился к себе. Командиру дирижабля, даже отстраненному командиру, стоило все же понаблюдать за разгрузкой. Правда, это обязанность суперкарго, и Кора справится с ней прекрасно, однако…
Тем временем Захаров, поднявшись еще на три этажа, входил уже в приемную координатора Гайотиды-Вест. Девушка за секретарским пультом приветливо улыбнулась ему.
– День добрый, пани Эльжбета, – сказал Захаров. – Шеф у себя?
– Да.
– Есть у него кто-нибудь?
– Нет. Только он сегодня не в духе.
Еще бы, подумал Захаров, будешь тут не в духе. ЧП первой категории в твоей акватории, да еще с твоим личным составом…
– Спросите, пожалуйста, примет ли он меня.
– По какому вопросу?
– По личному.
– Может быть, вам лучше сперва обратиться к фрекен Нурдстрем?
Фрекен Нурдстрем была непосредственным начальником Захарова, и с ней Захаров уже говорил.
– Нет, пани Эльжбета, мне нужен именно он.
Брови Эльжбеты, подбритые по последней моде – нечто вроде длиннохвостых запятых, – чуть заметно дрогнули.
– Хорошо, я сейчас узнаю.
Она нажала одну из клавиш на своем пульте и негромко и быстро проговорила что-то по-польски. Выслушав короткий ответ, она снова повернулась к Захарову:
– Пан Збигнев ждет вас.
– Спасибо. – И, машинально одернув куртку, Захаров шагнул в кабинет координатора.
Кабинет был просторен. Легкая штора цвета Липового меда закрывала огромное – во всю дальнюю стену – окно. В отфильтрованном ею солнечном свете два больших выпуклых экрана – внешней и внутренней связи – на левой стене казались янтарными. Золотистые блики играли и на стеклах книжного стеллажа, занимавшего все остальное пространство стен. По самой приблизительной оценке здесь было две-три тысячи томов. Захаров никак не мог взять в толк, к чему они тут. Какие-то справочники, журналы – это естественно, не бегать же каждый раз в библиотеку. Но такое собрание…
Координатор поднялся из-за подковообразного письменного стола, бескрайностью и пустынностью напоминавшего какое-нибудь средних размеров внутреннее море, и вышел навстречу Захарову.
– Витам пана, – сказал Захаров, пожимая Левандовскому руку.
– Здравствуйте, Матвей Петрович. – По-русски координатор говорил совершенно свободно. Только неистребимый акцент – твердое «ч», чуть картавое «л» да назойливые шипящие выдавали его происхождение.
Левандовский жестом предложил Захарову кресло, сел сам.
– Так что у вас за дело, Матвей Петрович?
– Мне нужен отпуск, пан Збигнев. Дней на пять-шесть. Я решил бы это с фрекен Нурдстрем, но дело не терпит отла гательств, и подавать рапорт по команде я не могу.
– Отпуск…
– Да. За свой счет. И – с завтрашнего дня.
– А кто заменит вас в диспетчерской?
– Сегодня вернулся Корнеев, так что без меня обойтись можно. Так считаю не только я, но и фрекен Нурдстрем тоже.
– Что ж, – сказал Левандовский, – если бы все проблемы можно было решить так легко…
– Но это еще не все. – Захаров сжал руками подлокотники и подался вперед: – Мне нужны билет на завтрашний конвертоплан до Гонконга и на самолет от Гонконга до Генуи. И визы, естественно.
– Так, – сказал Левандовский. – А нельзя ли поподробнее, Матвей Петрович?
– Мне нужно в Геную, пан Збигнев. У Джулио… У делла Пене там жена и сын. И я не хочу, чтобы о его смерти они узнали из газет или официального письма. Официальное письмо о смерти… Я видел их. Их называли похоронками. Похоронки пришли на моего деда и двух его братьев. Они сохранились у нас в семье. И я не хочу, чтобы такое письмо, пусть даже на бланке Гайотиды, а не на газетной бумаге военных лет, не хочу, чтобы такое письмо читали внуки делла Пене. Понимаете, пан Збигнев?
Левандовский встал, прошелся по кабинету.
– Понимаю, Матвей Петрович, – после паузы сказал он. – Понимаю. Да и писать такое мне было бы непросто… Я думал уже, как это написать…
– Значит…
– Значит, вот что. – Будучи неудавшимся ученым, но прирожденным администратором, талант которого в конце концов и привел Левандовского на Гайотиду, он привык решать все быстро и окончательно. – Значит, вот что. У нас на верфях Генуи размещено несколько заказов. Вот вы и отправитесь туда в командировку. Так мне будет проще оформить вам до кументы. А за десять дней – на большой срок командировку я дать не могу – вы сумеете раза два выбраться на верфи.
– Конечно, – подтвердил Захаров. – Но…
– Большего от вас и не требуется. Думаю, такое злоупотребление командировочным фондом мне простится.
– Да, – сказал Захаров, вставая. – Спасибо.
– Это вам спасибо, Матвей Петрович. Я не думал о таком варианте, но теперь… Иначе, пожалуй, было бы просто нельзя. Документы вам подготовят к утру. Конвертоплан уходит в час, так что это мы успеем.
– Добро, – сказал Захаров. – Разрешите идти?
Левандовский улыбнулся.
– Идите, идите, Матвей Петрович. Отдохните – выглядите вы, честно говоря, не ах, – а завтра часов этак в… – он прикинул, – в одиннадцать зайдите ко мне.
Когда Захаров вышел, Левандовскому показалось на миг, что в кабинете стало слишком пусто. Он вернулся к столу, сел в кресло-вертушку и вдавил клавишу селектора:
– Бетка, скомандуй, чтобы к утру были документы Захарову – он летит в Геную. Билет, виза… Сама знаешь. И разыщи-ка мне, пожалуйста, командира патрулей. Ему тоже нужны будут документы – он полетит в Прагу…
IX
Всплытием явно никто не управлял: «Дип Вью» стремительно шел вертикально вверх, и Зададаев напряженно следил за белой точкой на экране гидролокатора – казалось, аппарат неизбежно должен удариться о днище «Руслана». Очевидно, так показалось не только ему, – на самых малых оборотах «Руслан» задним ходом отработал полтора-два кабельтова. Зададаев улыбнулся: у кого-то на мостике сдали нервы… Уж что-что, а позиция «Руслана» была определена правильно. Зададаев сам ее выбрал, а делом своим он занимался не первый год. И не успела белоснежная громада судна окончательно остановиться, как впереди, метрах в пятистах по курсу показался «Дип Вью». Как это обычно бывает при аварийном всплытии, аппарат вырвался из моря, словно пробка из бутылки шампанского. Сверкнув на солнце стеклянными гранями и металлическими полосами решетки, он взлетел метров на пять в воздух, а потом с грохотом рухнул в воду, взметнув гигантский фонтан брызг. Тотчас к месту его падения рванулся катер, уже спущенный с «Руслана». Переваливая разбегавшиеся концентрические волны, катер обнажал то сверкающий диск винта, то ярко-красное днище – от форштевня до самых боковых килей. На носу катера, держась за леера, стоял матрос с багром.
Зададаев снова посмотрел на экран гидролокатора: «Марта» медленно, по спирали поднималась к поверхности. С ней тоже явно все было в порядке. Зададаев облегченно вздохнул. По крайней мере, все целы, подумал он и перевел взгляд на пульт баролифта. Там перемигивались разноцветные огоньки контрольных лампочек, и в такт их коротким вспышкам оператор перебрасывал рычажки квитанционных тумблеров. Зададаев проследил его движения. Так, ясно: через минуту-другую баролифт тоже пойдет вверх. Собственно, операцию можно считать законченной.
– Изображение, – негромко сказал Зададаев.
Над пультом вспыхнул маленький экран внутренней связи. Аракелов сидел на диване сгорбившись и опустив голову на руки. Потом он выпрямился и стал медленно снимать ласт.
– Поднимайте, – скомандовал Зададаев и вышел из пультовой. После ее полумрака яркий солнечный свет показался болезненно-ослепительным, и с минуту Зададаев стоял, щурясь и ожидая, пока привыкнут глаза. Потом он закурил и неторопливо поднялся на мостик.
Капитан прохаживался по крылу мостика, как пантера по клетке, и выражение его лица не обещало ничего хорошего. Зададаев про себя от души порадовался этому. Конечно, ему и самому не поздоровится – за все подводные работы отвечает именно он. Но… Ему не привыкать, Аракелова он прикроет, а вот тому, в «Марте»… Это хорошо, что Ягуарыч завелся, подумал он, достанется кое-кому на орехи… Собственно, капитана звали просто Виктором Егоровичем, но прозвище Ягуарыч, которое он вполне оправдывал, укрепилось за ним давно и прочно.
Зададаев подошел к ограждению мостика. «Марта» уже всплыла на поверхность и теперь медленно огибала «Руслан», направляясь к слипу.
– Что ж, – сказал Зададаев, – вот, похоже, и все. Операция закончена.
– Для кого закончена, а для кого и нет, – отозвался капитан голосом, не обещавшим водителю «Марты» ничего хорошего.
– Да, – согласился Зададаев, – за такое гнать надо. В три шеи.
– И погоню! – рыкнул Ягуарыч. – Как пить дать. За судно и дисциплину на нем отвечаю я.
– Ну, сейчас отвечать придется кому-то другому, – улыбнулся Зададаев.
Ягуарыч только засопел. Такой реакцией Зададаев остался вполне доволен: она обещала взрыв мегатонн этак на тридцать.
– Пойду встречать духа.
– Естественно, – не слишком любезно отозвался капитан, но Зададаев не обратил на это внимания.
– Добро, – сказал он и повернулся, чтобы уйти.
– Он тоже хорош, твой дух… – проворчал капитан.
И хотя ворчание на этот раз было довольно миролюбивым, Зададаев мгновенно ощетинился:
– Совершенно верно, хорош. И когда он вытащил измерители течений, вы, помнится, были того же мнения.
Месяца два тому назад эта история наделала немало шума на «Руслане». Работы на очередной станции уже сворачивались, когда с борта вертолета, собиравшего буйковые регистраторы, сообщили о потере связки из семи измерителей течений. Полипропиленовый трос, которым они крепились к бую, оборвался, и приборы ушли на дно, на четырехкилометровую глубину. Не говоря уже о том, что измерители течений – игрушки достаточно дорогие, вместе с ними ушла и накопленная за шесть суток информация. А самое главное – ставилась под удар вся последующая работа: их комплект был на «Руслане» единственным. Пока доставят новые, пройдет минимум недели две – это при самом благоприятном стечении обстоятельств. В целом ситуация невеселая.
Аракелов в это время уже закончил работу по программе станции и готовился к подъему на борт. Работал он на этот раз в горизонте три и пять – четыре ноль, то есть от трех с половиной до четырех километров глубины. Это решило дело: начальник экспедиции и капитан явились к Зададаеву и чуть ли не силой заставили его направить Аракелова на поиски пропавших измерителей. Сопротивлялся Зададаев не из окаянства: в принципе батиандр мог работать под водой без подъема на поверхность семьдесят два часа. Из них шестьдесят представляли собой нормальный рабочий цикл; еще шесть были резервными; а шесть последних только давали ему шанс спастись при какой-то катастрофической ситуации, не гарантируя от необратимых последствий по возвращении. Чтобы батиандр не забыл об этом, жидкий кристалл на цифровом табло его часов постепенно менял цвет: зеленый сперва, к концу рабочего цикла он постепенно желтел, а потом начинал полыхать тревожным багровым светом. В жаргоне акванавтов прочно обосновались термины: зеленое, желтое и красное время.
Шестьдесят часов Аракелов уже отработал. И скрепя сердце Зададаев разрешил ему вести поиск в продолжении желтого времени. «Пять часов, и ни минутой больше», – отстучал он, передавая Аракелову задание. Он прекрасно понимал, что шансы найти связку с измерителями за пять часов ничтожны. Но повторный спуск батиандра допускался согласно требованиям медицины не раньше чем через пять суток. А потому попытаться было необходимо.
Желтое время у Аракелова давно вышло, а он все еще не появился в баролифте. Зададаев сидел в пультовой и курил не переставая. Наконец батиандр вернулся. Зададаев вздохнул и скомандовал подъем.
В ответ на разнос, который устроил ему Зададаев, Аракелов рассмеялся: «Да что вы, Константин Витальевич! Какой из меня лихач? Трезвый расчет, не больше. Просто я нашу медицину как свои пять пальцев знаю и ввожу поправочный коэффициент на перестраховку. Знаете, у нас на курсах практику вел старик Пигин, так он любил говаривать: „Подводники делятся на старых и смелых; мальчики, доживайте до седых волос!“ Вот я так и стараюсь…» Зададаев рассмеялся: ну что ты с таким будешь делать? На вопрос о потерянных приборах Аракелов, пригорюнившись, развел руками: «Простите, Константин Витальевич…» Зададаев махнул рукой: ладно, мол, главное, сам цел, но Аракелов продолжил: «Не сумел я их сам вытащить, придется теперь аквалангистам поработать, я трос к скобе баролифта привязал…»
Несколько дней после этого Аракелов ходил в героях, а начальник экспедиции и капитан клялись ему в вечной любви. Это было всего два месяца назад. А сейчас…
Зададаев взглянул на капитана и увидел, что тот улыбается.
– Иди, иди… Господин оберсубмаринмастер. Встречай своего духа.
Капитан тоже ничего не забыл. Зададаев кивнул ему и сбежал по трапу.
Прежде всего он зашел в лазарет. Дежурил Коновалов – каково, однако, с такой фамилией быть врачом, сообразил вдруг Зададаев. Раньше это ему почему-то не приходило в голову. Впрочем, терапевтом Коновалов был неплохим, хотя от обилия практики на «Руслане» отнюдь не страдал. Минут пятнадцать они поболтали о том о сем, потом Зададаев попросил снотворное.
– Зачем? – В глазах Коновалова вспыхнул алчный огонек.
– Да так, не спится что-то, – уклончиво ответил Зададаев.
– Давайте-ка я вас посмотрю, – радостно предложил Коновалов.
– Спасибо, Владимир Игнатьевич, как-нибудь в другой раз, – отказался Зададаев со всей возможной любезностью. – Сегодня никак не могу, дела. Вот на днях непременно загляну, покажусь толком, может, в самом деле что-нибудь там не в порядке, – постарался он утешить эскулапа.
– Знаю я вас, – тоскливо вздохнул Коновалов, – здоровы больно. Разве что ногу кто сломает, так и то не мне, а Женьке работа, – завистливо добавил он.
Зададаеву стало смешно.
– В следующий раз – обязательно, – серьезно пообещал он. – А сейчас просто дайте мне какое-нибудь снотворное.
Коновалов встал, подошел к шкафу в углу приемной, выдвинул один ящик, потом другой, наконец достал ампулу для безукольной инъекции.
– Вот, – сказал он, протягивая ампулу Зададаеву. – И безобидно, и надежно. Приставьте ее к сгибу руки присоской, через сорок пять секунд содержимое впитается, а через пять минут вы будете спать сном праведника.
– Спасибо, – сказал Зададаев, бережно укладывая ампулу в нагрудный карман рубашки. – И клятвенно обещаю, что на днях приду для самого детального осмотра – как только будет время.
– Оставили-таки лазейку, – ухмыльнулся Коновалов. – Так я и знал: придете, когда курносый рак на горе свистнет…
– Что вы, – возмущенно возразил Зададаев, – минимум на день раньше!
И поспешно ретировался, потому что Коновалов явно искал взглядом предмет потяжелее, собираясь расправиться с посетителем, как Лютер с чертом.
Зададаев взглянул на часы: до тех пор, пока медики выпустят Аракелова из «чистилища», оставалось еще больше часа. Пожалуй, можно было и пообедать. Не только можно, но и нужно – за всей суетой днем он не успел этого сделать. Зададаев направился в столовую.
Народу здесь было мало. Зададаев подошел к окошку раздачи, посмотрел меню. По такой жаре стоило бы взять чего-нибудь такого… Ага, окрошка. Увы, окрошки не оказалось. Кончилась. Оно и понятно – время уже отнюдь не обеденное. Пришлось взять холодный свекольник (и то последнюю порцию) и плов. Плов, надо сказать, у здешнего кока получался изумительный, сплошное таяние и благоухание. И если плов значился в меню, Зададаев брал его не раздумывая. Поставив на поднос тарелки и высокий стакан с кофе глясе, Зададаев направился к заранее облюбованному столику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9