В е р а и Н а д я (из-за двери). Мы переодеваемся к юбилею.
К о р н е п л о д о в а. Скажите папиной матери, чтобы водку убрала и подала нам кофе. Когда переоденетесь, покажитесь мне. Ну, рассказывайте, рассказывайте же.
О л ь г а Н и к о л а е в н а. Я вырвалась из союза буквально на пять минут. Сейчас же обратно.
К о р н е п л о д о в а. Но торопитесь, золотко. Вас подбросит на машине наш ветеринар. Прежде всего скажите: приветствие от союза будет?
О л ь г а Н и к о л а е в н а. Я не имею права разглашать, но по секрету скажу - не будет. Видите ли, Максим Максимович сейчас в отъезде, а Степан Степанович занял такую позицию - раз уж так случилось, что каким-то образом юбилей разрешили, то пускай себе будет, но союз, как таковой, устраняется и от приветствия воздержался. Между нами говоря, у нас в руководстве союза все прямо-таки посходили с ума. На первом плане высокий идейно-художественный уровень. Мастерство, разнообразие форм и жанров, острая, актуальная тематика. Жуткие требования!
К о р н е п л о д о в а. Это они специально подкапываются под Евтихия...
О л ь г а Н и к о л а е в н а. Безусловно. Они просто завидуют, но повторяю, они сказали, что юбилей пусть себе будет. Это их частное дело, и каждый советский гражданин, как таковой, имеет право справлять свой день рождения в своем клубе, тем более если это пятидесятилетие.
К о р н е п л о д о в а. Досадно.
О л ь г а Н и к о л а е в н а. Конечно. Но могло быть и хуже. Вы не знаете, какие в президиуме жуткие установки! Между прочим, курьез: заседание приемочной комиссии назначено, так же как и юбилей, в клубе, только в другой комнате.
К о р н е п л о д о в а. Понятно. Это они нарочно.
Бабушка вносит кофе и убирает водку.
Пейте, лапушка, кофе со сливками. Берите торт.
О л ь г а Н и к о л а е в н а. Мерси. Я ужасная кофейница, вы знаете. Короче говоря, с юбилеем все утряслось. Это главное. Но все-таки какие злые, завистливые люди. Эта история с членским билетом, с комиссией по приему, все эти кулуарные разговоры - жуть!
К о р н е п л о д о в а. Кто там орудует?
О л ь г а Н и к о л а е в н а. Я не имею права, но вам могу по секрету. Все орудуют! Я удивляюсь, как у них может подняться рука на такого человека, как Евтихий Федорович.
К о р н е п л о д о в а. Личные счеты.
О л ь г а Н и к о л а е в н а. А что касается Мартышкина, то он занял двойственную позицию.
К о р н е п л о д о в а. Он дал согласие сделать на юбилее вступительное слово.
О л ь г а Н и к о л а е в н а. А у меня другая информация. У Мартышкина работает машинисткой одна моя приятельница, которая сказала мне под большим секретом, что сегодня утром Мартышкин продиктовал ей две свои речи по поводу Евтихия Федоровича: одну резко отрицательную, просто убийственную, - для заседания приемочной комиссии, а другую весьма пристойную, даже, я бы сказала, восторженную, - для юбилея. И обе речи безумно талантливые.
К о р н е п л о д о в а. Какую же речь он произнесет, как вы думаете?
О л ь г а Н и к о л а е в н а. Может быть, первую. Может быть, вторую. А может быть, и обе. Это никто не может предсказать. Даже я. Только бюро погоды.
К о р н е п л о д о в а. Ну, если только этот фрукт посмеет попытаться сорвать наш юбилей, тогда я сама выступлю!
Н а д я (входя с Верой в новых, "юбилейных" платьях). Ну, что? Заметно, что мы дочери юбиляра?
О л ь г а Н и к о л а е в н а. Восхитительно! Это правда, что вы выходите за начинающего беллетриста Бурьянова? Поздравляю.
Н а д я. Благодарю вас. Откуда это известно?
О л ь г а Н и к о л а е в н а. У нас известно все, что касается литературы.
К о р н е п л о д о в а. Ну, идите, идите же. Я вас позову.
В е р а. Один вопрос. Неужели и папина мать поедет с нами на юбилей?
К о р н е п л о д о в а. Обязательно.
О л ь г а Н и к о л а е в н а. Мать юбиляра! Что вы!
В е р а. Как же мы все влезем в машину?
Н а д я. Обо мне не беспокойся. За мной заедет начинающий беллетрист, и мы с ним торжественно прибудем на торжество.
К о р н е п л о д о в а. Вера, скажи ветеринару, чтобы он не завозил машину в гараж. Надо отправить нашу лапушку в союз. Позови его сюда. Пусть покажется. Я хочу посмотреть, как он одет.
В е р а. Хорошо.
Н а д я. Значит, одобряете наши туалеты? Очень приятно. Удаляемся.
Уходят.
О л ь г а Н и к о л а е в н а. Между прочим. Усиленно распространяется версия, что Евтихий Федорович протащил через редсовет серую и посредственную повестушку Бурьянова только потому, что тот женится на Надюшке. Говорят, что скоро в комиссии они хотят публично обвинить Евтихия Федоровича в семейственности и беспринципном кумовстве. Учтите это.
К о р н е п л о д о в а. Ах, подлецы! Ах, подонки!
В а с и н (входит). Вы мне приказали явиться?
К о р н е п л о д о в а. Да. Во-первых, подбросьте Ольгу Николаевну, а затем возвращайтесь и приведите себя в приличный вид, так как вы поедете сегодня вместе с нами на юбилей. И будьте добры, побрейтесь.
В а с и н. Слушаюсь. Больше ничего?
К о р н е п л о д о в а. Пока ничего, идите.
В а с и н. Стричься не надо? Вошел к парикмахеру, сказал спокойный: "Будьте добры, причешите мне уши".
К о р н е п л о д о в а. Что?
В а с и н. "Гладкий парикмахер сразу стал хвойный"...
К о р н е п л о д о в а. Позвольте, да он совершенно пьян. (Кричит.) Вера!
В е р а. Что случилось?
В а с и н. Ровно ничего. Меня потребовали - и я явился. И пусть вас это не удивляет. Прошу прощенья. Меня напоили шоферы, отличные ребята. Полтораста граммов с прицепом. (Подмигивает.)
В е р а. Этого с ним раньше никогда не было.
В а с и н. Потому что раньше я был человек науки, почти ученый, я мечтал об открытиях в области ветеринарии, но мои мечты поломались, и теперь я мальчик на побегушках, человек без индивидуальности, доставало. Понимаете, я доставало. Толкач! Вот что вы все со мной сделали, и я вас всех очень люблю. И презираю.
К о р н е п л о д о в а. Вера, скажи этому человеку, чтобы он сию минуту вышел вон. Извините, лапушка.
В е р а. Ступай вон и проспись.
В а с и н. Слушаюсь. Я сейчас пойду и просплюсь. Только вряд ли.
В е р а. Ступай!
В а с и н. Я просплюсь. Но имейте в виду, когда я проснусь... О!.. К чертовой матери! Хватит! Поездили! Я живой человек, я творчески мыслящая личность! А вы кто такие? Лабазники! Хуторяне!
Корнеплодов входит и стоит, молчаливый, как монумент.
К о р н е п л о д о в а. Евтихий, выгони его прочь.
О л ь г а Н и к о л а е в н а. Как вам не стыдно в такой день!
В а с и н. В какой такой день?
О л ь г а Н и к о л а е в н а. В день юбилея вашего тестя, всеми нами любимого и уважаемого писателя.
В а с и н. Кто писатель? Я не вижу. Где? Вот это? А что он написал? Он такой же писатель, как я геоботаник. Даже еще меньше. Удивляюсь, чего смотрит ваш союз!
К о р н е п л о д о в. Вон!
В а с и н. Хорошо. А кто вас на юбилей повезет? Вы думаете, я ничего не понимаю, а я все понимаю. Вы любите на всех ездить. Даже на собственной бабушке ездите верхом.
К о р н е п л о д о в а. Евтихий, ударь его.
В а с и н. Что? Меня бить? Впрочем, вы совершенно правы. Бейте меня. Лупите прямо по морде. Я заслужил. Я польстился... Польстился на все это... Свое будущее, свою науку я променял на вашу гнусную чечевичную похлебку. Да знаете ли вы, жалкие, ничтожные личности, что такое ветеринария? Не подходите ко мне! Расшибу!
К о р н е п л о д о в а. Позвоните в милицию!
В а с и н. Да знаете ли вы, что такое наша родная отечественная эпизоотологическая школа, возглавляемая Вышелесским? Вы знаете, что этой школой установлены этиология, патогенез и мероприятия по борьбе с инфекционным энцефаломиэлитом лошадей? В изучении инфекционной анемии лошадей, сапа и других заболеваний советские патологоанатомы значительно опередили буржуазную науку! А я? Боже мок, а в это время я... Но нет... Кончено!
Б у р ь я н о в (входит). Что происходит?
В а с и н. А! Еще один любитель чечевичной похлебки. Присаживайтесь. Сейчас вас будут запрягать. А лично я - извиняюсь. Сыт по горло. Вера, пойдем!
В е р а. Ты с ума сошел.
В а с и н. Веррра! Я твой муж, и я тебе велю. Ну, без разговоров. А то знаешь... Может быть, ты не хочешь? Так ради бога. Тем лучше. Оставайся и можешь всю жизнь перелистывать эти пресные рукописи по сорок рублей за печатный лист.
В е р а. Ну, негодяй, я с тобой поговорю, когда ты проспишься.
В а с и н. Я уже проспался. То есть проснулся. Желаю вам дальнейшего процветания... Хуторяне! (Уходит.)
О л ь г а Н и к о л а е в н а. Я так перепугалась... У меня дрожат руки...
К о р н е п л о д о в а. Это даже... смешно, не правда ли? Ради бога, простите, лапушка. Это наш общий недосмотр. И пожалуйста... Я надеюсь на вашу скромность.
О л ь г а Н и к о л а е в н а. Что вы! Что вы! Ничего и не было, я ничего не видела и не слышала. Где этого не случается. По-видимому, машины не будет, так я побегу. Не провожайте меня. До вечера. (Быстро уходит.)
К о р н е п л о д о в а. Вот плоды нашего либерального отношения к людям. Евтихий, успокойся. Не забудь, что у тебя давление, а вечером юбилей. (Вере.) А ты не расстраивайся и не ломай руки. Далеко не уйдет. Видали мы и не таких. Мишенька, ты водить машину умеешь?
Б у р ь я н о в (довольно грубо). Нет.
К о р н е п л о д о в а. Жаль. Ну тогда сбегаешь за такси.
Входит портниха, неся в воздушном большом свертке
платье.
А, юбилейное платье. Несите его, милочка, туда. Вера, ступай помоги мне, будешь держать зеркало сбоку.
Вера и портниха уходят.
А ты, Евтихий, тоже ступай переодевайся, - я тебе что сказала?
Корнеплодов уходит.
Надя, проследи, чтобы мать твоего отца надела желтый платок и новую кофту с оборочками. (Уходит.)
Н а д я. Они бабушку хотят превратить в какую-то сказительницу. Миша, тебе нравится мое платье?
Б у р ь я н о в. Да, но мне не нравится, что ваш нетрезвый родственник позволил себе назвать меня любителем чечевичной похлебки. Что это значит? И вообще мне многое не нравится.
Н а д я. Что за тон? В доме праздник, а все злые как собаки. Только что не кусаются. И ты тоже. Поцелуй меня, ведь мы еще с прошлой ночи не виделись.
Б у р ь я н о в. Это лишнее.
Н а д я. Что-нибудь случилось?
Б у р ь я н о в. Оказывается, против твоего отца ведется сильная кампания. Сегодня на заседании приемочной комиссии его собираются с треском провалить, причем в это дело впутали и меня. Кричат, что Евтихий Федорович протащил мою повесть потому, что якобы я собираюсь на тебе жениться! Ты понимаешь, чем это пахнет? Семейственность, беспринципность. А Сироткин-Амурский прямо заявил, что моя повесть посредственная, серая, не имеет никакой художественной ценности, а сам я молодой карьерист, Растиньяк и состою у твоего отца в холуях.
Н а д я. Но ведь это неправда! Какие жестокие, злые люди!
Б у р ь я н о в. Злые не злые, а факт тот, что моя повесть стоит под ударом, и я этого не допущу. Я буду за нее драться. Прежде всего надо развеять глупенькую легенду, что я на тебе женюсь и что вообще имею какое-то отношение к вашей семье. А я еще, дурак, послал сегодня поздравительную телеграмму Корнеплодову.
Н а д я. Миша, опомнись, что ты говоришь! Ты меня больше не любишь?
Б у р ь я н о в. Не до любви, милая, на карте стоит вся моя карьера. Это понять надо.
Н а д я. Подожди. Я не понимаю. Ты от меня отказываешься?
Б у р ь я н о в. Надо срочно поправлять дело.
Н а д я. Ты отказываешься? Да? После того, что между нами было? Как же я теперь буду смотреть людям в глаза? Родителям, ребятам из института?
Б у р ь я н о в. Не говори примитивных вещей. И я надеюсь, что у тебя еще сохранилось ко мне достаточно чувства, чтобы не делать мне неприятностей и не давать пищи для нежелательных обобщений. И пожалуйста, не делай из этого трагедии.
Б а б у ш к а (входит, переодетая в новое). Ну вот, я пришла показаться. Так будет ладно?
Н а д я (бросается к ней). Бабушка?
Б у р ь я н о в. Не буду вас больше задерживать и надеюсь на твое, в общем, хорошее ко мне отношение. С твоей наружностью ты еще вполне найдешь себе приличного партнера. (Уходит.)
Н а д я (рыдая). Бабушка... милая бабушка!
Б а б у ш к а. Не знаю, что тут у вас случилось, а только знаю, что не нужно было все это затевать в понедельник.
Звонит телефон.
Н а д я. Алло? Из приемочной комиссии? Лично? Хорошо, я сейчас позову. (Зовет.) Папочка! Милый папочка! Корнеплодов входит в новом костюме, но еще без галстука. Возьми трубку...
Б а б у ш к а. Ну как, Евтюша, так ладно? Похожа я на сказительницу? Для юбилея гожусь?
К о р н е п л о д о в. Ступай, мать, ступай. Когда надо, тебя позовут.
Бабушка уходит.
Корнеплодов у аппарата. Нет, не собираюсь. Хорошо. Учту. (Кладет трубку. Болезненно.) Ох!
Н а д я. Что, папочка?
К о р н е п л о д о в. Так как я до сих пор не представил своих сочинений, они требуют моего личного присутствия. А если я не явлюсь, то они... Будут решать сами... Ох!.. Я не могу. Я не пойду. Пусть выгоняют. Я болен. У меня юбилей. Я совершенно болен.
Н а д я. Папочка, выслушай меня. До сих пор я ничего не понимала. А сегодня поняла.
К о р н е п л о д о в. Что ты поняла?
Н а д я. Я все поняла. Папочка, умоляю тебя. Родненький! Старенький мой! Я же вижу, как тебе тяжело. Мне самой так тяжело, так мучительно трудно. Мне сегодня плюнули в душу.
К о р н е п л о д о в. Надежда, не пори дичь.
Н а д я. Я уже давно начала замечать. Только я не верила себе. А сегодня я вдруг как будто проснулась. И все увидела.
К о р н е п л о д о в. Что ты увидела?
Н а д я. Папа, не надо со мной так говорить. Я не маленькая. Прости меня, но я должна тебе сказать все, что думаю. Мы потребители. Папа, пойми, мы только потребители.
К о р н е п л о д о в. Что ты этим хочешь сказать?
Н а д я. Ты же сам знаешь. В нашей прекрасной, удивительной стране все люди трудятся, творят, создают какие-то новые ценности. Материальное, духовные. Дома, симфонии, удивительные машины... А мы... А ты? Что делаешь ты?
К о р н е п л о д о в. Я писатель.
Н а д я. Ах, боже мой, господи, ты так привык называть себя писателем, что сам в это поверил. Ну какой же ты, папочка, прости меня, писатель? Сколько я тебя помню, ты ничего не написал. Да и раньше - тоже. У тебя только шуба и шапка как у Некрасова. А на самом деле ты никто. Ты фикция.
К о р н е п л о д о в. А, понимаю. Отцы и дети. Критикуешь? Ну, критикуй, критикуй, я не боюсь критики.
Н а д я. Не боишься, потому что у тебя нечего критиковать. И если тебя сегодня... уволят из писателей, то это будет только справедливо.
К о р н е п л о д о в. Ты думаешь, они меня могут... того? Вздор. Они только требуют, чтобы я представил им свои произведения. Это их право. Что ж, придется писать.
Н а д я. Если бы я была правительством, я бы тебе платила большие деньги, только чтобы ты не писал.
К о р н е п л о д о в. Девчонка! Как ты смеешь так разговаривать с отцом-литератором?
Н а д я. Я потому так и разговариваю, что ты мой отец. Я люблю тебя и говорю тебе правду, чистую правду.
К о р н е п л о д о в. Так ты думаешь, что они того?
Н а д я. А что же они еще могут сделать, ну посуди сам?
К о р н е п л о д о в. Так... что же мне делать?
Н а д я. Пойди и скажи им всю правду.
К о р н е п л о д о в. Правду? Какую правду?
Н а д я. Скажи, что ты все время занимал чье-то чужое место и больше не хочешь. По крайней мере, это будет благородно. И я уверена, что тебя за это никто не осудит.
К о р н е п л о д о в. Это невозможно... Невероятно!..
Н а д я. Ну что ж делать, папочка, если так случилось? Поверь мне, поверь. Мы не пропадем, ты не бойся. Мы все будем работать, трудиться. Ведь работают же другие люди? Я сдам экзамены, поступлю на работу. И ты - тоже. Ведь ты в конце концов грамотный человек. Пойди, папочка. Имей мужество войти и сказать им всю правду. И тогда никто не посмеет сказать, что тебя выгнали. Ты сам уйдешь. По своему желанию.
К о р н е п л о д о в. По собственному желанию? Ты знаешь... в этом есть какая-то здравая мысль. Надо посоветоваться с матерью.
Н а д я. Не делай этого, умоляю тебя. Мама все равно не поймет. Не захочет понять. Я ее очень люблю, она умная, хорошая, но она не поймет.
К о р н е п л о д о в. Ты думаешь? А как же юбилей?
Н а д я. Не надо никакого юбилея. Ничего не надо. Ты пойдешь... Мы сейчас же с тобой пойдем, и ты им скажешь, что юбилей отменяется.
К о р н е п л о д о в. Трудно, Надюшка.
Н а д я. Трудно, но надо. Умоляю тебя, послушай меня. Ведь ты же сам знаешь, что это нужно. Хоть раз в жизни послушайся своего сердца. И тебе сразу станет так легко. Так хорошо. Пойдем! Ведь ты же когда-то был молодой, смелый... я уверена, что ты был смелый.
К о р н е п л о д о в. Да, я был молодой, был смелый.
Г о л о с К о р н е п л о д о в о й. Евтихий!
К о р н е п л о д о в. Мать зовет.
Н а д я. Папочка, вспомни свою молодость. Подумай, какой будет стыд. Пойдем. Я тебе принесу пальто. И сама оденусь. (Уходит.)
Г о л о с К о р н е п л о д о в о й. Евтихий!
Н а д я (входит одетая, с шубой и шапкой отца). Одевайся, папочка. Поскорее. Это ничего, что ты без галстука, тебя не осудят. Только потише, чтобы мама не услыхала. Дай... я возьму тебя об руку...
К о р н е п л о д о в. Да, ты права. По собственному желанию и без опубликования в печати. Пойдем, Надежда.
Уходят.
К о р н е п л о д о в а (входит в новом вечернем платье, красивая, строгая, похожая на какую-то русскую императрицу).
1 2 3 4 5 6