- Осторожно! - заорала я, но опоздала.
Кирюша шлепнулся на обледенелую землю, не добежав до меня двух шагов. Я кинулась его поднимать. Но сначала пришлось отпихнуть яростно радующихся Мулю, Аду и Рамика. Рейчел, если она не желает двигаться, стронуть с места невозможно, поэтому через нее я просто перепрыгнула.
Кирюшка сидел, как-то странно вытянув руку.
- Больно, - прошептал он.
Я взглянула в его побледневшее лицо и поняла, что, очевидно, больно ужасно, Кирюшка находился на грани обморока.
Дома мы с Лизой аккуратно стащили с него курточку и увидели, что рука от запястья до локтя угрожающе раздувается просто на глазах. Огромный синяк проявился тоже мгновенно. Только что кожа была чуть розоватой, через секунду покраснела, потом посинела.
- Немедленно в Филатовскую больницу, - скомандовала я.
Кирюшка покорно кивнул, а Лиза заревела.
- Не плачь, Лизавета, - бодрым тоном произнес Кирка, - и не больно совсем, зато теперь в школу не пойду, каникулы!
Я хмыкнула и понеслась в спальню, чтобы достать из шкафа деньги. Страховая медицина, конечно, хорошая штука, но, думается, приятно хрустящая бумажка обяжет доктора быть повнимательней.
В спешке роняя на пол постельное белье, я вытащила припасенную заначку и услышала легкий стук. На балконе вновь стояла кенгуру.
- Пошла прочь, - велела я, - не до тебя, ей-богу.
В Филатовской больнице нам незамедлительно поставили диагноз - перелом, по счастью, самый обычный, закрытый, без смещения. Толстая медсестра ловко наложила гипс и вручила мне «Памятку родителям по уходу за ребенком с травмированными конечностями».
- Дай сюда. - попросил Кирка и вырвал из моих рук желтоватый листочек. - Ой, Лизка, глянь, кайф! Щадящий режим, диета обычная, и никакой школы!
Я заглянула в «Памятку».
- Э, нет, дружок! Тут сказано - «дети с травмированными нижними конечностями занятий не посещают». У тебя пострадала верхняя.
- Ну, Лампуша, - заныл Кирка, - хоть один денечек завтра!
Не в силах отказать, я согласилась:
- Хорошо, но только завтра.
- Клево! - завопил Кирка и тут же, поскользнувшись, рухнул на асфальт прямо у будки охранника, стерегущего въезд в Филатовскую больницу.
- Давай, парень, - одобрил секьюрити, - теперь весь поломайся! Будет у тебя не только бриллиантовая рука, но и костяная нога.
- Кирюша! - в один голос закричали мы с Лизой.
- А чего, - забормотал он, - и ничего, подумаешь, упал!
- Проснулся, а там гипс, - радовался сторож.
- Держи его со здоровой стороны, - велела я Лизе и посмотрела на часы.
Полседьмого! Пора на работу. Нет. Больше никогда не буду врать ничего, что связано со здоровьем. Стоило придумать про перелом - и вот он, пожалуйста, в наличии.
Когда мы добежали до метро «Маяковская», я спросила:
- Сами домой доедете?
- Без проблем, - ответила Лиза.
Но Кирюша горестно вздохнул и проныл:
- Рука болит, жуть.
- Ничего, миленький, - попыталась я утешить неудачника, - выпей анальгин, скоро успокоится.
- Прикинь, какое горе, - стонал Кирка, - рука-то левая! И мне кажется, что боль пройдет, если мы с Лизаветой съедим по булочке вот отсюда!
Я проследила за его указательным пальцем с обгрызенным ногтем и увидела вывеску - «Кондитерская „Делифранс“, вход через Зал Чайковского».
Надо же, как изменились времена! В начале 80-х я иногда приходила в этот зал, правда, со стороны улицы Горького, через актерский вход. Так вот, и музыканты, и зрители, явившиеся на концерт, были крайне недовольны. Тогдашний директор зала закрыл один-разъединственный буфет, где тихо торговали бутербродами с засохшим сыром и противной жирной копченой колбасой. Мотивировал свое решение он просто:
- Нечего цитадель искусства превращать в харчевню. Люди должны здесь наслаждаться музыкой, а не жрать хлеб и пить лимонад. Симфония и колбаса несовместимы.
Мы вошли в просторный вестибюль, и я невольно присвистнула. Да, похоже, с искусством в цитадели классической музыки покончено навсегда. В холле вольготно существовали целых три ресторана. В одном подавали мороженое, в другом - кофе, в третьем - сок.
Но Кирюшка и Лиза поволокли меня к булочкам. При взгляде на ценники у меня помутилось сознание. Корзиночка с фруктами - семьдесят рублей, булочка с клубникой тянула на полсотни, крохотный круассан стоил тридцать пять. Дети тоже слегка присмирели, но сзади уже набежал народ, и мы постеснялись расталкивать толпу.
- Возьми нам два «конвертика» с сыром по сорок рублей, - шепнула Лиза, - и бежим отсюда.
Я кивнула. Прямо перед нами стояла хорошо одетая пара. Дама неопределенных лет и девочка примерно Лизиного возраста в бархатной курточке и кожаных брючках.
- Вот это хочу, - капризно протянула девица, тыча наманикюренным пальцем в сторону дорогущих пирожных.
- Пять со взбитыми сливками, четыре с клубникой, шесть с вишней, - принялась перечислять мамаша.
Буфетчица начала аккуратно укладывать лакомства в фирменные коробочки. Внезапно Кирюшка вздохнул и с завистью произнес:
- Небось вкусные вон те, с желе!
- Да тише ты, - шикнула Лиза и дернула его за рукав, - нам такое не по карману.
Кирюша быстро глянул на меня и затарахтел:
- А и не хочется вовсе, потом живот заболит, крема очень много… Лучше вон те, с сыром!
Девочка в брючках повернулась, окинула взглядом Кирюшу и Лизу, презрительно хмыкнула и приказала:
- А еще с малиной, бананами, ежевикой и смородиной… Ну и с сыром, дешевеньких.
- Конечно, - согласилась мамаша.
- Что желаете? - обратилась ко мне другая продавщица.
Чувствуя, как тяжелая злоба начинает туманить мозги, я рявкнула:
- Шесть корзиночек со взбитыми сливками, пять пирожных с клубникой, семь с вишней…
- Эй, Лампа, ты чего, - прошептала Лиза, - лучше с сыром.
- И десять с сыром, - припечатала я, - впрочем, положите еще и эти с маком и вон те с ежевикой.
- Всех по десять? - поинтересовалась девушка.
- Да, именно по десять!
Когда счастливые дети, обвешанные коробочками и кульками, исчезли в поезде, я, вздохнув, перешла на другую сторону платформы и стала дожидаться своего поезда. Я категорически не хочу, чтобы Лиза и Кирюша выросли ущербными, с менталитетом нищего человека, у родителей которого не было денег, чтобы купить ребенку булочку. Правда, следует признать, что выпечка омерзительно дорогая, хорошо еще, что в моем кошельке лежала крупная сумма. Я носила с собой деньги на всякий случай, потому что хотела купить перчатки на меху, да все не попадались подходящие. И потом, эта девчонка в кожаных штанах так противно ухмылялась!
Сев в поезд, я раскрыла детектив и подумала: «Черт с ними, с перчатками, зима-то кончилась».
Глава 3
На следующий день, где-то около полудня, мы с Сеней в задумчивости разглядывали снимки. Голый Борис Львович выглядел не лучшим образом, руки и ноги тощие, кожа бледная, на спине какие-то то ли прыщи, то ли пятна. Зато дама просто красотка. Идеальная фигура с тонкой талией и высокой грудью, длинные ноги и никакой болезненной худобы профессиональных моделей. Не спорю, на вешалке платье выглядит лучше всего, но в обнаженном виде всякие Кейт Мосс просто отвратительны, больше всего они напоминают строительную арматуру, из бетонных кусков которой торчат железные прутья.
Но любовница моего хозяина смотрелась расчудесно: всего у нее было в меру - и округлостей, и стройности.
- Знаешь ее? - поинтересовался Сеня.
Я внимательно всмотрелась в личико красотки.
- Нет, ни разу не встречала.
- Хорошенькая, - оценил хозяин и бросил снимки на стол, - все при ней.
- Мне можно больше не ходить к Ремешковой? - обрадовалась я.
- Анька просила, чтобы ты еще поработала недельку.
- Зачем?
Сеня пожал плечами.
- Хочет убедиться, что краля у мужика одна.
Я с сомнением покосилась на изображение тощего Бориса Львовича. Нет, он мало смахивает на страстного донжуана, хотя кто его знает…
- Анька сегодня сюда явится, я ей фотки и покажу, - сообщил Сеня, - а ты ноги в руки - и вперед.
В субботу Борис Львович праздновал день рождения. По такому поводу были званы гости, Двое художников, Андрей Корчагин и Никита Малышев, с женами, очень томная дама неопределенного возраста, кокетливо закатывающая глаза и откликающаяся на кличку Зюка, и мужик с манерами генерала Лебедя, чье имя и отчество мне сразу узнать не удалось.
Сначала вручали подарки «новорожденному». Борис Львович получил от художников бутылку коньяка «Отар» и пятилитровую сувенирную упаковку виски «Ред Лебел». Зюка, присюсюкивая, преподнесла альбом «Лувр», а грубоватый мужик - одеколон неизвестной фирмы, зато редкой вонючести. Любопытная Ирочка моментально распечатала упаковку, и по комнате поплыл тяжелый аромат, которым отличаются от дорогого парфюма египетские подделки.
Дамы выглядели блестяще. Причем в настоящем смысле этого слова. Аня нацепила малиновое платье с люрексом. Оно было сшито «под горлышко», к тому же хозяйка обмотала шею золотыми цепями. Блеск украшений сливался с сиянием люрекса, Ирочка влезла в обтягивающий до неприличия светло-лазурный костюм-стрейч. Девочка явно тяготела к голубому цвету. На ее мощной груди переливалась всеми цветами радуги бриллиантовая брошь, а мочки ушей оттягивали дорогие серьги.
Но я не отрывала глаз от дамы, пришедшей с художниками, а точнее, от жены Никиты - Жанны. Не было никаких сомнений в том, что мой фотоаппарат запечатлел именно эту очаровательную блондиночку. Подавая на стол горячее, я думала: ну что заставило хорошенькую, молоденькую девочку выбрать себе в любовники Бориса Львовича? Ее муж Никита выглядел намного импозантнее - красивый, фигуристый парень чуть за тридцать. А моему хозяину сегодня стукнуло пятьдесят два. И еще очень удивляло поведение Ани. Насколько я заметила, она не привыкла сдерживать эмоции. Стоило ей чуть понервничать, как в доме начинали летать столы, стулья и биться посуда. Честно говоря, увидав, как хорошенькая Жанна, одетая в элегантный брючный костюм цвета топленого молока, входит в гостиную, я чуть-чуть струхнула, решив, что сейчас Анна завопит и опустит ей на голову поднос, где горой расположились экзотические фрукты - киви, манго и бананы.
Но Аня с улыбкой обняла Жанну и весело сказала:
- Отличный костюмчик, чай, не рыночный.
- Нет, - улыбнулась Жанна и быстро добавила:
- Хотя и на рынках часто попадаются великолепные вещи.
Она явно не хотела обижать хозяйку. Словом, все были милы, приветливы и радостно-оживленны. За столом текла легкая беседа ни о чем. Жанна и Валерия, жена Андрея Корчагина, ели мало, в основном накладывали на тарелки салат из овощей. От запеченной свинины они отказались, не притронулась и к картошке.
К кофе подали коньяк и ликер. Жанна горестно вздохнула:
- «Айриш Крим», мой любимый!
- Так в чем же дело, выпей! - улыбнулся Борис Львович.
- Слишком калорийно, - протянула Жанна, - боюсь поправиться. Никита усмехнулся:
- По-моему, у тебя самая настоящая мания похудания.
- Один разочек можно забыть о диете, - хмыкнул Борис Львович.
Аня же спокойно взяла со стола рюмку, стоявшую рядом с прибором Жанны, и, наполнив ее до-верху светло-кофейной жидкостью, с милой улыбкой протянула ей:
- Давай за день рождения.
- Ну, только ради Бориса Львовича, - продолжала кривляться та.
- Да ладно тебе, - усмехнулась Аня, - и так за грабли спрятаться можешь, пей со спокойной душой. Между прочим, только для тебя и покупала, остальные эту сладкую липучку терпеть не могут.
- Точно, - хором отозвались мужчины, - коньяк лучше.
- А мне больше по вкусу виски, - сообщила Валерия. - «Айриш Крим» какой-то странный, вроде молока с водкой.
- Ничего вы не понимаете, - фыркнула Жанна, - коньяк, виски, еще скажите - самогон. Благороднейший напиток этот ликер, для людей с тонким вкусом.
- Можно мне попробовать? - попросила Ирочка.
- Нет, - неожиданно резко ответила мать, - он для тебя слишком крепкий.
Ирина, не привыкшая, что ей в чем-то отказывают, обиженно заморгала и собралась заныть, но тут Жанна понюхала рюмку и сообщила:
- Пахнет странновато, словно «Амаретто».
- Да ну? - изумилась Аня и поднесла бутылку к носу. - Нет, он всегда такой. Да ты попробуй, я в супермаркете брала.
Жанночка быстро опустошила рюмку и замерла со странно выпученными глазами и полуоткрытым ртом.
- Что, - ухмыльнулся Никита, - так вкусно? До остолбенения?
Борис Львович, Аня и Андрей засмеялись. Но Жанна как-то вульгарно икнула, изо рта у нее потекла блестящая струйка слюны. Через секунду она громко вскрикнула, странно дернулась, попыталась вздохнуть и рухнула на пол, неловко, тяжело, не сгибая колен, просто сверзлась с высоты собственного роста. Так валится человек, внезапно теряющий сознание. Падая, Жанночка ударилась о большую бронзовую фигуру, представлявшую собой то ли Купидона, то ли Амура, то ли просто ангелочка. Вмиг на дорогой синий ковер хлынула кровь. Красное пятно быстро расползлось под затылком несчастной.
- Жанна! - закричал Никита и бросился к жене. Он схватил ее за плечи и потребовал:
- Немедленно отвечай, тебе плохо?
- Господи, какой ужас, - прошептала Валерия, - я сейчас в обморок упаду.
Белый, как лист писчей бумаги, Борис Львович тяжело опустился на стул и машинально ухватился за бутылку «Айриш Крим».
- Не трогайте ликер, - приказала я суровым тоном, моментально забыв про роль забитой домработницы.
- Почему? - спросил Андрей.
- До приезда специальной бригады не стоит ничего трогать, - ответила я.
- К-к-какой бригады? - заикаясь, спросила Валерия.
Никита, сидевший возле безжизненно лежащей Жанны, внезапно поднял растерянное лицо. Его рубашка была вся заляпана кровью жены, багровые пятна покрывали руки и брюки.
- Вызовите «Скорую помощь», - опомнилась Ира, - скорей, реанимацию!
Я посмотрела на неподвижно лежащую Жанну. Широко открытые глаза неподвижно смотрели в потолок, брезгливо искривившийся рот был открыт… Преодолевая ужас, я приблизилась и положила руку на шею тела, которое еще пять минут тому назад было веселой, кокетливой Жанной. Пульса на сонной артерии не было.
- Нет, - пробормотала я, - нужно сначала вызвать милицию.
Спустя час квартиру Ани невозможно было узнать. Повсюду расхаживали деловитые люди, равнодушно и споро делавшие свою работу. Труп не торопились двигать. Тело обвели жирной меловой чертой, всех присутствующих выгнали из гостиной в спальню хозяев, и мы сидели на широченной кровати, как стая вспугнутых птиц. Потом в комнату вошел молодой человек и приятным, хорошо поставленным голосом произнес:
- Я Сипелов Максим Иванович. Сейчас быстренько вас опрошу, а завтра прошу в отделение…
- Хочу сделать заявление, - неожиданно сказал Борис Львович.
- Слушаю, - моментально отреагировал Максим Иванович.
- Жанну убила моя жена, Анна Николаевна Ремешкова, - тихим, но безапелляционным тоном заявил художник.
- Ой, - проронила Валерия.
- О…ел совсем! - взвизгнула Аня. - Ума лишился!
- Нет, - протянул Борис Львович. - А вы, молодой человек, пишите, у вас ручка есть?
Максим Иванович вытащил из портфеля планшет с листом бумаги и спросил:
- Имя, фамилия, отчество?
- Это потом, - отмахнулся Борис Львович, - вы о деле послушайте. Анька совсем рехнулась от ревности и наняла вот эту даму следить за мной.
Все присутствующие разом повернули головы и уставились на меня.
- Так, - протянул милиционер, - продолжайте.
- Идиот! - завопила Аня.
- Потише, гражданочка, - велел Максим Иванович, - не мешайте исполнению.
- Да ты, мент позорный, - моментально отреагировала Ирочка, - не видишь, что ли, у мудака крыша съехала!
Максим Иванович уставился на девушку. Он был очень молод. Круглые детские щеки покрывал мягкий пух, скорей всего «Шерлок Холмс» не успел еще отпраздновать двадцатипятилетие, и звать его по отчеству не хотелось, не тянул он пока на Ивановича.
- Я полностью владею собой, - прошипел Борис Львович и резко спросил меня:
- Ну что, скажете вру?
- Вы и в самом деле домработница? Я растерянно покачала головой.
- Во блин, - выдохнул Андрей.
А Валерия, сидевшая возле меня на огромной кровати, брезгливо подобрав платье, отодвинулась подальше.
- Козел! - завопила Аня.
- Заткнись, убийца, - спокойно парировал Борис Львович.
- Не смей маме такое говорить, скунс вонючий! - взвизгнула Ирочка.
- Молчи, дрянь, - побагровел именинник.
- Сволочь, подонок! - визжала Аня. Потом от «цивилизованных» ругательств она перешла к непечатным выражениям.
- Тише, граждане, тише, - попробовал навести порядок Максим Иванович, но тщетно, его никто не слушал.
Сильной рукой Аня подхватила крохотный, но тяжелый пуфик и со всего размаха метнула его в муженька. Пуф просвистел в полусантиметре от головы Бориса Львовича и с треском влетел в огромное трюмо. Раздался оглушительный звон, и на пол дождем хлынули зеркальные осколки.
- Прекратите немедленно! - вспылил Максим Иванович. - Граждане, ведите себя прилично.
- Пошел ты, козел сраный, - отпихнула его Ирочка и запулила в «папеньку» подушкой. Она угодила Борису Львовичу прямо в лицо.
1 2 3 4 5