- Возьми браслетик на память, правда, там мое имя, а как тебя зовут? - спросила Кристя.
- Хафиза, - ответила девушка и вытолкала ее из сарая.
Стоял страшный холод. Кристина побрела по дороге, ноги, ослабевшие за несколько месяцев плена, плохо слушались, к тому же добрая Хафиза, дав одежду, забыла про обувь, и Кристина шла в тоненьких туфельках. Наконец на тропинке попался стог. Девочка, как сумела, обернула ноги сеном. Стало теплее. Тропинка петляла туда-сюда, потом впереди показалась большая дорога. Кристина, боявшаяся теперь всех, легла в глубокую придорожную канаву и принялась разглядывать тех, кто брел по бетонке. Никаких людей в военной форме она не заметила. Сначала протащилась довольно плотная группа горланящих чеченок, потом проехала машина, следом появилось несколько женщин с клетчатыми сумками. Одна, задыхаясь, села на обочину, как раз возле того места, где пряталась Кристина. Женщина была явно русская, с простым славянским лицом, усталым, но добрым. Так она встретила Зою. Выслушав Кристю, женщина вытащила из сумки старые, но целые кроссовки, теплые шерстяные носки и полбуханки хлеба. Они пошли вместе в сторону границы.
- Не надо тебе к военным, - поучала Зоя, - раз отец погиб, а родственников нет, значит, сдадут тебя в детский дом. Держись за меня, вместе до Москвы доберемся.
Зоя собственноручно вписала в свой паспорт Кристину в графу “Дети”.
- Скажем, что твое свидетельство о рождении потерялось, - объяснила она, - а мой паспорт цел, к тому же подтвержу, что ты - моя дочь, все и поверят.
Она оказалась права. Ни у кого женщина с девочкой не вызвали ненужных подозрений.
- Нам бы только до Москвы добраться, - твердила Зоя, - там Раиса поможет, родная кровь, сестра.
- Надо же, - тихо произнесла Тамара, - какая Зоя добрая женщина… была. Кристя улыбнулась:
- Она хорошая, только очень вспыльчивая, если чего не так сделаешь, запросто может по шее надавать, но потом быстро отходит и даже извиняется.
Я вздохнула. Наверное, у них с Раисой это было семейное, хорошо хоть Зоя не пила.
- Она меня спасла, - прошептала Кристина, - называла дочкой…
Голос девочки прервался, и она молча уставилась в окно.
У меня защемило сердце. Это сколько же должен пережить ребенок, чтобы разучиться плакать!
- И куда мне теперь? - пересилила себя Кристя. - В детдом?
Томуся хлопнула ладонью по столу:
- Никаких приютов. Если Зоя звала тебя дочерью, то мы тебе тетки. Тетя Виола и тетя Тамара. Впрочем, можешь звать нас просто по именам, все-таки родственники.
Кристя заморгала:
- Вы не поняли. Я не настоящая дочь Зои. У нее, правда, когда-то была девочка, но умерла в пять лет, она рассказывала, что всегда мечтала о дочери, но бог ребеночка отнял, а я вроде как на замену.
- Тебе сколько лет? - спросила я.
- Двенадцать, нет, тринадцать, - поправилась Кристя.
- Ладно, - велела Томуся, - теперь следует решить разные формальности. Надо по-человечески проводить Зою, когда отдадут тело. Далее следует выправить Кристине хоть какие-нибудь документы, устроить ее в школу, прописать… Голова идет кругом. Значит, так, - резюмировала Томуся, - мы сейчас поедем на “Речной вокзал”, в наш любимый магазин, и купим Кристе все самое необходимое.
Только не подумайте, что там расположен бутик Версаче. Нет, на улице Смольной открыт отличный магазин секонд-хэнд, торгующий практически новыми, но вышедшими у них, на Западе, из моды вещами. Там можно найти все, причем приличного качества. Ну какая нам, в конце концов, разница - узкие джинсы или широкие… Вот только обуви нет, за ботиночками приходится ездить на рынок “Динамо”, что пробивает гигантскую брешь в бюджете.
Внезапно из гостиной раздалось покашливание.
- Ой, - пробормотала Томуся, - совсем забыла про Веру, с ней тоже проблемы…
Да, и немаленькие. Но Тамару не так легко сбить с толку.
- Хорошо, поступим так, - заявила подруга, - я занимаюсь Кристиной, а ты Верой, разделим заботы пополам. Сначала едем в секонд, а потом ко мне на службу.
Томочка работает в расположенной у нас во дворе школе воспитательницей группы продленного дня. Очень подходящее для нее занятие, ничего, кроме доброты к младшеклассникам, там не требуется. Служба начинается в три часа дня и заканчивается, как правило, около шести вечера, когда за детишками прибегают взмыленные мамы.
- Давай, Кристя, - поторопила Томуся, - едем за обновками.
Они мигом собрались и убежали.
Я в задумчивости села у телефона. С чего начать?
Пальцы сами быстро набрали номер телефона Гены Новикова. Он журналист, ведет в крупной газете криминальную хронику…
- Новиков, готов записать ваше сообщение, - пробубнил Генка.
- Генасик, ты хвастался, что имеешь кучу связей в МВД.
- Ага, - радостно подтвердил друг, - в Главное управление исполнения наказаний дверь ногой открываю. Выкладывай сразу проблему. Кого-нибудь осудили, и надо, чтобы попал в Крюковскую колонию, в Зеленоград?
- Нет, Геночка, слава богу, пока все на свободе. Можешь ты узнать по своим каналам, не объявлен ли по Москве розыск молодой психически больной женщины, потерявшей память. Она ушла вчера из дому в одной ночной рубашке и тапочках…
- Легко, - весело ответил Генка. - А тебе зачем?
- Надо.
- Раз надо - значит, надо, - согласился покладистый приятель, - сейчас перезвоню.
Через пятнадцать минут он сообщил, что никакую больную девушку никто не ищет.
- Может, в каком-нибудь в другом отделении милиции, - вздохнула я. Генка захихикал:
- Молчи уж лучше, если не знаешь. Вся информация о пропавших скапливается централизованно, в компьютере. Вчера, например, исчезли два подростка и мужик, позавчера - три старухи, днем раньше - пожилой военный… Никаких молоденьких с кривыми мозгами не наблюдалось. Ну, покедова. Да, имей в виду, если надо кого в Крюковскую колонию запихнуть, я с дорогой душой, только свистни!
- Никого никуда сажать не надо, - отрезала я и повесила трубку.
Странно, что родственники не побеспокоились. Кажется, начинают сбываться мои худшие предположения. Они просто были рады избавиться от больной, а, может, сами выгнали ее на улицу? И как поступить? Сдать ее в милицию?
Я аккуратно приоткрыла дверь в спальню. Верочка сидела у письменного стола с карандашом в руке.
- Что ты делаешь?
- Рисую, - тихо ответила девушка.
Я глянула на листок и восхищенно зацокала языком. Точными, уверенными штрихами Вера изобразила прыгающую через барьер лошадь. Она была нарисована изумительно и выглядела как живая.
- Да ты художница!
- Не знаю, - улыбнулась Вера. - Наверное. Руки сами карандаш схватили. Знаешь, как здорово рисовать, смотри, это ты.
Моментальными движениями она провела несколько линий, и я уставилась на свой шарж. Здорово. Кое-какие черты лица утрированы, но не зло, как иногда делают карикатуристы. И это явно я.
- Ну надо же! Попробуй вспомнить, кто тебя научил?
Вера задумалась, потом покачала головой:
- Ничего, совсем ничего не помню, только лестницу…
- Лестницу?
- Ну да, иду по ступенькам, выхожу на улицу, холодно… Все иду и иду, а людей нет. Тут ты.
Так, значит, она живет на Сонинской улице, и круг поисков значительно сужается. Сколько там домов? Я вытащила из стенки подробную карту Москвы и принялась ее изучать. Сей топографический шедевр преподнесла мне невесть зачем на день рождения Наташка. Скорей всего, его ей кто-то подарил, а она решила избавиться от ненужной вещи, оттащив мне. Но вот сейчас карта пригодилась. Я нашла Сонинскую улицу и присвистнула. Сорок два дома, и еще на нее выходит с десяток мелких улочек. Да, бегать по квартирам можно полжизни. Нужно искать другой путь, но какой?
- Можно выпить чаю? - вдруг спросила Вера.
- Конечно, сейчас заварю.
Но девушка опередила меня, первой вошла в кухню, налила в электрочайник воду и щелкнула рычажком. Я глядела на нее во все глаза.
- Кажется, у меня дома есть подобный чайник, - пробормотала Вера, - но кухня у нас больше и холодильник не такой!
- Какой?
- Серый, с двумя дверцами, - протянула Вера.
Я вздохнула. Серый, с двумя дверцами! Похоже на “Филипс”. Позавчера забрела в “М-Видео” и полюбовалась на товары. Огромный рефрижератор невольно привлек внимание. Цена - фантастическая. Восемьдесят пять тысяч! Размер - гигантский. Я еще подумала, какая же кухня должна быть у людей, чтобы вместить такого монстра. И вот оказывается, что дома у Веры стоит нечто подобное.
- Да, - продолжала девушка более уверенно, - серый. Справа такие лоточки для яиц, тридцать штук влезает, сверху места для банок и бутылок, а слева контейнеры прозрачные и стеклянные полочки…
Чайник вскипел, Верочка налила в чашку кипяток и принялась полоскать в нем пакетик чая. Я глядела в окно. В голове никаких идей, просто какая-то торричеллиева пустота. Внезапно мой взгляд упал на лежавшую на табуретке ночную сорочку. Вчера мы дали Вере пижаму, а ночнушку забыли на кухне. А с утра косяком пошли разнообразные события, и про ситцевую рубашечку мы позабыли. Я взяла в руки сей невесомый предмет, решив замочить ночнушку, а вечером выстирать. Мы никак не наберем денег на стиральную машину. А рубашка-то отличного качества, и не ситец это вовсе, а самый настоящий батист. К боковому шву прикреплен ярлычок “Живанши” . Дорогая, должно быть, вещь и такая приятная на ощупь. И тут на изнанке подола мелькнула метка. Я пригляделась “Королева Алла. 1-й отряд”, рядом был пришит кусочек белой ткани с буквой и цифрами “Л-361854”. Так. Насколько помню, раньше всем детям, выезжавшим в пионерские лагеря, велели пришивать на вещи подобные метки. У меня до сих пор есть ситцевый халатик, где, между прочим, на подоле значится: “Виола Тараканова”. А вторая бирка - это для прачечной. Нет, как здорово все складывается, дело за малым - найти приемный пункт и порасспрашивать сотрудников. Может, кто знает эту Королеву Аллу. На всякий случай я поинтересовалась:
- Верочка, а твоя фамилия не Королева? Девушка отложила ложку и без тени сомнения ответила:
- Думаю, нет.
- Почему?
- Она мне не нравится.
Ну надо же, какой сильный аргумент! Мне, между прочим, тоже не нравится фамилия Тараканова, но ведь живу же с ней всю жизнь!
Тут в дверь затрезвонили. В нашем доме определенно невозможно ни на минуту обрести покой. Что еще там случилось?
- Вилка! - завопила с порога Анечка Артюшина, наша соседка со второго этажа. - Вилочка, она умирает!
Анечка два года назад вышла замуж и вскоре родила девочку Машеньку. Дочка оказалась шаловливой, бедная Анюта лишилась сна и покоя. Но еще хуже стало, когда Машка, покачиваясь на толстеньких ножках, начала осваивать родную квартиру. У Анюты такая же “двушка”, как у нас, но для крохотной Машуни это огромное пространство, неизведанная целина, полная увлекательных вещей. Опасности подстерегают ребенка на каждом шагу. Недавно Машка освоила новый трюк. Она взбирается на стул, потом на стол, идет по нему и… падает вниз, как перезревшая слива. Теперь, если мы приходим в гости, то, чтобы выпить чаю, надо сначала снять со стола… стулья. Аня ставит их туда вверх ножками, а обиженная Машка ходит вокруг и бормочет.
- Няка Мака, няка!
- Правильно, - одобряет ее мать, - нельзя. Молодец Машка.
Но в Машкиной голове добрые материнские наставления не задерживаются, и каждый день активная девица совершает новые подвиги, и каждый день Анечка прибегает с воплем:
- Спасите, умирает!
Почему она несется к нам - непонятно. Ни у меня, ни у Тамары нет детей. Логичней было бы обратиться к Кузнецовым из тридцать восьмой квартиры. Марья Петровна вырастила четырех дочерей и теперь пасет несметное количество внуков. Но Аню упорно тянет к нам, бездетным и незамужним. Интересно, что на этот раз? Помнится, в среду Маня проглотила пару пуговиц и была абсолютно весела и счастлива. Бедная Аня, мысленно похоронившая дочь, чуть не заработала инфаркт, поджидая “Скорую”. Приехавшие медики посмеялись, велели накормить девочку вязкой кашей и уехали. В четверг около восьми утра Анюта влетела с радостным воплем и продемонстрировала злополучные пуговицы, благополучно нашедшие выход из Машкиного организма. И вот сегодня очередная трагедия.
- Замолчи немедленно, - сердито велела я, - и говори внятно.
Аню не смутила моя слегка нелогичная фраза. Размахивая руками, она принялась причитать:
- Ужас! Посадила ее на горшок, а оттуда пена, пена, пена…
- Откуда? Из горшка?
- Ну да!
- А как она туда попала?
- Так из Машки же лезет! Жуть! Наверное, холера!
- Типун тебе на язык, - обозлилась я. - Пошли.
Мы спустились вниз. Виновница переполоха спокойненько сидела на “троне”. Увидав меня, она заулыбалась и сообщила:
- Няка Мака, няка.
- Мака бяка, - ответила я и приподняла над горшком ее розовенькую, похожую на мячик попку. В горшке и впрямь плавала обильная пена из крупных пузырей. Пахло от ночной вазы приятно. Чем-то сладким, вроде жвачки или карамелек. Без колебаний я засунула туда руку. Непонятная розоватая жидкость оказалась мылкой, скользкой. Аня, клацая зубами от ужаса, бормотала:
- Надо “Скорую” вызывать…
- Не надо, - успокоила ее я и повернулась к Машке:
- Ну, немедленно расскажи Вилке, что ты пила? Что выпила Мака, а? Мака буль-буль?
- Ав-ав, - сообщила Машка, страшно довольная собой, - ав-ав ням-ням. Мака мыка ав-ав.
Самое интересное, что Аня не понимает Машку, я же совершенно великолепно разбираюсь в ее “сленге”. Все ясно. Очевидно, в ванной стоит нечто, связанное с собакой, чем Машка мылась. И точно. На стиральной машине пустовала пластиковая бутылочка из-под детского шампуня, выполненная в виде пуделя. Я принесла ее в комнату и грозно поинтересовалась:
- Мака буль-буль ав-ав?
- Буль-буль, - обрадовалась Машка.
- Мака кака. Мака бяка. Мака не няка бум-бум.
Машка сморщилась. “Бум-бум” на ее языке - это конфеты. Я погрозила пальцем. Хитрая Машка не заревела. Она знает, что меня не тронет капризный вой, а перспектива не получить в ближайшее время конфет заставила ее присмиреть.
- Ну, Мака, - вздохнула я, - ты дурака!
- Что, что произошло? - нервничала так ничего и не понявшая Аня.
- Твоя дщерь полакомилась детским шампунем. Правда, будь я в ее возрасте, наверное, тоже бы не удержалась, пахнет замечательно.
- Ой, - взвизгнула Аня, - как теперь поступить?
Я пожала плечами:
- Думаю, ничего страшного. Видишь, на бутылочке написано: не содержит ядовитых веществ. Ну посидит часок-другой на горшке. Эка невидаль!
Аня уставилась на пластмассовую емкость, над которой шапкой стояла пена.
- А с этим что делать? Я хмыкнула:
- Слей назад в собачку и смело мой голову. По-моему, шампунь не слишком растерял свои качества, пройдя через Машку.
ГЛАВА 5
Дома стояла тишина. Верочка опять рисовала, на этот раз кошку. Я покормила ее, выпила чаю и стала собираться на работу в Дом моделей. Выйду пораньше и зайду по дороге в нашу прачечную, может, узнаю чего про метку.
Когда живешь всю жизнь, буквально с самого рождения, в одной и той же квартире, тебя окружают знакомые люди. В приемном пункте между горшком с полузасохшим фикусом и не работающей радиоточкой тосковала баба Клава. Я ее помню с младенчества. И уже тогда баба Клава казалась мне старой. Ее морщинистое лицо украшали густые черные усы. Словно искупая пышную растительность над губой, природа почти не оставила Клавдии Ивановне волос на голове. Старушка старательно раскладывала на макушке жиденькие прядки, сквозь которые просвечивало розовое беззащитное темечко.
- Волька! - обрадовалась она. - Никак разбогатела и тянешь белье в стирку? Давай, давай…
- Что, совсем клиентов нет?
- Пустыня, - вздохнула старушка, - могила, египетская пирамида, ну никогошеньки. Скоро этот приемный пункт, как и другие, закроют, и тогда живи баба Клава на одну пенсию. Вон Зинку и Ленку уже погнали, одна я теперь здесь приемщица. Так и сижу цельными днями с восьми до восьми. Раньше-то и вздохнуть не успевала: очередь из коридора орала, вертись бабка колесом, а теперь…
- Стираете, наверное, плохо, - предположила я.
- Ты на цену погляди, - разозлилась старушка. - Кто чуть побогаче, давно стиральные машины купил, автоматические. А бедным теперича прачечная не по карману. Вот раньше килограмм прямого белья, да с крахмалом, да с отдушкой всего за тридцать семь копеек сдавали! А сейчас…
- Слышь, баба Клава, - прервала я поток старушкиных жалоб. - Ты же вроде в прачечной давно сидишь?
- Тебе столько лет нет, сколько я тут работаю, - с достоинством произнесла бабуля. - Ветеран труда, фотография на Доске почета, вот раньше мне завсегда за ударный труд путевку давали на лечение, а сейчас…
- Тогда скажи, - велела я, - что значит данная метка?
- “Королева Алла”, - прочитала Клавдия Ивановна, - это детей так в пионерлагерь отправляли раньше и именные бирочки заказывали по руль двадцать за сто штук. Дешево и сердито. Только сейчас уже давно никто ничего подобного не просит. Лагеря-то накрылись медным тазом, путевка бешеные тысячи стоит! Вот новый президент велеть должен…
- Оставь правительство в покое, - буркнула я, - и посмотри дальше.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Черт из табакерки'


1 2 3 4 5