— Любопытно, что вы заинтересовались этим. Последнее время их отношения служили для меня источником огорчений. Но справедливости ради следует добавить факт, что виной этому была молодая леди. Без всякой видимой причины она ведет себя оскорбительно по отношению к доктору. И, что хуже всего, свою неприязнь проявляет перед людьми.— Вот как! Ну а мистер Эйнсуорт?— Он слишком славный парень, чтобы не сожалеть о поведении своей невесты. Он принимает все это почти как личную обиду.— Что ж, похвально для него. Но вот, по-видимому, и наши гости.Старая дверь со скрипом распахнулась, и высокая грациозная девушка вошла в комнату. Долгий, испытующий взгляд ее черных, возбужденно блестевших глаз останавливался то на одном, то на другом из нас с выражением враждебности и вместе с тем отчаяния. Стройный белокурый молодой человек со свежим цветом лица и удивительно голубыми глазами следовал за ней. Он дружески приветствовал мистера Эппли.— Кто из вас мистер Шерлок Холмс?! — вскричала молодая девушка. — Ах, вы! Я полагаю, что у вас есть какие-то новые данные?— Я приехал сюда за ними, мисс Дейл. Ведь мне известно все, за исключением того, что в действительности произошло ночью, когда ваш дядя.., умер.— Вы подчеркнули слово «умер», мистер Холмс?— Но, черт возьми, Долорес, а что еще он мог сказать? — спросил молодой Эйнсуорт, неловко улыбаясь. — Мне кажется, что твоя голова полна всякой суеверной чепухи из-за этой грозы, которая так взволновала твоего дядю во вторник ночью. Но ведь гроза окончилась до его смерти.— Откуда вы знаете?— Доктор Гриффин сказал, что сквайр умер не раньше трех часов утра. Во всяком случае, до того времени он чувствовал себя вполне здоровым.— Вы уверены в этом?Молодой человек поглядел на Холмса с очевидным недоумением.— Конечно, уверен. Мистер Лестрейд может подтвердить вам, что я заходил в комнату сквайра три раза в течение ночи. Трелони сам просил меня об этом.— Тогда я хотел бы познакомиться с фактами с самого начала. Может быть, вы начнете, мисс Дейл?— Хорошо, мистер Холмс. Во вторник вечером мой дядя попросил Джеффри и доктора Гриффина пообедать с нами в Гудменс Реете. С самого начала чувствовалось, что дядя был чем-то обеспокоен. Я приписала тогда это доносившимся издалека раскатам грома: дядя не любил и даже побаивался грозы. Однако мне до сих пор не ясна истинная причина его беспокойства. Как бы то ни было, обстановка в течение вечера становилась все более и более нервной. Попытки доктора развеселить нас не улучшили нашего настроения, особенно после того, как молния вдруг ударила в дерево в роще. «Я должен теперь ехать домой, — заявил Гриффин, и надеюсь, что со мной ничего скверного не случится в эту грозу». — «Ну а я доволен, что остаюсь, — засмеялся Джеффри. — Нам здесь будет достаточно уютно: ведь в доме наверняка есть надежный громоотвод». Мой дядя подскочил в кресле. «Вы молодой осел! — закричал он. — Разве вы не знаете, что у нас нет громоотвода?» И он задрожал, как человек, сошедший с ума.— Я так и не понял, почему мои слова его рассердили, — прервал рассказ Эйнсуорт. — Затем сквайр стал распространяться насчет своих кошмаров…— Кошмаров?— спросил Холмс.— Да. Он кричал, что страдает от кошмаров и что в такую ночь старик не должен оставаться в одиночестве…— Дядя немного успокоился, — продолжала мисс Дейл, — когда Джеффри обещал навещать его ночью. В самом деле, старика было очень жаль. Когда ты заходил к нему, Джеффри?— Первый раз в половине одиннадцатого, затем в полночь и, наконец, в час ночи.— А вы разговаривали с ним? — поинтересовался Холмс.— Нет, он спал.— Тогда как же вы узнали, что в то время он еще был жив?— Видите ли, как многие другие люди его возраста, сквайр пользовался лампой-ночником. Это был фонарь, горевший голубым светом в нише камина. Мне, конечно, не удалось увидеть много, но зато я явственно слышал в перерывах между завываниями ветра тяжелое дыхание спящего.— Было только пять часов утра, — продолжала мисс Дейл, — когда… Нет, я не могу больше говорить. Не могу… — И она разразилась рыданиями.— Успокойся, успокойся, дорогая, — сказал Эйнсуорт, пристально глядя на девушку. — Мистер Холмс, для нее это такое тяжелое испытание…— Может быть, мне продолжить? — спросил викарий. — Только начало рассветать, когда я проснулся от сильного стука в дверь. Мальчик-грум принес нам ужасную новость из дома сквайра. Оказывается, горничная утром, как обычно, принесла сквайру чай и, подняв шторы, увидела своего хозяина мертвым в постели. Она в ужасе подняла крик на весь дом… Я набросил на себя плед и поспешил в Гудменс Реет. Когда я вошел в спальню вместе с Долорес и Джеффри, доктор Гриффин, которого вызвали раньше, уже заканчивал обследование покойного. «Он мертв уже почти два часа, — сказал доктор. — Хоть убейте меня, но я никак не могу определить причину его смерти». Я отошел от кровати, мысленно успокаивая себя молитвой, когда вдруг заметил золотые часы Трелони, блестевшие под лучами утреннего солнца. Лежали они на маленьком мраморном столике среди пузырьков с лекарствами и банок с мазью, испускавших резкий запах, особенно ощущавшийся в непроветренной комнате. Часто говорят, что во время сильного волнения мы обращаем внимание на всякие мелочи. Так случилось и тогда. Мне почему-то показалось, что часы не ходят. Я поднес их к уху — часы тикали. Я совершенно машинально повернул заводную головку на два оборота, до отказа. Раздался резкий звук: «Кр-р-ак!» — заставивший Долорес нервно закричать. Я точно запомнил ее слова: «Викарий! Перестаньте же! Этот звук так напоминает предсмертный хрип…» На миг все смолкли. Мисс Дейл печально опустила голову.— Мистер Холмс, — с настойчивостью в голосе сказал Эйнсуорт, — у нее еще совсем свежи воспоминания о смерти дяди. Я хотел бы попросить вас освободить на сегодня мисс Дейл от дальнейших расспросов. — Страхи всегда беспочвенны, когда отсутствуют доказательства, — заметил Холмс и, вынув свои часы, задумчиво поглядел на них. — Пора трогаться в Гудменс Реет.После непродолжительной поездки в экипаже священника мы очутились у дома сквайра, въехали в ворота и покатили по узкой дороге. Взошла луна. Перед нами простиралась длинная, еле освещенная аллея, испещренная тенями больших вязов. Мы миновали последний поворот — и золотистые лучи, отбрасываемые фонарями экипажа, смутно осветили фасад мрачного, некрасивого особняка. Все его окна были закрыты ставнями, выкрашенными в коричневый цвет, а парадная дверь завешена черной материей.— Это дом мрака, — заметил подавленным голосом Лестрейд, позвонив в дверь. — Алло! Что такое? Что вы делаете здесь, доктор Гриффин?Дверь распахнулась, и у входа появился высокий мужчина с рыжей бородой, одетый в свободно сидящий норфолкский сюртук и широкие до колен брюки. Он окинул нас свирепым взглядом. Сжатые кисти его рук и тяжело вздымавшаяся грудь говорили о душевном волнении.— Разве я должен просить у вас разрешения на прогулку, мистер Лестрейд?! — закричал он. — Разве вам не достаточно, что ваши проклятые подозрения восстановили против меня всю округу?Гриффин протянул свою большую руку и схватил моего друга за плечо.— Так это вы, Холмс! — закричал он с горячностью. — Я получил вашу записку, и вот я здесь. У вас, слава Богу, такая высокая репутация. Мне кажется, только вы могли бы спасти меня от виселицы… Ну что за животное я? Ведь я так напугал ее своими словами… Мисс Дейл со слабым стоном закрыла лицо руками.— Я столько перенесла за последние дни! — всхлипывала она. — О, этот невообразимый ужас!Я был очень раздосадован поведением Холмса: в то время как мы все окружили плачущую девушку и утешали ее, он спокойно заметил Лестрейду, что тело покойника находится, по-видимому, в дальней комнате. Повернувшись к нам спиной, он вошел в дом, на ходу вынимая из кармана лупу.Немного обождав, мы с Лестрейдом последовали за ним. Через дверь в левой части большого темного зала мы мельком разглядели тускло освещению комнату, заставленную полуувядшими цветами. Длинная, худая фигура моего друга согнулась над открытым гробом так низко, что его лицо очутилось всего в нескольких дюймах от лица покойного. Стояла напряженная тишина, пока Холмс при помощи лупы внимательно изучал спокойные черты умершего. Затем он набросил простыню на тело и направился к выходу. Я хотел заговорить с ним, но он молча прошел мимо, отрывистым жестом указав в сторону лестницы. Мы поднялись на верхнюю лестничную площадку, и Лестрейд провел нас в спальню с массивной темной мебелью, которая мрачно и смутно вырисовывалась при свете затемненной абажуром лампы, горевшей на столе, рядом с открытой Библией. Затхлый, тошнотворный аромат увядших цветов и запах сырости преследовали меня повсюду.Холмс опустился на колени под окнами, исследуя лупой каждый дюйм пола. Брови его походили на две резкие черные линии.— Нет, Уотсон! Эти окна не открывались в тот день. Если бы они были открыты во время сильной грозы, я бы, конечно, обнаружил следы. Но не было никакой необходимости открывать их…— Послушайте, Холмс! — сказал я. — Что это за странный звук?Я посмотрел в сторону кровати с высоким темным балдахином и занавесками. У изголовья стоял мраморный столик, весь заставленный запыленными склянками.— Холмс, это часы покойного сквайра! Они лежат на столе и все еще тикают.— Вас это удивляет?— Конечно, разве они не должны были остановиться по прошествии трех дней?— Они и остановились. Но я снова их завел. Прежде чем посмотреть тело покойного, я заходил в спальню. Собственно говоря, я предпринял эту поездку сюда, чтобы завести часы сквайра Трелони ровно в десять часов вечера!.. И обратите внимание — что за сокровище перед нами! Поглядите, Лестрейд! Поглядите!— Но, Холмс, ведь это самая обыкновенная палочка вазелина, которую можно купить в любой аптеке!— Напротив, это — орудие преступления! И все же, — добавил он задумчиво, — все же остается еще один вопрос, который не перестает мучить меня… Кстати, а как вам удалось воспользоваться помощью сэра Леопольда Харпера? — неожиданно спросил Холмс, поворачиваясь к Лестрейду. — Разве он живет поблизости?— Нет, он гостил по соседству, у своих друзей. Когда было решено произвести вскрытие трупа, местная полиция сочла за удачу, что под рукой оказался такой известный в Англии эксперт по судебной медицине. Немедленно послали за ним. И, надо сказать, выбрали подходящее время, — добавил Лестрейд с лукавой усмешкой.— Почему же?— Да потому что он лежал в это время в постели с грелкой и пил горячий пунш: у него был сильный насморк.Холмс возбужденно вскинул руки:— Это дело наконец завершено!Мы с Лестрейдом поглядели друг на друга с изумлением.— Мне остается дать только еще одно указание, — сказал Холмс. — Лестрейд, никто не должен покидать этот дом сегодня ночью. Я поручаю вам любыми дипломатическими средствами удержать всех здесь. Мы с Уотсоном тем временем отдохнем в этой комнате до пяти часов утра.Зная властную натуру Холмса, я счел бесполезным расспрашивать о чем-либо. Холмс устроился в кресле-качалке. В моем распоряжении оставалась только кровать покойного. Холмс уговаривал меня удобнее расположиться на ней, но я отказался, опасаясь задремать в таком неуютном месте. Я отказывался некоторое время и все же…— Уотсон!Голос Холмса пробудил меня от дремоты, нарушив сновидения. Я привскочил в постели, весь взъерошенный. Лучи утреннего солнца били в глаза, а часы покойного сквайра продолжали тикать… Шерлок Холмс, уже успевший привести себя в порядок, стоял, поглядывая на меня.— Уже десять минут шестого, — заметил он, — я вынужден был разбудить вас. Ага, это Лестрейд, — продолжал он, прислушиваясь к стуку в дверь. — Заходите, прошу вас!В комнату вошла мисс Дейл в сопровождении Гриффина, Эйнсуорта и, к моему удивлению, священника.— Послушайте, мистер Холмс! — закричала Долорес. — Это невыносимо, что из-за ваших капризов всем нам, даже бедному мистеру Эппли, пришлось остаться здесь на ночь.— Повейте мне, мисс Дейл, что это не были капризы. Я хочу объяснить вам, каким образом так хладнокровно был убит сквайр Трелони!— Убит? Вот как! — выпалил доктор Гриффин. — Тогда я хотел бы знать, как же все-таки он был убит?— Дьявольски просто! Доктор Уотсон был столь проницателен, что обратил мое внимание на способ убийства. Нет, Уотсон, ни слова! А мистер Эппли навел меня на правильный путь Он сказал, что если бы ему пришлось заниматься медициной, то он по рассеянное(tm) стал бы без всякого повода удалять у своих пациентов желчные камни. Но это не все. Он еще добавил, что перед операцией усыпил бы пациента хлороформом. Так вот то слово, которое дало мне разгадку, — «хлороформ».— Хлороформ!— как эхо, отозвался Гриффин.— Да, именно так. Нашумевший в прошлом году судебный процесс Аделаиды Бартлетт, которую обвиняли в том, что она отравила своего мужа, влив ему в рот вовремя сна жидкий хлороформ, очевидно, навел убийцу сквайра на мысль применить это средство для своей гнусной цели.— Но, черт возьми! Ведь Трелони не глотал хлороформ!— Конечно, нет. Но предположим, доктор Гриффин, что я взял бы ватную подушечку, пропитанную хлороформом, и прижал ее минут на двадцать ко рту и носу старого крепко спящего человека. Что произошло бы тогда?— Он, конечно, умер бы. Но это нельзя сделать, не оставив следов!— Так, превосходно! А каких следов?— Хлороформ обжигает кожу и вызывает появление пузырьков на ней. Поэтому на лице сквайра должны были остаться следы ожогов, хотя, может быть, и очень незначительные.Холмс протянул руку к столику.— Теперь предположите, доктор, — сказал он, поднимая какую-то баночку, — что я предварительно смазал бы лицо жертвы тонким слоем вазелина. Остались бы следы ожогов?— Нет, разумеется!— Ваши медицинские познания помогли вам несколько забежать вперед и обогнать ход моих рассуждений. Хлороформ — весьма летучее вещество, он легко испаряется и быстро исчезает из крови. Стоило только отсрочить вскрытие трупа на два дня, как это и было сделано, чтобы никаких следов отравления не осталось.— Не спешите, мистер Холмс! А запах?— Да, оставалась незначительная, очень незначительная вероятность того, что запах хлороформа будет обнаружен в комнате, где произошло отравление, или при вскрытии трупа. Но в комнате запах хлороформа был почти неощутим из-за резкого и едкого запаха лекарств и мазей. А при вскрытии сэр Леопольд Харпер не почувствовал запаха, так как в тот день страдал сильным насморком!Бледное лицо доктора Гриффина, казалось, побледнело еще больше.— Бог ты мой, ведь это правда…— Теперь зададим себе вопрос: Cui bono?Кому могло быть выгодно это преступление?Я заметил, что Лестрейд сделал шаг в сторону доктора.— Эй вы, осторожнее, черт бы вас побрал! — закричал Гриффин.Холмс поставил на стол баночку с вазелином и взял в руки тяжелые часы, которые, казалось, стали тикать еще громче.— Я хочу обратить ваше внимание на эти часы, известные под названием Золотой охотник. Вчера в десять часов вечера я завел их до отказа. Сейчас пять часов двадцать минут утра.— Ну и что же из этого следует? — воскликнула мисс Дейл.— Если вы помните, как раз в это время утром, когда ваш дядя был найден мертвым, викарий завел часы. Хотя звук, который вы сейчас услышите, может показаться вам неприятным, я просил бы прислушаться к нему.Холмс стал медленно заводить часы, и в комнате раздался резкий скрип: «Кр-р-ак!» Головка часов продолжала поворачиваться, и звук не прекращался.— Подождите! — закричал Гриффин. — Здесь что-то не так!— Превосходно! А что же именно не так!— Черт возьми, ведь викарий, заводя утром часы, сделал только два оборота головки, и они оказались заведенными до отказа! Вы же сейчас сделали семь или восемь оборотов, а часы все еще полностью не заведены!— Совершенно верно, — ответил Холмс, — но это не является какой-то особенностью часов сквайра. Ведь любые часы, заведенные в десять часов вечера, нельзя будет на следующее утро завести до отказа только двумя поворотами головки.— Боже мой! — прошептал доктор, не отрывая взгляда от Холмса.— Значит, покойный мистер Трелони не лег спать в десять часов вечера. Если принять во внимание его возбужденное состояние и непрекращавшуюся грозу, то можно будет сделать вывод, что он, вероятно, не ложась спать, сидел допоздна и читал Библию. Ведь викарий упоминал, что такое иногда с ним случалось. Сквайр завел часы, как обычно, после окончания чтения и лег в постель только около трех часов утра. Убийца застал его крепко спящим.— И следовательно?.. — почти вскрикнула Долорес.— И следовательно, так как только один человек сообщил нам, что он видел сквайра спящим в десять тридцать, в двенадцать и в час ночи, этот человек сказал нам заведомую и явную ложь!— Холмс! — вскричал я. — Наконец-то я вижу, куда идут улики! Преступник не кто иной, как… Джеффри Эйнсуорт бросился к двери.
1 2 3