Вот, черт побери, правила человеческого общежития!.. Самое первое и главно
е Ц если не можешь переехать за свой отдельно взятый забор с воротами и в
исячим замком, придется тебе каждый божий день нюхать чужие “бычки” и зн
акомиться с музыкальными и любовными пристрастиями всех, кому заблагор
ассудится написать о них на стенах, полах, потолках, подоконниках, ступен
ьках того самого места, где ты живешь.
Арсений Троепольский ненавидел свинство, хотя и делал вид, что ему на все
наплевать.
Первая дверь справа явственно свидетельствовала о том, что за ней находи
тся жилье внаем, Ц краска облезла, замочек хлипкий, коврика вовсе нет. Тр
оепольский позвонил. За жидкой дверной фанеркой звонок прозвучал неожи
данно громко, будто прямо на площадке. Никто не отозвался, и он снова позво
нил. Звонок опять колыхнул подъездную тишину, слегка разбавленную телев
изионной стрельбой, магнитофонной гульбой и человеческой удалью.
На этот раз Троепольский почему-то насторожился. Что-то вдруг обеспокои
ло его, и, толкнув дверь, он понял, что именно.
Дверь не была заперта, и, весь подобравшись, Троепольский увидел, как разд
вигается черная щель, и темнота квартиры вползает в скудный свет лестнич
ной площадки, смешивается с ним и становится похожей на разбавленные чер
нила.
Он посмотрел в чернильную лужицу, оперся о притолоку и громко позвал в ще
ль:
Ц Федя! Ты здесь?
Никто не отозвался и, рассердившись на себя за невесть откуда взявшийся
страх, от которого стали влажными ладони, он толкнул дверь Ц она и не поду
мала скрипнуть, а он почему-то ждал скрипа.
Ц Федя! Федь, ты живой?!
Хуже всего было то, что заходить в квартиру ему не хотелось Ц не хотелось
, и все тут, хотя этому не было никаких логических объяснений. Он посмотрел
на свои пальцы в перчатках, вцепившиеся в дверь, заставил их разжаться, пр
осунул руку вглубь и зашарил по стене. Ничего не нащупывалось.
Где в этой дурацкой квартире включается свет, а?
Квартира стандартная, сдаваемая внаем, значит, вряд ли кто-то здесь менял
проводку и переносил выключатели. С правой стороны, чуть выше пупка, чуть
ниже грудной клетки, непременно должен быть пластмассовый квадрат.
Ц Федя!
За спиной в бетонной шахте загрохотал лифт, поехал вниз. Арсений просуну
л руку поглубже, и свет наконец зажегся. Он даже зажмурился на секунду Ц т
ак неожиданно это было. Квадратная передняя с вешалкой и резиновым уличн
ым ковриком под ней материализовалась из черной пустоты. На вешалке болт
ались Федино кашемировое лондонское пальто, мятое и пыльное, и куртка с к
апюшоном такой формы, словно в нем долго носили ведро, а потом вынули.
Ц Федь, ты где?!
“Вряд ли он ушел и оставил дверь открытой, Ц быстро подумал Троепольски
й. Ц При всех странностях он все же вполне нормальный человек, а дома у не
го техника, стоимость которой вполне может сравниться со стоимостью это
й квартиры”.
Направо был коридорчик в два шага, налево, кажется, кухня.
Ц Федя, черт тебя возьми!
Троепольский заглянул в кухню Ц голое окно, нагромождение какой-то пос
уды на столе, козлоногая табуретка, черная тень от нее лежала на линолеум
е, и никакого Феди.
Ощущение опасности стиснуло горло, а потом стекло вниз по спине. Волосы н
а затылке встали дыбом.
Что-то размеренно капало в глубине квартиры, и ему казалось, что капает у
него за спиной, а там ничего не могло капать! Он нетерпеливо повел шеей, тр
усливо кося глазами за плечо. Щека, шершавая от вечерней щетины, прошурша
ла по воротнику куртки, ему показалось, что прошуршала очень громко.
Какой-то посторонний звук, Арсений явственно расслышал. Какой-то очень с
транный повторяющийся посторонний звук.
Шипение? Шорох?
Он резко повернулся и настороженно обвел глазами квадратную переднюю. В
се та же куртка, тот же коврик и разномастные ботинки, наваленные горой в у
глу.
Троепольский потер затылок, стараясь ослабить давящий обруч паники, и сд
елал два шага, преодолев коротенький коридорчик.
В комнате было совсем темно, даже не слишком понятно, есть ли там окно, и ес
ли есть, то где оно. Правой рукой он опять зашарил по обоям.
Ц Федя! Ты тут или тебя нет?!
Собственный голос показался ему чужим, и в тишине, которая наступила пос
ле этого бессмысленного вопроса, Арсений снова услышал тот самый размер
енный звук. Он стал ближе и явственнее.
Что-то здесь не так.
Надо уходить отсюда. Прямо сейчас. Надо выйти на лестницу и вызвать милиц
ию.
Пальцы вдруг наткнулись на пластмассовый квадрат, и в эту секунду в кром
ешной темноте, к которой уже стали привыкать глаза, произошло какое-то дв
ижение, словно сгусток тьмы метнулся на него. Метнулся… и задел. Арсений о
тшатнулся, чувствуя, как от первобытного страха пустеет в голове, и что-то
слабо ударило его в висок, как будто смазало. Очки упали, и, кажется, он наст
упил на них. Темный силуэт рванулся мимо него, и за спиной погас свет. Стал
о черно.
Отдаленный удар, размеренная дробь, и больше ничего.
Совсем ничего.
Без очков в темноте он ничего не видел Ц вот такая особенность его зрени
я. Он не был фатально близорук, так, слегка, как все много читающие и пишущи
е люди, но в сумерках становился слепым, как крот.
Впрочем, говорят, что крот, хоть и слеп, все же как-то ориентируется в темно
те. Арсений Троепольский в темноте мог только стоять. Двигаться не мог.
Размеренный звук, к которому он прислушивался десять секунд назад Ц нет
, не десять, какие там десять, три секунды назад! Ц пропал и больше не повто
рялся. Спина и ладони были мокрыми.
Черт побери все на свете, что здесь происходит?!
Рассердившись на себя за свою панику, беспомощность и еще за то, что ничег
о не видит, он снова зашарил по стене, нащупал пластмассовое и квадратное
и нажал.
Свет послушно зажегся. Словно все в порядке.
Будто так и надо.
Большая квадратная комната. Облезлый шкаф, коричневый диван, обои на каж
дой стене разные. С правой стороны Ц громадный письменный стол со стекл
янной столешницей, неуместный до такой степени, что хотелось протереть г
лаза. Стол сверкал почти операционной чистотой. На нем Ц жидкокристалли
ческий монитор, сделанный на заказ, ибо мониторы таких размеров в магази
не не продавались, аккуратные стопки дисков и почти никаких бумаг. Панел
ь, предназначенная для компьютерной клавиатуры, наполовину выдвинута, м
ногочисленные шнуры спрятаны в черный кофр, чтобы не болтались под ногам
и. Кресло, отвечающее всем на свете эргономическим правилам, чуть покачи
валось из стороны в сторону.
Между столом и креслом на полу в луже крови лежал человек.
Именно в луже. Она стремительно заливала светлый паркет, подбиралась к к
олесику щегольского письменного стола.
Троепольский закрыл и открыл глаза.
В ушах зазвенело. Ноги стали ватными. Паника кулаком ударила его в живот.

Ц Федя!! Ц крикнул он, прыгнул вперед, отшвырнул кресло и присел на корто
чки. Ц Федя!
Бессмысленно было звать Федю Ц он не слышал своего начальника. Впрочем,
он больше никого и никогда не услышит. Вместо головы у Феди было что-то от
вратительное, бурое, черное, с вылезшими острыми обломками белых костей.
Щека смята неживыми складками, и нос, уткнувшийся в пол, странно сплющен, с
ловно Федю старались вбить в этот самый пол.
Троепольскому стало плохо.
Так плохо, что пришлось взять себя за горло и подержать некоторое время, с
тискивая пальцы, ледяные даже сквозь перчатку. Потом он выпрямился, все е
ще держась за горло, перешагнул неживую Федину руку и опрометью ринулся
в кухню. По пути попалась козлоногая табуретка. Он опрокинул ее. Табуретк
а страшно загрохотала.
Ему нужно подышать. Просто подышать. Дышать в одной комнате с тем, что рань
ше было Федей, он никак не мог. Дернув раму, которая охнула и осталась на ме
сте, он сообразил, что для того, чтобы ее открыть, нужно повернуть какие-то
ручки. Он стал крутить эти самые ручки, плохо понимая, что делает, и уверен
ный только в одном Ц если он сейчас же, сию же минуту не откроет это греба
ное окно, ему придет конец.
Как Феде.
Окно открылось, ледяные гомеопатические шарики брызнули ему в лицо. Арсе
ний задышал, широко открыв рот, и заскреб пальцами по слежавшемуся желто
му снегу, захватил немного, щепотку, и сунул ее в рот. Снег отдавал автомоб
ильной гарью и мокрой кожей перчатки. Он сдернул рукавицу и вцепился в сн
ег ногтями.
Стало легче. Или не стало?..
Он оглянулся назад, в темноту квартиры Ц где-то между пижонским столом и
эргономическим креслом лежал его заместитель. Чудовищно, несправедлив
о и непоправимо мертвый.
Арсений Троепольский стал тем, кем стал, потому что специально учился “в
ладеть ситуацией” Ц по американским книжкам. Предусмотрительные амер
иканцы понаписали кучу книг абсолютно обо всем, в том числе и о том, как сл
едует “овладевать ситуацией”, когда она “выходит из-под контроля”.
“Данная ситуация из-под контроля не выходит, Ц подумал Троепольский, ра
ссматривая свои мокрые пальцы. Ц По крайней мере, из-под моего. Ее контро
лирует кто-то совсем другой”.
Или что?.. Сердечный приступ, упал, ударился головой о “каминную решетку”?
В детективных романах кто-нибудь обязательно время от времени падает и
ударяется темечком о каминную решетку, экономя таким образом силы и фант
азии автора, которому уже не надо ничего больше выдумывать.
Зачем-то он опять натянул перчатку, постоял еще немного, глубоко и размер
енно дыша открытым ртом, а потом решительно повернулся. Он должен пойти и
“овладеть ситуацией”.
Он зажег свет в кухне, потом в коридоре и Ц после секундного замешательс
тва Ц вошел в комнату.
Ему очень хотелось, чтобы того, что лежало на полу, не стало. Про
сто не стало и все. Или оказалось бы, что Федя пьян и спит, или что он и впрям
ь ударился головой о каминную решетку Ц только не до смерти. Господи, про
шу тебя, пожалуйста, пусть окажется, что он жив, и я, матерясь от злости и обл
егчения, сейчас буду поднимать его, волочь, тянуть, тащить в машину и отвез
у в медпункт, где ему зашьют ссадину на лбу!..
И все! Все!..
Но Феди не было. Было мертвое тело Ц совершенно пустое, так показалось Тр
оепольскому, так он это понял. То есть раньше внутри этого тела был Федя, а
теперь его не стало Ц некого тащить в больницу, нечего зашивать. Кому нуж
на пустая оболочка без души?!
“Овладеть ситуацией” никак не удавалось.
Кто бил его по голове, так что проломил кости?! Зачем?! За что?!
Что-то хрустнуло под ботинком, и Троепольский стремительно поднялся с к
орточек. Ему показалось, что он наступил на раздробленную кость, бывшую р
аньше частью Фединой головы. Опять навалилась тошнота.
Нет. Ничего такого.
Он наступил на свои очки.
Они слетели, когда мимо него пронеслось что-то темное, будто материализо
вавшееся из Фединой смерти. Арсений отшатнулся, и очки слетели.
Он посмотрел на входную дверь. Она все еще была приоткрыта.
Значит, пять минут назад здесь был Федин убийца.
Троепольский его спугнул. Если бы он приехал на пять минут раньше, возмож
но, Федя до сих пор был бы жив.
Если бы он не ошибся подъездом, Федя был бы жив! Если бы он не пережидал на к
рылечке юнцов с пивными бутылками, Федя был бы жив. Если бы он догадался об
ъехать пробку, Федя был бы жив!
Они вместе начинали работать Ц прошли все, и огонь, и воду, и медные трубы,
как водится. Они девять лет делали одно дело. Феде не было равных в том, что
называлось модным словом “дизайн”, Ц он видел этот мир иначе, чем больши
нство остальных людей, и умел это выразить так, что все вдруг понимали Ц н
у да, да, конечно, именно так и только так, почему же раньше-то никто этого н
е замечал?! Он любил всех бездомных собак, и кормил их, и пристраивал знако
мым. Еще он любил сосиски, детективы, Стинга, кино про любовь и растворимый
кофе, который Арсений однажды в приступе самодурства запретил в конторе
, только у Феди в столе была банка, и он потихоньку отсыпал оттуда, играя по
всем правилам Ц в начальника и подчиненного.
Федя то и дело влюблялся, и все в каких-то дурех, и жаловался, и печалился, и
вздыхал, а Троепольский только раздражался Ц он-то никогда и ни в кого не
влюблялся, потому что это мешает работе, а он умел только работать, и боль
ше ничего.
Как он станет работать без Феди?!
Он вдруг понял, что сейчас заплачет, что уже плачет, потому что щекам стало
горячо, а в горле как-то очень узко, и в глазах странно дрожало и двоилось.
Последний раз он плакал, когда ему было лет пятнадцать. Бабушка умерла, и и
менно тогда он понял, что умрут все, и испугался, и плакал от испуга и горя.

Он прижал пальцы к глазам, очень крепко, чтобы загнать обратно слезы, и заг
нал.
Он не знал, что ему делать дальше. Что вообще делают в таких случаях? Куда б
егут? Кому звонят?
Зачем-то он собрал с пола остатки своих очков и горкой выложил битое стек
ло на край сверкающего письменного стола.
Он мог бы остановить убийцу Ц в прямом смысле слова остановить, схватив
за рукав. Он не вернул бы обратно Федю, но хотя бы знал, кто во всем виноват.
А он не остановил!
Из книжек и фильмов он помнил совершенно точно, что нельзя ничего трогат
ь на “месте происшествия”, но он должен был знать, что здесь случилось! Он
перебрал все диски, стопкой выложенные на столе, Ц музыка, музыка, опять
музыка, установочная программа, последний проект, который делали для авт
омобильного завода. Собственно, пока его делал один Федя, остальные подк
лючатся на более поздней стадии, когда Федя наваяет что-нибудь сказочно
красивое, а Троепольский одобрит, добавит от себя немного красоты и “зап
устит проект в работу”.
Из набора дисков никак нельзя было узнать, что случилось. Он огляделся по
сторонам с тоской и страхом, чувствуя, как необратимо и навсегда меняетс
я мир вокруг него Ц и прежний, легкий, свободный, веселый, не вернется бол
ьше никогда!
Ни следов, ни оброненного носового платка с монограммой, а лучше бы с адре
сом, ни сигаретного пепла, ни разорванного в клочья договора, ничего, что м
огло бы навести Троепольского хоть на какую-нибудь внятную мысль. Зачем?!
За что?!
Так тоскливо ему было, так гадко, так отвратительно в одной комнате с тем н
епонятным, что раньше было Федей, что он все время заставлял себя смотрет
ь строго на какой-нибудь предмет или в стену, не смотреть на то ужасное, на
полу.
Он вызвал милицию Ц долго объяснял, что не знает адреса, по буквам диктов
ал фамилию. “Как? Ц устало спрашивала тетка в трубке. Ц Еще раз повторит
е. Тобольский?”
Дожидаясь этой самой милиции, он ушел на лестницу и сел на ступеньку, рядо
м с прикрученной сигаретной банкой, издававшей немыслимую вонь, и курил,
и заставлял себя не думать ни о чем.
Самым трудным было заставить себя не думать о том, что в двух шагах от него
был человек, убивший Федю, а он упустил его.


* * *

Найти место для машины в тесноте и давке Газетного переулка всегда было
задачей не для слабонервных, а Полина в этот вечер как раз оказалась слаб
онервной. Одного она подрезала так, что он шарахнулся от нее вправо и заби
лся за фонарный столб, второго загнала в сугроб, а третьего просто вытесн
ила с единственного пятачка, куда он пытался припарковаться.
Ц Идиотка! Ц опустив стекло, заорал этот самый третий. Ц Дура, блин! Куд
а тебя несет, ты че, не видишь меня, что ли?!
Ц Вижу, Ц пробормотала Полина себе под нос, выкрутила руль, прицелилась
, нажала на газ. Тот, за опущенным стеклом, ахнул и вытаращил глаза. Ее бампе
р замер в сантиметре от его бампера, и она лихо сдала назад Ц зарулила.
На заднем сиденье были портфель, пакет с бумагами и Гуччи. Портфель и паке
т она выудила легко, а Гуччи забился в самый угол и трясся мелкой припадоч
ной дрожью.
Ц Ты че?! В морду захотела?! В морду, что ли, дать тебе?! Дубина стоеросовая! Т
ы че, не понимаешь, сколько твоя, блин, уродина стоит и сколько моя машина?!

Ц Гуччи, Ц позвала Полина, по пояс свешиваясь на заднее сиденье, Ц иди с
юда, Гучинька!
Достать песика было никак невозможно. От страха перед тем, что вопило так
близко, за тоненькой автомобильной дверцей, за грязным стеклом, бедный Г
уччи уползал в дальний угол, косил выкаченным карим глазом, поджимал лап
ы и, кажется, начал икать.
Ц Ездить научись, оглобля! Повезло тебе, что я сегодня добрый! Дура, блин, у
родка! В морду бы тебе дать по справедливости, да неохота мне пачкаться об
тебя!..
Машины даже не сигналили, а ревели и стонали, потому что жаждавший справе
дливости мужик, бранившийся у нее за стеклом, бросил свою драгоценную та
чку прямо посреди переулка, и движение встало, и пробка образовалась, и по
рядок нарушился.
1 2 3 4 5