А
отказаться от угощения нельзя - оскорбление хозяину. Он сделал вдох,
поднес ковш к губам, начал пить.
На вкус, кстати, водка оказалась довольно приятной - розоватого
оттенка, она имела сильный вишневый аромат и пилась довольно легко.
Сделав несколько глотков, он собрался было передать емкость дальше - и
тут спохватился, что Полине-то в ее положении алкоголь употреблять не
стоит. Андрей крякнул, совсем как отец, после чего снова приложился к
ковшу, торопливо осушил его до дна и перевернул, демонстративно
стряхнув на землю последнюю каплю.
- Благодарствую, хозяюшка! - Зверев протянул ковш хозяйке,
мысленно прикидывая, сколько ему досталось. Получалось, не меньше
полулитра.
- Здрав будь, Василий Ярославович, - подходя по старшинству, князь
Юрий Друцкий обнял отца, затем крепко сжал сына, похлопал по спине,
шепнул в ухо: - Здоров ты угощаться, зятек.
- С Полиной так не балуйте, - так же тихо ответил Зверев. - Ей
нынче ничего подобного нельзя.
- Да ты что? - отпрянул Друцкий, перевел взгляд на молодую
женщину: - Иди ко мне, девочка моя.
Дядюшка с племянницей обнялись, причем сделали это вполне
искренне. Андрея даже кольнула иголочка ревности - но тут его внимание
отвлек долговязый Федор Друцкий:
- Ну, здравствуй, сосед! Глянь, как Господь с нами шутит. О
прошлый раз ты боярином был, а я княжичем. Ныне же я княжич, а ты ужо
князь. И каково тебе в новом звании?
- Звание красивое, а башка прежняя, - схватил его за руку Зверев.
- Покажи мне тут тихий теплый уголок, пока ваше угощение по мозгам не
ударило. А то я, почитай, в одно горло все выпил.
- А чего же ты так…
- Тебе папа потом объяснит. А сейчас отведи меня куда надо. Не
хочу у всех на глазах в ногах запутаться.
- Ну, ладно… - пожал плечами Федор, - пойдем.
Он поднялся на крыльцо. Андрей поторопился следом, чувствуя уже
шум в ушах и легкую слабость в конечностях. Они прошли на второй этаж,
миновали короткий коридорчик и оказались в просторной светелке, сплошь
выстеленной теплыми и мягкими персидскими коврами.
- Вот, сестра здесь всегда останавливалась. Мыслю, и ныне отец
здесь вас разместит.
- Да, хитер у тебя папочка… - Андрей позволил себе немного
расслабиться, и его тут же повело к стене. Он бухнулся на сундук,
начал стягивать сапоги. - Ты знаешь, каково оно, имение княжеское,
Сакульское?
- Отец сказывал, - спокойно кивнул княжич. - Там вроде двадцать
дворов всего, да и те без мужиков. Говорил, по-первости, вестимо,
придется подмогнуть вам с Полиной, полста воинов вместо вас
выставлять. Года три-четыре поможем, а там видно будет. Либо
поднимешься, либо не будет с тебя вовсе никакого прока.
- С меня? - Зверев нахмурился, пытаясь осознать услышанное, но в
хмельной голове одна мысль никак не хотела попадать в другую. Вроде
князь Друцкий его и вправду дурить не собирался, а вроде и обозвал
нехорошо. - От меня сейчас проку нет. Извини… - Он расстегнул крючки
ферязи, кинул ее в угол, а сам повалился в другую сторону: - Хорошо
тут у вас. И кровать искать не нужно.
- Понятно, - услышал он над головой, - на охоту ты сегодня не
поедешь…
***
В себя он пришел от холодного влажного прикосновения ко лбу.
Андрей разлепил глаза и увидел пухлое румяное личико своей
благоверной.
- Проснулся, ладный мой? - На крохотных пухлых губках появилась
радостная улыбка. - Дядюшка мой все беспокоится, выйдешь ли к пиру. Уж
и не рад шутке своей. Мыслил, токмо приятнее вино в мороз гостям
будет. Ан вон оно как получилось.
- Пир? - изумился Зверев. - А разве я его не проспал?
- Нет, Андрюшенька, то всего лишь обед был. А пир в твою честь
князь вечером затеял.
- Почему в мою?
- Ты же муж мой, Андрюшенька… - Полина, хотя это и казалось
невероятным, зарумянилась еще сильнее.
- Понятно… - Зверев попытался сесть, но его тут же повело в
сторону. Он обратил внимание, что все еще валяется на полу, на ковре,
снова сел, привстал и не столько перешел, сколько упал на кровать. -
Понятно. Пир, стало быть, не в мою честь, и не в твою, а в честь того,
кто у тебя в конце лета на свет появится.
- Может, и не в конце, может, осенью, - стала и вовсе пунцовой
молодая женщина.
- Да ты чего, родная, не знаешь, откуда дети берутся? - не
выдержал Андрей. - Смущаешься, словно грешное что-то сотворить
намерена.
- Так ведь грех первородный, Андрюша, - назидательным тоном
сообщила женщина. - Господь наш за грех этот на крест пошел, на себя
его принял. Потому как в похоти жизнь новая зарождается, и отмаливать
ее весь век свой надобно…
- Это тебя тоже духовник твой научил? - чуть не зашипел от
возмущения Зверев. - Вот ведь крыса бесплодная. А ты запомни: нет
более святого мига, нежели тот, во время которого жизнь новая
появляется. Ибо никто, кроме Бога, вдохнуть жизнь в тварь земную не
может. А потому в тот час, когда женщина новую жизнь порождает, она
сама равной Господу нашему становится. Какая похоть, какой грех?! Чудо
это высшее, что на земле происходит, а не грех!
- Да что ты сказываешь, родный мой, - испуганно закрестилась
Полина. - Да про грех первородный тебе всяк расскажет, о нем и дети
малые знают. Батюшка, духовник мой, сказывал, на понимании греха
своего вся вера Христова держится!
Андрей помолчал несколько секунд, не решаясь грубить сразу. Ведь
учение о чуде первородном он от Лютобора, а не из Библии почерпнул, и
все же не утерпел:
- Твой духовник пусть сперва хотя бы кошку родит, а уж потом
других уму-разуму учит.
- Да как ты можешь?! - возмутилась женщина. - Он себя всей жизнью,
всей судьбой своей служению Господу посвятил, а ты его, не зная,
поносишь.
- Ой, бедная моя голова, - поморщился Зверев. - Господь, помнится,
завещал прародителям рода человеческого плодиться и размножаться. И
много детей у твоего духовника? Ни одного? Значит, хреново служит.
- Трое у него детей. Мальчик и две девочки.
Это был нокаут. Выросший в двадцатом веке Андрей совсем забыл, что
православные священники, в отличие от схизматиков, имеют право
жениться и детей в большинстве своем имеют. Так что похоть Полинин
священник себе все же дозволял. Но потом, конечно же, старательно
замаливал. Небось власяницу весь день носил, вериги. А вечером - к
попадье под одеяло, под теплый бочок…
- Ох, прости Господи, что за мысли идиотские мне спьяну в башку
лезут?! - теперь искренне перекрестился Андрей. - Прости, Полина, это
зеленый змий, а не я дурные речи ведет. Когда там князь пир собирается
затеять?
- Да уж на стол накрывают.
- Тогда вот что, милая моя. Пришли мне Пахома и крынку сыта
холодного. Баню, я надеюсь, нам еще не топили?
- Не слыхала о том…
- Это хорошо. Тогда я еще и ополоснусь…
Баня для Андрея была важна еще и тем, что топили ее у князя,
разумеется, не чем попало, а дровами легкими, березовыми. И в печи не
могли не остаться хотя бы мелкие угольки.
Рецепты старого волхва Лютобора были далеко не всегда приятны, но
почти неизменно эффективны. Оставшись с Пахомом в бане, Зверев сожрал
полгорсти растертого угля, запив его чуть сладковатым сытом, облился
для бодрости двумя шайками холодной, воды, растерся щелоком, снова
окатился - на этот раз для чистоты, - еще раз пожевал угля и,
одеваясь, чувствовал себя уже вполне вменяемым человеком.
- Куда идти, знаешь? - поинтересовался у дядьки Андрей, застегивая
крючки ферязи.
- А то, княже. Здравицы уж не раз кричали, на весь двор слышно.
- Отлично, - пригладил Зверев мокрую голову, уже поросшую коротким
ежиком. - Бриться пора, я и забыл. Прямо отрок малой, а не боярин.
- Ничего, княже, под тафьей не видно, - протянул ему бархатную
тюбетейку холоп. - Да и гости давно хмельные, не заметит никто.
Пойдем.
Трапезная в усадьбе Друцких была вдвое больше, нежели у бояр
Лисьиных, примерно с половину баскетбольной площадки. Посередине крышу
поддерживал могучий столб, оштукатуренный и расписанный понизу
зайцами, а поверху - раскинувшими крылья соколами. Стены же оставались
бревенчатые. Слюдяные окна от духоты распахнули настежь: за столом,
составленным в виде перевернутой буквы «Ш», собралось человек
пятьдесят, не меньше. Правда, на той стороне, что напротив входа,
спиной к окнам сидели всего восемь: Василий Ярославович, сам князь,
его сын, а также четыре женщины: похожая на одетого в сарафан хомячка
Полина, Анастасия - жена князя Юрия Друцкого, Прасковья - супруга
Федора Юрьевича, и Елена - дочь князя. Их всех Андрей видел на
соколиной охоте. А вот с сорокалетним на вид, с длинными, с проседью,
волосами боярином он знаком не был. Глаза незнакомца были
пронзительно-черные, нос острый и чуть загнутый, похожий на клюв
коршуна, щеки впалые, на подбородке торчала короткая козлиная бородка.
Скорее всего, чужестранец откуда-то из немецких земель. На Руси бояре
волосы отпускали только в знак траура, да и бороды предпочитали не
уродовать.
- Это он! - Увидев в дверях Зверева, князь Юрий хлопнул ладонями
по столу, встал: - Вот он, муж племянницы моей, Полинушки, князь
Сакульский! О прошлой весне под Островом един тысячу ляхов одолел!
- Ну, не тысячу, всего несколько сотен их было, - смутился от
такого напора Андрей. - Да и не один я был. Федор Юрьевич, вот, тоже
рядом бился.
- Было дело, - признал княжич. - Однако же вместе мы всего пару
часов выстояли. Опосля я ушел рать для атаки собирать.
Все же было видно, что ему приятно: ратный товарищ друга не забыл,
себе всю славу присвоить не пытается.
- Вы гляньте на него, - продолжил похвальбу хозяин дома. - Всего
пару часов назад един четверть вина хлебного выпил, а ныне уже стоит,
бодр и строен, ровно скакун туркестанский!
Насчет четверти князь, разумеется, загнул - трех литров Зверев
никак не принял. Однако хвалить так хвалить - отчего и не приврать
раза в три-четыре? Непонятно только, ради кого вельможный князь
старается. Не для детей же боярских?
Андрей уже неплохо разбирался в нравах этого мира, чтобы понять,
кто есть кто. Внизу стола обычно сидели люди самого низкого положения.
Иногда туда даже нищенок и бродяг пускали, коли место и угощение на
пиру оставалось. Сейчас здесь сидели крепкие мужики в атласных и
шелковых рубахах, некоторые - в шитых катурлином душегрейках и
поддоспешниках. Это, понятно, были холопы. Ближе к хозяину
разместились гости с бритыми головами в тафьях, украшенных серебряным
и золотым шитьем, парчой и шелком, в ферязях с самоцветами и дорогими
вошвами, - ясно, дети боярские. Те, кто живет на землях князя, ходит
под его рукой, выступает в походы и на смотры по его приказу. В дети
боярские попадали те бояре, кто разорился, кто обеднел, кто оказался
при дележе наследства с пустыми руками. Они могли происходить из самых
знатных родов, но по сути - все равно являлись княжеской дворней. Во
главе же стола место нашлось только для бояр вольных, для тех, кто
отчет лишь пред Богом и государем держит. Перед дворней Друцкий
распинаться не станет, да она и сама наверняка с ним в поход ходила,
ей по чину положено. Перед Василием Ярославовичем сына нахваливать
тоже глупо, он и так наследника любит. Получается… Неужели для
иноземца старается?
- Что нам четверть? - подняв руки, Зверев небрежно тряхнул
ладонями. - Разве с дороги согреться да усталость снять. А для
настроения уж поболее выпить надобно.
- Вот он, витязь настоящий! - обрадовался хозяин. - Егор, поднеси
чарку князю Андрею Сакульскому!
И Друцкий хлопнул по столу своим серебряным кубком. Один из
холопов на конце стола подпрыгнул, пробежал до хозяина, из его
покрытого тонкой чеканкой кувшина с высоким горлышком наполнил до
краев емкость и, затаив дыхание, через весь зал донес до гостя. Зверев
принял подношение и в наступившей тишине, под десятками изумленных
взоров начал пить. В кубке опять была водка, и опять - с густым
вишневым вкусом. В этом Андрею повезло - обычную «Столичную» выпить
мелкими глоточками бутылку зараз он бы ни за что не смог. А так…
Зверев откинул голову назад, немного постоял, после чего отвел
кубок таким, как есть, - перевернутым - в сторону. На пол сиротливо
уронилась крохотная розовая капля.
Трапезная взорвалась приветственными криками, а князь Сакульский
легкой походкой обогнул комнату и занял место справа от князя, рядом с
его сыном, но перед отцом. Как говорится, без обид: ныне он Друцким
родственник, а вот Василий Ярославович - нет.
- Что-то в горле пересохло, - заглянул себе в кубок Андрей. - А
надо бы нам за хозяина по полной выпить.
Бояре опять восторженно заревели: умение пить и при этом твердо
стоять на ногах на Руси ценилось всегда. Вряд ли кто из них мог сейчас
подумать, что половина желудка и треть кишечника юного гостя забиты
перетертым в ладонях углем. И что уголь этот еще вдвое больше хмеля
всосать способен, нежели Андрей у них на глазах выпил, прежде чем хоть
что-то в кровь попадет.
- Молодец, княже, ой, молодец! - Друцкий, пригладив свою жиденькую
бороденку, наколол на уже полупустом опричном блюде крупный кусок
мяса, протянул Звереву. Тот, выхватив нож, стряхнул угощение себе на
круглый золотой поднос с двумя кусками хлеба, а хозяин тут же наколол
и подал ему еще кусок. - Молодец! Помню, ты мне сразу, едва я тебя
первый раз увидел, понравился.
Похоже, Юрий Друцкий со-овсем забыл, как при первой встрече Андрей
чуть не порубал его холопов вместе с хозяином. А вот Зверев после
оскорблений, услышанных тогда в Свияжске и перед битвой возле уже
упомянутого Острова, после наглого обмана с приданым ни малейшей
привязанности к своему новому родичу не испытывал. Даже теперь, когда
знал, что князь Друцкий намерен первые годы поддерживать молодых,
выставляя вместо него, Андрея, положенные с княжества полста воинов на
царскую службу. Но что поделать, коли судьба сводит с теми, кто
неприятен, и разводит с теми, к кому тянешься всей душой? Женитьба на
Полине спасла Лисьина-старшего от судебной тяжбы, а ему принесла
титул. Теперь, чтобы выкрутиться, спастись от проклятия и нищеты,
полагаться придется на новых родственников, нравятся они или нет…
- За здравие хозяина земель здешних, славного князя Юрия Друцкого
хочу выпить, - поднял кубок Андрей. - Долгие лета князю, доброму
соседу нашему, отважному воину, честному христианину и славному
человеку!
- Долгие лета!
Бояре, повскакав с мест, вскинули кубки, ковши, ковкали, чаши и
чарки, дружно выпили. Хозяин тоже - правда, не вставая, но благодарно
кивнув. Отставив кубок, Друцкий спохватился:
- Да, княже, познакомить тебя хочу. Гость мой, из датских земель
приезжий. Барон Ральф, владетель Тюрго, знатный и богатый боярин
европейский.
Крючконосый чужестранец вскочил и сотворил красивый реверанс.
Андрей, встав, ограничился поклоном.
Барон, владелец Тюрго… Если Звереву не изменяла память, баронов,
владеющих большими землями, на западе называли графами. Значит, о
знатности своей гость сильно прихвастнул. К тому же его кожаный, а не
суконный, пурпуан - пусть даже в кокетливые разрезы на рукавах и
проглядывал алый шелк, - был одежкой недорогой и практичной. Шелком в
вечно нищей Европе кого-то удивлять можно, но никак не на Руси.
Последний сын боярский за этим столом впятеро богаче одет был. Так что
поместье Тюрго приносило своему владельцу не больше дохода, нежели
могло принести Сакульское княжество. Скорее всего - только титул и
право на место за княжеским столом. Вот и шастает барон по свету,
ищет, где меч свой подороже продать да перекусить на халяву…
Вернувшись на скамью, Андрей наконец-то взялся за еду, но не успел
прикончить и первый кусок давно остывшего мяса, как его толкнул локтем
в бок молодой Друцкий:
- Ну что, княже, айда завтра на охоту? Бо засиделся я тут, тоска
смертная. Все при делах да хозяйствах, меня же отец все не допускает,
за малого держит. А одному в поле скучно.
- Какая нынче охота? - пожал плечами Андрей. - Снег кругом.
Перелетная птица не вернулась, до лесной не добраться. Токмо соколов
понапрасну морозить.
- Полина сказывала, ты до заячьей охоты большой любитель. Вот на
нее и поскачем.
- Снег же вокруг, Федор Юрьевич! Какие зайцы? Завязнем!
- За Золотым холмом на южной стороне уже трава пробивается, Андрей
Васильевич!
1 2 3 4 5 6