Нет
иного у нас ребеночка, кроме Андрея! Спаси его, мудрый Лютобор! Верни
его! Что мужу скажу, когда со службы государевой вернется, как
оправдаюсь, что кровинушку нашу единственную не уберегла?! Что со
мной, что с ним, что с нами будет, колдун? Кто глаза нам в старости
закроет, кому добро наше оставим, кто род наш древний продолжит?
Верни, верни мне его, колдун. Мою душу, мою жизнь забери, но мальчика
мого возверни! Нет детей - зачем жить, колдун? Верни его мне, мудрый
Лютобор, не то и я рядом с ним тут останусь, руки на себя наложу…
- Нет детей, нет детей… - стряхнул с себя ее руки хозяин пещеры,
отступил на шаг. - А на пашне поднятой зачинать пробовали? Хлебами
опоясывались? Зарю на Иванов день встречали? Заветов не чтите предков
ваших, а опосля на чрево плачетесь? Откуда чреву взяться, кроме как не
от бабок ваших перейти?
Женщина, потеряв опору, ткнулась лбом в глину, плечи ее продолжали
вздрагивать. До колдуна доносились только обрывки ее мольбы: «верни…»,
«кровинушка…», «единственный…», «прервется…»
- Ну, род, скажем, может, и не прервется… - Старик пожевал губами,
повернулся к пареньку, снова снял с факела огонек, посадил его хворому
на грудь. Огонек горел ровно, уверенно - пока колдун не смахнул его на
землю. - Род, положим, я тебе сохранить помогу… Могу помочь. Семя -
оно ведь не в душе, а в плоти земной растет. Плоть от плоти, кровь от
крови… Плоть, душа. Душа ушла, юдоль пуста… Нет души, нет жизни…
Женщина затихла, прислушиваясь к непопятному бормотанию.
- Слушай меня, несчастная, - наконец заговорил с ней колдун. -
Плоть без души мертва. Хотим сохранить плоть и семя рода вашего -
надобно душу ребенку твоему сыскать.
- Где же я возьму ее, мудрый Лютобор? - не вставая с коленей,
прошептала гостья.
- Тебе и не найти, несчастная, - покачал головой старик. - Душа не
чужая надобна, а родная. Чтобы под теми же звездами появилась, тем же
путем росла, теми же глазами смотрела. Пусть не та, но чтобы плоть ее
не отвергла. Чтобы и года те же имела, и родичей, и крови не чужой, и
ростом не отличалась, и жилами, и костьми. И отцом с матерью. И боль
чтобы ту же испытала, в тот же час и день от зачатия своего, и
заметалась между долинами черными и зелеными. Чтобы жаром реки
Смородины согрелась, что под Калиновым мостом. Тогда плоть его
признает, примет. Будет тогда тебе мальчишка, плоть от плоти из рода
вашего, и семя у него будет ваше, не свое. Понимаешь ли ты меня,
несчастная?
- Ты вернешь мне Андрюшу? - с надеждой спросила боярыня.
Колдун разочарованно вздохнул.
- Шесть вихрей, шесть огней, шесть слов заветных пошлю. Коли
найдут душу, коли выдуют, коли выманят, коли к месту заветному
приведут… Знамо, тогда и спытаем дело наше. Будет мужу твоему сын, а
роду - продолжатель. Найдут ли?
- Хочешь, я отдам тебе свою душу, мудрый Лютобор? - опять
предложила гостья.
- На что мне душа твоя? - отмахнулся старик. - Я же не Мара
Ледяная, у меня полей и царствия свого нет. И мальчишке бабья душа не
к месту. Ему надобна та, что неотличима окажется… Найду ли? - Колдун
вздохнул: - Снимай, клади чадо на камни сии. Головой на черный валун,
спиной на красный, ногами на серый. Я покамест за мазью и снадобьем
схожу. Опричь трава мне и свечи понадобятся. Ты воска пчелиного
прихватить не догадалась? Плохо, у меня совсем кончился. Но на сей
раз, мыслю, достанет. И сало барсучье… Крылья… крылья… Ничто, пером
обойдусь. Шесть перьев, шесть вихрей, шесть сторон…
Припоминая вслух нужные для предстоящего ритуала составы и
атрибуты, мудрый Лютобор скрылся в пещере. Женщина же, облегченно
утирая слезы, принялась освобождать сына от ремней…
Барчук
Он как раз входил в вираж, преследуя пирата. Грубоватый, словно
слепленный из картонных ящиков, «F-22» выплескивал два длинных, желтых
снопа пламени, но даже отчаянный форсаж не мог спасти воздушного
разбойника. Ближе, ближе, ближе… Он видел раздвоенный хвост американца
совсем рядом, казалось - можно было достать до него рукой, но на
панели приборов все равно никак не загорались лампочки,
сигнализирующие о захвате цели. Андрей довернул своего «Бизона» еще
немного, скинул предохранитель на штурвале, со всей силы вдавил
гашетку. Истребитель затрясся, загрохотал, выплескивая шквал пушечных
снарядов. Он явственно увидел, как трассеры вытянулись к вражеской
машине, как коснулись ее фюзеляжа - но проклятый американец летел, как
ни в чем не бывало, и даже скорости не снизил. Оставалось одно -
таран. Не прекращая огня, Андрей сделал «горку» и обрушился на
«Раптор» сверху, воображая, как от того отлетает оперение, стекла
фонаря, куски обшивки. Но стоило подняться выше, чуть сбросить тягу -
и пиратский самолет вновь предстал во всей красе, без единой царапины!
«Значит, это компьютерная игрушка», - с чувством острой обиды
понял Андрей и… проснулся.
Будильник, продолжавший стрелять длинными очередями, показывал
шесть часов сорок минут, если не считать быстро прыгающие, зеленые
циферки секунд. За окном плотной серой пеленой висели подсвеченные
уличными фонарями, влажные сумерки. Андрей приподнялся на локте,
хлопнул по кнопке звукового сигнала, с надеждой глянул на нижнюю
строку. Там злорадно светилось английское «thursday». Значит, день не
выходной.
- Андрюша, ты встал? - послышался за дверью женский голос.
- Так еще только без двадцати семь, мама, - откинулся на подушку
паренек. - Мне еще два часа до школы спать можно!
- Какие два часа? - Распахнулась дверь. - Ты помнишь, что мне
вчера обещал? Что утром всю математику сделаешь. Надо было не «Назад в
будущее» до полуночи смотреть, а уроки делать. Тогда бы и выспался. И
поменяй наконец звук в будильнике! Дождешься, соседи милицию вызовут.
Скажут, перестрелка у соседей.
- Пусть вызывают, - отмахнулся мальчик. - За будильник еще никого
не сажали.
- Ты это отцу объяснишь, когда ему выбитую дверь чинить придется.
Давай, поднимайся, нечего бока отлеживать! Смотри, нахватаешь двоек -
в институт не поступишь, в армию на два года загремишь. Там тебе враз
все мозги отобьют, тупым солдафоном по гроб жизни останешься.
- Ну, что ты говоришь, Оля? - вступил в разговор густой мужской
бас. - Какие солдафоны? Армия - школа жизни, через нее каждый мужчина
пройти должен.
- Армия - это та школа, которую лучше пройти заочно. И не
сравнивай свое время и нынешнее. Теперь в армии только калек делают да
мозги последние парням высушивают. И зачем она вообще нужна? Мы чего -
воевать с кем собираемся? Вот кто хочет, тот пусть и служит. А
нормальному мужчине о жизни и карьере думать нужно.
- Все, я пошел.
- Да, сейчас. Давай, Андрюша, вставай, садись за уроки. Отца
провожу - приду проверю.
Старшеклассник вздохнул, откинул одеяло и, отчаянно зевая,
принялся натягивать джинсы. Сверху надел рубашку со множеством мелких
пуговиц. Все равно ведь потом в школу напяливать придется. Сел к
столу.
Он не очень понимал, почему его должны забрать в армию, если он не
возьмет именно эти несколько интегралов, но спорить с матерью было
бесполезно. Опять же срок в два года за неуспеваемость, о котором ему
постоянно твердила родительница, был довольно внушительным аргументом.
Два года «срочной»… За что? На фиг ему это надо! Набрали бы узбеков
каких или таджиков - и пусть служат. Это им все равно - что здесь
улицу за двести баксов подметать, что на плацу маршировать. А он себе
дело поинтереснее найти сможет. И когда же наконец эту «контрактную
армию» введут? Хотя до окончания школы никак не успеют. Всего год
остался. Три года с хвостиком до восемнадцати лет. Не успеют.
Интегралы оказались простенькими - пара производных, график от
руки, - и через полчаса он уже был свободен. Сон, впрочем, все равно
уже пропал, а потому оставшийся час он провел с «одноглазым другом»,
компьютером, в авиасимуляторе гоняясь на лихом индийском «Миг-21» за
«Торнадо» и «Еврофайтерами». Напоследок он опять попытался завалить
«Раптора», но «F-22» легко ушел на форсаже, а потом долбанул его
ракетой откуда-то слева. Чтобы сбить американца, «двадцать первого»
нужно было проапгрейдить до уровня «Бизон», но заработанных на дряхлых
«Фантомах» и корявых «европейцах» очков для решительного рывка никак
недоставало - лишь на топливо и ракеты.
На вторую атаку времени Андрею уже не хватило. Только переодеться,
наскоро проглотить две сосиски и картофельное пюре, запить это кислым
апельсиновым соком, в котором, по маминому мнению, содержалось больше
всего витаминов, и - рвануть в школу.
Алгебра и начала анализа шли первым уроком. Тут же стало понятно,
что вскакивать до света не имело ни малейшего смысла: проверять
домашнее задание математичка не стала, тут же приступив к анализу
точки перегиба. Андрей слушал вполуха, больше глядя не на доску, а на
Вику Аминеву, что сидела впереди в правом ряду, через парту.
Он сам не знал, почему одноклассница стала так его притягивать.
Что-то изменилось в ней в этом году. Те же длинные каштановые волосы,
те же ямочки па щеках, тонкие губы, те же пронзительные голубые глаза.
Но… Но ему хотелось смотреть на нее снова и снова. Смотреть, как она
поправляет волосы над ухом с маленькой золотой серьгой, как улыбается,
как перебирает пальцами ручку, слушая учителей.
Нередко Вика ловила его взгляд, оборачивалась, но он каждый раз
успевал уткнуться носом в тетрадь или учебник, делал вид, что занят
чем-то своим.
Глупо, но именно в этот год он как-то ни разу не нашел повода
подойти, поговорить с ней. Предложить сходить куда-нибудь, хотя бы в
кино. В прошлом году как-то естественно все получалось, нормально
общались. А в этом… Две недели учебы, глаза каждый день поедом едят, а
ноги к Вике не несут.
«Сегодня подойду, - решил он. - Сегодня обязательно подойду. Нет,
не сегодня. Прямо после урока подойду. Все, подойду. Подойду…»
Ноги опять предательски заболели, и сильная тянущая боль внезапно
скрутила живот. Настолько сильная, что он согнулся, едва не врезавшись
лбом в столешницу парты. К счастью, никто этого не заметил - не то
смеху было бы…
«Ничего себе… - удивился Андрей. - Это что, робость так
проявляется? Не хило… Все равно подойду! Решил так решил…»
Боль, словно смиряясь пред его волей, отступила, позволила
выпрямиться и перевести дыхание. Едва зазвенел звонок, Андрей, отрезая
себе пути к отступлению, резко выдохнул:
- Вика, можно тебя на минуту?!
Аминева вздрогнула, вскинула ладонь к левому уху, шевельнула
темными и пушистыми, как беличья кисточка, бровями.
- Ну, вот я… А что случилось?
- Ничего… - Про то, что он будет говорить, Андрей подумать не
успел. - Скажи… Скажи… Ты где летом была?
- В разных местах, - пожала она плечами. - В Геленджике, на даче,
на экскурсии по Золотому кольцу. Ты из-за этого меня звал? Я уж
подумала, случилось что. Серьгу потеряла, или еще что-то такое…
- Не потеряла, - мотнул головой он. - Ты не беспокойся, я за ней
следить буду. Хорошо?
- А-а, так ты за ней смотришь? - улыбнулась девушка. - Тогда
понятно.
Андрею вдруг страшно захотелось ее поцеловать, попробовать своими
губами вкус ее алых влажных губ. Настолько сильно - он даже побоялся,
что мысли проявятся на лице, а потому повернулся и принялся торопливо
собирать рюкзак, скидывая в него учебники и тетради.
- Так это все? - поинтересовалась Аминева.
- Нет, не все. - Задернув молнию, он кинул рюкзак на плечо,
повернулся - и взгляд почему-то уперся именно в ее грудь, с силой
выпирающую из-под кремовой блузки с вышивкой под воротником. Юбка
плотно облегала широкие бедра. Ну, почему ему самолеты компьютерные
снятся, а не Вика?! Ведь во сне он мог бы позволить себе с ней все,
что угодно…
- Зверев, ты меня слышишь?
- Ну да, конечно.
- Чего ты еще хотел сказать?
- Я? - удивился Андрей. - Ах, да. Давай я твой портфель до химии
отнесу, тяжелый ведь, наверное?
- Нет, не тяжелый. Я половину учебников не ношу. Зачем, если они
только дома, когда уроки делаешь, нужны? То есть, - спохватилась
девушка, - спасибо. Отнеси, если не трудно. Конечно. А почему ты про
лето спросил?
- Любопытный я, Вика. А что, не так что-то?
- Да нормальное лето получилось! Самые дожди на даче пересидела, и
никто на грядки не выгонял. А потом в Геленджик поехали… - Вслед за
остальным классом они вышли из кабинета. - Ты знаешь, Андрей, я
шашлыка, наверное, на всю жизнь наелась. Там на каждом перекрестке
мангалы стоят. Пиво, вино и шашлыки. Мы с отцом эти шашлыки и на
завтрак, и на обед, и на ужин ели. Целый месяц - одни шашлыки. Мамочки
мои, если меня кто-нибудь теперь на шашлыки за город позовет, я тому
всю рожу исцарапаю!
- Не буду, - пообещал Зверев. - А мы на Волге были. Отца туда в
командировку посылали, он меня с собой взял. Мы там каждый день на
рыбалку ходили, и на выходные ездили. Какие там щуки! А окуней я один
раз за час ведро наловил. И леща вытащил, размером… ну, с твой
портфель.
- Врешь ты все, Зверев, - мотнула она головой. - Не бывает таких
больших лещей!
- Спорим, бывают! - обиделся Андрей.
- И на что спорить?
- Ну… Давай на поцелуй, - окончательно обнаглел он.
Но Вика на подобное предложение не обиделась, только глянула
искоса и поинтересовалась:
- Это как?
- Ну, как обычно, - пожал плечами Андрей. - Если я выигрываю,
тогда я тебя целую. А если проигрываю… Ну, тогда, значит, все
по-твоему, тогда ты меня целуешь.
- А чем доказать сможешь?
- Отца можно спросить.
- Подожди… - остановилась Амршева. - Ты меня, я тебя… Ну, ты
жулик, Зверев!
- Так мы поспорили?
- А ты все равно не докажешь, жулик! - Она решительно двинулась
вперед. - Мало ли кто чего говорит? Жулик!
Однако своего портфеля она не потребовала, да и убежала вперед,
дернув плечиком, всего на пару шагов. Плечи, талия, бедра, ножки в
колготках, туфли на низком каблуке… Андрей отвел глаза, глянул на
встречную девчонку из параллельного класса. Тоже плечи, тоже грудь и
губы. Но воображение почему-то рисовало приоткрытые губы именно Вики
Аминевой - и все!
Первая перемена короткая - звонок зазвенел почти сразу, как класс
успел собраться перед кабинетом химии. Раиса Михайловна открыла дверь,
и он, мимоходом поставив портфель однокласснице на стул, снова занял
свое место слева и сзади от Вики. На уроке она больше не оборачивалась
на его взгляд, но волосы за ухом поправляла вдвое чаще прежнего.
Во время второй перемены он донес портфель Вики до кабинета
географии, потом Вика разговорилась с Ирой Ершовой, и они куда-то
пошли. Андрею тоже нужно было отлучиться - но до туалета он не
добрался. Посреди коридора его вдруг перехватили Баршак, Страхов и
Ганус, прижали к стене.
- Ты чего это портфельчики чужие таскаешь?
Самым крупным из троицы был Баршак - почти на голову выше всех и
вдвое шире в плечах. Но заводилой в компании всегда являлся хитрый
остроносый Ганус, фантазия которого была неистощима на всякие пакости
и просто развлечения. То он придумывал плоты из камер сделать, чтобы
на озерце за высоковольтной линией кататься, то указку историку
селитрой пропитать, то ссору во время уборки спортзала затеять и
«случайно» девчонок водой окатить, чтобы сиськи через мокрые футболки
рассмотреть. Именно он и зашептал зло Андрею прямо в лицо:
- Нравится чужие шмотки таскать? Так ты наши носи, понял?
- Чего «ваши»?
- Рюкзаки наши носи, понял?
- А почему это?
- Потому что иначе мы тебе каждую перемену морду будем чистить,
понял? - Ганус схватил его за горло, прижал к стене: - Не слышу ты
понял?
- Я… - Андрей попытался оттолкнуть одноклассника от себя, но не со
всей силы. Он отлично понимал, что дай он хоть один повод - Баршак и
Страхов тут же начнут драку Или, скорее, избиение: куда он один против
троих? Да еще когда каждый из врагов заметно сильнее? Тут особо не
повыступаешь.
- Ты, ты, - кивнул Ганус. - Чтобы после этого урока взял наши
рюкзаки и отнес на историю. Понял, зубрила? Не то мы твой фейс так
начистим, что оттебя даже компьютер шарахаться будет, понял? И
попробуй только смыться, мы тебе мозги быстро вправим, умник. Чего
молчишь? Слышал, чего тебе сказано? Ну?! - Ганус тряхнул рукой, крепче
сжав его горло.
- Слышал…
- Чего слышал? - потребовал 01вета Страхов.
- Портфели носить… - вынужденно повторил Андрей Зверев, мысленно
уже поклявшись, что не сделает зтого никогда в жизни.
1 2 3 4 5 6