..
И тут через редкий березняк впереди открылись острые кончики
совсем близкого частокола, пахнуло дымом, послышалось недовольное
коровье мычание, прерываемое оглушительным собачьим лаем: впереди
находилось человеческое жилье!
Тын, верх которого углядел с холма ведун, был вкопан не в землю, а
шел поверх земляного вала метров пяти высотой, так что все укрепление
достигало высоты трехэтажного дома. Против крупной рати с осадными
приспособлениями за подобной стеной, само собой, долго не отсидишься,
но мелким степным шайкам в две-три сотни воинов или судовой рати, что
плавает на торговых ладьях, защищая товары, а заодно присматривая себе
беззащитную добычу, такой орешек явно не по зубам. Особенно, если
защитников на стенах хватает. Хорошо местный люд обосновался, прочно.
Впрочем, на берегу реки иначе и нельзя. Люд всякий по водным путям
плавает. Только зазевайся - обязательно двуногий хищник по твою душу
найдется. По форме селение напоминало большой равносторонний
треугольник с невысокими, крытыми тесом, площадками на каждом углу;
ворота располагались справа, над крутым обрывом, возвышающимся над
Олымом, что уже поглотил в своем течении все причалы и помосты,
которые, надо полагать, стояли на берегу. Не могло же селение у реки
вовсе не иметь никаких причалов?
Вскользь оценив крепость деревеньки, Середин покатил вниз, миновал
влажный распадок, не затопленный еще, однако, половодьем, медленно
проехал под стенами, стараясь не смотреть вверх - туда, откуда,
окажись он врагом, сейчас наверняка бы сыпались валуны, бревна, летели
стрелы и лилась кипящая смола. Возле ворот ведун придержал лошадей,
посмотрел на пухлого полуобнаженного старичка, что дремал на солнышке,
привалясь спиной к теплой воротине. Пожал плечами: ну, коли стражи
нет, то и вход, стало быть, бесплатный, - и въехал в селение.
Изнутри деревня показалась уже не столь прочной крепостью, как
снаружи. Вдоль улицы тянулись жердяные заборы, огораживая обширные
дворы. Во многих строениях отсутствие трубы выдавало сараи, а дома,
добротные пятистенки, стояли довольно далеко один от другого, метрах в
пятидесяти. В общем, рыхлая застройка, неплотная. Дворов сорок всего,
может, чуть больше. А значит, и жителей немного. На стены, самое
большее, сотни полторы выйти сможет. Не считая баб и детей,
естественно...
- Эй, красавица! - натянул поводья Олег, углядев впереди девицу в
душегрейке поверх простенького полотняного платья, в белом платке с
вышитым синей нитью краем и с коромыслом на плече. - Пожалей путника,
дай воды колодезной напиться!
Курносая туземка остановилась, окинула его васильковым взглядом,
осторожно опустила коромысло на землю, освободила от крючка одну из
бадеек:
- Отчего же. Хорошему человеку воды не жалко. Пей.
- Благодарю, красавица... - Ведун поднял деревянное ведро, поднес
ко рту, сделал несколько глотков обжигающе-ледяной воды, куда больше
пролив себе на плечи. А попробуй попей нормально из широкой емкости
почти в пуд весом, да еще с толщиной стенок не меньше сантиметра!
Подходящей пастью создатель разве что бегемота наградил. Олег опустил
ведро, отер губы. - Спасибо тебе, красна девица, спасла от жажды. Да
еще с полными ведрами навстречу попалась. Стало быть, удача меня
сегодня должна подстерегать. Не подскажешь, торг у вас где будет?
- Какой ныне торг, мил человек? - пожала плечами девушка. - Он,
как реки-то разлились. Ни купцам, ни покупателям хода нет. Вот и
пустует площадь. Нет никого.
- Реки? - навострил уши Олег. - А их у вас много?
- За воротами Олым разлился, - зацепила красотка ведро крючком
коромысла, - а по другую сторону Сосна плещется.
- Так вот отчего всё так залило! - понял Середин. - У вас тут
сразу две реки разлились. И обе отнюдь не ручейки... Кстати, а как
селение ваше зовется?
- Чернавой прародители нарекли... - Девушка поднатужилась,
закинула коромысло обратно на плечо. - Сказывали, от шелковицы всё
округ черно было, как первый сруб ставили. С тех пор черными и
зовемся.
- Постой еще секунду! - попросил Олег. - Подскажи, а постоялый
двор у вас тут есть?
- Есть, отчего не быть, - попыталась пожать плечами голубоглазая
туземка, но смогла шевельнуть только одним. - Токмо закрыт он ныне, да
и подтоплен, вестимо. За стенами, у Сосны стоит. Ныне ведь половодье,
путников, почитай, нет. От Манрозий Горбатый дома и отдыхает, пока по
двору волны гуляют.
- Да, среди воды мне и самому ночевать неохота, - поморщился
ведун. - Может, еще у кого на постой встать можно? Я бы заплатил...
Может, у тебя приют найдется, красавица? Серебра отсыплю, сколько
скажете.
- Нет! - неожиданно грубо вскинулась девушка и даже отступила на
пару шагов. - Откель ты тут вообще взялся, в разлив-то самый?
- Ну, нет так нет, - хмыкнул Середин, несколько обиженный подобной
отповедью. - Была бы честь предложена. А более отзывчивых хозяев у вас
в деревне нет?
- Хочешь, ступай прямо до самой стены, да вдоль нее до второго
двора, с чуром на воротах. Там Севар Шорник живет. У него дочь средняя
на выданье. Может, он примет. Ему ныне серебро в самый раз придется.
Приданое ведь давать понадобится, а еще и своих младших кормить
надобно.
- И на том спасибо, красавица. Удачи тебе, и мужа хорошего... -
Олег забрался на облучок телеги и тряхнул вожжами. - Поехали, родная.
Будут тебе скоро и отдых, и ясли с ячменем.
Найти нужный двор особого труда не составило. Земляную стену
Чернавы Середин, и захотел бы, не миновал. Вдоль вала шел узкий
проезд, как раз в телегу шириной; ворота, на левом столбе которых
красовалась умело вырезанная, черная, как негр, личина с большими
усами и бритым подбородком, трудно было перепутать с любыми другими.
Похоже, от гнили деревяшку щедро пропитали дегтем и теперь мавр с
запорожскими усами стал почти вечным.
Спешившись, ведун громко постучал в ворота и, отойдя обратно к
телеге, привалился к боковине возка. Спустя пару минут во дворе
послышались шаги, воротина чуть приоткрылась, и наружу выглянула
женщина лет сорока в потрепанном сарафане, еще сохранившем праздничную
вышивку - но нитки от времени поблекли, и теперь розы, травы и птицы
еле угадывались на фоне материи.
- Мир этому дому, - поклонился ей Середин. - Севар Шорник здесь
живет?
- Здесь, - вышла со двора женщина. - Чего тебе надобно, чужеземец?
Купить чего в дорогу али шкуры продать желаешь?
- Олегом меня зовут, - решил для начала представиться ведун. -
Добрые люди подсказали, ночлега у вас можно спросить. Не милости ради,
хозяйка. Серебром расплачусь сполна. Половодье меня в пути застало,
под крышей хотел бы переждать, а не в лесу, как пес бездомный.
- Серебром? - переспросила женщина. - Настоящим, али на золото или
меха пересчитать думаешь?
- Чешуи новгородской у меня маленько есть, - пожал плечами
Середин. - Хотя, коли желаете, золотых монет тоже пара имеется. Да
только дороговато золотом-то за пару недель ночлега платить. Даже если
в дорогу снарядите по чести и кормить одними гусями всё время станете.
Сдачи просить буду.
Хозяйка промолчала, поправляя выбившуюся из-под платка прядь русых
волос. Карие глаза смотрели даже не на гостя, а куда-то через плечо
ведуна. Со щек медленно сходил румянец.
- Пусто отчего-то у вас в деревне ныне, - разорвал затянувшуюся
тишину Олег. - Никого на улицах не видать. Прямо... сенокос, что ли?
- Ставень у распадка мужи разворачивают, - спокойно ответила
женщина. - Паводок ведь. Как вода сходить станет, изрядно рыбы за
ставнем застрянет. Пировать станем, рыбным днем лето встречать.
- Это здорово, - согласился Середин. - Если повезет, может, и я
праздник увижу.
Туземка опять надолго замолчала. Ведун прокашлялся:
- Так чего, хозяйка, возьмете на постой? Мне ведь много места не
надобно. И ем не за троих, сильно не обременю. Да и заплачу сполна,
уговоримся.
В воздухе опять повисла тишина. Олег, которому всё это начало
надоедать, уже собрался было ехать дальше, стучать к соседям местного
кожевенника, как хозяйка вдруг отступила, слегка поклонилась:
- Отчего же, заезжай. Токмо, не обессудь, с поклажей и лошадьми
помочь некому. Сам уж распряги, да под навес поставь. Там и вода в
бочке есть...
Она приподняла воротину, отвела ее в глубь двора. Потом точно так
же отворила вторую. И... ушла в избу.
- Странно тут, однако, гостей привечают, - покачал головой ведун,
взял гнедую под уздцы, повел во двор.
Телеги свои он поставил у самой ограды, выпряг лошадей, завел под
навес, на вымощенный тонкими сосенками пол. Тут, по всей видимости,
был сеновал - но к весне от припасов осталась только невысокая желтая
кипа у дальней стены. Зато хозяин успел сделать две загородки. То ли
складывать чего удумал, то ли скотину прикупить. Как раз в загородку
Олег и завел скакунов. Подобрал стоявшую возле пахнущего влажным
теплом хлева бадейку, зачерпнул воды из кадки, отнес коням. Пока он с
местом определялся, они давно успели отдышаться, так что не запарятся.
Потом кинул им две охапки сена - овсом в дороге наелись, пусть
отдохнут от зерна немного.
Внезапно он ощутил на себе чужой недобрый взгляд. Остановился,
медленно повернулся к дому. На крыльце, вперившись в него исподлобья,
стояла в накинутом поверх полотняной рубахи тулупе девушка лет
двадцати, чем-то похожая на хозяйку: те же круглое лицо и острый нос,
те же русые волосы - правда, сплетенные в длинную косу. Платок накинут
небрежно, только на затылок. Ни «здрасте», ни «помочь чем?», ни
познакомиться... Странные тут люди, однако...
Пожалуй, если бы ведун не успел распрячь коней, он бы сейчас и
вправду развернулся да поехал искать приют на другой край деревни. Но
теперь собираться было лень, и Олег улыбнулся девушке как можно
дружелюбнее:
- Красавица, корец не вынесешь доброму гостю? А то пить я не
меньше лошадей хочу, да из бочки скотной как-то неприятно.
- Воды токмо дать могу... - буркнула себе под нос девица.
- Да я и воде рад буду... - Улыбка сама собой сползла у Олега с
губ. - Могу и сам зачерпнуть, коли в тягость.
- Я принесу... - Девушка ушла в дом и почти сразу вернулась, неся
в одной руке деревянное ведро, в другой ковш. Бадью поставила на
землю, ковш пустила плавать по воде, сама отступила в сторону: - Пей.
Середин от такого обращения начал злиться, но пока еще держал себя
в руках. Всё-таки в чужой монастырь со своим уставом не лезут. Русь
огромна, в разных ее концах разные обычаи. Кто знает, может, и он
сейчас по местным меркам нечто неприличное творит. Потому ведун просто
зачерпнул из ведра полный корец, поднес к губам... Вода опять
оказалась ледяной, колодезной, пробивающей холодом до самых костей.
Олега начал бить озноб, и он понял, что всё еще не согрелся после
перехода через залитые паводком поля. А без хорошей бани наверняка не
сможет отогреться вообще. Между тем дело двигалось к концу дня. Еще
немного - и баню топить будет вовсе поздно. До полуночи не успеют - а
мыться вместе с нежитью ведуну не улыбалось.
Он кинул ковш обратно в ведро, пошел к повозке, размотал узел
чересседельной сумки, нащупал бобровый налатник, вытянул, набросил на
плечи. Засунул руку поглубже, выискивая меховые штаны, и тут...
Створка ворот приоткрылась, внутрь просочилась хозяйка - а он и не
заметил, как она ушла! Следом ступил чернобородый мужик в синем
суконном зипуне с топором в руках, за ним еще один, в рубахе с мокрыми
рукавами и меховой душегрейке, и тоже с топором. Потом появился
рыжебородый и рыжеволосый крепыш со сломанным носом, сжимающий вилы с
деревянными, но остро наточенными зубьями. Мужик в лисьей
остроконечной шапке с косой. Потом еще, еще, еще...
- Вот те, бабушка, и Юрьев день. - Ведун ощутил меж лопаток
неприятный холодок, а потому оставил в покое сумку и перешел к передку
телеги, положил ладонь на рукоять сабли. Опоясываться оружием при
враждебно настроенной толпе он не рискнул. - Интересно, чью мозоль я
отдавил на этот раз?
Между тем толпа мужиков с косами, вилами, топорами увеличилась до
трех десятков человек. Чернобородый в зипуне, поигрывая своим
плотницким инструментом, нарочит о небрежно поинтересовался:
- Ты из чьих будешь, мил человек?
- Из новгородских земель пришел, - изложил свою обычную легенду
Середин. - Вот, езжу по землям русским. Себя хочу показать, на других
посмотреть.
- Стало быть, гость ты в наших местах далекий, неведомый, - опять
подкинул топор чернобородый. - Никто тебя не знает, никто за имя твое
поручиться не может. Как же ты с Новгорода Великого к нам в Чернаву
аккурат в половодье забрести исхитрился? Когда ни по дороге залитой,
ни по реке ледоходной никакого пути нет? Откель ты взялся, мил
человек? С неба свалился али из-под земли вылез?
- Вдоль Олыма по дороге приехал... - Ведун всё никак не мог
понять, почему мужики заявились с подручным инструментом, почему никто
из них не сбегал за мечом, копьем. Ведь наверняка в каждом дворе
оружие есть, как же без него? И время у деревенских имелось, не
запыханные они, сломя голову не бежали. - Последние версты во весь
опор гнать пришлось. Просто чудом от воды убежал.
- Убежал, сказываешь? А может, она тебя как раз и принесла?
- Я что, бревно, что ли, чтобы меня по воде приносило? - Местные
нападать явно не торопились, а потому Середин руку с сабли пока убрал.
- Тогда скажи, мил человек, откуда ты мог приехать по Олыму-то?
Вестимо, селений на нем окрест нет ни единого. И не стояло никогда!
- Как это не стояло?! - возмутился Середин. - А Кшень? А Сурава? Я
с Суравы как раз и еду. Зима меня там застала, задержался.
- С Суравой ты промахнулся, чужеземец, - засмеялся бородач. -
Гости мы там редкие, но бываем. И они нас навещают по-родственному. У
меня там свояков двое. У Сбыслава, вон, сестра замужем. Тебе ведомо
хоть, кто там за старосту считается?
- Зимой Захар был, - пожал плечами Олег. - А кто ранее, и впрямь
не знаю.
- И вправду Захар, - удивился мужик. - Он ведь свояк мой, не
сказывал? Промыслом меня кличут.
- Постой... - опустив вилы, подошел ближе рыжий со сломанным
носом. - А Людмилы моей ты там не видел? Белян у нее еще в мужьях...
- Видел, - кивнул Середин. - Живет. Красивая. Детей трое, все
здоровы пять дней назад были. Одинец с кузней управляется, так что не
голодают, кормилец есть.
- Отчего Одинец? - насторожился Сбыслав. - А Белян где?
- Утонул он, - развел руками Олег. - Год назад еще. - Подробнее
про свои отношения с Людмилой и о причине смерти ее мужа он
распространяться не хотел.
- А в Селезнях ты не бывал? - подступили мужики слева. - Чернава
там наша замужем. Одна с таким именем. О прошлом годе трое детей у нее
росло.
- Нет больше Селезней. Половцы прошлым летом сожгли. За то мы
зимой в отместку их кочевье разорили дочиста. Видите, юрта на возках?
Это как раз моя доля в добыче. В Кшене ее продать некому, мы ведь их
больше десятка захватили. Вот в Рязань и везу. Да как-то забыл про
половодье, прямо во сне меня прихватило.
- Это что! - отозвались слева. - Три года тому наших аж пятеро с
лошадьми и дровами на черном холме водой отрезало. Два дня сидели,
пока жены лодки догадались пригнать.
- Ужели с Селезней никто не уцелел? - пытались перебить
рассказчиков мужики. - Может, ты видел ее? Родинка у нее еще здесь,
над бровью...
- А назад ты поедешь, мил человек? - одновременно с ними спрашивал
Сбыслав. - Может, гостинец передашь?
Отчуждение пропало, будто и не бывало никогда. Чернавчане
обступили гостя, оживленно расспрашивая его про каких-то родственников
и знакомцев, что-то рассказывали, вспоминали. Ответить сразу всем
ведун не мог - но мужики вели себя так, словно он с каждым
разговаривает, и каждого слушает, понимает. Между тем, едва напряжение
спало, Олег снова почувствовал озноб и думал сейчас только об одном: о
жарко натопленной парилке с широким полком. Нынешняя сумасшедшая
спешка даром не прошла - после бессонной-то ночи, да в мокрой одежде,
да потом еще несколько часов по колено в воде, и всё на голодный
желудок... Тут уже просто горячим сбитнем не обойдешься. Прогреваться
надобно на совесть, снаружи и изнутри.
- Извини, зря побеспокоили, Радша. Свой он оказался, с Суравы
заявился...
Во двор, прихрамывая, вошел сгорбленный старик с совершенно голой
головой - даже бровей и ресниц не росло.
1 2 3 4 5