А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Тот отрицательно замотал головой и стал быстро говорить. Ваххабит поморщился и посмотрел вниз. Вдруг на его лице появилось выражение веселого изумления, и он, посмотрев в камеру, сказал что-то оператору. Тот опустил объектив, и на экране стало видно, что у обреченного на муки и смерть мужчины восстал член. Причем восстал так качественно, что порногерои могли бы только позавидовать такой мощной эрекции.
Палач захохотал и, обернувшись к окружавшим его собратьям, что-то сказал. Они тоже заржали, и камера, сделав круг, показала всю компанию. Компания была что надо. Но ничего нового я не увидел. Обыкновенные головорезы, которых часто показывают по телевизору. Смелые и гордые, когда беззащитная жертва связана и ждет неминуемой смерти. Трусливые и подобострастные, когда их песенка спета.
Тем временем палач снова повернулся к пленнику и, поднеся кончик ножа к его носу, стал что-то медленно говорить. Привязанный мужчина отрицательно качал головой, и при этом его глаза открывались все шире и шире. На лице бородача появилось выражение безумного веселья и дикой жестокости, и он неожиданно махнул ножом вниз.
Стоявшие вокруг соратники героя беззвучно заорали, воздев к небу руки и стволы. Тогда он снова повернулся к почти потерявшему сознание пленнику и, широко размахнувшись, всадил ему кинжал в самый низ паха. Пленник дернулся, и его голова упала на грудь. Палач взялся за рукоятку ножа обеими руками и, напрягшись, одним движением вспорол живот беззащитной жертвы до самой грудины.
Палач отскочил в сторону, чтобы не испачкаться, затем обернулся к толпе и сделал приглашающий жест. Из толпы вышел мальчишка лет десяти и, смущенно улыбаясь, подошел к палачу. Бородатый бандит подхватил его одной рукой и поднял так, что их лица оказались на одном уровне. Он спросил мальчика о чем-то, и тот, посмотрев ему в глаза, кивнул. Бородач снова обернулся к толпе и, подняв к небу окровавленный нож, потряс им. И опять ответом ему было общее ликование. Тогда бородач, продолжая держать мальчишку на левой руке, вручил ему нож и, схватившись освободившейся рукой за волосы привязанного мужчины, вздернул его поникшую голову. Глаза мужчины были закрыты, изо рта текла кровь. Скорее всего, он был уже мертв.
И тогда гордый воин Аллаха сказал что-то сидевшему у него на руке мальчишке, и тот начал тыкать ножом в закрытые глаза уже мертвой жертвы.
Я оторвал взгляд от экрана и бесстрастно спросил у Ахмада:
– Если это ваши герои, то каковы же ваши подонки?
Он помолчал, глядя на меня, и ответил:
– Это не имеет отношения к делу. Но зато я теперь абсолютно уверен, что ты выполнишь то, что от тебя требуется, и я могу полностью тебе доверять.
– Да, пожалуй… – задумчиво ответил я. – Ну а тебе самому приходилось так разбираться с пленниками? Или нет?
– Это тоже не имеет отношения к нашим делам, но я скажу тебе. Нет, я этого не делал. У меня не хватает мужества.
– Ни х… себе! – не выдержал я и тут же осекся. – Извини, вырвалось.
– Ничего, – миролюбиво сказал Ахмад, – бывает. Он встал, Садик тоже, и я, чуть помедлив, последовал их примеру.
– Вот номер моей трубки, – Ахмад протянул мне желтый листочек с клейким краем, – если что – звони. Сроку тебе – две недели.
– Ахмад, – сказал я, глядя ему в глаза, – я ведь невыездной. И ты наверняка об этом знаешь. Что толку в том, что вы убьете Алешу, если я не управлюсь за две недели? Камни ведь от этого не появятся.
– Я понимаю тебя, и как деловой человек согласен на некоторую отсрочку, но только если эта отсрочка понадобится для пользы дела, а не для того, чтобы ты смог предпринять что-нибудь в своем обычном репертуаре. Надеюсь, мы поняли друг друга.
Они повернулись и ушли, а я снова сел в кресло под зонтиком и глубоко задумался.
Что же делать, Знахарь, что же делать?..
Хорошо хоть я не проболтался про то, что камни в нескольких банках.
А так – кругом засада!
И, главное, я не могу ни к кому обратиться за помощью. Ни к ментам, ни к браткам. К ментам – понятно. А к браткам… Я ведь теперь вор в законе, так что если я обращусь за помощью к коллективу, меня просто не поймут! У меня не должно быть ни денег, ни имущества, ни родни. Я должен быть неуязвим. А я – уязвим, да еще как. Так что все верно говорил Дядя Паша про то, что я неправильный вор.
Я поднялся, бросил на столик деньги и медленно побрел к машине.
Да, думал я, вот она – та самая ситуация, когда человек оказывается в ловушке, заряженной жизнью другого человека. Как они, пидары, любят заложников брать! Причем, желательно, женщин. Тогда у тех, на кого это должно произвести впечатление, просто сердце разрывается, и они готовы сделать все, что угодно. А ведь если бы я был правильный вор, я попросту рассмеялся бы им в лицо и сказал, что они могут делать с Алешей все, что им нравится. Повернулся бы к ним спиной и ушел. Хотя, честно говоря, спиной к ним поворачиваться не стал бы. В спину – их коронка.
Так вот, если бы я поступил так, как положено принципиальному авторитету, то в коллективе лицо сохранил бы. Но после этого мне оставалось бы только пустить себе пулю в лоб.
Не нужно было меня короновать. Или все-таки нужно было? А если нужно, то кому? Вот тоже задачка.
Однако, подумал я, уже подходя к машине, самая интересная задачка из всех, которые сейчас стоят передо мной – спасти Алешу. И пропади они пропадом, эти камни, деньги и прочие нехорошие излишества.
А вообще-то…
Вообще-то есть вариант.
Я щелкнул пальцами и открыл дверь «лендкрузера».
Когда я сел за руль, то перед моими глазами снова встала картина того, как бородатый ублюдок кромсает ножом привязанного к кольям пленника. Потом я представил Алешу на месте этого несчастного и мне захотелось сделать то же самое с образованным питерским исламистом Ахмадом.
Да уж, не зря говорят, что зло порождает зло.
Я развернулся через двойную сплошную и проехал мимо мента в желтом лифчике, который как раз плющил какого-то чайника на раздолбанной «пятере». Увидев мой наглый разворот, он дернул ко рту руку со свистком, но опоздал.
Свистни в болт, там дырка есть, подумал я и дал газу.

* * *
Вернувшись на свою фазенду и въехав в открывшиеся передо мной железные ворота, я посмотрел на часы. Была половина первого.
Выскочивший во двор озабоченный Доктор окинул меня быстрым взглядом и, убедившись, что все в порядке, успокоился. Проходя мимо него, я сказал:
– Забери там под сиденьем пушку.
Доктор кивнул и бросился выполнять приказание.
Поднимаясь по ступенькам крыльца, я оглянулся и увидел, как он нюхает ствол. Усмехнувшись, я пошел в свой кабинет, достал из холодильника бутылку пива и, открыв ее, упал в глубокое мягкое кресло.
Теперь нужно было крепко думать.
Я с наслаждением всосал из горлышка несколько глотков холодного пенящегося пива и почувствовал, как напряжение, не оставлявшее меня с момента первого звонка похитителей Алеши, начало спадать.
Все было очень плохо, но зато теперь в деле появилась ясность.
Если бы эти камни были у меня здесь, в Питере, я бы, ни секунды не раздумывая, отдал их Ахмаду за жизнь Алеши. Но, как говорится, если бы у бабушки были яйца, она была бы дедушкой.
То место, где у меня когда-то был левый глаз, ныло. Несильно, но неприятно. Боль отдавала в висок, и я вспомнил Доктора, который вчера вечером предлагал мне показаться врачу. Наверное, он был прав.
Мне давно уже предлагали вставить стеклянный глаз, но когда я примерил его и посмотрел в зеркало, меня аж передернуло. Глаз тупо смотрел куда-то не туда и производил отталкивающее впечатление несмотря на то, что он был изготовлен на высшем уровне. А еще я боялся того, что от какого-нибудь неловкого движения он выскочит и закатится куда-нибудь под шкаф. И я буду чувствовать себя полным идиотом. Так что, как меня ни уговаривали, как ни клялись, что выпасть он не может, я настоял на своем и теперь ходил с красивой черной шелковой повязкой, перечеркивавшей мое мужественное лицо и придававшей мне сходство с пиратом.
Несколько раз я слышал, как братки называли меня между собой то Нельсоном, то Кутузовым, но нисколько я не чувствовал себя задетым. А чего тут обижаться! И тот и другой были уважаемыми людьми и великими полководцами. Пусть называют хоть Скорцени. Он хоть и был фашистским адмиралом, но парнем был крутым. Так что и я теперь затесался в их компанию.
Нельсон, Кутузов, Скорцени, Знахарь…
Я допил пиво и поставил пустую бутылку на пол рядом с креслом.
Тут зазвонил телефон.
Что-то в последнее время по телефону ко мне приходит один только геморрой, подумал я и снял трубку.
– Привет, Знахарь, это я. Это был Стилет.
– Здравствуй. Чем обязан?
– Ну чем обязан, это тебе самому решать, а я предлагаю тебе встретиться. Надо перетереть кое-что. В три часа тебя устроит?
– Устроит. А где?
– Давай где-нибудь на бережку, как тогда, чтобы лишних ушей не было.
– Годится. Там же?
– Ага.
– Ну все, до встречи.
– До встречи.
Я повесил трубку.
Отсюда до «Прибалтийской» можно добраться за полчаса, так что спешить было некуда, и я достал из холодильника еще одну бутылку.
Теперь еще Стилет.
Ему-то что нужно, жабе двуличной?
Хотя все мы тут двуличные. Я-то ведь тоже имел разговор с посланником Дяди Паши, и разговор этот был как раз про Стилета. И Стержень подкатывался, намекая на то, что хотел бы работать со мной, а не со Стилетом.
Тут получаются такие тайны Мадридского двора, что мама, не горюй!
Что нужно Стилету, было ясно.
Ему не терпелось загрести лавэ, которое я ему обещал, вот он и начал суетиться. А это несолидно. Жил ведь он без этих денег и не дергался, всего ему хватало, но как только запахло серьезными бабками, сразу всего мало стало. Ай-яй-яй, Стилет, как не стыдно, ведь взрослый дяденька, седой… А все туда же – хвать, хвать!
А может, просто грохнуть его, без всяких затей?
Он-то грохнул трех авторитетов, да еще Железного аж в зоне достал, так что мне-то чего стесняться? Как говорится – ничего личного, это только бизнес, дела, стало быть!
И вот тут идея оперативного избавления от геморроя в лице Стилета предстала передо мной во всей красе. Нет, ну правда, что я – в институте благородных девиц, что ли? С волками жить, знаете ли…
Действительно, что может быть проще?
Приезжает, например, Стилет в ресторан «На нарах», открывает дверь машины, а в это время к нему подходит грязный бомж и пару раз стреляет ему в голову из пистолета с глушителем. И в шофера тоже, чтобы не вякал. И быстро уходит. И все, хрен чего найдешь! Врагов у Стилета столько, что замучаешься догадываться, кому из них он окончательно встал поперек горла.
Или, скажем, бродит он по двору своей фазенды, с собачками играет, видел я его собачек – четыре здоровых добермана, и вдруг падает на землю опять же с дыркой в башке. А снайпер в это время спокойно разбирает свою винтовочку. Элементарно.
Когда я подумал, кого бы мог взять исполнителем своих желаний, то тут же вспомнил о Стержне. Но не потому вспомнил, что решил привлечь его к такому щекотливому делу, а потому, что теперь передо мной с полной ясностью предстала картина того, как Стилет хладнокровно устранял мешавших ему людей, и что именно Стержень был его основным исполнителем. Ай да Стержень!
До тех пор пока я сам не начал всерьез думать о таких вещах, я не до конца понимал психологию человека, решившего снимать людей с доски, как съеденные шашки. Я смотрел на это как бы со стороны. А поставив себя внутрь ситуации, я был просто ошарашен тем, как все, оказывается, просто и доступно. Главное – переступить определенную черту.
За моей спиной была целая толпа покойников, но ни одного из них я не завалил по хладнокровному расчету. Были перестрелки, погони, нападения, но не было ни одного заказа. Так что, несмотря на то что я помог отправиться на тот свет не одному десятку своих врагов, я черту еще не переступал. И вот теперь, похоже, настала пора сделать это. Конечно, куда как честнее было бы, придя на стрелку со Стилетом, просто вынуть пушку и пристрелить его. Но для моей дальнейшей деятельности, в которой самым важным пунктом являлось спасение Алеши, это было бы недопустимой ошибкой.
После такого ковбойского подвига моя жизнь просто кончится.
Бежать мне некуда, до своих денег я пока что добраться не могу, кругом враги, и только мой статус вора в законе помогает мне жить, дышать и скрываться от тех, кто хочет снять с меня шкуру. И то кое-кто из них уже нашел способ добраться до меня. И я снова вспомнил фильм, который полтора часа назад мне показал этот вежливый алькаидовский ублюдок с университетским образованием.
Все было, как в прошлый раз. Те же грязные мелкие волны, те же рваные серые облачка, наискось ползущие по низкому небу, только ветерок был попрохладнее, и я мысленно погладил себя по головке за то, что сообразил надеть кожаную куртку.
Доктор ждал меня в машине. «Лендкрузер», на котором он привез меня на стрелку, стоял во дворе многоэтажного дома, выходившего окнами на залив, и видно его не было. Когда настало время ехать, я опять собрался было сесть за руль сам и отправиться на стрелку в одиночку, но Доктор уперся, как баран, и даже загородил мне своей могучей грудью дорогу. Я наорал на него, но все же уступил и увидел на его лице явное облегчение.
Его можно было понять. Он мой личный телохранитель, причем я сам его выбрал и проинструктировал. И в этой инструкции среди всего прочего было сказано как раз про то, что он, выполняя свою работу, может применить ко мне силу. Это если у меня голова откажет. Ну, голова мне сегодня вроде бы не отказывала, и он, конечно же, видел это, однако отпустить меня одного второй раз за день просто не смог.
Молодец, конечно, ничего не скажешь.
Наконец из-за гостиницы вывернула толстая «БМВ» и остановилась у самой кромки асфальта.
Из нее вышел Стилет и махнул мне рукой.
На нем, как и в прошлый раз, был длинный плащ, но теперь уже кожаный и черный. Я заметил, что он слегка прихрамывает, и, когда он подошел и мы обменялись рукопожатиями, спросил:
– Что с ногой?
Он поморщился и махнул рукой:
– Играл вчера с собаками, так Бакс промахнулся и вместо палки цапнул меня за ногу. А зубищи у него – ну, ты сам видел.
Я понимающе покачал головой и подумал, что не зря я уже сегодня вспоминал про Стилета и его собачек. Ой, не зря! Да и вообще, это у меня что – ясновидение начинается, что ли? Недаром, значит, Знахарем меня прозвали? Интересно…
Стилет взял меня под руку, и мы с ним чинно пошли вдоль бережка, старательно обходя разбитые бутылки и кучки собачьего дерьма.
– А разговор у меня к тебе вот какой, – начал он. – Ты ведь помнишь, о чем мы с тобой разговаривали на этом самом месте?
– Конечно, помню.
– Ну, ты потом ранен был, понятное дело, я тебе об этом ничего не говорю, но теперь, когда ты уже совсем в порядке, надо отвечать за базар. Времени уже много прошло. Пора. Что скажешь?
– А что тебе сказать, Стилет? Скажу я тебе, что сам не люблю, когда должен кому-нибудь. Но есть проблема. Я ведь невыездной, с моими документами никуда не сунешься, значит, надо делать хорошую ксиву А без этого – даже обратиться в германское консульство за визой все равно, что прийти к ментам и сказать им – здрасьте, не желаете ли Знахаря получить? Вот он я, сам пришел, вы же меня ищете, так получайте подарочек.
– Да, это непросто, – согласился Стилет. – А может быть, послать за камушками кого-нибудь из моих людей? Ты скажешь ему шифр или код, или пароль, не знаю, что у тебя там, он все и сделает. А ты спокойненько будешь сидеть тут, ничем не рискуя.
Я внимательно посмотрел на него и, усмехнувшись, сказал:
– А ты сам-то, Стилет, допустил бы меня до своей кубышки?
Он помолчал и ответил:
– Не доверяешь, значит… Вообще-то, это правильно, в наше время особо доверять кому-нибудь – себе дороже. Но вот посмотри на это дело с другой стороны.
Он остановился и, заложив руки за спину, повернулся ко мне лицом.
– Ты мне не доверяешь. Это правильно. Все верно. А как я могу доверять тебе? Вот ты получишь новую чистую ксиву и слиняешь отсюда. И где тогда тебя искать? Я ведь понимаю, что по большому счету для любого человека нет ничего дороже собственной шкуры. И если у тебя появится возможность кинуть всех и пропасть, ты так и сделаешь. Я бы и сам так сделал, если бы мог. Но только повязан я так, как тебе и не снилось. И уж мне-то точно не слинять. Так-то, Знахарь.
– Так что же делать будем?
– Вот ты и думай, что ты будешь делать. Это ты мне должен, а не я тебе, так что думай сам. Я тебя за язык не тянул, чтобы соглашаться на мои условия. А раз согласился, то отвечай за базар и бабки обещанные представь. И документы все оформи, по которым моя доля будет определена. Сроку тебе – две недели.
Ох уж, дались им всем эти две недели.
И вообще, что-то он больно круто заговорил, не нравится мне, когда со мной так разговаривают. Не знаешь ты Знахаря, Стилет, не знаешь…
– Две недели говоришь?

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Валет Бубен'



1 2 3 4 5