так оно выходит по твоему же счету.– Хоть я и провел в этом краю несколько лет, меня едва ли можно назвать поселенцем. У меня нет постоянного жилья, и я редко провожу больше месяца кряду на одном месте.– Охотник, что ли? – продолжал допрос переселенец и скосил глаза, как бы проверяя экипировку своего нового знакомца. – Для такого промысла ружьецо у тебя не больно хорошее.– Оно состарилось, как и его хозяин, и ему тоже давно пора на покой, – сказал старик и посмотрел на свое ружье со странной смесью нежности и сожаления во взгляде. – И должен сказать, оно мне и не очень-то нужно. Ты ошибся, друг, назвав меня охотником. Я всего лишь траппер Это слово означает в Америке человека, который ловит дичь капканом. У пограничных жителей этот промысел в большом ходу. Бобра, животное слишком умное, чтобы его легко было убить, чаще добывают этим способом, чем каким-либо иным. (Примеч. автора.)
.– Пусть ты больше траппер, но, посмею сказать, ты, значит, немного и зверобой, потому что в здешних местах эти два промысла всегда связаны один с другим.– К стыду, сказал бы я, для человека, еще способного заниматься более благородным из двух! – возразил траппер, которого далее мы так и будем именовать по его , промыслу. – Больше полувека я проскитался с ружьем по лесным дебрям, ни разу не поставив ловушки даже на птицу, что летает в небе, не то что на зверя, наделенного только ногами.– А по мне, разница невелика, ружьем ли добывать шкуры или капканом, – ввернул угрюмый помощник вожака переселенцев. – Земля создана нам на потребу, а значит, и всякая тварь на земле.– Ты далеко забрался, старик, а разживы у тебя как будто маловато, – перебил товарища вожак, видно желая по какой-то своей причине перевести разговор на другое. – Хоть со шкурами-то дело у тебя идет неплохо?– Много ли мне надо? – спокойно возразил траппер. – Чего желать человеку в мои годы? Был бы сыт да одет, А деньги мне тут и вовсе почти не нужны – только чтоб от поры до поры набить порохом рог да запастись свинцом.– Стало быть, родом ты, приятель, не здешний, – продолжал пришелец, отметив про себя, что собеседник не понял ходкого словца «разжива», которое в его краях употреблялось в значении «домашний скарб» или «имущество».– Я родился у моря, но большую часть своей жизни провел в лесах.Теперь все воззрились на него, как иной раз люди спешат обратить глаза на предмет общего любопытства.Двое из юношей повторили: «У моря!» А хозяйка, обычно не слишком радушная, стала выказывать гостю некоторую, пусть неуклюжую, учтивость, как бы из уважения к его дальним странствиям. Переселенец долго молчал, что-то, видно, обдумывая, но не считая нужным приостановить работу своего жевательного аппарата; наконец он снова завел разговор:– Слышал я, не близкий это путь – от западных рек до большого моря.– Да, в самом деле, друг, это трудная тропа, и немало повидал я в дороге и всякого натерпелся.– Тяжело потрудится человек, покуда пройдет такой конец.– Семьдесят пять лет шел я этой дорогой, а не насчитать и ста миль на всем пути за Гудзоном, где бы я не отведал подстреленной своей рукою дичи… Но я расхвастался впустую. Что проку в былых свершениях, когда твой век на исходе?– Я как-то встречал человека, который плавал по этому самому Гудзону, – негромко заметил старший из сыновей, как будто не очень доверяя собственным сведениям и полагая приличным принять неуверенный тон перед таким бывалым человеком. – По его словам выходило, что это значительная река и глубокая – по ней можно пройти на барже от верховья до устья.– Гудзон – широкая и глубокая река, и немало выросло красивых городов по его берегам, – возразил траппер, – а все же он жалкий ручей но сравнению с водами бесконечной реки!– Если поток можно объехать вокруг, я не назову его рекой, – вмешался недобрый спутник переселенца. – Если река настоящая, человек ее не обходит, а тут же переплывает: идет на нее в лоб, а не берет в облаву, как медведя на большой охоте В новых землях принято, чтобы люди с большой округи – иногда со всего края – сходились вместе на охоту для истребления хищников. Они выстраиваются по кругу протяжением в несколько миль и постепенно стягивают кольцо, все перед собой убивая. На такую облаву и намекается здесь: травимый зверь мечется в кольце от стрелка к стрелку. (Примеч. автора.)
.– А на закат ты заходил далеко? – перебил переселенец, точно нарочно не давая своему грубому спутнику принять участие в разговоре. – Забрел я тут на голую равнину, и ей конца-краю не видно!– Здесь можно ехать неделями, и будет перед глазами все то же. Я часто думаю, что господь простер перед Штатами голую прерию в предостережение людям: пусть видят, до чего они могут довести землю в своем безумии! Да, вы проедете много недель, много месяцев этими открытыми полями и не встретите ни поселения, ни обиталища для человека или для скота. Даже дикий зверь прорыщет тут много миль, пока найдет себе логово; и все же, мне чудится, ветер с востока редко когда не донесет до моих ушей стук топора и падающего дерева.Старик говорил с той проникновенностью и достоинством, какие преклонный возраст придает словам, даже если они выражают и не столь глубокое чувство. Слушатели внимали ему, храня мертвое молчание. Они почтительно ждали, когда траппер сам возобновит беседу, что тот вскоре и сделал, обиняком задав вопрос, как это в обычае у пограничных жителей:– Нелегко тебе это досталось, друг, пересечь столько рек и пробраться так глубоко в прерию на конских упряжках да с целым стадом рогатого скота!– Покуда я не увидел, что Большая река забирает слишком далеко на север, – объяснил переселенец, – я держался левого берега, а тут мы сколотили плоты и переправились без особых потерь: жена недосчиталась двух-трех овец, да девчонкам приходится доить одной коровой меньше. Ну, а дальше мы что ни день наводим мост через речку.– Ты, похоже, намерен двигаться на запад, пока не набредешь на землю, более удобную для поселения?– Пока не надумаю остановиться или же поворотить назад, – сказал переселенец и встал, резким своим движением обрывая беседу.Его примеру последовали траппер и вся семья. Потом, не смущаясь присутствием гостя, путешественники стали устраиваться на ночлег. Из обрубленных древесных вершин, из грубых одеял домашней работы да из бычьих шкур они еще до ужина успели наспех соорудить несколько навесов или, вернее сказать, шалашей, только и рассчитанных на кратковременный приют. Под их кров вскоре заползли дети со своей матерью и, по всей вероятности, тут же и заснули крепким сном. Мужчинам же, перед тем как отправиться на боковую, еще предстояло кое-что доделать: достроить ограду вокруг лагеря, тщательно загасить костер, еще раз задать корм скоту и выставить караул для охраны спящих.Чтобы выполнить первую задачу, заложили стволами промежутки между фургонами и по всей открытой полосе между фургонами и леском, среди которого, говоря военным языком, был разбит их лагерь; так с трех сторон позиции образовались своего рода chevaux de frise Рогатки (франц.).
. В этих тесных границах собрались (если не считать того, что укрывал холщовый шатер) весь люд и скот; усталые животные были рады отдыху и не доставили большого беспокойства загонщикам, умом недалеко ушедшим от них. Двое из юношей взяли свои ружья; и первым делом сменив затравку, а затем проверив кремень, они проследовали один в правый, другой в левый конец лагеря, где и заняли свои посты в тени деревьев, но избрав такое положение, чтобы можно было охватить взглядом какую-то часть прерии.Траппер, отклонив предложение разделить с переселенцем соломенную подстилку, подождал, пока в лагере не покончили с устройством, а потом, попрощавшись, медленно побрел прочь.Шли первые ночные часы. Бледный, трепетный и обманчивый свет молодого месяца играл над бесконечными волнами прерии, бросая яркие блики на бугры, а в ложбинах между ними оставляя густую темь. Привычный к такой нелюдимой глуши, старик, покинув лагерь, двинулся одинокий в пустыню, как отважный корабль покидает гавань и пускается бороздить бездорожную степь океана. Некоторое время он шел, казалось, без намеченной цели или, вернее, брел, сам не замечая куда. Наконец, достигнув очередного гребня, он остановился. И в первый раз с той минуты, как расстался с людьми, из-за которых его захлестнуло потоком воспоминаний и раздумий, старик сообразил, где он находится. Уткнув ружье прикладом в землю, он стоял, опершись на ствол, и опять на несколько минут ушел в свои мысли, а тем временем подбежала его собака и улеглась у его ног. Глухое, угрожающее ворчание верного пса вывело старика из задумчивости.– Что там, песик? – Он поглядел на своего спутника, обращаясь к нему, точно к равному, и с большою нежностью в голосе. – Ну что, собачка моя? А, Гектор? Что там неладно? Плохо дело, собака, плохо дело! Оленята и те преспокойно резвятся у нас перед носом, не обращая внимания на таких дряхлых псов, как мы с тобой. Тут говорит инстинкт: они поняли, что нас уже нечего бояться, Гектор, поняли, да!Собака задрала голову и в ответ на слова своего хозяина протяжно и жалобно заскулила, не смолкнув и тогда, когда снова зарылась мордой в траву: она как будто хотела продолжить разговор с тем, кто так хорошо понимал бессловесную речь.– Теперь ты явно предостерегаешь, Гектор! – продолжал старик, понизив голос до шепота, и опасливо поглядел вокруг. – В чем дело, песик? Скажи яснее, собака, в чем дело?Гектор, однако, уже припал носом к земле и молчал, видно задремав. Но острый, быстрый взгляд его хозяина вскоре различил вдалеке фигуру: в обманчивом свете она как будто плыла по гребню того же холма, где стоял и он сам. Но вот ее очертания обрисовались отчетливей, и можно было уже разглядеть легкий девичий стан. Девушка остановилась в нерешительности, как бы раздумывая, благоразумно ли будет идти дальше. Глаза Гектора теперь поблескивали в лунных лучах – было видно, как он то откроет их, то лениво зажмурит опять, – однако он больше не выказывал недовольства.Подойди. Мы твои друзья, – сказал траппер, по давней привычке объединяя в одно себя и своего спутника. – Мы твои друзья; от нас тебе не будет обиды.Мягкий тон его голоса, а может быть, и важность ее цели помогли женщине пересилить страх. Она подошла ближе, и старик узнал в ней молодую девушку, уже знакомую читателю Эллен Уэйд.– Я думала, вы ушли, – сказала она, робко и тревожно озираясь. – Мне сказали, что вы ушли и что мы никогда вас больше не увидим. Я не думала, что это вы!– Люди – редкая диковина в этой голодной степи, – возразил траппер. – Я храню смиренную надежду, что я хоть и долго общался со зверями пустыни, а все же по утратил человеческого облика.– Нет, я поняла, что передо мной человек, и даже подумала, что различаю тявканье собаки, – ответила она торопливо, точно хотела что-то объяснить, но осеклась в страхе, не наговорила ли больше чем надо.– На стоянке твоего отца я не видел собак, – заметил траппер.– Отца! – с жаром перебила девушка. – У меня нет отца! Я чуть не сказала – нет ни единого друга.В лице старика, загрубелом от непогоды, читались прямота и добродушие, а ласковый и сочувственный взгляд, каким он встретил ее слова, и вовсе успокоил девушку.– Как же ты пустилась в края, куда дорога только сильному? – спросил он. – Разве ты не знала, что, перейдя Большую реку, ты на том берегу оставишь друга, чей долг всегда оберегать таких, как ты, – юных и слабых.– О ком вы это?– О законе. Плохо, когда он давит нас, но иногда мне думается, что еще того хуже, когда его нет вовсе. Годы и слабость временами наводят меня на эту горькую мысль – мысль слабого человека. Да, да, когда требуется забота о тех, кто не наделен ни силой, ни разумением, тут бывает нужен закон. Однако, девушка, если нет у тебя отца, то, верно, есть хоть брат?Девушка услышала скрытый в этом вопросе упрек и, смешавшись, молчала. Но, взглянув украдкой на доброе и серьезное лицо собеседника, который смотрел на нее все так же участливо, она ответила твердо, и тон ее не оставил сомнения, что она правильно поняла тайный смысл его слов.– Боже избави, чтобы кто-нибудь, схожий с теми, кого вы там видели, был мне братом или кем-либо еще близким и дорогим! Но скажите мне, добрый старик, вы в самом деле живете один в этом пустынном краю? Тут и вправду нет никого, кроме вас?– Здесь бродят сотни.., нет, тысячи законных владельцев страны, но людей с нашим цветом кожи очень немного.– Л встретили вы здесь хоть одного белого, кроме нас? – нетерпеливо перебила девушка, не давая старику закончить его медлительные объяснения.– Никого за много дней… Тихо, Гектор! – добавил он в ответ на глухое, еле слышное ворчание своего друга. – Собака чует недоброе в наветренной стороне. Черные медведи с гор иной раз спускаются и ближе. У пса нет привычки скулить из-за безобидной дичи. Я уже не бью из ружья так быстро и метко, как бывало, но и сейчас, на склоне лет, в этой прерии мне не раз доводилось уложить самого лютого хищника; бояться тебе, девушка, нечего.Эллен посмотрела вокруг с той особой манерой, которую так часто можно подметить у девушек: сперва глянуть себе под ноги, а потом охватить глазами все, что доступно взору человека: но ее лицо выражало скорее нетерпение, чем тревогу.Вскоре, однако, отрывистый лай собаки заставил обоих обратить взгляд в другую сторону, и теперь они смутно различили, на кого в самом деле указывало повторное предостережение. Глава 3 Еще бы! Ты один из самых вспыльчивыхМалых во всей Италии. ЧутьТебя заденут – ты сердишься; а чутьРассердишься всех задеваешь. Шекспир «Ромео и Джульетта» Траппер хоть и удивился, завидев еще одну человеческую фигуру тем более что приближалась она не оттуда, где заночевал переселенец, а как раз с противной стороны, – однако остался спокоен, как человек, издавна привыкший ко всякого рода опасностям.Мужчина, сказал траппер. И в жилах у пего кровь белого, иначе поступь его была бы легче. Будем готовы к самому дурному, потому что метисы, какие попадаются в этой глуши, худшие варвары, чем чистокровные индейцы.С этими словами он поднял ружье и проверил па ощупь, в порядке ли кремень и затравка. Но, едва он прицелился, быстрые и трепетные девичьи руки схватили его за локоть.– Ради бога, не спешите – сказала Эллен Уэйд. – Это, может быть, друг.., знакомый.., сосед!– Друг? – повторил старик, решительно высвободившись из ее цепких рук. – Друзья повсюду редкость, а в здешнем краю их встретишь, пожалуй, реже, чем где-нибудь еще. Соседи же селятся здесь так далеко один от другого, что едва ли к нам идет знакомый.– Пусть незнакомый.., но ведь вы не захотите пролить его кровь!Траппер вгляделся в ее лицо и прочел в нем тревогу и страх. Тогда, как будто круто изменив свое намерение, он уткнул ружье прикладом в землю.– Нет, – сказал он, обратившись скорее к самому себе, чем к своей собеседнице, – девушка права: не дело проливать кровь ради спасения жизни, такой бесполезной и близкой к концу. Дам ему подойти: пусть забирает мои капканы, меха, даже мое ружье, если захочет.– Ничего он не потребует, ему ничего не нужно, – возразила девушка. – Если он честный человек, с него довольно и собственных, он не станет отбирать чужое…Удивленный траппер не успел ничего возразить на эти бессвязные, противоречивые слова, потому что незнакомец был уже в пятидесяти шагах от места, где они стояли. Гектор между тем не остался безразличным свидетелем происходящего. Заслышав далекие шаги, он поднялся с нагретого места у ног своего хозяина; а теперь, когда фигура незнакомца оказалась на виду, он медленно пополз ему навстречу, прижимаясь к земле, как барс перед прыжком.– Отзови собаку, – сказал мужской голос, твердый и низкий, скорей дружелюбно, чем тоном угрозы. – Я люблю собак, и мне будет жалко причинить вред твоему псу.– Слышишь, песик? О тебе говорят! – отозвался траппер. – Поди сюда, глупыш. Лай да вой – вот и все, что осталось ему в защиту. Подходи, друг, собака беззубая.Незнакомец не заставил себя долго просить. Он бросился вперед, и не прошло секунды, как он уже стоял рядом с Эллен Уэйд. Глянув на нее и убедившись, что это впрямь она, он внимательно оглядел ее спутника: видно ему было совсем не безразлично, что это за человек.– Ты откуда свалился, приятель? – сказал он, и его беззаботный, открытый тон показался таким естественным, что тут не могло быть притворства. – Или ты и впрямь живешь в прериях?– Я давно живу на земле, и, надеюсь, никогда я не был ближе к небу, чем сейчас, – отвечал траппер. – Мое жилье, если можно так его назвать, здесь неподалеку. А теперь я позволю себе ту же вольность, какую ты так легко позволяешь себе с другими. Откуда ты пришел и где твой дом?– Тише, тише; когда я кончу задавать свои вопросы, придет твой черед. На кого можно охотиться при лунном свете? Неужели ты выслеживаешь буйволов в этот час?
1 2 3 4 5 6 7 8
.– Пусть ты больше траппер, но, посмею сказать, ты, значит, немного и зверобой, потому что в здешних местах эти два промысла всегда связаны один с другим.– К стыду, сказал бы я, для человека, еще способного заниматься более благородным из двух! – возразил траппер, которого далее мы так и будем именовать по его , промыслу. – Больше полувека я проскитался с ружьем по лесным дебрям, ни разу не поставив ловушки даже на птицу, что летает в небе, не то что на зверя, наделенного только ногами.– А по мне, разница невелика, ружьем ли добывать шкуры или капканом, – ввернул угрюмый помощник вожака переселенцев. – Земля создана нам на потребу, а значит, и всякая тварь на земле.– Ты далеко забрался, старик, а разживы у тебя как будто маловато, – перебил товарища вожак, видно желая по какой-то своей причине перевести разговор на другое. – Хоть со шкурами-то дело у тебя идет неплохо?– Много ли мне надо? – спокойно возразил траппер. – Чего желать человеку в мои годы? Был бы сыт да одет, А деньги мне тут и вовсе почти не нужны – только чтоб от поры до поры набить порохом рог да запастись свинцом.– Стало быть, родом ты, приятель, не здешний, – продолжал пришелец, отметив про себя, что собеседник не понял ходкого словца «разжива», которое в его краях употреблялось в значении «домашний скарб» или «имущество».– Я родился у моря, но большую часть своей жизни провел в лесах.Теперь все воззрились на него, как иной раз люди спешат обратить глаза на предмет общего любопытства.Двое из юношей повторили: «У моря!» А хозяйка, обычно не слишком радушная, стала выказывать гостю некоторую, пусть неуклюжую, учтивость, как бы из уважения к его дальним странствиям. Переселенец долго молчал, что-то, видно, обдумывая, но не считая нужным приостановить работу своего жевательного аппарата; наконец он снова завел разговор:– Слышал я, не близкий это путь – от западных рек до большого моря.– Да, в самом деле, друг, это трудная тропа, и немало повидал я в дороге и всякого натерпелся.– Тяжело потрудится человек, покуда пройдет такой конец.– Семьдесят пять лет шел я этой дорогой, а не насчитать и ста миль на всем пути за Гудзоном, где бы я не отведал подстреленной своей рукою дичи… Но я расхвастался впустую. Что проку в былых свершениях, когда твой век на исходе?– Я как-то встречал человека, который плавал по этому самому Гудзону, – негромко заметил старший из сыновей, как будто не очень доверяя собственным сведениям и полагая приличным принять неуверенный тон перед таким бывалым человеком. – По его словам выходило, что это значительная река и глубокая – по ней можно пройти на барже от верховья до устья.– Гудзон – широкая и глубокая река, и немало выросло красивых городов по его берегам, – возразил траппер, – а все же он жалкий ручей но сравнению с водами бесконечной реки!– Если поток можно объехать вокруг, я не назову его рекой, – вмешался недобрый спутник переселенца. – Если река настоящая, человек ее не обходит, а тут же переплывает: идет на нее в лоб, а не берет в облаву, как медведя на большой охоте В новых землях принято, чтобы люди с большой округи – иногда со всего края – сходились вместе на охоту для истребления хищников. Они выстраиваются по кругу протяжением в несколько миль и постепенно стягивают кольцо, все перед собой убивая. На такую облаву и намекается здесь: травимый зверь мечется в кольце от стрелка к стрелку. (Примеч. автора.)
.– А на закат ты заходил далеко? – перебил переселенец, точно нарочно не давая своему грубому спутнику принять участие в разговоре. – Забрел я тут на голую равнину, и ей конца-краю не видно!– Здесь можно ехать неделями, и будет перед глазами все то же. Я часто думаю, что господь простер перед Штатами голую прерию в предостережение людям: пусть видят, до чего они могут довести землю в своем безумии! Да, вы проедете много недель, много месяцев этими открытыми полями и не встретите ни поселения, ни обиталища для человека или для скота. Даже дикий зверь прорыщет тут много миль, пока найдет себе логово; и все же, мне чудится, ветер с востока редко когда не донесет до моих ушей стук топора и падающего дерева.Старик говорил с той проникновенностью и достоинством, какие преклонный возраст придает словам, даже если они выражают и не столь глубокое чувство. Слушатели внимали ему, храня мертвое молчание. Они почтительно ждали, когда траппер сам возобновит беседу, что тот вскоре и сделал, обиняком задав вопрос, как это в обычае у пограничных жителей:– Нелегко тебе это досталось, друг, пересечь столько рек и пробраться так глубоко в прерию на конских упряжках да с целым стадом рогатого скота!– Покуда я не увидел, что Большая река забирает слишком далеко на север, – объяснил переселенец, – я держался левого берега, а тут мы сколотили плоты и переправились без особых потерь: жена недосчиталась двух-трех овец, да девчонкам приходится доить одной коровой меньше. Ну, а дальше мы что ни день наводим мост через речку.– Ты, похоже, намерен двигаться на запад, пока не набредешь на землю, более удобную для поселения?– Пока не надумаю остановиться или же поворотить назад, – сказал переселенец и встал, резким своим движением обрывая беседу.Его примеру последовали траппер и вся семья. Потом, не смущаясь присутствием гостя, путешественники стали устраиваться на ночлег. Из обрубленных древесных вершин, из грубых одеял домашней работы да из бычьих шкур они еще до ужина успели наспех соорудить несколько навесов или, вернее сказать, шалашей, только и рассчитанных на кратковременный приют. Под их кров вскоре заползли дети со своей матерью и, по всей вероятности, тут же и заснули крепким сном. Мужчинам же, перед тем как отправиться на боковую, еще предстояло кое-что доделать: достроить ограду вокруг лагеря, тщательно загасить костер, еще раз задать корм скоту и выставить караул для охраны спящих.Чтобы выполнить первую задачу, заложили стволами промежутки между фургонами и по всей открытой полосе между фургонами и леском, среди которого, говоря военным языком, был разбит их лагерь; так с трех сторон позиции образовались своего рода chevaux de frise Рогатки (франц.).
. В этих тесных границах собрались (если не считать того, что укрывал холщовый шатер) весь люд и скот; усталые животные были рады отдыху и не доставили большого беспокойства загонщикам, умом недалеко ушедшим от них. Двое из юношей взяли свои ружья; и первым делом сменив затравку, а затем проверив кремень, они проследовали один в правый, другой в левый конец лагеря, где и заняли свои посты в тени деревьев, но избрав такое положение, чтобы можно было охватить взглядом какую-то часть прерии.Траппер, отклонив предложение разделить с переселенцем соломенную подстилку, подождал, пока в лагере не покончили с устройством, а потом, попрощавшись, медленно побрел прочь.Шли первые ночные часы. Бледный, трепетный и обманчивый свет молодого месяца играл над бесконечными волнами прерии, бросая яркие блики на бугры, а в ложбинах между ними оставляя густую темь. Привычный к такой нелюдимой глуши, старик, покинув лагерь, двинулся одинокий в пустыню, как отважный корабль покидает гавань и пускается бороздить бездорожную степь океана. Некоторое время он шел, казалось, без намеченной цели или, вернее, брел, сам не замечая куда. Наконец, достигнув очередного гребня, он остановился. И в первый раз с той минуты, как расстался с людьми, из-за которых его захлестнуло потоком воспоминаний и раздумий, старик сообразил, где он находится. Уткнув ружье прикладом в землю, он стоял, опершись на ствол, и опять на несколько минут ушел в свои мысли, а тем временем подбежала его собака и улеглась у его ног. Глухое, угрожающее ворчание верного пса вывело старика из задумчивости.– Что там, песик? – Он поглядел на своего спутника, обращаясь к нему, точно к равному, и с большою нежностью в голосе. – Ну что, собачка моя? А, Гектор? Что там неладно? Плохо дело, собака, плохо дело! Оленята и те преспокойно резвятся у нас перед носом, не обращая внимания на таких дряхлых псов, как мы с тобой. Тут говорит инстинкт: они поняли, что нас уже нечего бояться, Гектор, поняли, да!Собака задрала голову и в ответ на слова своего хозяина протяжно и жалобно заскулила, не смолкнув и тогда, когда снова зарылась мордой в траву: она как будто хотела продолжить разговор с тем, кто так хорошо понимал бессловесную речь.– Теперь ты явно предостерегаешь, Гектор! – продолжал старик, понизив голос до шепота, и опасливо поглядел вокруг. – В чем дело, песик? Скажи яснее, собака, в чем дело?Гектор, однако, уже припал носом к земле и молчал, видно задремав. Но острый, быстрый взгляд его хозяина вскоре различил вдалеке фигуру: в обманчивом свете она как будто плыла по гребню того же холма, где стоял и он сам. Но вот ее очертания обрисовались отчетливей, и можно было уже разглядеть легкий девичий стан. Девушка остановилась в нерешительности, как бы раздумывая, благоразумно ли будет идти дальше. Глаза Гектора теперь поблескивали в лунных лучах – было видно, как он то откроет их, то лениво зажмурит опять, – однако он больше не выказывал недовольства.Подойди. Мы твои друзья, – сказал траппер, по давней привычке объединяя в одно себя и своего спутника. – Мы твои друзья; от нас тебе не будет обиды.Мягкий тон его голоса, а может быть, и важность ее цели помогли женщине пересилить страх. Она подошла ближе, и старик узнал в ней молодую девушку, уже знакомую читателю Эллен Уэйд.– Я думала, вы ушли, – сказала она, робко и тревожно озираясь. – Мне сказали, что вы ушли и что мы никогда вас больше не увидим. Я не думала, что это вы!– Люди – редкая диковина в этой голодной степи, – возразил траппер. – Я храню смиренную надежду, что я хоть и долго общался со зверями пустыни, а все же по утратил человеческого облика.– Нет, я поняла, что передо мной человек, и даже подумала, что различаю тявканье собаки, – ответила она торопливо, точно хотела что-то объяснить, но осеклась в страхе, не наговорила ли больше чем надо.– На стоянке твоего отца я не видел собак, – заметил траппер.– Отца! – с жаром перебила девушка. – У меня нет отца! Я чуть не сказала – нет ни единого друга.В лице старика, загрубелом от непогоды, читались прямота и добродушие, а ласковый и сочувственный взгляд, каким он встретил ее слова, и вовсе успокоил девушку.– Как же ты пустилась в края, куда дорога только сильному? – спросил он. – Разве ты не знала, что, перейдя Большую реку, ты на том берегу оставишь друга, чей долг всегда оберегать таких, как ты, – юных и слабых.– О ком вы это?– О законе. Плохо, когда он давит нас, но иногда мне думается, что еще того хуже, когда его нет вовсе. Годы и слабость временами наводят меня на эту горькую мысль – мысль слабого человека. Да, да, когда требуется забота о тех, кто не наделен ни силой, ни разумением, тут бывает нужен закон. Однако, девушка, если нет у тебя отца, то, верно, есть хоть брат?Девушка услышала скрытый в этом вопросе упрек и, смешавшись, молчала. Но, взглянув украдкой на доброе и серьезное лицо собеседника, который смотрел на нее все так же участливо, она ответила твердо, и тон ее не оставил сомнения, что она правильно поняла тайный смысл его слов.– Боже избави, чтобы кто-нибудь, схожий с теми, кого вы там видели, был мне братом или кем-либо еще близким и дорогим! Но скажите мне, добрый старик, вы в самом деле живете один в этом пустынном краю? Тут и вправду нет никого, кроме вас?– Здесь бродят сотни.., нет, тысячи законных владельцев страны, но людей с нашим цветом кожи очень немного.– Л встретили вы здесь хоть одного белого, кроме нас? – нетерпеливо перебила девушка, не давая старику закончить его медлительные объяснения.– Никого за много дней… Тихо, Гектор! – добавил он в ответ на глухое, еле слышное ворчание своего друга. – Собака чует недоброе в наветренной стороне. Черные медведи с гор иной раз спускаются и ближе. У пса нет привычки скулить из-за безобидной дичи. Я уже не бью из ружья так быстро и метко, как бывало, но и сейчас, на склоне лет, в этой прерии мне не раз доводилось уложить самого лютого хищника; бояться тебе, девушка, нечего.Эллен посмотрела вокруг с той особой манерой, которую так часто можно подметить у девушек: сперва глянуть себе под ноги, а потом охватить глазами все, что доступно взору человека: но ее лицо выражало скорее нетерпение, чем тревогу.Вскоре, однако, отрывистый лай собаки заставил обоих обратить взгляд в другую сторону, и теперь они смутно различили, на кого в самом деле указывало повторное предостережение. Глава 3 Еще бы! Ты один из самых вспыльчивыхМалых во всей Италии. ЧутьТебя заденут – ты сердишься; а чутьРассердишься всех задеваешь. Шекспир «Ромео и Джульетта» Траппер хоть и удивился, завидев еще одну человеческую фигуру тем более что приближалась она не оттуда, где заночевал переселенец, а как раз с противной стороны, – однако остался спокоен, как человек, издавна привыкший ко всякого рода опасностям.Мужчина, сказал траппер. И в жилах у пего кровь белого, иначе поступь его была бы легче. Будем готовы к самому дурному, потому что метисы, какие попадаются в этой глуши, худшие варвары, чем чистокровные индейцы.С этими словами он поднял ружье и проверил па ощупь, в порядке ли кремень и затравка. Но, едва он прицелился, быстрые и трепетные девичьи руки схватили его за локоть.– Ради бога, не спешите – сказала Эллен Уэйд. – Это, может быть, друг.., знакомый.., сосед!– Друг? – повторил старик, решительно высвободившись из ее цепких рук. – Друзья повсюду редкость, а в здешнем краю их встретишь, пожалуй, реже, чем где-нибудь еще. Соседи же селятся здесь так далеко один от другого, что едва ли к нам идет знакомый.– Пусть незнакомый.., но ведь вы не захотите пролить его кровь!Траппер вгляделся в ее лицо и прочел в нем тревогу и страх. Тогда, как будто круто изменив свое намерение, он уткнул ружье прикладом в землю.– Нет, – сказал он, обратившись скорее к самому себе, чем к своей собеседнице, – девушка права: не дело проливать кровь ради спасения жизни, такой бесполезной и близкой к концу. Дам ему подойти: пусть забирает мои капканы, меха, даже мое ружье, если захочет.– Ничего он не потребует, ему ничего не нужно, – возразила девушка. – Если он честный человек, с него довольно и собственных, он не станет отбирать чужое…Удивленный траппер не успел ничего возразить на эти бессвязные, противоречивые слова, потому что незнакомец был уже в пятидесяти шагах от места, где они стояли. Гектор между тем не остался безразличным свидетелем происходящего. Заслышав далекие шаги, он поднялся с нагретого места у ног своего хозяина; а теперь, когда фигура незнакомца оказалась на виду, он медленно пополз ему навстречу, прижимаясь к земле, как барс перед прыжком.– Отзови собаку, – сказал мужской голос, твердый и низкий, скорей дружелюбно, чем тоном угрозы. – Я люблю собак, и мне будет жалко причинить вред твоему псу.– Слышишь, песик? О тебе говорят! – отозвался траппер. – Поди сюда, глупыш. Лай да вой – вот и все, что осталось ему в защиту. Подходи, друг, собака беззубая.Незнакомец не заставил себя долго просить. Он бросился вперед, и не прошло секунды, как он уже стоял рядом с Эллен Уэйд. Глянув на нее и убедившись, что это впрямь она, он внимательно оглядел ее спутника: видно ему было совсем не безразлично, что это за человек.– Ты откуда свалился, приятель? – сказал он, и его беззаботный, открытый тон показался таким естественным, что тут не могло быть притворства. – Или ты и впрямь живешь в прериях?– Я давно живу на земле, и, надеюсь, никогда я не был ближе к небу, чем сейчас, – отвечал траппер. – Мое жилье, если можно так его назвать, здесь неподалеку. А теперь я позволю себе ту же вольность, какую ты так легко позволяешь себе с другими. Откуда ты пришел и где твой дом?– Тише, тише; когда я кончу задавать свои вопросы, придет твой черед. На кого можно охотиться при лунном свете? Неужели ты выслеживаешь буйволов в этот час?
1 2 3 4 5 6 7 8