она шлепнула его по щеке и легонько
тряхнула его голову, стараясь заставить смотреть.
Хижина уже была развалена. Тела его матери и отца были скрыты
обломками, чтобы сын нашел их, прибежав домой. Здесь же была и Лиза,
двенадцати лет, ее длинные волосы все еще были заплетены по-крестьянски,
но одежда порвана и запачкана, лицо, смертельно бледное, неловко
запрокинуто перед седлом солдата. Вытирая клинки и поправляя одежду,
мародеры готовились отправиться дальше. Тот, кто вез Лизу, должно быть,
был старшим над ними, офицером, так как он единственный был в легких
доспехах и ехал на самой высокой лошади. Теперь, когда он развернул своего
коня, чтобы выехать со двора на дорогу, Рольф увидел его юное, гладкое,
обманчиво невинное лицо. Губы легонько кривила гордая, почти презрительная
усмешка.
Если бы сестра была серьезно ранена и умирала, они не стали бы
морочиться с тем, чтобы увезти ее.
- ...жива? - Поскольку спазм перехватил Рольфу горло, ему пришлось
дважды начинать фразу прежде, чем он смог членораздельно произнести:
- Она жива сейчас? Я найду ее?
Лофорд, стоящий невдалеке, пробормотал что-то, и Рольф понял, что его
вопрос был услышан. Затем Лофорд ответил, медленно зашептав на ухо Рольфу,
словно человек, до конца не понимающий известие, которое он передает: -
Она жива. Ты должен искать помощи у высокого калеки.
- Какой? У кого? - На этот раз ответа Рольф не получил. Он парил в
пространстве, бестелесный и одинокий. - Тогда кто тот, что забрал ее? -
спросил он. - Их было шестеро. Сколько их еще продолжает дышать?
Видение изменилось. Теперь Рольф видел участок проселочной немощеной
дороги, проходящей по зеленой лесистой местности. Рольф узнал место
неподалеку от своего дома.
В поле зрения Рольфа появился всадник в черном с бронзовым. У него
отсутствовали щеки, глаза и нос; обнажившиеся челюстные кости были
разжаты, открывая отсутствие зубов. То, что могло бы быть иссушенной
кожей, висело клочьями на черепе и на руках скелета. Рольф понял, что
получил ответ относительно судьбы этого человека.
В поле его зрения появился второй кавалерист. Он ухмылялся, так как
тоже был скелетом, хотя, похоже, имел все основания быть недовольным.
Прямо перед ним торчала длинная рукоятка фермерских вил, длинные зубья
терялись в передней части его туники и выходили из спины отличными острыми
концами. Рольф получил одну треть ответа на свой вопрос.
Кости третьего были одеты плотью и он дышал, но только в видении мог
кто-либо столь искалеченный держаться в седле. Его череп был отмечен
старой раной, глаза беспорядочно вращались. Появился четвертый - безрукий
скелет; быть может, он пережил свое увечье и бежал вместе с остальными
людьми Экумена на Восток, чтобы здесь обнаружить, что никто не станет
брать на себя хлопоты кормить его? Пятый самодовольно проехал мимо, в
голом черепе торчал боевой топор. Свержение власти Востока на Разоренных
Землях пожало богатый урожай.
Самая высокая лошадь ехала последней; Лиза, по-прежнему в
бессознательном состоянии, была переброшена через седло. Она была жива -
но потрясенный Рольф увидел, что она изменилась. Ее тело выглядело
прежним, и порванная одежда, и темно-каштановые, заплетенные волосы. Но ее
лицо переменилось от знакомой обыденности к красоте, которая пробудила
отголоски ночных мечтаний Рольфа и заставила его затаить дыхание. Это была
та девушка, которую он называл своей сестрой, и все же это уже была не
она. Он произнес ее имя и замолчал, удивляясь произошедшей перемене.
Похититель Лизы также был жив и невредим. Его изображение с гордым
заносчивым лицом бесстрастно наблюдало за ужасным шествием погибших.
- Значит, он жив? - спросил Рольф в пространство.
"Он будет убит и будет жить", послышался ему ответ.
- Лофорд? - Изображение внезапно закрутилось перед ним, словно
отражение в водовороте. Он пошатнулся, глубоко вдохнул воздух и обнаружил,
что вернулся в собственное тело и прочно стоит на твердых камнях Замка.
Лофорд и его брат стояли рядом с ним; разгорался день, делая зеленоватое
пламя призрачно-тусклым. Последние клочья тумана проносились в вышине,
раздуваемые, казалось, всего лишь естественным ветром.
Невозмутимое, словно у статуи, лицо колдуна - лицо брата Лофорда -
каким-то образом, казалось, лишенное возраста, проступило над Рольфом.
- Зови меня Серый, - произнесла статуя. - Ты поймешь, что я не могу
постоянно использовать свое настоящее имя. Ну, как ты?
- Как я? А как должно быть? Разве ты не видел? - Затем Рольф
почувствовал руку Лофорда у себя на плече и заставил себя успокоиться. -
Извини. Я благодарю тебя и прошу у тебя прощения, Серый.
- Я принимаю твои извинения, - грустно сказал Серый.
Рольф поворачивался от одного колдуна к другому.
- Значит, она жива. Но где? Скажите, она может все еще быть с ним? С
тем, кто забрал ее?
- Я не знаю, - сказал Серый. - Ты ведь слышал единственное указание,
как мы можем получить дальнейшую информацию: "обратись за помощью к
высокому калеке". Я надеюсь, что ты сможешь расшифровать это. Я не вполне
уверен, какие силы мы пробудили сегодня, но, по крайней мере, они не из
совсем плохих, и я склонен им верить. Хотя они и были странными... мне
показалось, я говорю с кем-то, кто держит в руках молнию...
Немного позже Рольф стоял на башне вместе с часовым, который поднялся
сюда с приходом дня, чтобы осматривать пустыню. Глубоко погрузившись в
свои мысли, Рольф глядел сверху на вереницы переполненных внутренних
дворов замка, и вдруг возле отстроенных главных ворот, у наружной стены,
увидел знакомую фигуру, выволакивающую искалеченные ноги из нищенской
хижины.
Калека, который когда-то был высоким.
Когда стало ясно, что Чап не умрет, его поместили под пристальный
надзор новых хозяев этой земли. Томас и другие предводители Запада много
раз приходили, чтобы допросить его. Чап не сказал им ничего. Они не
пытались силой добиться от него ответов; новички в революции и у власти,
они, возможно, не были уверены ни в том, какие вопросы требовали ответа,
ни в том, какой информацией Чап располагал. Возможно, он и не смог бы
сообщить им ничего полезного. Он очень мало знал о Мертвом Соме, о
Запраносе - повелителе демонов, и о верховном владыке животных Драффуте -
правителях Черных гор, расположенных в двухстах километрах за пустыней.
Они были правителями, которых население Разоренных Земель и других недавно
освободившихся сатрапий должно было бояться и со временем сокрушить, если
собиралось сохранить свою свободу. В отличие от многих других равных ему
по рангу в иерархии Востока, Чап никогда не приносил официальной клятвы на
верность Востоку, никогда не проходил через темные и малоизвестные ритуалы
и церемонии. Он никогда не бывал в Черных горах.
Кое-кто из Вольного Народа, как называли себя иногда удачливые
повстанцы с запада Разоренных Земель, должно быть, был склонен проявлять
некоторое милосердие к поверженному врагу, по крайней мере, к тем из них,
кто никогда сам не был известен бесцельной жестокостью. Возможно, по этой
причине Чапу сохранили жизнь. Сам Чап решил, что так оно и было; скорее
всего, после того, как лекари и колдуны множество раз осматривали его
плохо заживающую рану на спине, втыкали иголки и жгли палочки у его
бесполезных, бесчувственных ног и в конце концов решили, что ни травы, ни
нож хирурга, ни колдовское заклинание не могут срастить то, что рассекло
лезвие топора Мевика, - после этого Вольный Народ Запада перестал
интересоваться им живым. Влачить существование калеки среди врагов могло
быть наказанием худшим, чем смерть.
Итак, его отпустили. Вернее, однажды его выволокли из камеры, где его
содержали под стражей. Ничего ему не объясняя, его просто вытащили наружу
и ушли. Оставшись один, он, пользуясь руками, дотащился до огромных новых
ворот в массивной наружной стене, и увидел пустынные пространства, куда
уходила дорога, и понял, что ползти дальше смысла нет.
Когда Чап просидел полдня у ворот, готовясь к смерти, к нему подошел
старик, которого он никогда не видел раньше, и оставил рядом с ним
треснутую чашку с небольшим количеством воды. Опустив ее так, словно он
делал что-то недостойное, и стараясь не глядеть на Чапа, старик быстро
отошел.
Считая в высшей степени маловероятным, чтобы кто-нибудь стал
доставлять себе хлопоты, чтобы отравить его в его нынешнем состоянии, Чап
выпил воду. Немного позже проезжающий возничий, вероятнее всего, приезжий,
глянув вниз со своего высокого сиденья и увидев всего лишь нищего, а не
поверженного врага, сунул Чапу полуобглоданную кость.
Чап оперся спиной о стену замка и принялся жевать. Привычный к
походной жизни, он никогда не был слишком взыскателен по части еды.
Поворачивая голову направо, он мог разглядеть темнеющие в двухстах
километрах за пустыней Черные горы. Даже если бы он каким-то образом смог
туда добраться, Восток, которому он служил, мало нуждался в побежденном
калеке. Это, конечно, было достаточно правильно и разумно, соответствовало
устройству мира. Куда еще он мог направиться? В нескольких километрах к
западу находилось море, на севере и на юге, как и здесь, у власти стояли
его прежние враги.
Поселок по соседству с Замком лежал в развалинах после битвы, но люди
уже возвращались в него и начинали отстраиваться. Дорога в этом месте
обещала быть оживленной. Похоже было, что, если ему придется попытаться
жить подаянием, ему вряд ли удалось бы найти лучшее место.
Ночью первого дня он собрал деревянные обломки и начал строить свою
конуру возле ворот.

На следующее утро после визита демона жизнь вернулась в ноги Чапа.
Прежде, чем выбраться из своего укрытия, он испытал их, скрежеща зубами и
смеясь от замечательного мучительного ощущения свободно циркулирующей
крови и ноющих мышц. Каков бы ни был источник исцеляющей магии, она
оказалась на редкость действенной. Чап смог слегка согнуть оба колена и
шевелить всеми пальцами. Пальцы рук сказали ему, что рана на спине
превратилась в шрам, заросший так же гладко, как и любая из его боевых
отметин.
Теперь он должен был выполнить поручение Востока. Чап знал его
правителей слишком хорошо, чтобы хоть на секунду подумать, будто
переданная демоном угроза наказать его за неудачу была пустым звуком.
Выбравшись из своего укрытия в обычное время, Чап постарался ничем не
выдать, что ночью что-то изменилось. Легкий моросящий дождь прошел, пока
он тащился к своему обычному месту у ворот, только что открывшихся в связи
с наступлением утра. Как обычно, он держал на коленях глиняную чашку для
подаяния, подобранную на свалке. Его гордость была слишком велика, чтобы
ее уничтожила милостыня; дело упрощалось тем, что ему никогда не
приходилось действительно просить подаяние. Погода стояла хорошая, и летом
еды было в избытке. Люди приходили посмотреть на него, на свергнутого
властелина, на понесшего кару злодея, на поверженного воина, некогда
наводившего ужас. Люди, которых он никогда не просил об этом и никогда не
благодарил, клали в его чашку мелкие монеты или немного еды. У ворот не
было других нищих, их во всем крае было не слишком много. О солдатах
Запада, пострадавших в битве, все еще заботились как о героях, а раненые
Востока, не такие важные, как Чап, были, очевидно, все до единого
перебиты.
Иногда люди приходили, чтобы позлорадствовать, молча или вслух, по
поводу его падения. Чап не смотрел на них и не слушал. Они не слишком
беспокоили его. Весь мир был таков. Но он не собирался тешить их, жалуясь
или хоть как-то выказывая, что ему плохо, если он мог этого избежать. Тем
более он не собирался умирать.
Частенько приходили солдаты, даже те, которые сражались с ним,
приносили ему пищу и воду. Если они вежливо заговаривали с ним, он
отвечали им тем же. Раз в день он подползал к казармам, чтобы набрать
воды.
Этим утром Чап едва успел занять свое место у ворот, как увидел
спешащего к нему через внешний двор Рольфа. Рольф шагал быстро,
погруженный в свои мысли, хмурясь при каждом шаге, очевидно, торопясь по
какому-то важному делу. Да, он шел прямо к Чапу. Когда они разговаривали
друг с другом в последний раз, один из них был господином, а второй -
безоружным бунтовщиком. Сегодняшний визит не мог быть случайным; демон,
должно быть, как-то устроил это. Возможность Чапу представлялась раньше,
чем он смел надеяться.
Рольф не стал терять времени на предисловие.
- Возможно, ты можешь рассказать мне кое-что, что я хочу знать, -
начал он. - О том, что, скорее всего, не имеет для тебя никакого значения.
Естественно, я бы хотел дать тебе что-то взамен за эту информацию -
что-нибудь в пределах разумного.
Уже не впервые Чап осознал, что ему чем-то симпатичен этот юноша,
который пришел не для того, чтобы запугивать калеку, и не пытался
лукавить.
- Мои желания теперь очень скромны. У меня есть пища, а кроме этого я
мало в чем нуждаюсь. Что ты можешь мне дать?
- Я думал, ты сможешь придумать что-нибудь.
Чап едва не рассмеялся.
- Предположим, это так. Что я должен рассказать тебе взамен?
- Я хочу найти свою сестру. - Торопливо, не называя источника своей
информации, Рольф вкратце описал время и обстоятельства исчезновения Лизы,
ее внешность и внешность офицера с гордым лицом.
Чап нахмурился. Рассказ пробудил реальные воспоминания, хотя и слегка
туманные. Что ж, тем лучше, ему не придется выдумывать.
- Что заставляет тебя думать, будто я могу рассказать тебе что-либо?
- У меня есть для этого основания.
Хмыкнув, многозначительно и в то же время ничего не значаще, Чап
уставился мимо Рольфа, словно забыл о нем. Он не должен был подавать вида,
что заинтересован в сделке.
Молчание длилось до тех пор, пока Рольф нетерпеливо не нарушил его.
- Почему бы тебе не помочь мне? Думаю, ты больше не питаешь особой
любви ни к кому на Востоке... - Он внезапно оборвал фразу, словно человек,
осознавший свою бестактность. Затем продолжил, более медленно. - Твоя
супруга там, я знаю. Я не... я не имел в виду ничего относительно ее.
Это было странное полуизвинение. Чап поднял взгляд. Рольф утратил вид
решительного, сурового мужчины. Он превратился в неловкого мальчика,
говорящего о женщине, о которой тайно мечтает по ночам.
Рольф запнулся.
- Я хотел сказать, она - госпожа Чармиана - никак не может
пострадать, если ты расскажешь мне о моей сестре и о ее похитителе. -
Крупная рука Рольфа поднялась - вероятно, машинально, - чтобы коснуться
куртки, будто он хотел убедиться, что нечто, находившееся во внутреннем
кармане, было на месте. - Я знаю, ты был ее мужем, - он неловко запнулся,
и ему не хватило слов. Он уставился на Чапа со смесью тревоги, ненависти и
отчаяния.
- Я _я_в_л_я_ю_с_ь_ ее мужем, - сухо поправил Чап.
Рольф едва не покраснел - или покраснел; при его смуглой коже трудно
было сказать.
- Да. Конечно.
Хотя Чап предпочитал меч, он мог использовать и разум.
- Правда, только на словах. Вы прорвались в Замок раньше, чем мы с
Чармианой успели что-нибудь сверх того, что выпили из одного кубка.
Рольф выказал некоторое облегчение и теперь частично, вопреки самому
себе, отвлекся от своего первоначального дела к Чапу. Он присел лицом к
Чапу. Он хотел, ему просто необходимо было еще немного расспросить Чапа,
но он долго колебался, прежде чем смог продолжить.
- Была ли она действительно... Я хочу сказать, что о госпоже Чармиане
всегда говорили много плохого, во что я не могу поверить...
Чапу пришлось скрыть насмешку: проблема, с которой еще недавно ему не
приходилось сталкиваться. Однако ему это удалось.
- Ты имеешь в виду, была ли она так плоха, как о ней говорили? - Чап
был очень серьезен. - Не следует верить всему, что слышишь, юноша. Ей
очень многое угрожало в Замке. - Хотя и не так сильно, как тем, кто жил
бок о бок с ней. - Ей приходилось притворяться другой, чем она была на
самом деле; и она очень хорошо научилась приспосабливаться. - Рольф кивал,
похоже, с облегчением; это поощрило Чапа отвечать со всей откровенностью.
- Я так и думал, - сказал Рольф. - Она казалась такой...
- Прекрасной.
- Да. Такой, что она не могла быть похожей на своего отца и
остальных.
1 2 3 4