– Не ругайся при рабынях. Лотея, сбегай-ка за идонийским вином! Давай, Арсений, выпьем, как два старых друга…
Услыхав стук в дверь, Роми вздрогнула. Ее разоблачили и сейчас арестуют, этим и должно было кончиться… Новый стук, громкий, нетерпеливый. Неслышно ступая по циновкам, устилающим пол маленькой кельи, она подошла к двери:
– Кто там?
– Я это, я!
Сибрела. Однокурсница и соседка. Роми отодвинула засов.
– Почему сразу не открываешь?!
– Извини, я задремала.
Сгущались сумерки, лиловые, как глаза Нэрренират. В этом полумраке Роми видела свое лицо в зеркале, висевшем возле двери: откровенно испуганное лицо. Прищурившись, она постаралась придать ему более пристойное выражение.
– Уроды… – прошептала Сибрела, усевшись на койку. – Все они уроды, так и наплевала бы им в морды! Этот мудяра Клазиний сказал, что, если ты и завтра не придешь, у тебя будут неприятности.
– Я не приду.
Успокоившись, Роми тоже села. Эта проблема, при всей своей паршивости, против первой проблемы – сущая мелочь. Главное, что ее до сих пор не разоблачили! Она еще придумает, как отделаться от Клазиния и его дружков. Уж если она сумела разобраться с первой проблемой… Правда, после этого к ней пристала репутация наркоманки, но для университета сие не редкость: здесь то и дело кого-нибудь ловили на употреблении наркотиков, причем куда более опасных, чем кивчал.
– Лучше сходи, – посоветовала Сибрела. – Все ведь ходят… Это же традиция! Ну, ползаем там, орем… Зато на будущий год такого не будет. Ты дождешься, что они против тебя заведутся. Они уже завелись. Почему ты не хочешь хоть немножко подыграть им?
– Я так решила.
Раньше Роми не знала о том, что в Императорском университете такие отношения между старшекурсниками и новичками. Если б знала, выбрала бы другую карьеру.
Выбор у нее был. Она выросла на Эзоаме, самом большом из островов Идонийского архипелага. В приюте, который госпожа Эрмоара, глава клана До-Энселе, устроила специально для осиротевших детей своего клана, чьи семьи погибли во время бешенства Цохарра. Были там приюты и для других сирот, но для маленьких До-Энселе – отдельный. Очень уютный, на берегу моря, с множеством игрушек и ласковыми нянями.
Несмотря на приятную обстановку, Роми никак не могла забыть ту ночь, когда дом ее родителей был разрушен Цохарром. Ей тогда едва исполнилось пять лет. Она осталась в живых только потому, что забралась в шкаф, испугавшись завываний ветра. Этот старый шкаф был сделан на совесть, из хорошего крепкого дерева. Из-под завала ее вытащили полуживую, на третьи сутки. И потом ей долго-долго не говорили, что мама и папа умерли… Когда Роми все-таки узнала об этом, она возненавидела богов Панадара. Всех. Без исключения.
Госпожу Эрмоару дети видели редко. Целиком погруженная в дела, от которых зависело процветание клана, она во время посещений приюта держалась суховато, но приветливо, всем одинаково улыбалась, а вот имена иногда путала.
Когда дети подрастали, каждому предлагали на выбор работу в торговых структурах До-Энселе либо обучение за счет клана в Императорском университете. Для девушек был еще и третий вариант: небольшое приданое и брак с кем-нибудь из служащих До-Энселе. Роми выбрала учебу, ей хотелось побольше узнать и посмотреть мир. Теперь она жалела о своем выборе: ее подвела неинформированность о пресловутых университетских традициях. А еще она порой, почти не признаваясь в этом самой себе, сожалела о том, что так лихо и поспешно разделалась с первой проблемой… Ведь если б не это, ее вторая проблема, в лице Клазиния, Фоймуса и других старшекурсников, сейчас бы гроша ломаного не стоила! Но что сделано, то сделано, идти на попятную поздно.
В келье стало еще темнее. Сибрела съежилась у себя на койке, с головой накрывшись одеялом: старшекурсники уже трижды вызывали ее в заброшенный зал на шестом этаже, и каждый раз после этого она вначале делала вид, что ей все нипочем, а потом подолгу лежала вот так, сжавшись в комок, не двигаясь.
Привстав на цыпочки, Роми достала с полки баночку с целебной мазью, закатала левый рукав и начала осторожными движениями втирать снадобье в кожу. Несмотря на эти процедуры, ожоги постоянно болели. Правда, боль была несильная, Роми к ней уже привыкла.
Глава 3
Зильды, похожие на обезьян мелкие твари с длинными, как у зайцев, мохнатыми ушами, сидели на лепном карнизе кособокого дома с заколоченными ставнями. Они гримасничали и верещали, швыряя в прохожих огрызками фруктов. Один огрызок чуть не попал Титусу в глаз – афарий вовремя успел отклониться.
Спасаясь от плевков, он накинул капюшон и зашагал быстрее. Зильды обитали почти во всех известных людям мирах. Подобно крысам или бродячим собакам и кошкам, эти назойливые животные жили бок о бок с человеком, добывая себе пропитание на помойках. Титус их с детства недолюбливал: однажды зильд вырвал у него из рук недоеденную сладкую лепешку, поданную сердобольной тетенькой.
Квартал Сонных Танцоров тонул в сумерках. Из сгущающейся лиловой мглы доносились звуки арфы, перезвон колокольчиков, хриплое пение, смех. Кто-то шуршал в кустарнике на задворках знакомой Титусу бани. Смутно белели выдвинутые вперед колонны, мерцали освещенные окошки. Уличных фонарей тут не было. Двое юношей разбитного вида, вынырнувшие из темноты, заступили Титусу дорогу, но, разглядев рясу афария, так же проворно исчезли: афарии считались неплохими бойцами, и не без оснований.
Гостиница Бедолиуса находилась в длинном двухэтажном здании с побитыми статуями в нишах. Ставни плотно закрыты, на крыльце расположились охранники. Титус показал им перстень афария и назвал себя, его пропустили.
Внутри его встретил худощавый идониец средних лет, одетый как состоятельный торговец, но чем-то неуловимо похожий на жреца. Отрекомендовавшись секретарем госпожи До-Энселе, он пригласил Титуса следовать за собой.
В доме было темно и тихо, никакой суеты. Ни постояльцев, ни прислуги. В безмолвии они поднялись на второй этаж. Распахнув дверные створки с красно-желто-синими витражами, секретарь почти надвое переломился в поклоне и торжественно объявил:
– Госпожа, человек, которого вы ожидаете, прибыл!
Следом за ним Титус перешагнул через порог, тоже поклонился и зажмурился: в глаза ударил свет диковинного переливчатого светильника, установленного на столе.
– Я – Эрмоара До-Энселе с Идонийского архипелага.
– Вы – Эрмоара До-Энселе с Идонийского архипелага, – вслед за ней машинально повторил Титус, а потом спохватился: – Госпожа, я Равлий Титус, брат-исполнитель Ордена афариев. Меня прислал к вам Магистр.
Со светильником что-то сделали, его ослепительное сияние сменилось мягким мерцанием, и теперь Титус смог его рассмотреть: шар, сотканный из множества хрустальных соцветий, покоился на подставке из полированного мрамора. Эта эффектная магическая безделушка наверняка стоит не меньше миллиона барклей! Он перевел взгляд на Эрмоару: лицо и прическа – точь-в-точь как на портрете. На ней было длинное платье из серого шелка, затканное серебряными узорами. Она кивнула секретарю – тот вышел пятясь, прикрыл за собой дверь.
Стесненно переминаясь с ноги на ногу, Титус припоминал наставления Магистра: женщина редкой культуры, интеллигентнейшее существо, разговаривая с ней, надо следить за своей речью, избегать некрасивых выражений… Помимо неприязни к богачам, он испытывал перед ними определенный трепет. Где-то в глубине его повзрослевшей души все еще жил тот маленький нищий заморыш, которого мать и дед таскали с собой в людные места просить милостыню.
– Вам здесь удобно, госпожа Эрмоара? – спросил он наконец, оглядывая комнату: обитые потертым бархатом кресла, рассохшаяся деревянная мебель, исцарапанные фрески на стенах. Третьесортная роскошь Нижнего Города. Гостиница Бедолиуса – не из лучших. Оживленный волшебным мерцанием полумрак скрадывал дешевизну обстановки, и все же, встретить в таком месте знаменитую богачку… Титуса это обескураживало. На стене висела пустая бронзовая рама с завитками, под ней, на полу, сверкала груда осколков.
– Я арендовала всю эту развалину. – Эрмоара непринужденно присела на край стола. – Для меня сейчас главное – конфиденциальность.
Все-таки она не похожа на свой магический портрет, отметил Титус. Выражение лица другое: властное, раздраженно-нетерпеливое… Он не ошибся в своих подозрениях! Портрет, в угоду заказчице, приукрасили.
– Здесь вот зеркало разбито. – Выдавив любезную, как просил Магистр, улыбку, он указал на осколки. – И никто почему-то не прибрал…
– Мне это зеркало не понравилось.
Титус растерянно сглотнул, но от уточняющих вопросов воздержался.
– Мне нужна исчерпывающая и правдивая информация о Романе До-Энселе, – заговорила Эрмоара. – Ваш Магистр написал, что пришлет ко мне одного из лучших братьев-исполнителей. Ты действительно так хорош, как он утверждает?
– Мне хотелось бы надеяться…
– Только не вздумай водить меня за нос! Вот за это я тебе голову оторву. На всякий случай предупреждаю, чтоб между нами не вышло недоразумений.
Он опять сглотнул, потеребил рясу и заверил заказчицу:
– Госпожа, Орден афариев никого не водит за нос. Мы сообщаем нашим клиентам только истинные сведения.
– Потому я и обратилась к вам, а не куда-то еще. Запомни, чтоб никакого дерьма. Я привыкла получать то, что хочу.
Он уже оправился от замешательства. Перед ним восседала на шатком гостиничном столе зажравшаяся богачка, непоколебимо уверенная в том, что за деньги можно купить весь мир. Глядя на нее, Титус испытывал облегчение (не придется менять свои взгляды!) и горечь (наставник, при всей его наблюдательности, на сей раз выдал ошибочную оценку).
– Я тебе не нравлюсь? – проницательно ухмыльнулась женщина редкой культуры. – А мне плевать! Лишь бы ты сделал для меня эту работу. Заплачу, сколько скажешь, все равно мне деньги девать некуда.
«Оно и видно», – мысленно согласился Титус. Ему стало стыдно за Магистра: как же получилось, что этот мудрейший человек не разглядел истинную Эрмоару? Наверно, давняя юношеская влюбленность помешала ему сделать трезвые выводы. А кроме того, богачи, как говаривал дед, умеют пускать пыль в глаза, это у них в крови.
– Вы ничего не должны мне платить, – вымолвил он с достоинством. – Вы уже заплатили Ордену за расследование.
Повернувшись к двери, Эрмоара крикнула:
– Эй, что-нибудь выпить!
Створки со скрипом распахнулись, вошла женщина с подносом. Ее темные волосы были заплетены в две дюжины косичек на медолийский манер, под платьем из мелкоячеистой золотой сетки просвечивала смуглая кожа. Невысокая и полногрудая, она двигалась с отточенной грацией храмовой танцовщицы. Приблизившись к Эрмоаре, сделала движение, словно собиралась опуститься на колени, но в последний момент передумала. На подносе стояли бутылки – не глиняные, а из дорогого граненого стекла, прозрачного как слеза, и серебряные кубки древней работы.
– Можешь выпить, афарий.
Он вежливо поклонился. Интеллигентнейшее существо, пренебрегая кубками, схватило одну из бутылок и припало к горлышку.
Титус налил себе немного из другой бутылки – почему бы не воспользоваться приглашением? Нечто с банановым привкусом, жгуче-пряное… Пригубив, вернул кубок на поднос: вино крепкое, а на задании пить нельзя – это один из законов Ордена. Эрмоара тоже отставила бутылку, жестом отослала прислугу и предупредила:
– О том, что я здесь, не должна узнать ни одна задница. Сколько времени тебе понадобится на сбор информации?
– Вероятно, дня три-четыре…
– Хорошо. – Злобный вздох сквозь сжатые зубы. – Через четыре дня придешь сюда, в это же время. Меня интересует все, любые детали. Сколько тебе лет?
– Двадцать пять.
– Ты слишком молод. – Раздражение Эрмоары как будто усилилось. – Не вздумай приставать к Роми.
– К кому?
– К Роми. К Романе До-Энселе. Я тебя не для этого нанимаю.
– Госпожа Эрмоара, Орден афариев исповедует умеренность и воздержание, – холодно парировал Титус.
– Можно подумать, что вы, афарии, никогда не трахаетесь! – процедила невоспитанная богачка. – Ты ее еще не видел. Роми изумительно красива и грациозна! Кроме того, у нее редкий интересный характер, это возбуждает… Я подозреваю, что, когда ты ее увидишь, ты скормишь свое хваленое воздержание демонам из выгребной ямы. Лучше так не делай. Если ты нарушишь границы приличий, я завяжу тебя узлом и твою безмозглую голову тебе же в жопу засуну. Не в переносном смысле, а в буквальном. Роми не для тебя.
– Я не собираюсь отступать от правил нашего Ордена, – отрезал шокированный Титус.
Да, он всегда знал, что большие деньги развращают, что слишком богатые люди нередко ведут себя бесцеремонно… Однако этот говорящий мешок с деньгами превзошел все его ожидания!
– Тогда проваливай, – велела Эрмоара. – Жду тебя с докладом через четыре дня.
Похожий на жреца секретарь проводил Титуса до выхода. Накинув капюшон, афарий быстрым шагом направился к лестницам Верхнего Города. Пока они разговаривали, стемнело, в небе серебрился большой рогатый месяц. Омах. Вторая луна, Сийис, висела низко над крышами, перечеркнутая аркой моста.
Титуса переполняли горечь и жалость к Магистру: до чего же наивным оказался этот незаурядный человек… Не разглядел вопиюще-очевидного!
«Оберегайте своих собратьев по Ордену, – писал в своем знаменитом трактате „О нравственном равновесии“ Луиллий Винабиус. – Щадите их по мере возможности, ежели правда, коя не имеет принципиального значения, может поранить их души. И без того каждый афарий встречает на своем пути великое множество противоречий и страданий».
Несмотря на поздний час, Магистр не спал. Сидел за столом в кабинете и перебирал бумаги.
– Пока никого и ничего не нашли, – ответил он на невысказанный вопрос Титуса. – Каково твое впечатление об Эрмоаре? Твои взгляды насчет богатых… гм… не изменились?
– Не изменились, наставник.
– Даже самую малость не изменились?
– Даже самую малость.
– Ты упрямец, Титус… – вздохнул Магистр. – По крайней мере, ты оценил интеллигентность ее речи, изысканность ее манер?
– Честно говоря, ее речь показалась мне излишне резкой… – Титус мучительно соображал, как бы сказать правду – или хотя бы полуправду, – не поранив при этом душу платонически влюбленного Магистра. – Иногда… С тех пор как вы познакомились с госпожой Эрмоарой, ее характер мог немного измениться… Ну, под влиянием работы, всяких там житейских трудностей…
– Да чем она тебе не понравилась? – искренне удивился Магистр.
– Она разговаривала со мной… требовательно, – промямлил Титус. – Категорично… С ваших слов я ждал чего-то другого.
Не мог он огорошить самого близкого человека жестокой правдой! Лучше уж без подробностей.
– Ну да, из-за всех этих проблем с выбором наследника Эрмоара переволновалась, – согласился Магистр. – Когда ты с ней в следующий раз встречаешься?
– Через четыре дня.
– Постарайся выполнить оба задания с честью. Завтра с утра ступай в университет.
– Хорошо, наставник.
– Я полагаю, ты судишь об Эрмоаре чересчур пристрастно из-за ее громадного состояния. Да, она очень богата, но душа у нее нежная, утонченная…
Магистр говорил, отвернувшись к черной арке окна, а потому кривой усмешки Титуса не заметил.
В трапезной Титус застал большую компанию афариев, измотанных после рейда по канализационным туннелям. Цведоний угощал всех «особым», его тоже угостил.
«Хорошая штука… – блаженно подумал Титус, приходя в себя после порции огненного напитка. – Надо в другой раз попросить у Цведония… и захватить с собой… чтобы сразу принять, когда выйду от этой стервы Эрмоары!»
– Последняя война между людьми и богами Панадара завершилась четыреста семнадцать лет назад заключением знаменитого Уфмонского договора. Все вы знаете содержание этого договора, вас спрашивали о нем на вступительных экзаменах. Господа вольные слушатели, может, и не знают… – Преподаватель рассмеялся и сделал паузу, но, так как никто не оценил юмора, продолжил: – Сейчас Панадар насчитывает тридцать шесть периметров Хатцелиуса с действующими чашами-ловушками. Самый большой – тот, что окружает наш Верхний Город. Без него мы бы тут не сидели, не читали и не слушали эту интересную лекцию. Боги не любят, когда к ним подходят аналитически. Те из вас, кто решит посвятить себя теологии, ознакомятся с устройством и принципами работы чаш-ловушек позже. Уфмонский договор нельзя не назвать кабальным, и все же он менее кабален, чем предшествующий ему Медолийский договор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
Услыхав стук в дверь, Роми вздрогнула. Ее разоблачили и сейчас арестуют, этим и должно было кончиться… Новый стук, громкий, нетерпеливый. Неслышно ступая по циновкам, устилающим пол маленькой кельи, она подошла к двери:
– Кто там?
– Я это, я!
Сибрела. Однокурсница и соседка. Роми отодвинула засов.
– Почему сразу не открываешь?!
– Извини, я задремала.
Сгущались сумерки, лиловые, как глаза Нэрренират. В этом полумраке Роми видела свое лицо в зеркале, висевшем возле двери: откровенно испуганное лицо. Прищурившись, она постаралась придать ему более пристойное выражение.
– Уроды… – прошептала Сибрела, усевшись на койку. – Все они уроды, так и наплевала бы им в морды! Этот мудяра Клазиний сказал, что, если ты и завтра не придешь, у тебя будут неприятности.
– Я не приду.
Успокоившись, Роми тоже села. Эта проблема, при всей своей паршивости, против первой проблемы – сущая мелочь. Главное, что ее до сих пор не разоблачили! Она еще придумает, как отделаться от Клазиния и его дружков. Уж если она сумела разобраться с первой проблемой… Правда, после этого к ней пристала репутация наркоманки, но для университета сие не редкость: здесь то и дело кого-нибудь ловили на употреблении наркотиков, причем куда более опасных, чем кивчал.
– Лучше сходи, – посоветовала Сибрела. – Все ведь ходят… Это же традиция! Ну, ползаем там, орем… Зато на будущий год такого не будет. Ты дождешься, что они против тебя заведутся. Они уже завелись. Почему ты не хочешь хоть немножко подыграть им?
– Я так решила.
Раньше Роми не знала о том, что в Императорском университете такие отношения между старшекурсниками и новичками. Если б знала, выбрала бы другую карьеру.
Выбор у нее был. Она выросла на Эзоаме, самом большом из островов Идонийского архипелага. В приюте, который госпожа Эрмоара, глава клана До-Энселе, устроила специально для осиротевших детей своего клана, чьи семьи погибли во время бешенства Цохарра. Были там приюты и для других сирот, но для маленьких До-Энселе – отдельный. Очень уютный, на берегу моря, с множеством игрушек и ласковыми нянями.
Несмотря на приятную обстановку, Роми никак не могла забыть ту ночь, когда дом ее родителей был разрушен Цохарром. Ей тогда едва исполнилось пять лет. Она осталась в живых только потому, что забралась в шкаф, испугавшись завываний ветра. Этот старый шкаф был сделан на совесть, из хорошего крепкого дерева. Из-под завала ее вытащили полуживую, на третьи сутки. И потом ей долго-долго не говорили, что мама и папа умерли… Когда Роми все-таки узнала об этом, она возненавидела богов Панадара. Всех. Без исключения.
Госпожу Эрмоару дети видели редко. Целиком погруженная в дела, от которых зависело процветание клана, она во время посещений приюта держалась суховато, но приветливо, всем одинаково улыбалась, а вот имена иногда путала.
Когда дети подрастали, каждому предлагали на выбор работу в торговых структурах До-Энселе либо обучение за счет клана в Императорском университете. Для девушек был еще и третий вариант: небольшое приданое и брак с кем-нибудь из служащих До-Энселе. Роми выбрала учебу, ей хотелось побольше узнать и посмотреть мир. Теперь она жалела о своем выборе: ее подвела неинформированность о пресловутых университетских традициях. А еще она порой, почти не признаваясь в этом самой себе, сожалела о том, что так лихо и поспешно разделалась с первой проблемой… Ведь если б не это, ее вторая проблема, в лице Клазиния, Фоймуса и других старшекурсников, сейчас бы гроша ломаного не стоила! Но что сделано, то сделано, идти на попятную поздно.
В келье стало еще темнее. Сибрела съежилась у себя на койке, с головой накрывшись одеялом: старшекурсники уже трижды вызывали ее в заброшенный зал на шестом этаже, и каждый раз после этого она вначале делала вид, что ей все нипочем, а потом подолгу лежала вот так, сжавшись в комок, не двигаясь.
Привстав на цыпочки, Роми достала с полки баночку с целебной мазью, закатала левый рукав и начала осторожными движениями втирать снадобье в кожу. Несмотря на эти процедуры, ожоги постоянно болели. Правда, боль была несильная, Роми к ней уже привыкла.
Глава 3
Зильды, похожие на обезьян мелкие твари с длинными, как у зайцев, мохнатыми ушами, сидели на лепном карнизе кособокого дома с заколоченными ставнями. Они гримасничали и верещали, швыряя в прохожих огрызками фруктов. Один огрызок чуть не попал Титусу в глаз – афарий вовремя успел отклониться.
Спасаясь от плевков, он накинул капюшон и зашагал быстрее. Зильды обитали почти во всех известных людям мирах. Подобно крысам или бродячим собакам и кошкам, эти назойливые животные жили бок о бок с человеком, добывая себе пропитание на помойках. Титус их с детства недолюбливал: однажды зильд вырвал у него из рук недоеденную сладкую лепешку, поданную сердобольной тетенькой.
Квартал Сонных Танцоров тонул в сумерках. Из сгущающейся лиловой мглы доносились звуки арфы, перезвон колокольчиков, хриплое пение, смех. Кто-то шуршал в кустарнике на задворках знакомой Титусу бани. Смутно белели выдвинутые вперед колонны, мерцали освещенные окошки. Уличных фонарей тут не было. Двое юношей разбитного вида, вынырнувшие из темноты, заступили Титусу дорогу, но, разглядев рясу афария, так же проворно исчезли: афарии считались неплохими бойцами, и не без оснований.
Гостиница Бедолиуса находилась в длинном двухэтажном здании с побитыми статуями в нишах. Ставни плотно закрыты, на крыльце расположились охранники. Титус показал им перстень афария и назвал себя, его пропустили.
Внутри его встретил худощавый идониец средних лет, одетый как состоятельный торговец, но чем-то неуловимо похожий на жреца. Отрекомендовавшись секретарем госпожи До-Энселе, он пригласил Титуса следовать за собой.
В доме было темно и тихо, никакой суеты. Ни постояльцев, ни прислуги. В безмолвии они поднялись на второй этаж. Распахнув дверные створки с красно-желто-синими витражами, секретарь почти надвое переломился в поклоне и торжественно объявил:
– Госпожа, человек, которого вы ожидаете, прибыл!
Следом за ним Титус перешагнул через порог, тоже поклонился и зажмурился: в глаза ударил свет диковинного переливчатого светильника, установленного на столе.
– Я – Эрмоара До-Энселе с Идонийского архипелага.
– Вы – Эрмоара До-Энселе с Идонийского архипелага, – вслед за ней машинально повторил Титус, а потом спохватился: – Госпожа, я Равлий Титус, брат-исполнитель Ордена афариев. Меня прислал к вам Магистр.
Со светильником что-то сделали, его ослепительное сияние сменилось мягким мерцанием, и теперь Титус смог его рассмотреть: шар, сотканный из множества хрустальных соцветий, покоился на подставке из полированного мрамора. Эта эффектная магическая безделушка наверняка стоит не меньше миллиона барклей! Он перевел взгляд на Эрмоару: лицо и прическа – точь-в-точь как на портрете. На ней было длинное платье из серого шелка, затканное серебряными узорами. Она кивнула секретарю – тот вышел пятясь, прикрыл за собой дверь.
Стесненно переминаясь с ноги на ногу, Титус припоминал наставления Магистра: женщина редкой культуры, интеллигентнейшее существо, разговаривая с ней, надо следить за своей речью, избегать некрасивых выражений… Помимо неприязни к богачам, он испытывал перед ними определенный трепет. Где-то в глубине его повзрослевшей души все еще жил тот маленький нищий заморыш, которого мать и дед таскали с собой в людные места просить милостыню.
– Вам здесь удобно, госпожа Эрмоара? – спросил он наконец, оглядывая комнату: обитые потертым бархатом кресла, рассохшаяся деревянная мебель, исцарапанные фрески на стенах. Третьесортная роскошь Нижнего Города. Гостиница Бедолиуса – не из лучших. Оживленный волшебным мерцанием полумрак скрадывал дешевизну обстановки, и все же, встретить в таком месте знаменитую богачку… Титуса это обескураживало. На стене висела пустая бронзовая рама с завитками, под ней, на полу, сверкала груда осколков.
– Я арендовала всю эту развалину. – Эрмоара непринужденно присела на край стола. – Для меня сейчас главное – конфиденциальность.
Все-таки она не похожа на свой магический портрет, отметил Титус. Выражение лица другое: властное, раздраженно-нетерпеливое… Он не ошибся в своих подозрениях! Портрет, в угоду заказчице, приукрасили.
– Здесь вот зеркало разбито. – Выдавив любезную, как просил Магистр, улыбку, он указал на осколки. – И никто почему-то не прибрал…
– Мне это зеркало не понравилось.
Титус растерянно сглотнул, но от уточняющих вопросов воздержался.
– Мне нужна исчерпывающая и правдивая информация о Романе До-Энселе, – заговорила Эрмоара. – Ваш Магистр написал, что пришлет ко мне одного из лучших братьев-исполнителей. Ты действительно так хорош, как он утверждает?
– Мне хотелось бы надеяться…
– Только не вздумай водить меня за нос! Вот за это я тебе голову оторву. На всякий случай предупреждаю, чтоб между нами не вышло недоразумений.
Он опять сглотнул, потеребил рясу и заверил заказчицу:
– Госпожа, Орден афариев никого не водит за нос. Мы сообщаем нашим клиентам только истинные сведения.
– Потому я и обратилась к вам, а не куда-то еще. Запомни, чтоб никакого дерьма. Я привыкла получать то, что хочу.
Он уже оправился от замешательства. Перед ним восседала на шатком гостиничном столе зажравшаяся богачка, непоколебимо уверенная в том, что за деньги можно купить весь мир. Глядя на нее, Титус испытывал облегчение (не придется менять свои взгляды!) и горечь (наставник, при всей его наблюдательности, на сей раз выдал ошибочную оценку).
– Я тебе не нравлюсь? – проницательно ухмыльнулась женщина редкой культуры. – А мне плевать! Лишь бы ты сделал для меня эту работу. Заплачу, сколько скажешь, все равно мне деньги девать некуда.
«Оно и видно», – мысленно согласился Титус. Ему стало стыдно за Магистра: как же получилось, что этот мудрейший человек не разглядел истинную Эрмоару? Наверно, давняя юношеская влюбленность помешала ему сделать трезвые выводы. А кроме того, богачи, как говаривал дед, умеют пускать пыль в глаза, это у них в крови.
– Вы ничего не должны мне платить, – вымолвил он с достоинством. – Вы уже заплатили Ордену за расследование.
Повернувшись к двери, Эрмоара крикнула:
– Эй, что-нибудь выпить!
Створки со скрипом распахнулись, вошла женщина с подносом. Ее темные волосы были заплетены в две дюжины косичек на медолийский манер, под платьем из мелкоячеистой золотой сетки просвечивала смуглая кожа. Невысокая и полногрудая, она двигалась с отточенной грацией храмовой танцовщицы. Приблизившись к Эрмоаре, сделала движение, словно собиралась опуститься на колени, но в последний момент передумала. На подносе стояли бутылки – не глиняные, а из дорогого граненого стекла, прозрачного как слеза, и серебряные кубки древней работы.
– Можешь выпить, афарий.
Он вежливо поклонился. Интеллигентнейшее существо, пренебрегая кубками, схватило одну из бутылок и припало к горлышку.
Титус налил себе немного из другой бутылки – почему бы не воспользоваться приглашением? Нечто с банановым привкусом, жгуче-пряное… Пригубив, вернул кубок на поднос: вино крепкое, а на задании пить нельзя – это один из законов Ордена. Эрмоара тоже отставила бутылку, жестом отослала прислугу и предупредила:
– О том, что я здесь, не должна узнать ни одна задница. Сколько времени тебе понадобится на сбор информации?
– Вероятно, дня три-четыре…
– Хорошо. – Злобный вздох сквозь сжатые зубы. – Через четыре дня придешь сюда, в это же время. Меня интересует все, любые детали. Сколько тебе лет?
– Двадцать пять.
– Ты слишком молод. – Раздражение Эрмоары как будто усилилось. – Не вздумай приставать к Роми.
– К кому?
– К Роми. К Романе До-Энселе. Я тебя не для этого нанимаю.
– Госпожа Эрмоара, Орден афариев исповедует умеренность и воздержание, – холодно парировал Титус.
– Можно подумать, что вы, афарии, никогда не трахаетесь! – процедила невоспитанная богачка. – Ты ее еще не видел. Роми изумительно красива и грациозна! Кроме того, у нее редкий интересный характер, это возбуждает… Я подозреваю, что, когда ты ее увидишь, ты скормишь свое хваленое воздержание демонам из выгребной ямы. Лучше так не делай. Если ты нарушишь границы приличий, я завяжу тебя узлом и твою безмозглую голову тебе же в жопу засуну. Не в переносном смысле, а в буквальном. Роми не для тебя.
– Я не собираюсь отступать от правил нашего Ордена, – отрезал шокированный Титус.
Да, он всегда знал, что большие деньги развращают, что слишком богатые люди нередко ведут себя бесцеремонно… Однако этот говорящий мешок с деньгами превзошел все его ожидания!
– Тогда проваливай, – велела Эрмоара. – Жду тебя с докладом через четыре дня.
Похожий на жреца секретарь проводил Титуса до выхода. Накинув капюшон, афарий быстрым шагом направился к лестницам Верхнего Города. Пока они разговаривали, стемнело, в небе серебрился большой рогатый месяц. Омах. Вторая луна, Сийис, висела низко над крышами, перечеркнутая аркой моста.
Титуса переполняли горечь и жалость к Магистру: до чего же наивным оказался этот незаурядный человек… Не разглядел вопиюще-очевидного!
«Оберегайте своих собратьев по Ордену, – писал в своем знаменитом трактате „О нравственном равновесии“ Луиллий Винабиус. – Щадите их по мере возможности, ежели правда, коя не имеет принципиального значения, может поранить их души. И без того каждый афарий встречает на своем пути великое множество противоречий и страданий».
Несмотря на поздний час, Магистр не спал. Сидел за столом в кабинете и перебирал бумаги.
– Пока никого и ничего не нашли, – ответил он на невысказанный вопрос Титуса. – Каково твое впечатление об Эрмоаре? Твои взгляды насчет богатых… гм… не изменились?
– Не изменились, наставник.
– Даже самую малость не изменились?
– Даже самую малость.
– Ты упрямец, Титус… – вздохнул Магистр. – По крайней мере, ты оценил интеллигентность ее речи, изысканность ее манер?
– Честно говоря, ее речь показалась мне излишне резкой… – Титус мучительно соображал, как бы сказать правду – или хотя бы полуправду, – не поранив при этом душу платонически влюбленного Магистра. – Иногда… С тех пор как вы познакомились с госпожой Эрмоарой, ее характер мог немного измениться… Ну, под влиянием работы, всяких там житейских трудностей…
– Да чем она тебе не понравилась? – искренне удивился Магистр.
– Она разговаривала со мной… требовательно, – промямлил Титус. – Категорично… С ваших слов я ждал чего-то другого.
Не мог он огорошить самого близкого человека жестокой правдой! Лучше уж без подробностей.
– Ну да, из-за всех этих проблем с выбором наследника Эрмоара переволновалась, – согласился Магистр. – Когда ты с ней в следующий раз встречаешься?
– Через четыре дня.
– Постарайся выполнить оба задания с честью. Завтра с утра ступай в университет.
– Хорошо, наставник.
– Я полагаю, ты судишь об Эрмоаре чересчур пристрастно из-за ее громадного состояния. Да, она очень богата, но душа у нее нежная, утонченная…
Магистр говорил, отвернувшись к черной арке окна, а потому кривой усмешки Титуса не заметил.
В трапезной Титус застал большую компанию афариев, измотанных после рейда по канализационным туннелям. Цведоний угощал всех «особым», его тоже угостил.
«Хорошая штука… – блаженно подумал Титус, приходя в себя после порции огненного напитка. – Надо в другой раз попросить у Цведония… и захватить с собой… чтобы сразу принять, когда выйду от этой стервы Эрмоары!»
– Последняя война между людьми и богами Панадара завершилась четыреста семнадцать лет назад заключением знаменитого Уфмонского договора. Все вы знаете содержание этого договора, вас спрашивали о нем на вступительных экзаменах. Господа вольные слушатели, может, и не знают… – Преподаватель рассмеялся и сделал паузу, но, так как никто не оценил юмора, продолжил: – Сейчас Панадар насчитывает тридцать шесть периметров Хатцелиуса с действующими чашами-ловушками. Самый большой – тот, что окружает наш Верхний Город. Без него мы бы тут не сидели, не читали и не слушали эту интересную лекцию. Боги не любят, когда к ним подходят аналитически. Те из вас, кто решит посвятить себя теологии, ознакомятся с устройством и принципами работы чаш-ловушек позже. Уфмонский договор нельзя не назвать кабальным, и все же он менее кабален, чем предшествующий ему Медолийский договор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9