Я кивнула.
Рис понес меня к дому, Дойл шел чуть позади и сбоку от нас. Позади – как хороший телохранитель, но сбоку – чтобы не закрывать обзор камерам.
У своего шезлонга он остановился и прихватил еще одно полотенце, потом с привычной текучей грацией направился к дому. Я заметила блеск пистолета под тем полотенцем. Люди в кружащем над нами вертолете не узнают, что кто-то из нас был вооружен. А еще они не узнают, что прямо за дверью, скрытый шторами, нас ждал Холод. Полностью одетый и до зубов вооруженный. Подозреваю, что приставания прессы не слишком меня донимали уже потому, что я считала удачным каждый день, когда меня не пытались убить. Если таков критерий для определения хорошего дня, то что значат один-два вертолета и сколько-то десятков скабрезных фотографий?
Не очень много.

Глава 2

Холод злыми серыми глазами следил, как Рис нес меня в дом. Холод единственный был против договора с прессой. Он согласился охранять нас, пока мы занимаемся ерундой, но принимать в ней участие отказался наотрез. Не станет он так ронять свое достоинство.
Холод был прекрасен в своем гневе, но он всегда был прекрасен. По воле Богини он просто не мог выглядеть иначе. Безупречные линии его лица, совершенный очерк скул заставили бы пластических хирургов рыдать от зависти. Белоснежная кожа, волосы словно мерцающий под лунным светом иней, широкие плечи, тонкая талия, узкие бедра, длинные руки и ноги. В одежде он был красив, без одежды – красив так, что дух захватывало.
Надувшись, как обиженный ребенок, он смотрел, как мы идем по холодным плиткам пола. Холод был самым капризным из стражей. Мгновенно злился, с трудом успокаивался и долго дулся. Капризный – вроде бы не то слово, которое можно применить к воину, охранявшему жизнь королевы больше тысячи лет, но это верное слово. Сейчас у него опять был надутый вид, и мне это начинало надоедать. Холод – изумительный любовник и великолепный воин, но разгребаться с его комплексами приходилось чуть ли не целыми днями. Временами я думала, что не нанималась на должность его психоаналитика.
– Царь гоблинов вызывал вас по зеркалу, – оповестил нас Холод тоном таким же мрачным, как его взгляд.
– Когда? – спросил Дойл.
– Он еще говорит с Китто.
Дойл направился к спальне, но остановился и оглядел свой костюм – если его можно так назвать. Потом тяжко вздохнул и пошлепал дальше босыми ногами по плиткам, бросив через плечо:
– Если б так была одета Мередит, это принесло бы нам кое-какие выгоды, но мужские тела Курага не привлекают.
– Ошибаешься, – ядовито бросил Рис, и резкость этого замечания заставила меня повернуться и посмотреть ему в лицо. Он еще держал меня на руках, так что мое короткое движение получилось довольно интимным. – Гоблины никогда не возражают против благородного куска мяса.
Дойл приостановился и нахмурился, глядя на Риса.
– Я не о еде говорил.
– Я тоже, – буркнул Рис.
Тут Дойл замер на месте, босые ноги казались очень темными на бело-голубых плитках.
– Что ты имеешь в виду, Рис?
– Что многим гоблинам никогда не случалось отведать наслаждения плотью сидхе и что среди них хватает тех, кого вопросы пола не волнуют. – Он потерся щекой о мое плечо в поисках утешения.
– Кураг... – начал фразу Холод, но остановился на полуслове. Злость на Риса ли, на репортеров или на что-то еще – не знаю, на что, – исчезла. Лицо отразило оскорбленное бешенство, которое, наверное, испытывали они все.
Я погладила Риса по волосам, таким мягким, прижалась к нему покрепче. Провела пальцами по шее и плечу. Фейри успокаиваются, прикасаясь друг к другу. Наверное, люди поступали бы так же, если бы в их культуре прикосновения не были так тесно связаны с сексом. У нас прикосновения тоже могут вести к сексу, но сейчас я просто хотела обнять Риса покрепче и стереть боль с его лица.
Дойл сделал несколько шагов назад, к нам, положив руку на стройное бедро.
– Кураг... насиловал тебя?
Рис поднял голову, оторвавшись от моего плеча.
– Он ко мне не прикасался. Но смотрел. Он сидел на своем троне и что-то жевал, как на шоу в ночном клубе.
– Нам всем приходилось быть зрителями на таких же представлениях при нашем дворе, Рис. И хоть вслух об этом не говорят, но сколько наших товарищей по гвардии соглашались развлекаться друг с другом на глазах у королевы, лишь бы она освободила их от целибата хоть на час?
– Я в этом не участвовал. – Руки Риса судорожно сжались, пальцы больно впились в меня.
– Как и я, – сказал Дойл, – но я не стану осуждать тех, кто участвовал.
– Рис, ты делаешь мне больно, – тихо сказала я.
Он опустил меня наземь, медленно, осторожно, словно не вполне доверяя себе.
– Одно дело, когда это твой выбор. И другое – когда ты связан и... – Он помотал головой.
Я выпустила полотенце из рук и тронула Риса за плечо.
– Изнасилование – всегда отвратительно, Рис.
Он улыбнулся так горько, что я прильнула к нему крепко-крепко – чтобы утешить его, а еще – чтобы не видеть этого выражения на его лице.
– Не все стражи согласились бы с тобой, Мерри. Ты слишком молода, чтобы помнить, как мы вели себя в войнах.
Я льнула к нему, стараясь доставить ему хоть немножко радости своим прикосновением. Я не хотела знать, что у кого-то из моих стражей есть на совести что-то столь мерзкое. Нет, не в том дело. Я не хотела знать, что у кого-то из мужчин, с которыми я сплю, есть на совести что-то столь мерзкое. Тут мне на память пришла беседа, свидетелем которой я стала пару месяцев назад.
Я отстранилась, чтобы взглянуть в лицо Рису.
– Я помню тот ваш диалог, Рис. Ты сказал, что никогда не прикасался к женщине, которая не желала бы твоих ласк. Дойл возразил: еще бы, ведь стражам королевы запрещено прикасаться к кому-либо, кроме нее самой, и это распространяется и на изнасилование. Стоило тебе переспать с любой женщиной, и это значило бы смерть под пытками для тебя и для той женщины.
Рис стал еще бледнее, чем обычно.
Паузу нарушил Холод:
– Не все воины Неблагого Двора входят в число королевских Воронов.
Я повернулась к нему:
– Я знаю...
Мне показалось, что я чего-то недопонимаю. Я шагнула в сторону от Риса, чтобы видеть одновременно всех троих стражей.
– Что я упускаю?
– Что все, в чем Рис обвинил гоблинов, случалось делать и сидхе Неблагого Двора, – сказал Дойл. Он качнул головой. – Надо пойти поговорить с Курагом. – Кажется, он хотел что-то добавить, но передумал, повернулся и направился к коридору, ведущему в анфиладу спален.
Я посмотрела на оставшихся мужчин. Ощущение, что они слишком резко прекратили разговор, как будто подойдя к обсуждению секретов, которые не хотели бы выдать даже под угрозой смерти, не исчезало. Сидхе любят тайны, но я – их принцесса, а когда-нибудь, возможно, стану королевой. То, что у них есть тайны от меня, казалось неправильным.
Я вздохнула, и даже для меня самой вздох прозвучал раздраженно.
– Рис, я уже говорила тебе, что по правилам гоблинов ты не сможешь избежать сексуального контакта, но они позволяют «жертве» ставить ограничения. Они могут потребовать соития, но ты вправе диктовать, сколько вреда они могут тебе причинить.
– Знаю, знаю, – отмахнулся он, отводя взгляд и начиная бегать по комнате. – Ты мне сообщила уже, что, знай я больше об их культуре, я не лишился бы глаза. – Он посмотрел на меня с новой злостью, и теперь злость была направлена на меня.
Но злиться на меня у него права не было. Рис совершенно адекватен во всех вопросах, кроме одного – гоблинов. А гоблины – мои союзники еще на два месяца. Еще два месяца в случае, если Неблагой Двор ввяжется в войну, помощи гоблинов нужно будет просить у меня, не у королевы Андаис. И даже больше – на этот срок мои враги становятся врагами гоблинов. Я надеялась, Дойл надеялся, Холод надеялся и, о черт, даже Рис надеялся, что этот союз сведет к минимуму риск новых покушений на мою жизнь.
Я начала уже добиваться продления этого союза. Мы нуждались в гоблинах. Они были нам почти необходимы. Но всякий раз, когда я думала, что Рис преодолел свои комплексы на их счет, я обманывалась.
– В одном ты прав, Рис. Гоблины не считают однополый секс чем-то дурным или постыдным. Нравится это тебе – ну и прекрасно. Кроме того, они много чаще бывают латентно бисексуальными, чем сидхе. Если им представляется шанс испытать новое удовольствие или такое, которое может больше не повториться, – они этот шанс не упускают.
Рис бросился к стеклянной стене, выходящей на бассейн. Мне достался прелестный вид на его спину, но руки Рис скрестил на груди, а плечи сгорбил от злости и напряжения.
– Но точно так же, как с условиями по поводу повреждений, ты можешь поставить условием определенный пол партнеров. Даже среди гоблинов есть такие, кто слишком гетеросексуален, чтобы интересоваться необычными возможностями. Ты мог выставить такое условие, и никто мужского пола не притронулся бы к тебе.
Холод дернулся, словно хотел подойти к Рису. Меня он одарил не вполне добрым взглядом.
Голос Риса снова привлек к нему наше внимание.
– Тебе доставляет удовольствие напоминать мне, что худший из моих кошмаров – моя собственная заслуга? Что не будь я заносчивым сидхе, не потрудившимся узнать хоть что-то о живущем рядом народе, то знал бы о своих правах у гоблинов. О том, что даже отданный на пытку имеет права. – Он повернулся к нам: ярость зажгла светом его единственный глаз. Кольцо небесно-голубого, еще одно – цвета зимнего неба, и третье, ярчайше-васильковое, вокруг зрачка просто горели. Краски буквально светились яростью, а под кожей у него уже заструился молочный свет. Ярость пробудила его магию.
Когда-то я пугалась Риса в таком состоянии, но слишком уж часто он приходил в ярость. Зрелище стало привычным. Обиды Холода и гнев Риса были просто частью их личностей. Приходилось принимать их как данность.
Вот если бы Рис вспыхнул вдруг бледным светилом – я бы встревожилась. А нынешняя маленькая демонстрация не значила ничего.
– Ты все так же заносчив, Рис. Ты ведешь себя так, словно гоблины совершили с тобой такое, чего никогда не могло бы случиться при Высших Дворах сидхе. Но если бы Королева Воздуха и Тьмы повелела или Король Света и Иллюзий выразил такое желание – это было бы сделано. А у сидхе вообще нет ни законов, ни правил, защищающих жертв пытки. Тебя пытают, и все. Может, гоблины пытают, насилуют и калечат чаше, чем сидхе, зато у них больше законов, защищающих жертву. Захотели бы тебя трахнуть сидхе – и они сделали бы это так, как им заблагорассудится. Так скажи мне, Рис, какая раса более цивилизованна?
– Нельзя сравнивать сидхе и гоблинов, – заявил Холод с высокомерием, присущим далеко не одному сидхе. Подозреваю, когда принадлежишь к правящему классу несколько тысячелетий, забываешь, каково приходится тем, кем правят.
– Ты же не хочешь сказать, что гоблинские порядки лучше, чем наши? – оторопело спросил Рис; удивление в его голосе возобладало над злостью.
– Я так не говорила.
– А что ты сказала?
– Я сказала, что мнение сидхе о том, что с ними ничто и никто не сравнится, не соответствует действительности. Мой отец говорил, что гоблины – это пехота армий сидхе. Что не будь гоблины нашими союзниками, благие уничтожили бы Неблагой Двор столетия назад.
– Не забывай о слуа, – возразил Рис.
Слуа были кошмаром Неблагого Двора. Самыми жуткими, самыми чудовищными из нас. Их боялись все фейри, и сидхе в том числе. Они были неблагой версией Дикой Охоты, и не было места, где от них спрятаться, куда убежать. Иногда – очень редко – погоня могла растянуться на годы, но слуа никогда не прекращали охоту, если только Королева Воздуха и Тьмы не приказывала ее прекратить. Слуа были самым устрашающим оружием в арсенале королевы. Говорили, что даже король Таранис вздрагивает от шума крыльев в темноте.
– Да, и слуа, которых сидхе предпочли бы не считать даже принадлежащими к роду фейри, не то что признать, что кое у кого из нас в жилах течет их кровь.
– Мы этим тварям не родственники, – оскорбился Холод.
– Их царь Шолто – наполовину сидхе, Холод. Ты его отлично знаешь. Его мать – неблагая сидхе.
– Ну, только он. И больше никто.
Я покачала головой.
– Слуа – это Неблагой Двор даже в большей степени, чем сами сидхе. Одна из самых сильных наших сторон в том, что мы принимаем всех. Благой Двор отвергает тех, кто для них недостаточно хорош, и тем укрепляет Неблагой Двор. Мы принимаем всех фейри, кто им не подошел. Именно этим мы от них отличаемся – в лучшую сторону, как я считаю.
– Что ты пытаешься нам объяснить? – спросил Рис не столько раздосадованно, сколько озадаченно.
– Кураг похож на школьного задиру. Он задирает тебя только потому, что ты радуешь его своей реакцией. Если бы ты не подавал виду, как все это тебя задевает, игра скоро бы ему надоела.
Рис крепче обхватил себя руками.
– Для меня это не игра.
– А для него – игра. Замечательно, что ты настолько справился со своими чувствами, что можешь присутствовать при моих разговорах с гоблинами, но, честно говоря, я так много думаю о твоих переживаниях, что не могу как следует сосредоточиться на деле.
– Прекрасно! – воскликнул он. – Значит, я с тобой не пойду. Видит Консорт, я буду счастлив не смотреть на его уродливую рожу.
– Если тебя нет, Кураг все время спрашивает о тебе. То и дело интересуется: «А где же мой красавчик-страж? Бледненький такой...»
– Вы мне не говорили...
Я пожала плечами:
– Ну так теперь говорю.
– Почему ты не сказала мне раньше?
– Дойл сказал, что это тебя только расстроит, а что-то изменить ты не в силах. – Я шагнула к Рису, положила ладонь на его скрещенные руки. – Я с ним не согласна. Я думаю, что ты сильнее, чем считает Дойл. Я думаю, что ты можешь преодолеть эту боль и помочь мне повернуть все в нашу пользу.
– Как? – подозрительно спросил Рис.
Я отняла руку.
– Впрочем, не важно. Забудь. – Я повернулась к коридору.
– Подожди, Мерри. Я серьезно. Как я могу помочь тебе сторговаться с... ним?
– Дойл прав: если я случайно уроню какую-нибудь деталь моего купальника, это здорово облегчит переговоры. Кураг – жуткий бабник.
Рис пожал плечами.
– А я чем могу помочь?
– Надень халат и сверкни своим роскошным телом, если он заупрямится. Если ты сумеешь не реагировать на его слова, что бы он ни говорил, твое присутствие его отвлечет. Не по сексуальным мотивам, а просто потому, что всем гоблинам нравится вкус мяса сидхе. Самое худшее в мире между нами и гоблинами, по их мнению, – это что они больше не могут нас есть.
– Ты требуешь слишком многого, – сказал Холод.
Я посмотрела в его красивое высокомерное лицо и опять покачала головой:
– От тебя я ничего не требую, Холод.
– Как ты можешь требовать, чтобы Рис сидел и позволял гоблину думать о себе как о еде? Мы ложимся под гоблинов!
– Чтобы Кураг согласился продлить союз, я лягу под десяток гоблинов – буквально. – Мне надоело быть вежливой. Сколько можно слушать, как им не нравится мой план?..
Лицо Холода выразило все испытываемое им отвращение.
– Оскорбительна сама мысль о том, что кто-то из женщин-сидхе отдастся гоблинам. Мысль о принцессе крови и будущей королеве, возлежащей с ними, переходит все пределы. Даже королева Андаис никогда не опускалась так низко, чтобы приобрести расположение гоблинов.
– Китто наполовину гоблин и наполовину сидхе, и к добру это или к худу, но я привела его в силу, в силу настоящего сидхе, через секс. Никто не ожидал, что полукровка-гоблин может стать настоящим сидхе.
– Их кровь недостаточно чиста, – не унимался Холод.
– Пусть мне это не по вкусу, – вмешался Рис, – но магия Китто – это магия нашей крови. Я видел, как он сияет ею. – Он вдруг показался усталым. – О Китто не подумаешь, что он и наполовину гоблин. Он много лучше.
– Мерри, – сказал Холод, приближаясь ко мне. – Пожалуйста, Мерри, не делай этого. Не обещай привести в силу новых полукровок-гоблинов. Ты их не видела. Мало кто из них так симпатичен, как Китто. Большинство гораздо больше походят на гоблинов, чем на сидхе.
– Я знаю.
– Как тогда ты можешь на это соглашаться?
– Во-первых, я хочу продлить наш союз почти любой ценой. Во-вторых, сидхе веками вымирают, а если Китто смог стать полноценным сидхе, то и другие полукровки, возможно, сумеют пополнить наши ряды. А значит, Неблагой Двор станет сильнее, может быть, чем когда-либо был.
– Королева в восторге от того, что Мерри инициировала Китто, – напомнил Рис. – Она желает, чтобы Мерри испытала в постели других полукровок.
– А что, если Мерри забеременеет от одного из них? – поинтересовался Холод. – Сидхе не примут полукровку-гоблина в качестве короля.
– Об этом я стану думать, когда забеременею. Я делю постель с вами уже четыре месяца, а беременности нет. Мне стоит побеспокоиться о том, как бы не опоздать в этой гонке. А беспокоиться о том, кто сядет рядом со мной на трон, я буду после.
– Сидхе не примут короля-гоблина, – заявил он, словно ставя точку в разговоре.
1 2 3 4 5 6 7