– Он указал на груды коробок, валяющихся под столом, – Такие деревья и дома можно покупать тысячами. Дэниел конструирует великолепные здания – видишь, какие они замысловатые? С некоторых пор он только этим и занимается.
Торн почувствовал в словах Мариуса легкий упрек, но молодой мужчина не обратил на это никакого внимания. Он уже взял в руки новое дерево, тщательно осмотрел плотную зеленую массу, изображавшую ветвистую крону, и снова взялся за кисть.
– Ты когда-нибудь видел, чтобы кто-то из нас увлекался чем-либо с такой страстью? – спросил Мариус.
Торн покачал головой. Нет, он не видел. Но понимал, как такое случается.
– Иногда бывает, что кто-либо из пьющих кровь находит себе занятие и сам не замечает, как погружается в него с головой, забывая обо всем остальном, – снова заговорил Мариус – Помню, много веков тому назад мне рассказали об одной нашей соплеменнице, жившей где-то на юге. Ее единственной страстью были красивые морские раковины, и она искала их на берегу ночи напролет, иногда до самого рассвета. Она охотилась, пила кровь, но всегда спешила вернуться к своему занятию. Причем, едва взглянув на очередную найденную раковину, она тут же отбрасывала ее в сторону и принималась искать новую. Больше ее ничто не интересовало. Так и Дэниел: он тоже в плену – у своих городов. И не желает заниматься чем-то другим Я, можно сказать, за ним присматриваю.
Торн пришел в замешательство, но из уважения к хозяину дома промолчал. Он не понял, произвели ли слова Мариуса хоть какое-то впечатление на его друга, упорно продолжавшего свой кропотливый труд.
И вдруг Дэниел рассмеялся – негромко и добродушно.
– Пройдет еще какое-то время – и к нему вернутся прежние способности, – сказал Мариус.
– Ну, это ты так думаешь, – хмыкнул Дэниел.
Он произнес эти слова очень тихо, скорее пробормотал. А потом снова окунул кисть в бутылочку с пастой, заставлявшей деревья неподвижно стоять на зеленой траве, плотно прижал основание ствола к поверхности стола и вытащил из коробки следующий саженец.
Тем временем маленькие поезда с шумом мчались по равнине, мимо гор, мимо церкви с заснеженной крышей, мимо домов. Надо же, там были и люди – совсем маленькие, но выглядевшие вполне правдоподобно.
– Можно, я встану на колени и рассмотрю все как следует? – почтительно спросил Торн.
– Конечно, – разрешил Мариус– Ему будет приятно.
Торн опустился на колени и приблизил лицо к деревеньке, состоявшей из сбившихся в кучку маленьких зданий. Он разглядел хрупкие вывески, но не сумел их прочитать.
Подумать только! Пробудившись от сна, чтобы вернуться в огромный мир, он попал сюда и увидел миниатюрную вселенную.
Мимо него с грохотом и ревом промчался поезд. Торну показалось, что он заметил в крошечных вагонах маленькие фигурки.
На секунду вообразив, будто этот рукотворный мир и есть реальность, он позабыл обо всем остальном и понял, в чем заключается его очарование. Это его испугало.
– Красота какая! – с благодарностью произнес он, вставая.
Молодой мужчина ни жестом, ни словом не отреагировал на слова Торна.
– Ты охотился, Дэниел? – спросил Мариус.
– Сегодня нет, Мариус.
Молодой человек неожиданно поднял взгляд на Торна, поразив того необычным фиолетовым оттенком глаз.
– Скандинав? – удивился Дэниел. – Рыжий, как близнецы. – Он негромко рассмеялся, но это был смех безумна – Создание Маарет. Сильный!
Слова Дэниела застали Торна врасплох. Голова так закружилась, что он чуть не потерял равновесие и лишь усилием воли сумел удержаться на ногах.
Первым его желанием было ударить легкомысленного юнца, и он уже занес было кулак… Но Мариус твердо схватил его за руку.
Перед глазами Торна поплыли недавние видения. Он вновь явственно увидел близнецов – свою возлюбленную создательницу и ее пропавшую сестру. Царица Проклятых… Перед его мысленным взором возник беспомощный, плененный Лестат. Из чего же рыжеволосая создательница сделала столь прочные оковы? Ясно одно: металлические цепи не смогли бы удержать столь могущественного кровопийцу.
Торн поспешил прогнать тревожащие душу мысли и вернуться к реальности, уцепиться за происходящее в настоящий момент.
Мариус, крепко удерживая руку Торна, вновь обратился к Дэниелу:
– Если хочешь поохотиться, позволь мне пойти с тобой.
– Нет, не стоит, – отказался Дэниел.
Он вернулся к своему занятию. Вытащив из-под стола большой сверток, он поднял его повыше и показал Мариусу. На коробке был не то нарисован, не то напечатан – Торн не разобрал – трехэтажный дом с окнами.
– Хочу собрать такой дом, – сказал Дэниел. – Он очень сложный, такие мне еще не попадались, но благодаря своей вампирской крови я справлюсь с задачей – вот увидишь. Такому, как я, это не составит труда.
– Тогда мы оставим тебя на время, – сказал Мариус– Только, пожалуйста, никуда не выходи без меня.
– Ни за что на свете,™ ответил Дэниел, торопливо срывая крышку с коробки, внутри которой были аккуратно уложены деревянные детали различной формы. – Сходим на охоту завтра вечером И ты сможешь вновь опекать меня, как малого ребенка, раз уж тебе так нравится.
Продолжая дружески, но по-прежнему крепко сжимать руку Торна, Мариус вывел его из комнаты и закрыл дверь.
– Когда Дэниел идет на охоту один, – объяснил он, – то обязательно попадает в какую-нибудь неприятную историю. Иногда он голодает слишком долго и доводит себя до такого состояния, что не в силах охотиться самостоятельно. А бывает, он не может найти дорогу домой, и тогда приходится его искать. Дэниел и смертным был таким же. Кровь почти не изменила его характер. А теперь вот он стал рабом своих маленьких миров. Ему нужно только свободное место и коробки с домами и деревьями – он их заказывает по компьютеру.
– Значит, у тебя есть эти странные мыслящие моторы? – заинтересовался Торн.
– Да, причем очень хорошие. В моем доме найдется все, что нужно, – сказал Мариус– Но ты устал. Да и одежда износилась. Тебе пора освежиться. Поговорим позже.
По короткой деревянной лестнице он провел Торна наверх, в просторную спальню. Деревянные стены и двери были расписаны в желто-зеленой гамме, пол сверкал полировкой, а кровать стояла в огромной резной нише. Изысканно отделанная спальня – казалось, в ней не осталось ни одного уголка, которого бы не коснулась рука человека, – вызывала ощущение уюта и безопасности.
Широкая дверь вела в необъятных размеров ванную, где стены были обиты шершавыми деревянными панелями, пол выложен камнем и повсюду стояли зажженные свечи, в неярком сиянии которых дерево выглядело особенно красивым.
Торн почувствовал, что у него начинает кружиться голова.
Самое сильное впечатление производила огромная деревянная ванна в форме гигантской бочки, наполненная горячей водой. Она с легкостью могла бы вместить несколько человек одновременно. Поодаль на табурете стояли вазы с ароматными сухими цветами и травами. Были там и бутыли с маслами, и горшки – наверное, с притираниями.
Торну не верилось, что ему разрешат здесь помыться.
– Снимай грязную одежду, – велел Мариус– Ее нужно выбросить. Оставить что-нибудь, кроме ожерелья?
– Нет, не надо, – ответил Торн. – Смогу ли я отплатить тебе за все?
– Уже отплатил, – сказал Мариус.
Он снял кожаную куртку и стянул через голову шерстяную тунику. Грудь его была гладкой, без единого волоска, а кожа поражала той особой бледностью, которая свойственна только самым древним из тех, кто пьет кровь. Но мощное тело отличалось природной красотой и свидетельствовало о том, что перерождение произошло, когда Мариус был в самом расцвете сил. Впрочем, угадать его возраст, будь то в смертной жизни или в бессмертии, Торн не мог.
Мариус снял кожаные ботинки и длинные шерстяные брюки и, не дожидаясь Торна, ступил в горячую воду, жестом пригласив последовать его примеру.
Торн так поспешно сбросил с себя отороченную мехом куртку, что она порвалась, потом дрожащими пальцами стянул превратившиеся в лохмотья штаны. Через мгновение он уже разделся донага и принялся торопливо собирать с пола остатки одежды. Скрутив лохмотья в небольшой сверток, он огляделся по сторонам.
– Ни о чем не беспокойся, – сказал Мариус, едва различимый в клубах поднимавшегося вверх пара. – Иди сюда, в ванну. Согрейся.
Торн послушно ступил в горячую воду, опустился сначала на колени, а потом еще ниже – так, чтобы погрузиться по шею, и почувствовал, как его охватывает полное, самозабвенное блаженства Он мысленно произнес коротенькую благодарственную молитву, выученную еще в далеком детстве.
Взяв из вазы горсть сушеных лепестков и трав, Мариус рассыпал душистую смесь по поверхности воды.
Помещение мгновенно наполнилось ароматами летнего сада.
Торн закрыл глаза, с трудом веря, что все происходит на самом деле: его пробуждение, долгое путешествие, встреча с Мариусом и теперь вот это восхитительное купание в роскошной ванне прекрасного дома. Ему казалось, что еще немного – и он, жертва Мысленного дара, добровольный изгнанник, очнется в холодной и пустой пещере, обреченный лишь на горькие воспоминания и бесплодные мечты.
Он медленно наклонил голову и плеснул в лицо пригоршню горячей воды – раз, другой, а затем, словно собравшись с духом, с головой окунулся в воду.
Теперь Торн окончательно согрелся, словно и не мерз никогда. Взглянув сквозь пар в окно, он увидел кружащиеся в воздухе снежинки и несметное число огней. Сознание того, что зима так близко и одновременно так далеко, было восхитительным.
Он внезапно пожалел, что вернулся в мир ради столь мрачного замысла.
Почему нельзя служить только добру? Почему нельзя делать только приятные вещи? Нет, ему никогда не удавалось так жить.
Как бы то ни было, следует сохранить тайну: ни к чему обременять его нового друга признаниями и покаянием. Впрочем, не стоит омрачать печальными мыслями и собственное существование.
Он взглянул на своего спутника.
Мариус сидел, прислонившись к деревянной стенке ванны, положив руки на край. Мокрые волосы прилипли к шее и плечам. Он не смотрел на Торна, но всем своим видом давал понять, что не забыл о его присутствии.
Торн снова на миг окунулся с головой, потом вытянул вперед руки, лег на воду – и вдруг стремительно вскочил и обернулся вокруг своей оси, чтобы стекла вода Восторженно рассмеявшись, он провел пальцами по волосам на груди, опять опустил голову и несколько раз помотал ею в воде, чтобы как следует промыть густые волосы. Наконец он выпрямился и сел с удовлетворенным видом, в точности скопировав позу Мариуса.
Они посмотрели друг на друга.
– Значит, ты живешь среди смертных и чувствуешь себя в безопасности? – спросил Торн.
– Никто не верит в реальность нашего существования, – ответил Мариус– Что бы люди ни увидели, они все равно станут сомневаться. А за деньги можно купить что угодно.
Голубые глаза смотрят серьезно, лицо безмятежно, словно в душе нет ни одной зловещей тайны, ни следа ненависти. Но внешность обманчива.
– За чистотой в доме следят смертные, – сказал Мариус. – А я плачу им деньги за ту работу, которую они выполняют. Достаточно ли ты успел познакомиться с современным миром, чтобы понять, как такие места обогреваются, проветриваются, как обеспечивается безопасность?
– Да, наверное, – ответил Торн. – Но ведь никто из нас не может считать себя в безопасности, когда спит, – разве не так?
Мариус горько улыбнулся.
– До сих пор смертные не причиняли мне вреда.
– Ты говоришь о царице и о тех, кого она уничтожила?
– Об этом и не только. Всякое бывало.
Безмолвно, пользуясь лишь Мысленным даром, Мариус сообщил Торну, что сам он охотится только на преступников.
– Таким образом я остаюсь в мире с человечеством, – объяснил он уже вслух. – Только так и удается выжить. Мысленный дар позволяет мне без труда отыскать убийцу. В больших городах их хватает.
– А я предпочитаю отпивать всего по нескольку глотков, – сказал Торн. – Поверь, обжорство не в моем обычае. Я отпиваю от многих, но никто не умирает. Так я прожил несколько веков среди Снежного народа В первые годы после перерождения я не обладал таким умением: стремился поскорее насытиться и часто вел себя слишком безрассудно. Но потом научился. На моей совести нет ни одной погубленной души. Обычно я заходил в переполненные таверны и отпивал то от одного, то от другого – как пчела, перелетающая с цветка на цветок. Мариус улыбнулся.
– Хороший обычай. Ты проявлял удивительное для сына Тора милосердие. – Улыбка стала шире. – Истинное милосердие.
– Презираешь моего бога? – настороженно спросил Торн.
– Дело не в этом, – ответил Мариус. – Я говорил, что утратил веру в римских богов, но, по правде говоря, ее у меня и не было, ибо я слишком хладнокровен по натуре. Не поклоняясь богам, я отношусь к ним скорее как к героям эпических сказаний. О Торе, например, насколько мне известно, упоминают многие предания, повествующие о кровопролитных войнах, о бесконечных битвах, о громе небесном. Так?
Торн даже не пытался скрыть, какое удовольствие доставляет ему беседа, Мысленный дар не допускал столь тесного общения, к тому же речи Мариуса не только радовали Торна своим звучанием, но и заставляли его думать и рассуждать.
– Да, предания, поэтические сказания, – кивнул Торн, – но не было для меня ничего более ясного и реального, чем раскаты грома, раздающиеся в горах, когда Тор опускает молот. И по ночам, когда я один выходил из отцовского дома навстречу дождю и ветру, когда бесстрашно взбирался по сырому склону, чтобы услышать гром, я знал, что бог рядом. Но я был далек от поэзии.
Он помолчал, вспоминая родные места и свою юность, а потом тихо произнес, не глядя на Мариуса:
– Я слышал и других богов. Громче всех остальных звучал голос Одина, возглавлявшего неистовую охоту в небесах. Да, я видел, как они, словно бесплотные духи, проносились мимо, и никогда их не забывал.
– А сейчас видишь?
Мариус задал вопрос не из желания поддразнить Торна, а из неподдельного интереса и, быть может опасаясь, что тот неправильно истолкует его намерение, поспешил добавить:
– Надеюсь, что да.
– Не знаю, – ответил Торн. – Это было так давно. Никогда не думал, что смогу вновь обрести такую способность.
Но перед его мысленным взором они предстали словно наяву. Сидя в теплой ванне, успокоившей кровь, изгнавшей из тела жестокий холод, он видел перед собой морозную долину, слышал грозовые раскаты, взирал на пролетавших высоко над головой призраков – утраченных мертвых, спешащих по небу за богом Одином.
«Идите за мной, – велел тогда Торн своим спутникам, юнцам, тайком покинувшим вместе с ним зал. – Мы отправимся в рощу и постоим среди деревьев, пока грохочет гром».
Священная земля пугала их, но они не смели выказать страх.
– Ты истинное дитя викингов, – тихо сказал Мариус.
– Так называли нас бритты, – ответил Торн. – Насколько я помню, сами мы это слово не употребляли и узнали его только от врагов. О, как они кричали, когда мы взбирались на стены их укреплений, когда забирали золото с алтарей их храмов. Я и сейчас слышу эти вопли.
Он сделал паузу и пристально посмотрел на Мариуса.
– Поражаюсь твоему терпению. Тебе действительно интересно.
Мариус кивнул.
– Да, очень.
Он коротко вздохнул и взглянул сквозь толстую стеклянную стену на улицу.
– Одиночество тяготит меня, друг мой. Я не могу оставаться в обществе тех, кто мне особенно близок. А они не терпят моего присутствия, ибо не желают простить то, что я когда-то сделал.
Это неожиданное признание удивило Торна. Он вспомнил Лестата и его песни. Вспомнил тех, кто собрался на совет, когда восстала темная царица. Он знал, что все они выжили и что этот блондин, Мариус, вел себя куда благоразумнее остальных.
– Извини, я не хотел тебя перебивать, – сказал Мариус– Ты как раз собирался перейти к главному.
– Я только хотел сказать, что успел многих убить еще до того, как стал пить кровь, – объяснил Торн. – Я размахивал направо и налево не только молотом Тора, но и мечом и топором Мальчишкой я сражался бок о бок с отцом. Можешь не сомневаться, он умер не от болезни, но пал в бою, с оружием в руках, как и подобает настоящему воину.
Торн помолчал.
– А ты, мой друг? – после пары спросил он. – Ты не был солдатом?
Мариус покачал головой.
– Нет. Я был сенатором, законотворцем, так сказать, и отчасти философом. Да, я участвовал в битвах – так хотела моя семья – и занимал в своем легионе высокое положение, но служил недолго и, как только представилась возможность, вернулся домой, к своей библиотеке. Я любил книги. И сейчас люблю. И в этом доме, и во всех других, которые мне принадлежат, много книг – им отведены специальные помещения. А вот духом сражения я так и не проникся.
Мариус наклонился и плеснул водой себе в лицо, как прежде Торн.
– Пора, – сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9