А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

Емец Дмитрий Александрович

Хроника одних похорон


 

Здесь выложена электронная книга Хроника одних похорон автора по имени Емец Дмитрий Александрович. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Емец Дмитрий Александрович - Хроника одних похорон.

Размер архива с книгой Хроника одних похорон равняется 13.03 KB

Хроника одних похорон - Емец Дмитрий Александрович => скачать бесплатную электронную книгу



Емец Дмитрий Александрович
Хроника одних похорон
Дмитрий Емец
Хроника одних похорон
(другое название - "Тик-так")
Октябрьским утром, когда на листву больно было смотреть, так ослепляла она своей яркостью, в ворота Домодедовского кладбища, въехал недавно покрашенный ритуальный автобус.
Хоронили Гришку Бубнова, тридцатилетнего шумливого парня, экспедитора фирмы "Лапоток". В пятницу они с водителем отвезли в Иваново партию обуви, оформили и возвращались в Москву: хотели обернуться в тот же день, чтобы не терять субботы. Уже под вечер тащились за грузовиком, дорога - сплошные повороты. Не вытерпели, вылезли на встречную и хлипким корейским микроавтобусом угодили под вынырнувший "Маз". Шофер, везучий чертеняка, руль как-то вывернул, что удар на другую сторону кабины пошел. У него нога сломана, сам из машины выполз, а Гришку после час сорок из жести вырезали.
На отпевании лицо было полотенцем прикрыто. Одна только мать пыталась полотенце поднять и то, что под полотенцем, поцеловать. Ей не давали, но она все равно поцеловала. Другие же так и прикладывались поверх полотенца, где на лбу молитва на бумажке.
Из автобуса между тем выгружались приехавшие. Вышла вдова со своей сестрой, женщиной полной, красногубой и как-то очень нехорошо красивой. Затем, заметно радуясь закончившейся тряске и появившейся возможности покурить, высыпали друзья и сослуживцы, и, наконец, осторожно вывели мать с землистым, словно разом выпитым лицом.
Среди провожавших в последний путь был и тесть Федор Данилович Лямин, тучный мужчина в черном пиджаке, брызжущий природной жизнерадостностью, как брызжет соком и жирком свежая сарделька. Выскочив прежде других из автобуса, он посмотрел влево - на деревянную часовенку, потом вправо - на контору, обсаженную елками, и, убедившись, что они действительно там, куда ехали - то есть на кладбище, немного посопел в печали носом. После этого тесть поумерил скорбь и энергично взял на себя роль распорядителя. Роль эту никто ему не определял, а он сам выбрал ее по внутренней потребности, и стал покрикивать:
- Чужим, чужим браться... Родственникам гроб не выносить! Взяли, ребяточки! Не толпитесь, шестерых хватит... В автобус-то поднимитесь кто-нибудь гроб подать! На каталочку, его на каталочку...
Гроб вынесли и осторожно опустили. Лямин посмотрел и остался недоволен.
- Одно колесо без резины! Переставьте на другую, вон стоит же нормальная! Потерпи, Гришунчик, скоро совсем отъездишься.
Вдова, услышав, на выдохе издала горлом громкий, непривычный для слуха и удивляющий звук. Ее отвели.
- Вот там и стойте, стойте с ней! А мы сейчас, утрясем на минутку и сразу назад... - засуетился Лямин. - Не расходитесь!.. Кто-нибудь... ты вот со мной иди!
Прихватив с собой папку с документами и друга детства покойного - Игоря Фридмана, имевшего привычку всякому новому человеку объяснять, что он не еврей, Лямин скрылся в конторе. Фридмана он взял на случай, если придется стоять в очереди.
Никем не руководимые, сослуживцы растерянно топтались и покуривали, не зная, куда им идти и что делать. В офисе, где всё было понятно, кто директор, кто менеджер, кто кладовщик, где все давно было расписано по ролям и даже по репликам, приветствиям, рукопожатиям, ежедневным годами повторяющимся шуткам, они были на своем месте - уверенные, спокойные люди. Здесь же все вдруг перемешалось, и теперь даже замдиректора, стоявший между ними, был как бы уже не замдиректора, а просто один из многих, не имевший здесь - на нейтральной, нерабочей почве - прежней власти. Он смутно ощущал это и нервничал, изредка деловито произнося: "За машиной послали? Ермилову кто готовил счет на погашение задолженности?" Ему охотно отвечали лишь потому, что этим все временно вставало на привычные, понятные рельсы.
Непривычность ситуации и необходимость непрерывного проявления скорби выбивала их из колеи. Они то начинали поправлять гроб, то вертели в руках венки, то отходили прикурить у открывавшего ворота разговорчивого молодого сторожа в телогрейке, бравшего с каждой частной въезжающей машины по десятке.
Особенного горя никто из них не испытывал, хотя никогда бы в этом не сознался, а единственным сильным чувством в каждом было теперь удивление. Как так: жил парень - недавно совсем курили с ним на лестнице, шутили, натыкались на его острый язык, а теперь вот он лежит в узком длинном ящике, оббитом плотной тканью с окантовкой из черной тесьмы. Было это как-то нелепо, неправильно, не укладывалось в разлинованном привычным укладом сознании, нацеленном на жизнь, но не на смерть.
Отдельной группой стояли сослуживцы: менеджер отдела продаж Шкаликов, замдиректора по коммерции Полуян и девятнадцатилетний, пунцовеющий недавно выдавленными угрями, экспедитор Леванчук.
- А чего крышку не заколотили? - задал вопрос Леванчук, с ужасом обнаруживая, что крышка гроба немного съехала.
- Гроб заколачивают у могилы непосредственно перед захоронением. Будет еще одно прощание, - снисходительно пояснил Полуян, предпочитавший четкий официальный язык.
В офисе про него ходила сплетня, что дома он говорит свой третьей двадцатилетней жене про "фактическую потребность физиологической необходимости".
- Молодой мужик был... А силища! Колесо от "Газели" на спор через тент перебрасывал, - сказал Шкаликов, нервный и задиристый холостяк с красиво подстриженной бородкой, но неопрятными, несвежего цвета усами, свешивающимися с губы так, что легко можно было их прикусить.
Четыре месяца назад он вышел из запоя и теперь другую неделю ходил странно задумчивый, рассеянный, словно прислушивающийся к чему-то.
Сослуживцы помолчали, покурили. Мимо пробежала собака - посмотрели на собаку. Прошел рабочий с ведрами - посмотрели на рабочего и даже заглянули зачем-то в ведра.
- Деньги при нем были за четыреста пар: все вытащили... Семьдесят рублей оставили, суки. В описи так и стоит: семьдесят. Менты валят на санитаров, санитары на морг. Непостижимо! - сказал Полуян.
- А этот куда смотрел? - спросил Шкаликов, недолюбливающий водителя и пользующийся теперь случаем немного пнуть лежачего.
- Его раньше увезли. Вчера дознаватель в больнице был. Анализ вовремя не взял и теперь хочет на опьянение всё списать, якобы по предположению инспектора. На непредумышленное тянет. А жена с другой стороны меня долбит: адвоката, адвоката!
Шкаликов сплюнул, задумчиво посмотрел на свой плевок и растер ботинком.
- М-да, гадство какое...
- А мать-то его видел? Я ее вначале и не узнал. Как на дне рождения встречались - совсем другая была.
Второй экспедитор Леванчук с любопытством заворочал шеей:
- Мать - это которая?
- Да вон старушка в синих клееных итальянках. Правее, еще правее... Аккуратнее смотри! - с тем неестественно равнодушным заговорщицким и потому сразу выдающим видом, с которым говорят или указывают на тех, кто стоит рядом, сказал Шкаликов.
- А-а, вижу... Говорят, все зубы ему повышибало, - сказал Леванчук, испытывавший острую потребность в обсуждении подробностей и обстоятельств произошедшего.
Он получал теперь странное удовольствие, состоявшее в том, что сам он был жив, хотя ездил ничуть не меньше, а может даже и больше (как ему теперь казалось) покойного Гриши Бубнова. Больше всего Леванчуку теперь хотелось воскликнуть: "А ведь вместо Гришки меня могли послать, меня! Смотрите, а я-то не разбился и даже не боюсь совсем. Вчера вон ездил и позавчера, уже после этого. Разве я не молодец?" Но он понимал, что об этом нужно молчать и только говорил постоянно о смятом лице Бубнова.
Шкаликов посмотрел на Леванчука неодобрительно, но одновременно не удержался и вступил в сплетню:
- Зубы, йоопп? Челюсть всю оторвало... А ты зубы, зубы... Так-то вот!
- Тцы-тцы-тцы... - печально поцокал Леванчук, хотя узнал об этом еще позавчера.
Он-то, собственно, первым принес в офис это известие, но теперь почему-то решил забыть об этом. Более того, посланный забирать разбитую машину с пункта ДПС и выручать остаток товара, он лично видел залитое кровью сидение и маленький, нелепый, непохожий совершенно ни на что кусочек трубчатой кости на коврике. Этот нелепый случайный осколок удивил и испугал Леванчука куда больше, чем сегодня все мертвое большое тело, лежащее в гробу. Этот трубчатый кусочек и была сама смерть, а тело... тело было нечто другое и оно почему-то не вызывало у Леванчука ни брезгливости, ни ужаса, а одно лишь острое желание заглянуть под покрывало.
Почему-то ему припомнилось, как в прошлом году перед Новым годом он шел от метро и видел, как мужик продавал из багажника "Волги" молочных поросят, ужасающе синих, покрытых легкой пачкающей чернотой паленой щетины. Некоторые поросята были разрублены пополам, от головы к хвосту, и видно было всё, что бывает внутри: кишки, легкие, сердце и тонкая, очень тонкая пленка, выстилавшая изнутри желудок. Кроме того, у части поросят были крошечные половые органы, скрытые в складках, с мешочком яичек, а во ртах синели первые, почти прозрачные зубы.
Вот таким вот диковинным, только несъедобным и непродажным поросенком и представлялся теперь Леванчуку покойный, которому он остался должен около тридцати долларов и не собирался теперь их отдавать.
Полуян, едва заметно покачиваясь с носка на пятку, продолжал изучение гроба, начатое еще в храме при отпевании. Гроб был скромный, без ручек, лакировки и двойной откидывающейся крышки, позволяющей открыть отдельно лицо покойного. Но оббивающая его материя была плотной, и траурные цветы из тесьмы нашиты крепко и добротно. Он вспомнил, что тесть в автобусе упоминал, что в каталоге гроб значился как "ветеранский". Дескать, его, Лямина, смутило сперва слово "ветеранский", но потом он все равно выбрал его, как самый приличный из всех в эту цену.
- И потом ведь Гриша не любил форсу! Я знаю, ему там на небе этот гроб нравится! Он на него с тучки любуется... - говорил он, значительно вытирая глаза.
И, несмотря на явно всеми ощущаемую наигранность этой фразы, никто почему-то не улыбнулся. Напротив, все были тронуты.
Тогда же Полуян, сидевший на тряской боковушке прямо напротив гроба, воспользовался случаем и с уместно печальным выражением провел рукой по крышке. Под траурными изгибами тесьмы он ощутил одну маленькую и одну довольно большую щель. Доски были шероховатыми, не знавшими рубанка. "Сколотили кое-как и тряпкой обтянули. Тут работы и на двести рублей нет", - прикинул он, взвешивая преимущества похоронного бизнеса перед бизнесом обувным.
Из конторы мелкой рысью выскочил Фридман и позвал вдову. Нужно было что-то уточнить. Вдова, оглянувшись, нерешительно пошла. Заплаканная мать, встрепенувшись, бросилась следом с видом, который бывает у людей, которым нужно кого-то охранять или за кого-то вступиться. Она догнала невестку на ступенях и проскочила в дверь прежде нее и отступившего поспешно Фридмана.
- И теперь за свое... Не разберутся без нее... не звали же скотину! раздраженно и громко пробормотала сестра жены.
Провожающие уместно потупились. Никто ничего не расслышал, тем более что родственников со стороны усопшего больше не было.
Сослуживцы отошли от гроба поглядеть венки и цветы. Полуян неожиданно для себя купил две хризантемы, расплатился крупной купюрой и долго ждал сдачу. "Она, кажется, отслюнявливает мне самые грязные деньги, противно же..." думал он.
Из конторы, широко размахивая свободной рукой, появился Лямин, несущий металлическую табличку. За ним, придерживая под руку мать, семенил Фридман с растерянно-жалким лицом. Замыкала шествие вдова, рядом с которой, дожевывая что-то на ходу, бойко шагал маленький лысеватый служащий, имевший вид человека, настолько замозоленного чужим горем, что ничего уже не может пробить или потрясти его.
Шкаликов отчего-то решил, что требуется его вмешательство.
- Какие-то проблемы? - с вызовом спросил он, загораживая дорогу служащему.
Лысеватый с удивлением поднял на него свое кроличье лицо, не прекращая жевать.
- Вы о чем? - спросил он.
- Я о том! Совесть надо иметь! - еще с большим вызовом сказал Шкаликов, напирая грудью.
- Что вы, что вы... Перестаньте, ради Бога! Все отлично, замечательно... -подхватывая Шкаликова под локоть, миролюбиво забормотал Фридман.
Вдова удивленно взглянула на него. Друг детства стушевался.
- То есть я хотел сказать: всё уладилось, - пояснил он, краснея пятнами.
"Она же знает, я сказал "отлично", не потому что отлично, а потому что... Но почему я так некстати всё делаю? Или люди не оговариваются, а проговариваются?" - мучительно размышлял он, вспоминая, что на панихиде его особенно ужасало то, что там, где у покойника должен был быть нос, покрывало лежало совсем ровно, не топорщась, а на скуле его угол был скошен и резко уходил вверх, ко лбу, на котором поверх покрывала лежала еще узкая полоска бумаги с молитвой.
Когда все подходили прикладываться, Фридман тоже подошел. Стыдясь проявить брезгливость, он неуклюже поцеловал бумажку поверх слова "упокой", ощутив губами притягивающий, расползающийся холод лба...
- Везите за мной, - сказал служащий, решительно сворачивая между двух клумб.
Здесь, за цепочкой молодых елей, начинались захоронения. Между могилами шло несколько асфальтовых дорожек, вдоль которых в канавке тянулась железная труба подтекавшего водопровода.
- Ваш участок Е-30, вот у той бетонки, левее вагончика. Там на месте все готово. Заплатите - сколько скажут, но если насчет оградки начнут заикаться, скажете: с Макаровым уже договорено, задаток дали. Ясно?
- Макаров - это вы?
- Я! - подтвердил лысеватый и, повернувшись, ушел.
На гроб он так ни разу и не взглянул. "Какой уверенный и спокойный человек - показал, сказал и - всего хорошего, - с завистью подумал Фридман. - И всё уместно, всё кстати. Разве бы я так смог? Тащился бы вместе, и мне плохо, и всем плохо".
Длинный тощий Фридман с его обостренным чувством несуразности момента, все время смотрел в землю, напуская на себя как можно более огорченный вид. Он постоянно держался рядом с матерью и вдовой, оказывая им мелкие услуги: подавал свечи, придерживал за локоть, обводил вокруг мелких лужиц и, когда они смотрели на него, потупливался и вздыхал. И всё казалось ему, что его, одногодка и друга детства, все винят и укоряют в смерти Гриши и вот-вот кто-нибудь ляпнет: "А ты-то сам почему жив?" - "Но я не видел его три месяца! Не я же вел машину!" - скажет Фридман. "Ну и что: а жив-то почему? Если из двоих кто-то должен был погибнуть, то почему не ты?"
Тележку с гробом везли Шкаликов с Леванчуком: экспедитор толкал сзади за ручку, Шкаликов направлял. "Его же, наверное, трясет там", - с любопытством думал Леванчук. Они шли быстро, и основная процессия немного даже приотстала.
Один раз навстречу попалась машина, дорога была узка, но Шкаликов упорно не посторонился, хотя мог бы, а лишь прищурился, продолжая везти каталку прямо ей навстречу. "Если зацепит - я-то отскочу, а он вывалится. Нет, ничего не будет: слишком глупо... да, точно не будет", - не без разочарования подумал Леванчук.
Встречная машина, взяв правее, остановилась, наполовину съехав с дороги: больше не позволял кустарник. Когда мимо двигалась вся процессия, вынужденная растянуться, чтобы обогнуть автомобиль, водитель сосредоточенно разглядывал руль. Сестра жены, постучав в стекло, крикнула ему: "Ты еще б на танке приперся! Чтоб ты разбился, задохлик!" Водитель вяло огрызнулся, но как-то заведомо непобедительно.
- А что на автобусе нельзя было доехать до места? - спросил Полуян у Лямина.
- Значит, нельзя, - сердито ответил тот.
Через минуту он уже махал рукой и распоряжался:
- Здесь, здесь! Сворачиваем! Осторожно, ребята, Гришеньку! Сюда, сюда! Лида, Галя!
Там, где разраставшееся кладбище подползло уже почти к бетонному забору, возле одной из вырытых впрок могил стояло четверо рабочих. Рядом, бесцеремонно прислоненный к соседней, стоявшей уже плите, лежал инструмент - лопата узкая, колодезная, на железной ручке, две лопаты совковых, две штыковых и лом.
Когда процессия приблизилась, рабочие подошли и, привычно раздвинув провожающих, свезли каталку с дорожки, установив ее рядом с могилой для последнего прощания.
Леванчук рассматривал рабочих с жадностью, как он рассматривал все здесь на кладбище.
Один, лет пятидесяти, был, похоже, у них за бригадира - уверенный, широкий, с виду очень дельный. Двигался он не суетливо, говорил негромко, не оглядываясь даже на того, к кому обращался, как человек, давно привыкший, что его слушают и даже удивившийся бы, если бы это было иначе. Двое других могильщиков - один вислоусый и другой маленький, рыжеватый, были, похоже, тоже опытные люди. Лишь последний, мальчишка лет семнадцати, с обветренным загорелым лицом, был похоже чей-то сын, взятый для приучения. Леванчук, почему-то полагавший, что все могильщики непременно должны быть пьяницы, живущие от бутылки к бутылке, был немало озадачен при виде этой толковой и трезвой команды.

Хроника одних похорон - Емец Дмитрий Александрович => читать онлайн электронную книгу дальше


Было бы хорошо, чтобы книга Хроника одних похорон автора Емец Дмитрий Александрович дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Хроника одних похорон у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Хроника одних похорон своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Емец Дмитрий Александрович - Хроника одних похорон.
Если после завершения чтения книги Хроника одних похорон вы захотите почитать и другие книги Емец Дмитрий Александрович, тогда зайдите на страницу писателя Емец Дмитрий Александрович - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Хроника одних похорон, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Емец Дмитрий Александрович, написавшего книгу Хроника одних похорон, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Хроника одних похорон; Емец Дмитрий Александрович, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн