А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Чего надо?
Никита? Я в Москве, — сказал Корсаков. — Узнал?
Трубка призадумалась, но нашлась на удивление быстро. А чего тебя, дурака, узнавать? Приезжай — водки выпьем.
Никита Бурьин жил в шестнадцатиэтажке на Юго-Западе. Хотя дом был элитный, с двумя квартирами на этаже и домофоном, над которым торчало бдительное око видеокамеры, в лифте все равно кто-то ухитрился справить малую нужду, а на стене зажигалочной гарью вывели: «Костя Сидоркин — дюбил», и под этим куда более длинное и тоже зажигалкой: «Попадешься ты мне, ублюдок, который пишет в лифтах, запоешь фальцетом!»
Корсакову отчего-то показалось, что он узнал почерк.
Лифт с лязганьем остановился на шестнадцатом этаже, но дверцы не спешили открываться. Похоже, лифт так привязался к своему пассажиру, что мечтал замуровать его заживо.
— Но-но, не балуй! — строго сказал Корсаков, сдвигая брови. Дверцы лифта раздвинулись. Алексей шагнул на площадку и позвонил в знакомую дверь.
В коридоре послышались тяжелые шаги, и выглянул огромный бородач в мягких тапочках. Он был одет в бархатный халат с кистями на концах пояса. Взгляд великана скользнул по лицу Корсакова.
— Здорово, Никита!
— Ба, Алешка! Сколько лет, сколько зим! — закричал бородач, заключая гостя в объятия и сжимая его так, что тот едва мог дышать. — Ты еще жив? Когда ты мне последний раз звонил?
Корсаков с трудом высвободился из медвежьих объятий.
— У тебя тоже есть телефон, — заметил он.
— Есть-то есть, да что телефон? Дрянь телефон! — категорично пробасил Бурьин. — Пошли лучше, кое-что покажу! — Он подошел к книжному шкафу и, с гордостью указав на него, произнес: — Ну как тебе мое новое приобретение? Много книжек?
— Солидно. Только я не помню, чтобы ты их когда-нибудь читал.
— Я поумнел. А вот что ты думаешь об этом? — хмыкнув, Бурьин ткнул пальцем в одну из полок.
Корсаков вгляделся в тисненые переплеты:
— Первое собрание сочинений Льва Толстого. Кажется, еще прижизненное.
— Прижизненное, говоришь? — оглушительно загрохотал Бурьин. — А как насчет почитать?
Он разом отодвинул корешки книг — и Корсаков убедился, что это всего лишь муляж. За корешками на полке хаотично толпились бутылки — «Абсолют», «Белый орлан», «Иван Грозный», «Степной волк», «Карелочка», «Можжевеловая», «Гжелка».
— Мой НЗ — неприкосновенный запас, — с гордостью сказал Бурьин. — Хотя чаще всего я делаю его прикосновенным.
Корсаков обвел взглядом квартиру, на секунду задержавшись на метровой золоченой статуэтке — статуя Свободы, держащая вместо факела пепельницу. Рядом журчал небольшой комнатный фонтан с мельницей.
— Знакомься, это моя девочка на побегушках! Пока неживая, но это временно. После первой бутылки она уже моргает, а в середине второй уже почти готова бежать за пивом! — сказал Бурьин, щелкая статую по носу.
— Богатеем? Бурьин поморщился:
— Э-э, да это что! Посмотрел бы ты на мою дачу! В лице моей рожи ты видишь нового замдиректора фирмы «Русские бройлеры». Окорочка, мясо, ветчина— это все я! — Никита с размаху бросился спиной на диван и заложил руки за голову. — И притом, чтобы ты все правильно усек, я ничего не делаю, только шлепаю печать. Пук-пук! Не отличу счета-фактуры от туалетной бумажки!
— А что же директор? — спросил Корсаков. — Как он к этому относится?
— А никак не относится. Директора взорвали. Алексей заморгал.
— ЧТО? Как взорвали?
— Обыкновенно взорвали. Как всех нормальных людей взрывают, — снисходительно объяснил Бурьин. — Подложили граммов двести тротила под сиденье. Взрыв был маленький, но красивый. Так что я теперь вроде как за главного.
— А ты, того… не боишься, что тебя тоже взорвут? — спросил Корсаков.
— Боюсь, — честно сказал Бурьин. — И все наши боятся, потому и сделали меня вроде за главного. Они теперь пашут, а я попой стул украшаю.
— А наезды были?
— Не-а, пока не было вроде. Погоди-ка, я ща…
Никита смотался на кухню и, сияя, притащил ящик пива в черных банках. На каждой банке белый медведь.
— Давай по паре «медведей» на брата, а потом на повышение, — пробасил Никита, опуская ящик на стул, с которого он за секунду до этого смахнул какие-то бумаги. — Положишь на стол? — попросил он Алексея.
Выполняя его просьбу, Корсаков заметил, что на столе возле маленького ноутбука последней модели лежит увесистый, плохо обтесанный булыжник, привязанный к палке.
— Что это?
— Будто не видишь. Каменный топор. Тот псих, что мне его продал, врал, что раскопал его где-то в Африке, — неохотно пояснил Никита.
— Зачем он тебе?
— Так, хохмы ради. Возвращение к пещерным истокам. — Никита допил второго «медведя» и укоризненно посмотрел на опустевшую банку.
— Это твоя жена?
— Ты че? Это пиво! Что я, извращенец?
— Кончай… Я о другом… — Корсаков кивнул на фотографию темноволосой женщины на столе.
— Стоп. Не жена, а бывшая жена, — сказал Бурыш. — Видишь ли, тут какая история. Года три назад она сочла меня неперспективным и бросила, ушла к какому-то мидовцу. А теперь, стало быть, увидела, что я неплохо живу, и опять хочет ко мне перебраться. Тем более что мидовец чего-то застрял. Она думала, его в Европу пошлют, а его в Камбоджу перепихнуть хотят… Облом, короче… Фотографию вон свою притащила, чтобы на меня воздействовать.
Бурьин взял фотографию темноволосой женщины, погрозил ей кулаком и сунул в шкаф.
— Ну, по второй! — сказал он, потянувшись за банкой.
— Ну вот, нет больше «медведей»! Поздно заносить их в Красную книгу, — грустно сказал Корсаков и сплющил в ладони последнюю банку.
Никита посмотрел на него слегка мутным, но очень цепким взглядом.
— Ну а теперь, когда мы выпили, можешь ты мне сказать честно и прямо: зачем ты приперся? Только не говори, что соскучился, — не поверю.
Корсаков встал и прошелся по комнате.
— Помнишь Федьку Громова? Вместе с нами учился, — спросил он.
— Ну? — Никита прищурился.
— Он погиб… вчера утром. А за пару часов до этого позвонил мне в Питер…
Никита слушал внимательно, а когда Корсаков закончил, подошел к бару и достал два граненых стограммовых стаканчика.
— Помянем, а там подумаем, что дальше делать, — сипло сказал он.
«Разве я затем приехал в Москву, чтобы напиваться?» — укоризненно размышлял Алексей получасом позже, наблюдая, как расплываются очертания лампы на столе у Бурьина. Шар растягивался, удлинялся, завивался спиралями — а он все никак не мог оторвать от него взгляда.
Он чувствовал, что Бурьин ему что-то говорит, но слова слились в непрерывное «бу-бу-бу». Голова отяжелела и упала да грудь.
Глава V
НИКИТА БУРЬИН
Бурьин проснулся и посмотрел на часы. На часах была половина второго. «Дня или ночи? — спросил он себя и, увидев в просвете жалюзи солнце, сам себе ответил: — Дня».
Эй, Алешка, просыпайся! — Бородатый гигант повернулся в кресле так, что оно чуть не развалилось. У вялен, что Корсаков, лежавший в одежде на диване, даже не Пошевелился, он вздохнул и включил радио.
«С вами диджей Кирилл, — и в приемнике бойкий расхлябанный голос. — В эфире «Скандальная хроника». Как насчет свеженького скандальчика, спросите вы? О, нет проблем! Сегодня утром многие москвичи могли видеть на памятнике Юрию Долгорукому около здания Московской мэрии обнаженную молодую женщину. По свидетельству очевидцев, прехорошенькую. Никто не видел, как она забралась на памятник и когда именно сбросила одежду. Предполагают, что таким необычным образом девушка протестовала против продолжающегося забоя китов, вырубки сибирских лесов и истребления пушных зверей. Когда подъехал наряд милиции, девушка уже исчезла. Очевидцы утверждают, что она села в черный джип, который быстро скрылся в сторону Белорусского вокзала. Итак, уважаемые москвичи, если решите позагорать, смело залезайте на памятник Юрию Долгорукому… Хи-хи, это, конечно, шутка!.. А теперь Илья Тараканов исполнит песню о любовном квадрате. Что такое любовный квадрат и чем он отличается от треугольника? Слушайте песню и просвещайтесь…»
В приемник полетела подушка.
— Заткни его! — Корсаков попытался сползти с дивана, но вновь уткнулся лицом в подушку. Будто он раньше не знал, что нельзя мешать пиво с водкой. Повтор программы детского сада.
Наблюдая за его попытками подняться, Бурьин самодовольно хмыкнул:
— Бедный кандидатишка! Сразу видно, что ты не «новый русский»… Иди прими душ.
— Думаешь, поможет?
— Не-а, не поможет… Но ты все равно рискни.
Простояв с минуту под холодной струей, Корсаков почувствовал себя лучше. Во всяком случае, в желудке перестало мутить, хотя думать о завтраке было все еще омерзительно.
Когда он вернулся в комнату, Бурьин стоял у окна. В руках у него была тетрадь с пружинным переплетом.
— Это и есть Громовский дневник?
— Да. Прочитал?
— Не-а, пролистал… Взгляни сюда.
На одном из чистых листов в конце тетради, куда Корсаков еще не заглядывал, была сделана запись в несколько строк:
«2лЗз1ь7 554чъ 553 4мз1ч7, 4 9л1к1льщ7к! бы 2ьЗрбь 94з551л, в 6363 24крыб1 61й551. У91в 2 553632, в зЗмлЗ з1рыб 2у55дук. 7щ7, 551йдЗшъ, быбь м4ж36, 554 4264р4м355 будь. 9324к уж 2ы9л362я.
9р4щ1й, 4 9л1к1льщ7к, бы 2641 551 26р1жЗ 61й55ы!»
— Думаешь, это то письмо, над расшифровкой которого бился Федор? — спросил Никита.
Похоже, что да. Переписал его в тетрадь, чтобы поразмыслить на досуге. Настоящая тарабарская грамота.
— А перевода не сохранилось?
— Я не видел.
Бурьин задумчиво поскреб заросшую шею: — Гм… Что же делать, не самим же это все разбирать. Естьу меня один парень знакомый, кучу языков знает. Он мнеконтракты на продукты с датского переводит. Уэтого парняувлечение — всякие древние языки, шифры. Вот комуэто надо показать… — Говоря, Бурьин влез в темные джинсы и сдернул со спинки стула черную кожаную куртку.
Ты так всех детей распугаешь, — усмехнулся Корсаков.
Правда? — озадачился Никита. — Выходит, продавщица наврала? Она сказала — мне идет.
Она пошутила. Кожа не в моде, она неэкологична. Ну и зануда же ты! Сейчас не носят — через год будут носить… И вообще ненавижу я эти костюмы…
В лифте Бурьин насвистывал какую-то мелодию, но лишьдо того момента, когда двери начали раздвигаться. Внезапнолицо у него приобрело странное выражение. Он оттолкнул Корсакова и стал судорожно нажимать кнопку «Стоп».
Корсаков ожидал увидеть как минимум киллера с пистолетом, пришедшего вносить предоплату за окорочка, но на площадке, скрестив на груди руки, стояла маленькая энергичная брюнетка с поджатыми губами…
— Хорошо, что я тебя застала! — воскликнула женщина, бросаясь к Бурьину и делая вид, что не заметила его странного маневра. — Ты рад видеть своего птенчика? Я тебе звонила, но твой мобильник не отвечает.
— Он упал, — сказал Никита. Корсаков слегка приподнял брови.
— Упал? Вот жалость! — ужаснулась женщина. — Неужели разбился?
— Что же ты хочешь, все-таки шестнадцатый этаж, — с усмешкой пояснил Бурьин.
Женщина терпеливо посмотрела на него, как если бы была сразу и матерью, имеющей капризное дитя, и опытным доктором-психиатром.
— Вам что-нибудь нужно? — громко спросила она, поворачиваясь к Корсакову. — Что вы тут стоите? Мы вам загораживаем дорогу?
— Это мой друг, — быстро сказал Никита, удерживая приятеля за локоть и прикрываясь им как щитом. — А это, Алеша, ты, наверное, уже догадался… Кажется, я вас знакомил когда-то.
— Как же я могла забыть! Кажется, вы были у нас на свадьбе. Вы ведь в Питере живете? — Моментально преобразившись, женщина расплылась в обаятельной улыбке. — Анна. Анна Бурьина, если вы не помните, — представилась она.
— Уже не Бурьина! — запротестовал Никита. — Мы в разводе.
Но женщина пропустила это замечание мимо ушей, направив волны своего обаяния на Алексея.
— Очень рада! — сказала она. — Никита много о вас рассказывал. Вы, кажется, вместе провели детство?
— Играли в одной песочнице… Он у меня еще лопатку отбирал! — подтвердил Бурьин.
Корсаков слегка удивился этой неожиданно обнаружившейся подробности, но согласно кивнул. Никита был на три года старше, что хотя и не исключало игры в одной песочнице, но делало ее довольно сомнительной и нелестной для бородатого друга.
— Славное было время, — осторожно сказал он.
— Вы давно в Москве? Проездом? — поинтересовалась экс-жена с едва уловимой ноткой озабоченности.
— Он из Питера, — с гордостью объяснил Никита. — Директор Русского музея. Приехал на аукцион покупать картины.
— Правда? Вы директор Русского музея? — приятно удавилась Анна, и лучи ее обаяния стали еще теплее. — А я смотрю, вы хорошо одеты. Костюм, галстук, рубашка — все высший класс. А вот Никита за собой совершенно не следит. Раньше-то понятно, муж и на хлеб едва наскребал. Помню, с какой жадностью он всегда ел у моей мамы…
Лифт зашумел. Анна на мгновение отвлеклась на посторонний звук, и Бурьин, воспользовавшись этим, метнулся к выходу из подъезда.
— Прости, Анюта, но нам пора. Мы уже опаздываем!
— Куда пора? Зачем? — удивилась бывшая жена. — Сегодня воскресенье. Я думала, ты будешь дома.
— «Куда? Зачем?» Ты задаешь слишком много вопросов! — рассердился Никита. — Пошли!
Он схватил Корсакова за рукав и, как бульдозер, потащил его к выходу. Бывшая жена бежала следом:
— У тебя комплекс. Эдипов или еще какой-нибудь. Ты боишься меня! Сравниваешь со своей матерью! Сердишься за то, что я от тебя ушла, когда ты был неудачником! Hо не волнуйся, я всегда оставалась твоим другом, ты можешь мне доверять!
Стиснув зубы, Никита промычал что-то невнятное. Он выскочил из подъезда и бросился к припаркованной прямо на газоне «БМВ» ярко-красного цвета.
— Садись, поехали! Холодная, ну да черт с ней — только б уехать! — крикнул он Корсакову.
Двигатель взревел, и машина, чихая от усилия, стала задом съезжать с бровки газона.
— Ты должен с собой бороться! Ты неконтролируемый истерик! — кричала Анна, стуча кулаком в стекло. — Помогите ему, Алексей! Вы же его друг! Объясните ему, что так приличные люди себя не ведут. Он ставит и себя и меня в глупое положение!
Никита нажал на гудок и, не переставая сигналить, выехал со двора.
— Жаль, я не захватил с собой каменный топор! — пропыхтел он пятью минутами позже.
— Почему именно топор?
— Все остальное оружие для нее слишком гуманно, — проворчал любящий супруг и выехал на шоссе.
Рядом с Бурьиным по-питерски щепетильный и аккуратный Корсаков чувствовал себя не в своей тарелке. Никита управлял машиной как камикадзе. Он в упор не желал замечать, что не один на дороге, очевидно, воображая себя за рычагами танка. К светофорам и дорожным знакам он относился как к досадному недоразумению. Так что очень скоро Алексей стал ощущать себя штурманом подбитого самолета, который с воем несется к земле.
— Ты давно водишь машину? — осторожно полюбопытствовал он.
— А то как же! — радостно сказал друг.
— И права у тебя есть?
— А то как же! В третий раз восстановил. Знал бы ты, сколько мне это стоило! Показать? — И, не глядя на дорогу, Никита стал копаться в бардачке.
— Осторожно! — закричал Корсаков.
В последний момент Бурьин вывернул руль, избежав столкновения с маршрутным такси.
— Куда прешь, придурок, по моей полосе? — завопил он, высовываясь из окна. — Ноги поотрываю!
— Вообще-то здесь одностороннее движение, — подсказал Корсаков.
— В самом деле? Ну тогда пардон… Извини, друг, — удивился Бурьин, начавший уже вылезать для расправы.
Алексей повернулся и стал смотреть в окно. Они как раз проезжали мимо литой ограды университета на Воробьевых. Родные места! Здесь он ходил пять лет до метро и обратно. Обычно питерцы учатся в Питере, ну да есть же и исключения.
— Она меня переживет, — вдруг грустно сказал Никита. — Я это чувствую.
— Кто? — не понял Корсаков.
— Ну эта… Анна. Она мне уже предлагала, чтобы я квартируна нее переписал. Говорит, у тебя работа опасная, а я твой друг и ты всегда можешь на меня положиться. Вот стерва! Ведь точно переживет же!
— Если будешь так водить машину, то да, — согласился Корсаков. — А чего ты на ней тогда женился? Это ведь было, кажется, уже на последнем курсе.
Никита стыдливо закряхтел.
— Из научного интереса, — объяснил он.
— Что-что? Из какого интереса? — переспросил Алексей.
— Видишь ли, у нее везде ребра! Даже там, где их не должно быть. А я как бывший выпускник медучилища не удержался… Ты же в курсе, что я в училище еще учился?
— А что, по-другому не получилось проверить?
— Значит, не получилось.
А мне показалось, она милая женщина, — специально, чтобы подразнить приятеля, сказал Корсаков и тотчас пожалел, потому что Никита от возмущения едва не врезался в грузовик.
— Сменим тему, — прохрипел он. — Тебе кто больше нравится, ворона или воробей?
— Бройлеры, — сказал Алексей.
На выезде на Хорошевку машины стояли сплошным сбившимся потоком. Неисправный светофор уныло мигал желтым.
— Э нет! Так мы на полдня растянем. Знаешь что, давай проедем дворами, здесь недалеко, — заявил Никита.
1 2 3 4 5 6 7