при первом подозрении или доносе они под-
вергаются двойной каре. Помощь ссыльным, даже со стороны родных, пресле-
дуется, как преступление. Взаимопомощь карается, как заговор.
Единственным средством самозащиты является, в этих условиях, стачка
голода. ГПУ отвечает на нее насильственным кормлением, либо предоставля-
ет свободу умирать. Сотни оппозиционеров, русских и иностранных, были за
эти годы расстреляны, погибли от голодовок или прибегли к самоубийству.
На протяжении 12 лет власть десятки раз оповещала мир об окончательном
искоренении оппозиции. Но во время "чистки" в последние месяцы 1935 г. и
первой половине 1936 г. снова исключены были сотни тысяч членов партии,
в том числе несколько десятков тысяч "троцкистов". Наиболее активные бы-
ли немедленно же арестованы, разбросаны по тюрьмам и концентрационным
лагерям. В отношении остальных Сталин через "Правду" открыто предписал
местным органам не давать им работы. В стране, где единственным работо-
дателем является государство, эта мера означает медленную голодную
смерть. Старый принцип: кто не работает, тот не ест, заменен новым: кто
не повинуется, тот не ест. Сколько именно большевиков исключено, аресто-
вано, истреблено начиная с 1923 г., когда открылась эра бонапартизма, мы
узнаем, когда развернем архивы политической полиции Сталина. Сколько их
остается в подполье, обнаружится, когда начнется крушение бюрократии.
Какое значение могут иметь 20-30 тысяч оппозиционеров на партию в два
миллиона членов? Голое сопоставление цифр не говорит в таком вопросе ни-
чего. Десятка революционеров на полк достаточно, чтобы в накаленной по-
литической атмосфере увлечь его на сторону народа. Не даром штабы смер-
тельно боятся малочисленных подпольных кружков, даже одиночек. Этот ре-
акционный штабной страх, пропитывающий сталинскую бюрократию насквозь,
объясняет бешеный характер ее преследований и ее отравленных клевет.
Виктор Серж, проделавший в Советском Союзе все этапы репрессии, при-
нес Западной Европе потрясающую весть от тех, которые подвергаются пыт-
кам за верность революции и вражду к ее могильщикам. "Я ничего не преу-
величиваю, - пишет он, - я взвешиваю каждое слово, и могу каждое из них
подкрепить трагическими доказательствами и именами. Среди этой массы
жертв и протестантов, в большинстве молчаливых, одно героическое
меньшинство мне ближе всех других, драгоценное своей энергией, своей
проницательностью, своим стоицизмом, своей преданностью большевизму ве-
ликой эпохи. Тысячи этих коммунистов первого часа, сотоварищей Ленина и
Троцкого, строителей советской республики, когда существовали советы,
противопоставляют внутреннему разложению режима принципы социализма, за-
щищает, как могут, (а то, что они могут, это соглашаться на все жертвы)
права рабочего класса... Я приношу вам весть о тех, кто там взаперти.
Они будут держаться, сколько нужно, до конца, даже если бы им не приш-
лось увидеть над революцией новую зарю... Революционеры Запада могут
расчитывать на них: пламя будет поддержано, пусть только в одних
тюрьмах. Они также расчитывают на вас. Вы должны, мы должны защищать их,
чтобы защитить рабочую демократию в мире, возродить освободительный об-
лик диктатуры пролетариата, вернуть когда-либо СССР его моральное вели-
чие и доверие рабочих...".
Неизбежность новой революции.
Рассуждая об отмирании государства, Ленин писал, что привычка в соб-
людении правил общежития способна устранить всякую необходимость принуж-
дения, "если нет ничего такого, что возмущает, вызывает протест и восс-
тание, создает необходимость подавления". В этом если вся суть. Нынешний
режим СССР на каждом шагу вызывает протест, тем более жгучий, что подав-
ленный. Бюрократия не только аппарат принуждения, но и постоянный источ-
ник провокации. Самое существование жадной, лживой и циничной касты по-
велителей не может не порождать затаенного возмущения. Улучшение матери-
ального положения рабочих не примиряет их с властью, наоборот, повышая
их достоинство и освобождая их мысль для общих вопросов политики, подго-
товляет открытый конфликт с бюрократией.
Несменяемые "вожди" любят твердить о необходимости "учения", "овладе-
ния техников", "культурного самовоспитания" и прочих прекрасных вещах.
Но сам правящий слой невежествен и мало культурен, ничему серьезно не
учится, нелоялен и груб в обращении. Тем нестерпимее его претензии опе-
кать все области общественной жизни, командовать не только кооперативной
лавкой, но и музыкальной композицией. Советское население не может под-
няться на более высокую ступень культуры, не освободившись от унизи-
тельного подчинения касте узурпаторов.
Чиновник ли съест рабочее государство, или же рабочий класс справится
с чиновником? Так стоит сейчас вопрос, от решения которого зависит
судьба СССР. Огромное большинство советских рабочих уже и сейчас враж-
дебно бюрократии, крестьянские массы ненавидят ее здоровой плебейской
ненавистью. Если, в противоположность крестьянам, рабочие почти не всту-
пали на путь открытой борьбы, обрекая тем протестующую деревню на блуж-
дания и бессилие, то не только из-за репрессий: рабочие боялись, что,
опрокинув бюрократию, они расчистят поле для капиталистической реставра-
ции. Взаимоотношение между государством и классом гораздо сложнее, чем
представляется вульгарным "демократам". Без планового хозяйства Советс-
кий Союз был бы отброшен на десятки лет назад. В этом смысле бюрократия
продолжает выполнять необходимую функцию. Но она выполняет ее так, что
подготовляет взрыв всей системы, который может полностью смести ре-
зультаты революции. Рабочие - реалисты. Нисколько не обманывая себя нас-
чет правящей касты, по крайней мере, ближайших к ним низших ее ярусов,
они видят в ней пока-что сторожа некоторой части своих собственных заво-
еваний. Они неизбежно прогонят нечестного, наглого и ненадежного сторо-
жа, как только увидят другую возможность: для этого нужно, чтоб на Запа-
де или на Востоке открылся революционный просвет.
Прекращение видимой политической борьбы изображается друзьями и аген-
тами Кремля, как "стабилизация" режима. На самом деле оно означает лишь
временную стабилизацию бюрократии при загнанном вглубь недовольстве на-
рода. Молодое поколение особенно болезненно ощущает ярмо "просвещенного
абсолютизма", в котором гораздо больше абсолютизма, чем просвещенности.
Все более зловещая настороженность бюрократии ко всякому проблеску живой
мысли, как и невыносимая напряженность славословий по адресу благого
провидения, в лице "вождя", одинаково знаменуют возрастающее расхождение
между государством и обществом, все большее сгущение внутренних противо-
речий, которые напирают на стенки государства, ищут выхода и неизбежно
найдут его.
Для правильной оценки положения в стране крупнейшее значение имеют
нередкие террористические акты против представителей власти. Наиболее
нашумевшим было убийство Кирова, ловкого и беззастенчивого ленинградско-
го диктатора, типичного представителя своей корпорации. Сами по себе
террористические акты меньше всего способны опрокинуть бонапартистскую
олигархию. Если отдельный бюрократ страшится револьвера, то бюрократия в
целом не без успеха эксплоатирует террор для оправдания своих собствен-
ных насилий, пристегивая попутно к убийству своих политических противни-
ков (дело Зиновьева, Каменева и других). Индивидуальный террор - орудие
нетерпеливых или отчаявшихся одиночек, принадлежащих чаще всего к млад-
шему поколению самой бюрократии. Но, как и в царские времена, политичес-
кие убийства являются безошибочным признаком предгрозовой атмосферы и
предрекают наступление открытого политического кризиса.
Введением новой конституции бюрократия показывает, что сама она
чувствует опасность и принимает предупредительные меры. Однако, уже не
раз случалось, что бюрократическая диктатура, ища спасенья в "либе-
ральных" реформах, только ослабляла себя. Обнажая бонапартизм, новая
конституция создает, в то же время, полулегальное прикрытие для борьбы с
ним. Состязание бюрократических клик на выборах может стать началом бо-
лее широкой политической борьбы. Хлыст против "плохо работающих органов
власти", может превратиться в хлыст против бонапартизма. Все показания
сходятся на том, что дальнейший ход развития должен с неизбежностью при-
вести к столкновению между культурно возросшими силами народа и бюрокра-
тической олигархией. Мирного выхода из кризиса нет. Ни один дьявол еще
не обстригал добровольно своих когтей. Советская бюрократия не сдаст без
боя своих позиций. Развитие явно ведет на путь революции.
При энергичном натиске народных масс и неизбежном, в этих условиях,
расслоении правительственного аппарата, сопротивление властвующих может
оказаться гораздо слабее, чем представляется ныне. Но на этот счет воз-
можны только предположения. Во всяком случае снять бюрократию можно
только революционной силой и, как всегда, с тем меньшими жертвами, чем
смелее и решительнее будет наступление. Подготовить его и стать во главе
масс в благоприятной исторической ситуации - в этом и состоит задача со-
ветской секции Четвертого Интернационала. Сегодня она еще слаба и загна-
на в подполье. Но нелегальное существование партии не есть небытие: это
лишь тяжелая форма бытия. Репрессии могут оказаться вполне действи-
тельными против сходящего со сцены класса: революционная диктатура
1917-1923 годов вполне доказала это. Но насилия над революционным аван-
гардом не спасут пережившую себя касту, если Советскому Союзу суждено
вообще дальнейшее развитие.
Революция, которую бюрократия подготовляет против себя, не будет со-
циальной, как Октябрьская революция 1917 г.: дело не идет на этот раз об
изменении экономических основ общества, о замене одних форм собственнос-
ти другими. История знала и в прошлом не только социальные революции,
которые заменяли феодальный режим буржуазным, но и политические, кото-
рые, не нарушая экономических основ общества, сметали старую правящую
верхушку (1830 г. и 1848 г. во Франции, февраль 1917 г. в России и пр.).
Низвержение бонапартистской касты будет, разумеется, иметь глубокие со-
циальные последствия; но само по себе оно уОктябрьская революция 1917
г.: дело не идет на
Государство, вышедшее из рабочей революции, существует впервые в ис-
тории. Нигде не записаны те этапы, через которые оно должно пройти.
Правда, теоретики и строители СССР надеялись, что насквозь прозрачная и
гибкая система советов позволит государству мирно преобразовываться,
растворяться и отмирать в соответствии с этапами экономической и
культурной эволюции общества. Жизнь, однако, и на этот раз оказалась
сложнее, чем рассчитывала теория. Пролетариату отсталой страны суждено
было совершить первую социалистическую революцию. Эту историческую при-
вилегию он, по всем данным, должен будет оплатить второй, дополнительной
революцией - против бюрократического абсолютизма. Программа новой рево-
люции зависит во многом от момента, когда она разразится, от уровня, ка-
кого достигнет к тому времени страна, и, в огромной степени, от междуна-
родной обстановки. Основные элементы программы, ясные уже сейчас, даны
на протяжении этой книги, как объективный выход из анализа противоречий
советского режима.
Дело идет не о том, чтобы заменить одну правящую клику другой, а о
том, чтобы изменить самые методы управления хозяйством и руководства
культурой. Бюрократическое самовластье должно уступить место советской
демократии. Восстановление права критики и действительной свободы выбо-
ров есть необходимое условие дальнейшего развития страны. Это предпола-
гает восстановление свободы советских партий, начиная с партии большеви-
ков, и возрождение профессиональных союзов. Перенесенная на хозяйство
демократия означает радикальный пересмотр планов в интересах трудящихся.
Свободное обсуждение хозяйственных проблем снизит накладные расходы бю-
рократических ошибок и зигзагов. Дорогие игрушки - Дворцы советов, новые
театры, показные метрополитены - потеснятся в пользу рабочих жилищ.
"Буржуазные нормы распределения" будут введены в пределы строгой необхо-
димости, чтоб, по мере роста общественного богатства, уступать место со-
циалистическому равенству. Чины будут немедленно отменены, побрякушки
орденов поступят в тигель. Молодежь получит возможность свободно дышать,
критиковать, ошибаться и мужать. Наука и искусство освободятся от оков.
Наконец, внешняя политика вернется к традициям революционного интернаци-
онализма.
Более, чем когда-либо судьба Октябрьской революции связана ныне с
судьбой Европы и всего мира. На Пиренейском полуострове, во Франции, в
Бельгии решается сейчас проблема Советского Союза. К тому моменту, когда
эта книга появится в печати, положение будет, вероятно, несравненно яс-
нее, чем сегодня, в дни гражданской войны под стенами Мадрида. Если со-
ветской бюрократии удастся, через вероломную политику "народных фрон-
тов", обеспечить победу реакции в Испании и Франции - а Коминтерн делает
все, что может, в этом направлении - Советский Союз будет поставлен на
край гибели, и в порядок дня станет скорее буржуазная контр-революция,
чем восстание рабочих против бюрократии. Если же, несмотря на объединен-
ный саботаж реформистских и "коммунистических" вождей, пролетариат За-
падной Европы проложит себе дорогу к власти, откроется новая глава и в
истории СССР. Первая же победа революции в Европе пройдет электризующим
током через советские массы, выправит их, поднимет дух независимости,
пробудит традиции 1905 и 1917 годов, подорвет позиции бонапартистской
бюрократии и приобретет для Четвертого Интернационала не меньшее значе-
ние, чем Октябрьская революция имела для Третьего. Только на этом пути
первое рабочее государство будет спасено для социалистического будущего.
АВТОРСКИЕ ПРИЛОЖЕНИЯ
"Социализм в отдельной стране"
Реакционные тенденции автаркии представляют оборонительный рефлекс
старческого капитализма на поставленную историей задачу: освободить эко-
номику из оков частной собственности и национального государства и пла-
номерно организовать ее на поверхности всей нашей планеты.
В ленинской "Декларации прав трудящегося и эксплоатируемого народа",
представленной Советом народных комиссаров на утверждение Учредительного
Собрания, в короткие часы его жизни, "основная задача" нового строя оп-
ределяется так: "установление социалистической организации общества и
победа социализма во всех странах". Международный характер революции за-
писан в основном документе нового режима. Никто и не смел в то время
ставить проблему иначе! В апреле 1924 года, три месяца после смерти Ле-
нина, Сталин писал в своей компилятивной брошюре "Об основах ленинизма":
"Для свержения буржуазии достаточно усилий одной страны - об этом гово-
рит и история нашей революции. Для окончательной победы социализма, для
организации социалистического производства усилий одной страны, особенно
такой крестьянской страны, как наша, уже недостаточно, - для этого необ-
ходимы усилия пролетариев нескольких передовых стран". Эти строки не
требуют пояснений. Зато издание, в которое они вошли, изъято из обраще-
ния.
Крупные поражения европейского пролетариата и первые, еще очень
скромные экономические успехи Советского Союза внушили Сталину осенью
1924 г. мысль, что историческим призванием советской бюрократии является
построение социализма в отдельной стране. Вокруг этого вопроса разверну-
лась дискуссия, которая многим поверхностным умам казалась академической
или схоластической, но которая, на самом деле, отражала начавшееся пере-
рождение Третьего Интернационала и подготовляла Четвертый.
Уже знакомый нам бывший коммунист, ныне белый эмигрант Петров расска-
зывает, по собственным воспоминаниям, как жестоко упиралось молодое по-
коление администраторов против учения о зависимости СССР от международ-
ной революции. "Как же это так, что мы сами не справимся с устройством в
нашей стране счастливой жизни?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
вергаются двойной каре. Помощь ссыльным, даже со стороны родных, пресле-
дуется, как преступление. Взаимопомощь карается, как заговор.
Единственным средством самозащиты является, в этих условиях, стачка
голода. ГПУ отвечает на нее насильственным кормлением, либо предоставля-
ет свободу умирать. Сотни оппозиционеров, русских и иностранных, были за
эти годы расстреляны, погибли от голодовок или прибегли к самоубийству.
На протяжении 12 лет власть десятки раз оповещала мир об окончательном
искоренении оппозиции. Но во время "чистки" в последние месяцы 1935 г. и
первой половине 1936 г. снова исключены были сотни тысяч членов партии,
в том числе несколько десятков тысяч "троцкистов". Наиболее активные бы-
ли немедленно же арестованы, разбросаны по тюрьмам и концентрационным
лагерям. В отношении остальных Сталин через "Правду" открыто предписал
местным органам не давать им работы. В стране, где единственным работо-
дателем является государство, эта мера означает медленную голодную
смерть. Старый принцип: кто не работает, тот не ест, заменен новым: кто
не повинуется, тот не ест. Сколько именно большевиков исключено, аресто-
вано, истреблено начиная с 1923 г., когда открылась эра бонапартизма, мы
узнаем, когда развернем архивы политической полиции Сталина. Сколько их
остается в подполье, обнаружится, когда начнется крушение бюрократии.
Какое значение могут иметь 20-30 тысяч оппозиционеров на партию в два
миллиона членов? Голое сопоставление цифр не говорит в таком вопросе ни-
чего. Десятка революционеров на полк достаточно, чтобы в накаленной по-
литической атмосфере увлечь его на сторону народа. Не даром штабы смер-
тельно боятся малочисленных подпольных кружков, даже одиночек. Этот ре-
акционный штабной страх, пропитывающий сталинскую бюрократию насквозь,
объясняет бешеный характер ее преследований и ее отравленных клевет.
Виктор Серж, проделавший в Советском Союзе все этапы репрессии, при-
нес Западной Европе потрясающую весть от тех, которые подвергаются пыт-
кам за верность революции и вражду к ее могильщикам. "Я ничего не преу-
величиваю, - пишет он, - я взвешиваю каждое слово, и могу каждое из них
подкрепить трагическими доказательствами и именами. Среди этой массы
жертв и протестантов, в большинстве молчаливых, одно героическое
меньшинство мне ближе всех других, драгоценное своей энергией, своей
проницательностью, своим стоицизмом, своей преданностью большевизму ве-
ликой эпохи. Тысячи этих коммунистов первого часа, сотоварищей Ленина и
Троцкого, строителей советской республики, когда существовали советы,
противопоставляют внутреннему разложению режима принципы социализма, за-
щищает, как могут, (а то, что они могут, это соглашаться на все жертвы)
права рабочего класса... Я приношу вам весть о тех, кто там взаперти.
Они будут держаться, сколько нужно, до конца, даже если бы им не приш-
лось увидеть над революцией новую зарю... Революционеры Запада могут
расчитывать на них: пламя будет поддержано, пусть только в одних
тюрьмах. Они также расчитывают на вас. Вы должны, мы должны защищать их,
чтобы защитить рабочую демократию в мире, возродить освободительный об-
лик диктатуры пролетариата, вернуть когда-либо СССР его моральное вели-
чие и доверие рабочих...".
Неизбежность новой революции.
Рассуждая об отмирании государства, Ленин писал, что привычка в соб-
людении правил общежития способна устранить всякую необходимость принуж-
дения, "если нет ничего такого, что возмущает, вызывает протест и восс-
тание, создает необходимость подавления". В этом если вся суть. Нынешний
режим СССР на каждом шагу вызывает протест, тем более жгучий, что подав-
ленный. Бюрократия не только аппарат принуждения, но и постоянный источ-
ник провокации. Самое существование жадной, лживой и циничной касты по-
велителей не может не порождать затаенного возмущения. Улучшение матери-
ального положения рабочих не примиряет их с властью, наоборот, повышая
их достоинство и освобождая их мысль для общих вопросов политики, подго-
товляет открытый конфликт с бюрократией.
Несменяемые "вожди" любят твердить о необходимости "учения", "овладе-
ния техников", "культурного самовоспитания" и прочих прекрасных вещах.
Но сам правящий слой невежествен и мало культурен, ничему серьезно не
учится, нелоялен и груб в обращении. Тем нестерпимее его претензии опе-
кать все области общественной жизни, командовать не только кооперативной
лавкой, но и музыкальной композицией. Советское население не может под-
няться на более высокую ступень культуры, не освободившись от унизи-
тельного подчинения касте узурпаторов.
Чиновник ли съест рабочее государство, или же рабочий класс справится
с чиновником? Так стоит сейчас вопрос, от решения которого зависит
судьба СССР. Огромное большинство советских рабочих уже и сейчас враж-
дебно бюрократии, крестьянские массы ненавидят ее здоровой плебейской
ненавистью. Если, в противоположность крестьянам, рабочие почти не всту-
пали на путь открытой борьбы, обрекая тем протестующую деревню на блуж-
дания и бессилие, то не только из-за репрессий: рабочие боялись, что,
опрокинув бюрократию, они расчистят поле для капиталистической реставра-
ции. Взаимоотношение между государством и классом гораздо сложнее, чем
представляется вульгарным "демократам". Без планового хозяйства Советс-
кий Союз был бы отброшен на десятки лет назад. В этом смысле бюрократия
продолжает выполнять необходимую функцию. Но она выполняет ее так, что
подготовляет взрыв всей системы, который может полностью смести ре-
зультаты революции. Рабочие - реалисты. Нисколько не обманывая себя нас-
чет правящей касты, по крайней мере, ближайших к ним низших ее ярусов,
они видят в ней пока-что сторожа некоторой части своих собственных заво-
еваний. Они неизбежно прогонят нечестного, наглого и ненадежного сторо-
жа, как только увидят другую возможность: для этого нужно, чтоб на Запа-
де или на Востоке открылся революционный просвет.
Прекращение видимой политической борьбы изображается друзьями и аген-
тами Кремля, как "стабилизация" режима. На самом деле оно означает лишь
временную стабилизацию бюрократии при загнанном вглубь недовольстве на-
рода. Молодое поколение особенно болезненно ощущает ярмо "просвещенного
абсолютизма", в котором гораздо больше абсолютизма, чем просвещенности.
Все более зловещая настороженность бюрократии ко всякому проблеску живой
мысли, как и невыносимая напряженность славословий по адресу благого
провидения, в лице "вождя", одинаково знаменуют возрастающее расхождение
между государством и обществом, все большее сгущение внутренних противо-
речий, которые напирают на стенки государства, ищут выхода и неизбежно
найдут его.
Для правильной оценки положения в стране крупнейшее значение имеют
нередкие террористические акты против представителей власти. Наиболее
нашумевшим было убийство Кирова, ловкого и беззастенчивого ленинградско-
го диктатора, типичного представителя своей корпорации. Сами по себе
террористические акты меньше всего способны опрокинуть бонапартистскую
олигархию. Если отдельный бюрократ страшится револьвера, то бюрократия в
целом не без успеха эксплоатирует террор для оправдания своих собствен-
ных насилий, пристегивая попутно к убийству своих политических противни-
ков (дело Зиновьева, Каменева и других). Индивидуальный террор - орудие
нетерпеливых или отчаявшихся одиночек, принадлежащих чаще всего к млад-
шему поколению самой бюрократии. Но, как и в царские времена, политичес-
кие убийства являются безошибочным признаком предгрозовой атмосферы и
предрекают наступление открытого политического кризиса.
Введением новой конституции бюрократия показывает, что сама она
чувствует опасность и принимает предупредительные меры. Однако, уже не
раз случалось, что бюрократическая диктатура, ища спасенья в "либе-
ральных" реформах, только ослабляла себя. Обнажая бонапартизм, новая
конституция создает, в то же время, полулегальное прикрытие для борьбы с
ним. Состязание бюрократических клик на выборах может стать началом бо-
лее широкой политической борьбы. Хлыст против "плохо работающих органов
власти", может превратиться в хлыст против бонапартизма. Все показания
сходятся на том, что дальнейший ход развития должен с неизбежностью при-
вести к столкновению между культурно возросшими силами народа и бюрокра-
тической олигархией. Мирного выхода из кризиса нет. Ни один дьявол еще
не обстригал добровольно своих когтей. Советская бюрократия не сдаст без
боя своих позиций. Развитие явно ведет на путь революции.
При энергичном натиске народных масс и неизбежном, в этих условиях,
расслоении правительственного аппарата, сопротивление властвующих может
оказаться гораздо слабее, чем представляется ныне. Но на этот счет воз-
можны только предположения. Во всяком случае снять бюрократию можно
только революционной силой и, как всегда, с тем меньшими жертвами, чем
смелее и решительнее будет наступление. Подготовить его и стать во главе
масс в благоприятной исторической ситуации - в этом и состоит задача со-
ветской секции Четвертого Интернационала. Сегодня она еще слаба и загна-
на в подполье. Но нелегальное существование партии не есть небытие: это
лишь тяжелая форма бытия. Репрессии могут оказаться вполне действи-
тельными против сходящего со сцены класса: революционная диктатура
1917-1923 годов вполне доказала это. Но насилия над революционным аван-
гардом не спасут пережившую себя касту, если Советскому Союзу суждено
вообще дальнейшее развитие.
Революция, которую бюрократия подготовляет против себя, не будет со-
циальной, как Октябрьская революция 1917 г.: дело не идет на этот раз об
изменении экономических основ общества, о замене одних форм собственнос-
ти другими. История знала и в прошлом не только социальные революции,
которые заменяли феодальный режим буржуазным, но и политические, кото-
рые, не нарушая экономических основ общества, сметали старую правящую
верхушку (1830 г. и 1848 г. во Франции, февраль 1917 г. в России и пр.).
Низвержение бонапартистской касты будет, разумеется, иметь глубокие со-
циальные последствия; но само по себе оно уОктябрьская революция 1917
г.: дело не идет на
Государство, вышедшее из рабочей революции, существует впервые в ис-
тории. Нигде не записаны те этапы, через которые оно должно пройти.
Правда, теоретики и строители СССР надеялись, что насквозь прозрачная и
гибкая система советов позволит государству мирно преобразовываться,
растворяться и отмирать в соответствии с этапами экономической и
культурной эволюции общества. Жизнь, однако, и на этот раз оказалась
сложнее, чем рассчитывала теория. Пролетариату отсталой страны суждено
было совершить первую социалистическую революцию. Эту историческую при-
вилегию он, по всем данным, должен будет оплатить второй, дополнительной
революцией - против бюрократического абсолютизма. Программа новой рево-
люции зависит во многом от момента, когда она разразится, от уровня, ка-
кого достигнет к тому времени страна, и, в огромной степени, от междуна-
родной обстановки. Основные элементы программы, ясные уже сейчас, даны
на протяжении этой книги, как объективный выход из анализа противоречий
советского режима.
Дело идет не о том, чтобы заменить одну правящую клику другой, а о
том, чтобы изменить самые методы управления хозяйством и руководства
культурой. Бюрократическое самовластье должно уступить место советской
демократии. Восстановление права критики и действительной свободы выбо-
ров есть необходимое условие дальнейшего развития страны. Это предпола-
гает восстановление свободы советских партий, начиная с партии большеви-
ков, и возрождение профессиональных союзов. Перенесенная на хозяйство
демократия означает радикальный пересмотр планов в интересах трудящихся.
Свободное обсуждение хозяйственных проблем снизит накладные расходы бю-
рократических ошибок и зигзагов. Дорогие игрушки - Дворцы советов, новые
театры, показные метрополитены - потеснятся в пользу рабочих жилищ.
"Буржуазные нормы распределения" будут введены в пределы строгой необхо-
димости, чтоб, по мере роста общественного богатства, уступать место со-
циалистическому равенству. Чины будут немедленно отменены, побрякушки
орденов поступят в тигель. Молодежь получит возможность свободно дышать,
критиковать, ошибаться и мужать. Наука и искусство освободятся от оков.
Наконец, внешняя политика вернется к традициям революционного интернаци-
онализма.
Более, чем когда-либо судьба Октябрьской революции связана ныне с
судьбой Европы и всего мира. На Пиренейском полуострове, во Франции, в
Бельгии решается сейчас проблема Советского Союза. К тому моменту, когда
эта книга появится в печати, положение будет, вероятно, несравненно яс-
нее, чем сегодня, в дни гражданской войны под стенами Мадрида. Если со-
ветской бюрократии удастся, через вероломную политику "народных фрон-
тов", обеспечить победу реакции в Испании и Франции - а Коминтерн делает
все, что может, в этом направлении - Советский Союз будет поставлен на
край гибели, и в порядок дня станет скорее буржуазная контр-революция,
чем восстание рабочих против бюрократии. Если же, несмотря на объединен-
ный саботаж реформистских и "коммунистических" вождей, пролетариат За-
падной Европы проложит себе дорогу к власти, откроется новая глава и в
истории СССР. Первая же победа революции в Европе пройдет электризующим
током через советские массы, выправит их, поднимет дух независимости,
пробудит традиции 1905 и 1917 годов, подорвет позиции бонапартистской
бюрократии и приобретет для Четвертого Интернационала не меньшее значе-
ние, чем Октябрьская революция имела для Третьего. Только на этом пути
первое рабочее государство будет спасено для социалистического будущего.
АВТОРСКИЕ ПРИЛОЖЕНИЯ
"Социализм в отдельной стране"
Реакционные тенденции автаркии представляют оборонительный рефлекс
старческого капитализма на поставленную историей задачу: освободить эко-
номику из оков частной собственности и национального государства и пла-
номерно организовать ее на поверхности всей нашей планеты.
В ленинской "Декларации прав трудящегося и эксплоатируемого народа",
представленной Советом народных комиссаров на утверждение Учредительного
Собрания, в короткие часы его жизни, "основная задача" нового строя оп-
ределяется так: "установление социалистической организации общества и
победа социализма во всех странах". Международный характер революции за-
писан в основном документе нового режима. Никто и не смел в то время
ставить проблему иначе! В апреле 1924 года, три месяца после смерти Ле-
нина, Сталин писал в своей компилятивной брошюре "Об основах ленинизма":
"Для свержения буржуазии достаточно усилий одной страны - об этом гово-
рит и история нашей революции. Для окончательной победы социализма, для
организации социалистического производства усилий одной страны, особенно
такой крестьянской страны, как наша, уже недостаточно, - для этого необ-
ходимы усилия пролетариев нескольких передовых стран". Эти строки не
требуют пояснений. Зато издание, в которое они вошли, изъято из обраще-
ния.
Крупные поражения европейского пролетариата и первые, еще очень
скромные экономические успехи Советского Союза внушили Сталину осенью
1924 г. мысль, что историческим призванием советской бюрократии является
построение социализма в отдельной стране. Вокруг этого вопроса разверну-
лась дискуссия, которая многим поверхностным умам казалась академической
или схоластической, но которая, на самом деле, отражала начавшееся пере-
рождение Третьего Интернационала и подготовляла Четвертый.
Уже знакомый нам бывший коммунист, ныне белый эмигрант Петров расска-
зывает, по собственным воспоминаниям, как жестоко упиралось молодое по-
коление администраторов против учения о зависимости СССР от международ-
ной революции. "Как же это так, что мы сами не справимся с устройством в
нашей стране счастливой жизни?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166