А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

..
– Фильм закончен? – спросила с улыбкой Леди Джейн, глядя в объектив и поправляя волосы изящными пальцами.
– Да, но еще остается монтаж.
– Я получилась не слишком смешной?
– Наоборот, ты выглядишь прекрасно.
– А вы оставите сцену с козой?
– Козу вырежем. Там ничего не получилось. Она предложила с наступлением зимы вместе отправиться на море.
– Зимой? Там же будет холодно!
– Знаю. Но я еще ни разу не видела зимнего моря.
Мое сердце забилось сильней, когда я представил, как мы обнимаемся на холодном ветру. Время неслось незаметно, и я вдруг обнаружил, что вечернее небо стало БЛЕДНО-ЛИЛОВЫМ.
– Мне нравится это время суток, – сказала, заложив руки за спину, Леди Джейн, когда мы расходились по домам.
Я шел, стараясь не наступать на ее тень. «Почему все так быстро кончилось? И сразу настала ночь? Все равно это было замечательно. Неужели я постоянно буду чувствовать себя таким счастливым? Или вдруг все это однажды кончится?»
– Тебе со мной было хорошо?
– Перестаньте, Ядзаки-сан, не дурите, вы же знаете. Представьте, что я могу чувствовать, если когда-то прислала вам розы.
Я резко остановился и навел на нее камеру.
– Я ТЕБЯ, – выдохнул я и щелкнул кадр, – ЛЮБЛЮ. – Я запнулся и щелкнул снова.
Леди Джейн застенчиво улыбнулась. Ее улыбка была потрясающей, но тонула в сгущающейся темноте и не осталась на фото.
VELVET UNDERGROUND
– ЦЫПЛЯТА? – громко спросил Адама. Это было во время ленча, за четыре дня до «Фестиваля Утренней Эрекции».
Почти все приготовления были закончены. Из-за назойливого вмешательства пастора Сабуро, из-за потоков слез Энн-Маргрет в духе «нового театра» кардинально изменился мой первоначальный замысел. Нам оставалось только ждать премьеры пьесы «По ту сторону отрицания и бунта».
Мы закончили монтаж фильма, привезли проектор, музыкальные инструменты, усилители и микрофоны.
– Цыплята? – еще раз спросил Адама.
– Да, мне хотелось бы их штук двадцать, но и восемь сгодится. Не знаешь, где их можно купить?
Я прикидывал, где можно приобрести кур.
– Наверное, в мясной лавке, но навряд ли мы сможем съесть восемь цыплят, – сказал Адама, решив, что я после фестиваля собираюсь устроить ужин.
– Ты меня неправильно понял. Я имел в виду живых цыплят.
– Что ты собираешься делать с живыми цыплятами? Свернуть им шеи, разорвать на части, а кровь разбрызгать по сцене?
Я показал Адама страницу из журнала «Мир искусства». Там было помещено фото с концерта «Velvet Underground» в Нью-Йорке, где на сцене присутствовали коровы и свиньи, аквариумы, наполненные мышами, клетки с попугаями, шимпанзе на цепи и даже два тигра в клетке.
– Круто, да? – сказал я, показывая ему фотографию.
– Тигры и шимпанзе, конечно, круто, но зачем нужны цыплята? Это будет напоминать куриный инкубатор.
– Ты ошибаешься, – как всегда стараясь быть логичным, я перешел с диалекта на стандартный язык. – Важнее всего – что за этим стоит. Лу Рид использовал на своих концертах птиц и животных, чтобы подчеркнуть, какой хаос творится в современном мире. Почему бы и нам не последовать этому примеру?
Адама наконец окончательно понял мое стремление заимствовать идеи у других, фыркнул и рассмеялся:
– Ты собираешься при помощи цыплят изобразить хаос в мире?
Однако Адама загорелся этой идеей. Он пообещал позвонить знакомому, у которого имелась куриная ферма у подножия горы Бота-яма. Адама был преданным парнем, но преданным не мне. Он верил, но верил не в меня. Адама верил во что-то такое, что висело в воздухе в конце шестидесятых, во что-то, чему он был предан. Он сам не смог бы объяснить, что это было такое.
Но это «нечто» делало нас свободными. Оно позволяло нам не быть привязанными к каким-то конкретным ценностям.
Вечером в тот же день мы отправились на куриную ферму. Курятник стоял в самом центре большого бататового поля. Ощущался сильный запах куриного помета, а издалека доносилось кудахтанье сотен кур, напоминающее шумы радиоэфира.
– Что вы собираетесь с ними делать? – спросил нас низкорослый лысый мужчина средних лет, каким и полагается быть владельцу куриной фермы.
– Они нужны нам для пьесы, – ответил я.
– Для пьесы про владельца курятника? – удивленно спросил мужчина.
– Нет, это пьеса по Шекспиру, но для нее необходимы цыплята.
Фермер не имел понятия, кто такой Шекспир. В темном углу курятника сидели, сбившись в кучу, штук двадцать цыплят нездорового вида, с поникшими головами. Фермер начал хватать их за ноги и запихивать по два в мешки из-под комбикорма. Вначале цыплята пытались трепыхаться, по несколько раз взмахивали крыльями, потом отчаивались и затихали.
– У вас все цыплята такие тихие? – спросил Адама.
– Они больные, – ответил фермер.
– Больные?
– Да, ты же видишь, жизнь в них еле теплится.
– А люди не могут от них заразиться? – спросил я, на что фермер рассмеялся:
– Об этом не беспокойтесь. После окончания пьесы вы спокойно можете их съесть. Когда я говорю, что они больные, это то же самое, если бы я сказал про какого-то человека, что у него невроз.
Он объяснил, что это случается очень редко, но иногда цыплята отказываются от еды.
Мы с Адама стояли на автобусной остановке, и наши тени, вытянувшиеся в лучах закатного солнца, виднелись на дороге. Цыплята шумно кудахтали в четырех мешках из-под комбикорма, которые мы держали в руках.
– Адама, я говорил, что хочу получить их по дешевке, но посмотри, они уже почти дохлые.
От общения с невротичными цыплятами нам тоже стало немного не по себе. Настроение всегда ухудшается, когда приходится иметь дело с людьми или даже с курами, собаками или свиньями, лишенными жизненной силы.
– Если я тебя правильно понимаю, Кэн, ты не хочешь тратить лишние деньги, потому что обещал Мацуи после окончания фестиваля отвести ее в ресторан на БИФШТЕКС.
– А? Кто тебе такое сказал?
– Сато.
– Да, да. Конечно же, я собирался пригласить тебя и Сато составить нам компанию.
– Врешь, ты рассчитывал использовать деньги от продажи билетов на то, чтобы вдвоем с Мацуи полакомиться стейками.
– Ты все неправильно понял...
– Не нужно извиняться. Мы пойдем все вместе.
– Все вместе? Но это невозможно: стейки такие дорогие!
– Тогда мы можем пойти в «Гэккин». Я уже заказал там столик.
«Гэккин» был дешевым китайским ресторанчиком для рабочего класса, где подавали пампушки с мясом. Моя мечта рухнула. Я-то рассчитывал разделить бифштекс под бутылочку вина с моей возлюбленной, поскольку в тот вечер, когда ее фотографировал, я пригласил мою ангелицу после окончания фестиваля в самый шикарный ресторан в Сасэбо. Она улыбнулась и потупила взгляд, что было расценено мной как знак согласия. А потом она проболталась об этом Энн-Маргрет. УЖАС!
– Послушай, Кэн...
– Чего?
– Мне кажется, ты гораздо талантливей других, но...
– Благодарю. Но я в самом деле собирался пригласить тебя и Сато пойти вместе с нами.
– А как насчет Ивасэ?
– Разумеется, еще и Ивасэ.
– А Фуку-тян? Ты же знаешь, что без него мы не достали бы усилители и динамики.
– Верно, верно.
– А как быть с Сирокуси? Он продал более девяноста билетов, вдобавок он помог нам расправиться с этой бандой из индустриального училища. А Масугаки одолжил нам свою камеру. А Нарусима, Отаки и Накамура распространяли билеты и обещали помочь нам устанавливать аппаратуру.
– Я всем им страшно благодарен.
– Что значит «благодарен»? Стоило бы после окончания представления проставиться. Ты не согласен? Я всегда так считал, но, когда услышал от Сато про стейки, мне стало не по себе. Разумеется, все знают, что идея была твоей, но разве смог бы ты осуществить ее в одиночку?
Я понял, каким эгоистом был все это время, и на глаза у меня навернулись слезы. Но это неправда. Перед моим взором продолжала маячить белая скатерть, цветок розы в вазе, серебряные приборы, дымящиеся стейки, хрупкие бокалы для вина и лицо Леди Джейн с легким румянцем на щеках. И не дешевый красный портвейн, который я иногда попивал, а настоящее кроваво-красное вино, о котором в каком-то романе говорилось, что оно «сдирает с женщины всякую рассудочность». Содрать всякую рассудочность! Содрать всякую рассудочность с Леди Джейн!..
– Чего ты ухмыляешься, болван? Представляешь, как ты пьешь вино с Мацуи, а потом целуешься с ней взасос?
Я ПЕРЕПУГАЛСЯ. Сам Адама не обладал богатым воображением, но, похоже, у него был талант читать мысли других.
– Не угадал. Я просто занимался самоанализом, – сказал я таким серьезным тоном, что Адама даже не рассмеялся.
Возможно, оттого, что разрушились мои мечты о стейке и вине, я стал сентиментальным при виде медленно меняющейся окраски вечернего неба и подумал: «Зачем я вообще нахожусь в этом месте? Что я делаю на автобусной остановке почти вымершего шахтерского поселка?» Я начинал беспокоиться, что злоупотребляю симпатией Адама.
– Ничего не поделаешь, – пробормотал Адама скорее себе, чем мне, видя, что я совершенно расстроен. – Какая у тебя группа крови? Первая?
Я кивнул.
– Люди с этой группой мало заботятся о других. А твой знак зодиака – Рыбы? Рыбы самый эгоистичный знак. Помимо прочего, у тебя нет братьев. Ты – единственный сын в семье. Возможно, что все это вкупе делает ситуацию безнадежной.
Адама упустил еще один момент: не только знак Рыб, первая группа крови, единственный ребенок в семье, но еще и любимец бабушки.
– У таких, как ты, Кэн, не осталось бы ничего, не будь они такими эгоистичными, – сказал Адама и опустил глаза на шуршащие мешки из-под комбикорма у себя под мышкой. – Кэн...
– Поверь мне, я на самом деле собирался пригласить тебя и Сато...
– Забудь об этом. Вспомни, какими несчастными выглядели эти цыплята.
Он вспомнил тех двадцать цыплят, сгрудившихся в углу курятника. Бройлерные куры, которых принудительно откармливают на ферме, как и люди, иногда проявляют пусть и слабые, но признаки бунта и только потом понимают, что нельзя было действовать в одиночку.
– Давай после окончания фестиваля не будем отдавать их мясникам, а просто выпустим в горы, – предложил Адама, заглянув в один из мешков.
В ДЕНЬ ТРУДА в клубе рабочих собралось около пятисот учащихся старших классов. У входа стояли Отаки, Нарусима, Масугаки и прочие члены бывшего Объединенного фронта Северной школы, раздавая листовки «Отменить церемонию по поводу окончания школы!», время от времени произнося речи, водрузив на головы шлемы. Соратники Сирокуси Юдзи с напомаженными волосами стояли неподалеку со своими телками из Дзюнва, Яманотэ, коммерческого колледжа и Асахи, передавая друг другу фляжки с дешевым виски. Девчонки вырядились кто как мог: большинство в школьной униформе, но некоторые были с крашеными волосами, с маникюром, накрашенными губами, в обтягивающих или плиссированных юбках, цветастых платьях, розовых свитерах и джинсах.
Ивасэ продавал собственноручно изготовленные фотокопии своих стихов, о существовании которых никто из нас даже не подозревал, по десять иен за штуку. Чтобы посмотреть представление Нагаяма Миэ, появилась группа из индустриального училища, на этот раз без бамбуковых мечей. И хотя они принадлежали к партии «крутых», но растерялись и покраснели, когда к ним подошла девица из Яманотэ с сигаретой между наманикюренными пальцами и попыталась завести беседу. Четыре черных американских солдата спросили, можно ли им присутствовать, и я разрешил. На фестивале разрешается присутствовать всем, за исключением разве что убийц. Пришел хозяин «Four Beat», а также официантка из «Бульвара», которая принесла букет цветов для Адама. Девушки из Клуба английской драмы принесли огромное количество надувных шариков, которые теперь летали по залу. Мулат-якудза вместе с еще двумя приятелями притащили лоток, на котором разложили для продажи жареных каракатиц и яблочные пирожные.
Нагаяма Миэ появилась на сцене в лучах прожекторов в ночной сорочке поверх купальника под звуки «Третьего Бранденбургского концерта». Она схватила топор и начала рубить им доски и плакаты с изображениями премьер-министра Сато Эйсаку, Линдона Джонсона и главных ворот Токийского университета.
«Coelacanth» начали свое выступление песней «Led Zeppelin» «Whole Lotta Love». Фуку-тян, как обычно, несколько раз спел свое «Don't you know, don't you know». Первой начала танцевать Энн-Маргрет. Чтобы зрители немного расслабились во время представления, она извивалась и трясла титьками под синей блузкой. Чернокожие солдаты одобрительно свистели.
Нагаяма Миэ тоже начала танцевать, демонстрируя черные чулки. Я навел прожектора на них обеих, и яркая переливающаяся блузка своим сверканием привлекала все больше и больше людей, и когда круг танцующих расширился, некоторые воздушные шары начали лопаться. «Coelacanth» трижды сыграли одну и ту же мелодию, а в промежутках мы ставили пьесу и показывали фильм. Ивасэ стыдливо улыбался, когда на экране появлялось его лицо крупным планом. Ко мне подошел мулат-бандит и сказал, что он ничего не понимает, но при этом уходить не собирается. И вообще никто не ушел. Ангелица все это время оставалась рядом со мной. «Coelacanth» начали петь «As Tears Go By», а мы с ангелицей стояли лицом друг к другу и покачивались в такт музыке.
После вечеринки, где мы ели пампушки с мясом и громко хохотали, Адама подстроил так, чтобы мы с ангелицей смогли незаметно улизнуть и отправиться на прогулку вдоль реки. Взамен несостоявшегося ужина со стейками и вином он подарил нам прогулку вдвоем под вечерним осенним небом.
Луна отражалась на речной глади.
– Все так быстро кончилось... – сказала ангелица. – Я была не слишком плоха?
– В фильме?
– Ага. Я была смешной?
– Отнюдь...
Я хотел сказать: «Ты выглядела великолепно», но у меня так пересохло в горле, что я не мог издать ни звука. Рядом с дорожкой возле реки находился маленький парк с качелями. Мы сидели рядом на качелях, их скрип возбуждал меня сильнее, чем соло на гитаре Джимми Хенд-рикса.
– Ядзаки-сан, мне всегда казалось, что вы мне кого-то напоминаете. Сегодня я наконец поняла.
– Кого же?
– НАКАХАРА ТЮЯ.
У меня голова так шла кругом, что я не сразу смог сообразить, кто такой Накахара Тюя. Я пытался припомнить, есть ли актер с таким именем. Но мне никогда не говорили, что я похож на какого-то актера. Вдруг до меня дошло, что это был поэт, который умер очень молодым.
– Неужели...
Мое сердце готово было выскочить из груди, но я выпалил то, что уже давно намеревался сказать:
– Тебя когда-нибудь целовали? Ангелица рассмеялась. Я опустил голову и
покраснел до кончиков пальцев ног. Ангелица перестала смеяться и, глядя мне прямо в глаза, покачала головой.
– Вы удивлены? А разве все целуются? – спросила она.
– Не знаю, – только так по-дурацки и смог я ответить.
– Я никогда ни с кем не целовалась, но мне нравятся песни о любви Дилана и Донована.
Ангелица закрыла глаза, а качели остановились. Мое сердце сильно билось: «Продолжай, продолжай, продолжай!» Я слез с качелей и встал перед ней. У меня дрожали не только колени, дрожало все тело, словно отражение луны на поверхности реки. Дышать стало трудно, и мне хотелось убежать. Я опустился на корточки и посмотрел на ГУБЫ АНГЕЛИЦЫ. Они показались мне никогда прежде не виданным живым существом странной формы. Губы нежно-розового цвета слегка подрагивали при дыхании при тусклом свете луны и уличных фонарей. Я не решился коснуться их.
– Мацуи, – прошептал я, и тогда ангелица раскрыла глаза. – Давай зимой поедем к морю.
Это все, что я мог из себя выдавить.
Ангелица улыбнулась и согласно кивнула.
IT'S A BEAUTIFUL DAY
Я плохо помню, как проходили дни сразу после фестиваля.
Когда мне было три года, отец повел меня на праздник Бон с танцами. Я был просто зачарован огромным барабаном на постаменте и направился прямо к нему сквозь толпу людей, ритмично танцующих под его звуки. Отец рассказывал мне, что, когда он увидел, как сверкают мои глаза при виде большого, обтянутого кожей инструмента, по которому ударяют деревянными палочками, от чего все тела содрогаются, он испытал дурное предчувствие: «Похоже, что ты вырастешь парнем, которого будет волновать только очередной праздник».
В 1969 году, когда мне было семнадцать лет, состоялся «Фестиваль Утренней Эрекции», и теперь я, уже тридцатидвухлетний писатель, постоянно только и мечтаю о том, чтобы устроить новый фестиваль. Звуки барабанов, которые очаровали меня в трехлетнем возрасте, в пятидесятые годы соединились с джазом, а в шестидесятые – с роком и вывели меня на орбиту в поисках все новых и новых развлечений. Что для меня значили эти ритмы? Может быть, обещание БЕСКОНЕЧНОГО НАСЛАЖДЕНИЯ?
На западе острова Кюсю, в Сасэбо на берегу залива, вблизи американских баз, зима кажется бесконечной.
Тем не менее после окончания фестиваля я страстно ждал прихода зимы: ангелица Леди Джейн обещала, что мы вместе отправимся полюбоваться зимним морем.
Мы договорились сделать это на Рождество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15