Их тонкие живые веки были прикрыты фасеточными экранами, по лицевым мышцам пробегали судороги, которые вызывались специальными разрядными устройствами. Таким образом остававшиеся у реконструкторов живые ткани поддерживались в необходимом тонусе.
Моран прошел на свое место и, устало повращав плечевыми шарнирами, встал спиной к стенду. Как только стыковочные соединения плотно вошли в крепежные гнезда, стенд поднялся, и Моран свободно повис, расслабив механические и живые члены.
Веки бригадира опустились, однако он все еще видел экран, на котором отображались и характеристики его собственных составных частей, и ситуация на театре военных действий.
Виртуальной рукой Моран открывал нужные ему каналы, что-то запоминал, что-то рассылал другим реконструкторам.
Давая своему комбинированному телу отдохнуть и зарядиться, он не мог позволить себе устраниться полностью, поскольку был командиром пока что уникального и чрезвычайно секретного подразделения.

12
Приказ выступать пришел, по мнению Морана, слишком поздно, когда разрозненные остатки авиационных подразделений на дымящихся двигателях откатывались назад. Уцелело не больше четверти кораблей, если не меньше, но зато они сумели уничтожить двенадцать из двадцати четырех бастионов и серьезно повредить еще несколько. Между тем сотни десантных судов и грозных крейсеров все еще стояли без дела, и их команды уже устали бояться и ждать. Боевой дух войск падал, и это было хуже всего.
Получив пакеты самой свежей информации, Моран включил сигнал тревоги. Механизмы стендов зажужжали и один за другим начали опускаться.
Сто три пилота-реконструктора, не обменявшись ни словом, отправились к своим машинам. Полетные задания были уже при них, и каждый пилот был в курсе ситуации на фронте.
Семеро свернули в отдельный блок – во время предыдущего тестирования у них были выявлены неполадки. Теперь им предстояли долгие процедуры, возможно, даже замена блоков.
Остальные девяносто шесть пилотов залезли в свои «М-7» и под контролем одетых в белоснежные халаты механиков начали соединение с системами истребителей.
Оптические разъемы входили в гнезда, активная жидкость наполняла синтетические капилляры, и пилоты вспоминали ощущения своего большого тела. Они двигали стволами плазменных пушек, запускали под обшивкой нагнетатели и пощелкивали механизмами подачи, проверяя количество боеприпасов.
Поглядывая на свой виртуальный экран, бригадир Моран заметил, что еще трое его подчиненных сошли с дистанции. Какие-то неполадки с совмещением – такое тоже случалось.
«Внимание, приготовиться!» – Эту команду никто не произносил, она пролетала сухим программным кодом.
«Старт!» Включилась подача револьверного механизма, и «М-7» один за другим начали выстреливать за борт.
Моран прибавил двигателю тяги и еще раз взглянул на линию соприкосновения противных сторон. Имперские ракетные крейсеры пытались обстреливать бастионы с дальних дистанций, однако их ракеты легко перехватывались судами поддержки, которые как могли опекали космические батареи. Возле корпусов поврежденных бастионов крутились ремонтные манипуляторы, а с тыльной стороны их загружали новыми батареями-накопителями и кассетами зенитных ракет.
Видимо, из упрямства лорд Стромберг послал еще пару сотен «брифферов», однако было видно, как с орбиты Куггеля подтягиваются истребители Конфедерации, чтобы встретить противника. Можно было не сомневаться, что к подходу эскадрильи Морана с «брифферами» будет покончено.
При необходимости «М-7» могли легко обогнать штурмовики, используя свой козырь – «прыжок», и первыми вступить в бой, однако приказ оставался прежним – как можно дольше не открывать противнику своих возможностей.
«Вижу около сотни „дудхаймов“. Идут полным ходом, время подлета двадцать три минуты!» Это был перехват переговоров конфедератов, предоставленный одним из разведывательных судов. Не рискуя заходить в простреливаемое пространство, разведчики запускали в него буи-шпионы.
«Двадцать три минуты – как же!» – мысленно ухмыльнулся Моран, на долю секунды становясь че-ловеком. Несмотря на все старания специалистов, отдельные ненужные функции в нем оставались. Впрочем, как командиру, ему приходилось отчитываться перед начальством, и тогда человеческий опыт общения, а значит и мышления, был ему необходим.
«Кто-нибудь, соберите группу для удара по „дудхаймам“!» «Не волнуйтесь, „станция“, сейчас пойдет 342-я эскадрилья…» «Ну, тогда я спокоен».
Моран снова усмехнулся. Откуда-то возник образ женского лица. Бригадир сейчас же стер его – этой женщины он не помнил.
Итак – первостепенные цели. На виртуальном экране стали появляться их названия: бастионы «БС-68», «БС-67», «АС-14», «АС-87». Они имели самые большие повреждения и представляли собой наиболее легкие жертвы.
Данные мгновенно транслировались всем пилотам, и эскадрилья перестраивалась в четыре группы.
При разделении учитывались личный рейтинг и техническое состояние каждого на момент вступления в бой.
Тем временем истребители Конфедерации безо всякой спешки накапливались в точке сбора. Их время подхода к бастионам не превышало пяти минут, поэтому они были уверены, что есть возможность «покурить».
«Приготовиться…» – прошла команда Морана.
Сотовые маховики затряслись от напряжения, разгоняя в своих кольцах потоки материи.
Не будь чудовищных перегрузок в самом начале «прыжка», его бы легко повторили и обычные пилоты, однако пока только имперским инженерам удалось подобрать нужные пропорции реконструкторов, чтобы пилотов не разрывало на части при «прыжке» и они сохраняли гибкость человеческого ума, столь необходимую при ведении боя.
«Старт!» – скомандовал бригадир, и энергия резко заторможенных маховиков швырнула истребители на четыреста космических миль.
Выйдя из «прыжка», Моран пару мгновений работал на автоматике, а когда сознание вернулось к его живому мозгу, прицельная панорама уже была настроена на «БС-67».
Напуганные внезапным появлением противника, артиллеристы бастиона стали спешно разворачивать зенитные башни, однако несколько сделанных второпях залпов унеслись в черноту космоса.
Сканер указал самое слабое место станции, и Моран мысленным приказом отстрелил из шахт две скоростные ракеты. Одновременно с ним то же сделали и его товарищи.
Рой ярких огоньков понесся к бастиону и скоро начал рвать его корпус. Зенитные противоракеты были пущены с запозданием, станция, содрогаясь от взрывов собственных арсеналов, быстро умирала.
Красиво развернувшись, группа Морана оставила позади растерзанную жертву и рванулась к «АС-19», на корпусе которой блестели еще не покрашенные свежезамененные броневые пластины. Впрочем, это уже не могло ее спасти.
Сначала по объекту ударили скоростными ракетами, а затем «М-7» Морана тяжело качнулся, выпустив из бомбового люка необычный снаряд. По виду это была однотонная бомба овальной формы – почти гарантированная жертва зенитной ракеты, однако скоро корпус устройства разделился на две части, которые стали расходиться и натягивать между собой светящуюся нить.
«Струна!!!» – донес разведчик вопль вражеского наблюдателя, понявшего, чем это грозит. Будь поблизости истребители, они бы могли отвести угрозу, расстреляв натяжители, в которых находились элементы питания моноструны, однако авиация была еще далеко и тщетно сжигала сопла, пытаясь успеть к своим гибнущим станциям.
Когда струна достигла цели, ее натяжители уже разошлись на сто метров. В месте первого разреза брызнули искры, а затем конструкция поддалась и струна вышла с другой стороны рассеченной станции, угрожая замешкавшемуся крейсеру.
Казалось, что с бастионом ничего не произошло и он не потерял своей целостности, однако в следующую секунду его части раскрылись, извергнув в космос пар и технические газы, а затем и огонь взорвавшихся арсеналов.

13
Когда истребители 342-й эскадрильи наконец добрались до места трагедии и вступили в бой с группой Морана, защищать им было уже нечего. Три уцелевшие артстанции не могли сдержать противника, и армада 18-го Гвардейского легиона неотвратимо приближалась, выстраиваясь в некое подобие подковы.
«Кронфоссеры» защитников планеты не могли тягаться с «М-7», однако группа Морана несла досадные потери. То один, то другой его пилот вскрикивал в эфире полным боли голосом, когда раскаленные болванки пушечных снарядов прошивали его машину, словно живую плоть.
Поверх свалки авиационного боя артиллеристы уцелевших станций продолжали вести огонь по несущимся навстречу крейсерам. «Пушки Лаваля» проделывали в их корпусах огромные пробоины, однако скоро дистанция сократилась и крейсеры изготовились к ответному залпу.
«Уходите», – прозвучало на кодовых каналах пилотов-реконструкторов, и все, кто уцелел, почти одновременно выскочили из боя.
В следующее мгновение в гущу замешкавшихся «кронфоссеров», уцелевших станций и судов поддержки врезался шквал плазменных зарядов, в доли мгновения разметав все на своем пути.
Сгустки распадающейся материи ударили в атмосферу Куггеля и вызвали на ее поверхности расходящиеся круги, словно от брошенных в воду камней. Моран еще наблюдал эту картину, когда одновременно с сигналом опасности что-то больно ударило его в грудь. Случайно залетевший разведывательный зонд врезался в корпус его «М-7» и едва не пробил в нем брешь.
Показатели совместимости с машиной резко пошли вниз, однако контроль над истребителем не был потерян и бригадир Моран, борясь с болью, продолжил вести группу домой.
Мимо океанскими волнами прокатывались пришедшие в движение транспорты с десантом. Казалось, им нет конца, и это напоминало миграцию рыбного косяка.
– Бригадир Моран? – раздался голос командующего.
– Слушаю, сэр.
– Это было великолепно.
– Мы старались, сэр.

14
Прорвавшиеся в атмосферу Куггеля подразделения противника встретила Воздушная Армия барона Хеддинга. Его «кронфоссеры» и «динго» были выкрашены в черные и желтые цвета, а потому напоминали ядовитых гадов, готовых напасть даже на самую крупную добычу.
Вновь брошенные вперед штатные эскадрильи имперских «дудхаймов» не успевали за местными асами и те легко прорывались к беззащитным и неповоротливым транспортам, вбивая в их борта неуправляемые снаряды и цепляя донные мины, которые прошибали корпуса направленными взрывами.
Несмотря на преодоление рубежа орбитальных бастионов, десант имперских сил нес потери. Однако количество наступавших было таким огромным, что, несмотря на умелые действия Воздушной Армии, живая сила и бронетанковые подразделения имперцев готовились высадиться на планету.
– Я 27-й, атакую «курятник»! Кто со мной?
– Я – 24-й!
– С вами 32-й!
Три ядовито раскрашенных «кронфоссера», выполнив переворот, провалились на пять тысяч метров и, отпугнув увязавшиеся за ними «дудхаймы» залпами из автоматических пушек, вплотную подобрались к прикрепленным к подвескам роботам «фуэте». На земле это были настоящие боевые платформы, несшие на себе по сорок тонн одних только вооружений и боекомплекта. Здесь же, на подвесках специального транспорта, такого огромного, что с ним ничего не могли поделать даже двухступенчатые зенитные ракеты, «фуэте» были уязвимы и больше напоминали уродливых цыплят с длинными ногами.
Пилот 27-го навел прицел на коленное сочленение одного из роботов и дал залп четырьмя неуправляемыми ракетами. Сильный взрыв оторвал роботу ногу, и она полетела вниз, сделав бронированную машину небоеспособной. 24-й и 32-й тоже отстрелялись неплохо, однако им повезло меньше и их мишени остались с ногами Через мгновение на дерзкую троицу навалилось два десятка имперских «дудхаймов», и пилотам Воздушной Армии пришлось ретироваться. Хотя имперские пилоты-клоны и были слегка туповаты, при численном преимуществе они умели не промахиваться.
Соединившись с небольшой группой своих, «кронфоссеры» барона Хеддинга атаковали еще один «курятник», но затем по общему приказу имперцы начали десантировать роботов.
Это больше напоминало массовое самоубийство бескрылых птиц. Растопырив ноги, они отрывались от транспортов и, управляемые небольшими стабилизаторами и рулевым парашютом, неслись навстречу земле. Толстые колодки тормозных двигателей на ногах до поры молчали, поскольку им предстояло включиться на последнем километре.
Десятки, сотни и вскоре уже тысячи «фуэте» медленно выруливали в заданные точки материка, чтобы при посадке не посыпаться на головы друг другу.
«Кронфоссеры» еще пытались помешать им, однако теперь «фуэте» были не так беззащитны и могли распоряжаться пулеметами и автоматическими пушками.
Несколько «кронфоссеров» были протаранены падающими машинами прямо в воздухе и еще несколько получили повреждение от их пушек. После этого подразделения Воздушной Армии вернулись на свои скоростные авианосцы, чтобы поскорее раствориться в космосе.
Битва за небо Куггеля была проиграна, и следовало готовиться к новым боям.

15
Одну спокойную ночь Герберт Апач провел на небольшом перевалочном пункте для легкораненых, где его не били, давали полезные таблетки и кормили ужином. А когда замечали на его поясе «засушенные головы», как называли знаки отличия, снятые с убитых врагов, то давали еще больше таблеток и почитали за честь дотронуться до Гэри, чтобы зарядиться от него воинской удачей.
Наутро автопоезд из трех длинных кунгов, заполненных полутора сотнями раненых, шестью охранниками и девятью медицинскими работниками, взял курс на север, к упрятанным в горах убежищам, специально подготовленным на случай захвата Куггеля. В том, что захват близок, никто уже не сомневался. Говорили, будто 18-й Гвардейский легион состоит из ста тысяч кораблей и ждет только хорошей погоды на материке, чтобы высадить свои несметные полчища.
Гэри не знал, чему верить, и поскольку еще слабо разбирался в местной обстановке, предпочел радоваться тем улучшениям в своей жизни, которые уже произошли.
Помимо хорошей еды и чистого белья к улучшениям относилась и майор медицинской службы Навински. Это была блондинка лет двадцати пяти, стройная, с синими проникновенными глазами и чуть припухлыми губками. Она выглядела стопроцентной секси и числилась самым главным офицером во всем автопоезде, поэтому именно к ней все обращались с возникавшими проблемами.
Навязчивого внимания со стороны пациентов и охраны доктор Навински не замечала, без сомнения давно к этому привыкнув. Не замечала она и улыбок Гэри Апача, который при ее приближении старался принять такую позу на своей койке, чтобы были видны пришпиленные к поясу героические трофеи.
– Как вы себя чувствуете, рядовой Апач? – спрашивала она своим мелодичным голосом, дотрагиваясь до его руки и участливо склоняя голову.
– Хорошо, мэм. Большое спасибо, мэм! Вы знаете… – Гэри собирался задать какой-нибудь дурацкий вопрос, но майор Навински уже обращалась к следующему пациенту со столь же участливой интонацией:
– Как вы себя чувствуете, капрал Дворжек?
Гэри только вздыхал. У него были и другие причины для беспокойства: несколько раз у него спрашивали, в порядке ли его имплантанты и дублирующие пары. Поначалу Гэри только отрицательно вертел головой, не понимая, о чем идет речь, и только позже стал примечать жалобы других пострадавших:
– Я чувствую жжение в локте, мэм, может, это шарнирный дублер окислился?
– Не выдумывайте, материалы шарниров не окисляются.
– Тогда проверьте зрительный имплантант, сегодня утром в правом глазу у меня были помехи и пропадал цвет!
После подобных жалоб пациентов обследовали разными сложными приборами, которые подсоединяли с помощью разъемов. Почти у всех они располагались в основании черепа и только у некоторых, не особенно развитых, проверка производилась с помощью датчиков, наклеиваемых прямо на кожу.
В условиях такого всеобщего усовершенствования Гэри Апач в конце концов начал чувствовать себя неполноценным. С другой стороны, он с детства боялся крови и не представлял, как это в него, живого человека, вдруг зашили бы какие-то телефоны или инфракрасные передатчики.
С краткими остановками на дозаправку автопоезд продолжал двигаться. После полдника, состоявшего из фруктового желе и мятных галет, Гэри самостоятельно сходил в туалет, где чуть не упал, когда кунг подскочил на небольшой кочке.
Вернувшись на свою койку, он обнаружил доктора Навински совсем рядом, возле своего соседа, ночного разведчика Байферса.
– Плохо дается режим «первого зрения», мэм, – жаловался тот. – Сканер еще ничего, но вот «первое зрение» просто проседает. Я что же, не смогу теперь работать, мэм?
В глазах солдата, созданных по специальным военным проектам, стояли самые настоящие слезы – Не торопитесь списывать себя, Байферс.
1 2 3 4 5 6