Организация Бэрда пополнила кассу Мюллера очередным взносом и провела несколько публичных акций протеста против реформ Бенджамина. Правда, масштабы этих демонстраций несколько разочаровали Мюллера: по его мнению, организация, опирающаяся на простых людей, могла бы устроить более массовые сборища. Но Бэрд объяснил, что его единомышленники располагают большим влиянием на юге и западе, а сейчас акции проводились на северном континенте Новый Ковенант, недалеко от Остин-сити и Дворца Протектора.
– Всего доброго, – попрощался землевладелец, и двое заговорщиков направились к выходу вслед за Бакриджем, который должен был тайно вывести их из здания.
Распрощавшись с визитерами, землевладелец мысленно вернулся к только что обсуждавшимся вопросам. Странное дело, всего несколько месяцев назад он слыхом не слыхивал ни о Бэрде с Кеннеди, ни об их загадочной организации, а теперь они прочно связались с ним, пляшут под его дудку, да еще и щедро оплачивают эту музыку.
Хихикнув, Мюллер повернулся к неподвижно стоявшему у двери на протяжении всего разговора телохранителю.
– Спасибо, Стив. Думаю, на сегодня все. Завтра поутру вы нужны мне в наилучшей форме, так что ступайте и хорошенько выспитесь.
– Спасибо, милорд. Непременно. Поклонившись землевладельцу, сержант Хьюз вышел из кабинета и, по-военному печатая шаг, зашагал по коридору к восточному портику, откуда начиналась дорожка, ведущая к казармам гвардии. Глядя на этого бравого воина, никто бы не догадался, какие мысли роились в его голове. А в последнюю очередь догадался бы об этом землевладелец Мюллер, знавший сержанта как консерватора и рьяного противника реформ Протектора Бенджамина.
Порой Хьюз чувствовал себя очень неловко, хотя сам вызвался на это задание, верил в правоту своего дела и считал, что исполняет долг перед Протектором. Проблема, однако, заключалась в том, что долг перед Бенджамином Мэйхью не отменял святости присяги, принесенной им Сэмюэлю Мюллеру перед лицом своих товарищей по гвардии и освященной капелланом лена Мюллер братом Тобином. Случалось, он даже не мог заснуть, терзаясь угрызениями совести из-за нарушения клятвы.
А зря. Мюллер неоднократно нарушал клятву верности, данную им Протектору, а закон Меча и Церкви однозначно гласил, что присяга, принесенная клятвопреступнику, не имеет силы. По всем установлениям Божеским и человеческим Стив Хьюз не обязан был хранить верность Сэмюэлю Мюллеру. Более того, еще не приступив к выполнению задания, Хьюз в сопровождении капеллана лена Мэйхью брата Клементса побывал в соборе Мэйхью, где декан Андерс с одобрения преподобного Салливана именем Ризницы и Меча даровал ему прощение за возможное предательство интересов будущего землевладельца и заранее освободил от обязательств по отношению к Мюллеру.
Однако Хьюз очень серьезно относился к обетам – в противном случае он не был бы избран для столь ответственного задания. Но это не мешало ему мучиться стыдом – ведь он торжественно принес ложную присягу одному из самых известных феодальных правителей своей родины.
Другое дело, что все терзания и сомнения никак не влияли на его стремление выполнить задачу как можно лучше. На то, чтобы втереться к Мюллеру в доверие, ушли годы, и вот наконец его усилия и самоотверженность, кажется, начали приносить плоды. Разумеется, в прямые контакты с руководством сил Планетарной безопасности Стив не вступал, но ему было известно, что полковник Томасон и генерал Янаков весьма удовлетворены добытыми им записями переговоров Мюллера с Бэрдом и Кеннеди, а также обличающими землевладельца копиями финансовых документов. Разумеется, нарушение закона о порядке финансирования избирательных кампаний никак не тянуло на государственную измену, в которой подозревали Мюллера, но Хьюз только начал действительно серьезную работу. К тому же землевладелец лично получал незаконные взносы и лично отдавал Хьюзу распоряжения об их расходовании: в случае предъявления обвинения у него не будет возможности откреститься от этих денег, спрятавшись за цепочкой посредников и подставных лиц. По мере того, как росли суммы незаконных пожертвований, Мюллер все чаще щедро делился со своими приспешниками, что сделало ряд высокопоставленных лиц причастными к финансовым нарушениям. Весьма вероятно, что, когда ловушка захлопнется и все они предстанут перед правосудием Меча, кто-то из них, желая облегчить свою участь, расскажет следствию и о более серьезных проступках землевладельца-интригана.
«Так или иначе, – размышлял Хьюз, – кое-какой компрометирующий материал на него уже имеется. Не худо бы вместе с Мюллером прижать к ногтю и Бэрда. Вот уж подозрительный тип. Кеннеди – тот тьфу, просто пустышка, но сам Бэрд… Этот малый очень даже себе на уме, и мне чертовски не нравится, с какой легкостью он сорит деньгами. Где, черт возьми, он берет такую уйму наличных? Как можно собрать столько деньжищ, чтобы Планетарная безопасность решительно ничего об этом не знала. Создается впечатление, будто банкноты материализуются из вакуума за миг до того, как он вручает очередной портфель Мюллеру, и не оставляют нигде никакого следа по той простой причине, что прежде их никогда не существовало. Это, конечно, чушь собачья, но будь я проклят, если могу предложить этому феномену другое объяснение!»
Хмуро усмехнувшись, он остановился под старомодным шарообразным фонарем и взглянул на хронометр. Перед тем, как во исполнение данного Мюллеру обещания хорошенько выспаться, Стив намеревался кое-где побывать. Глубоко верующий человек, Хьюз отнюдь не был религиозным мракобесом, каким считали его в окружении землевладельца, однако репутация фанатика, помимо всего прочего, давала ему предлог для конспиративных контактов.
Всего в пяти кварталах от покоев землевладельца, если идти дворами и проулками, находился собор лена Мюллер. Хьюз взял за обычай посещать его не менее двух раз в неделю. Брат Тобин понятия не имел о секретной миссии Стива и, насколько мог судить последний, был абсолютно предан своему землевладельцу, однако он был честным человеком и призванным священником Церкви Освобожденного Человечества. Хьюз был уверен, что Тобин ничего не знает о замыслах Мюллера и тем более не подозревает о причастности землевладельца к убийству преподобного Джулиуса Хэнкса. Возникни у него хотя бы тень такого подозрения, добрый брат сложил бы с себя сан и покинул лен со сверхзвуковой скоростью. Будучи несомненным традиционалистом, Тобин по врожденному здравомыслию не поощрял фанатизма и порой по-отечески пенял Хьюзу за демонстративную нетерпимость. К тому же он превосходно играл в шахматы, так что оба они, священник и гвардеец, с нетерпением дожидались вошедших в привычку встреч. Дважды в неделю они с наслаждением разыгрывали гамбиты и вели неторопливые богословские дискуссии.
Таким образом, частые визиты в собор вполне соответствовали имиджу набожного телохранителя и не могли навлечь на него никаких подозрений. Равно как и привычка заглядывать по пути в собор или из собора в находившийся по дороге книжный магазин, служивший Хьюзу почтовым ящиком.
Часовой на выходе из комплекса зданий Мюллер-хауса узнал сержанта и приветствовал, не щелкая каблуками и не вытягиваясь в струнку – как обязан был делать в присутствии посторонних.
– Привет, Стив, – сказал он. – Припозднился ты сегодня. Брат Тобин, небось, тебя заждался.
– Я предупредил его, что, возможно, задержусь, – ответил с улыбкой Хьюз, – а он сказал, что все равно будет работать допоздна над воскресной проповедью, так что, когда мне удастся вырваться, тогда и ладно. Сыграть партию в шахматы никогда не поздно.
– Ох уж эти ваши шахматы, – покачал головой часовой. – Больно мудреная игра, как глянешь, голова кругом идет. По мне, так куда лучше перекинуться в картишки.
– Ты хочешь сказать, – с широкой улыбкой поправил его Хьюз, – что не считаешь нужным трудиться и учить правила игры, которая все равно не позволит тебе ободрать как липку невинное дитя Господа и твоего брата по вере.
– Ухх.
Караульный отреагировал натянутым смешком, поскольку не знал, что означает загадочная улыбка Хьюза и как он на самом деле относится к азартным играм. Церковь их допускала, если они велись без принуждения и мошенничества, а проигравший не оставался без средств к существованию, однако некоторые религиозные моралисты относились к этому вопросу строже, а Хьюз был известен своим консерватизмом. Однако, заметив растерянность часового, Стив покачал головой и похлопал его по плечу.
– Не бери в голову, Эл. Я вовсе не собираюсь подговаривать брата Тобина обратить свой проповеднический пыл против картежников. Уверен, у него есть на примете и более тяжкие грехи, заслуживающие обличения. Вообще-то я случайно узнал, что ты примерный прихожанин и никогда не проходишь мимо церковной кружки.
– Жертвую по возможности, – подтвердил Эл. – А насчет картишек – да, грешен. От партии в покер на наличные мне отказаться трудно.
– И нет нужды отказывать себе в удовольствии, если только страсть к игре не захватит тебя чрезмерно. Но я с тобой заболтался, пора идти. Хотя брат Тобин и разрешил приходить в любое время, вряд ли он обрадуется, коли я заявлюсь к нему после полуночи.
– Я бы точно не обрадовался, – хмыкнул Эл и помахал на прощание рукой.
Покинув дворцовый комплекс, Хьюз ступил на старинную каменную мостовую Мюллер-сити. Лунный свет падал на узкие, извилистые проулки, построенные тысячу лет назад, и на более широкие дороги, проложенные через Старый Город сравнительно недавно. Современное освещение, разумеется, было проведено, но все же то был не мантикорский, а истинно грейсонский город, представлявший собой лабиринт невысоких строений, редко выше восьми-девяти и ни одно не превосходящее тридцати этажей, тянувшихся вдоль хаотически переплетающихся улиц, переулков и тупиков. Старый Город не был рассчитан на современное освещение, и на его извилистых улочках до сих пор попадались неосвещенные участки. Что, впрочем, мало кого тревожило, ибо уличная преступность, бич урбанизированных миров, на Грейсоне была ничтожно мала. Не говоря уж о том, что уверенно шагавший по кривым улочкам к собору (и задней двери книжного магазина) Хьюз был вооружен и облачен в мундир гвардии Мюллера.
* * *
– Это он, – шепнул человек, называвший себя Бэрдом, двум стоявшим рядом с ним мужчинам.
Один из них, тот что повыше, проводил рослого фальшиво насвистывавшего сержанта холодным, расчетливым взглядом.
– Нет проблем, – буркнул он.
Бэрд попридержал его за локоть.
– Все должно быть сделано чисто, – сказал он. – И не забывай, в чем твоя цель.
– Нет проблем, – повторил тот и поднял руку.
Еще трое человек вынырнули из темноты. Кивком головы он отправил их следом за сержантом.
– Мы добудем, что велено, – заверил он Бэрда.
– Хорошо, брат, – отозвался Бэрд, выпуская его локоть. – Да будет так, ибо мир сей принадлежит Господу!
– Мир сей принадлежит Господу! – откликнулся, склонив голову, человек с холодными глазами и вместе со своим спутником, скользнул в переулок за уже скрывшимися там сообщниками.
Бэрд проводил их взглядом, повернулся и почти так же бесшумно зашагал прочь.
* * *
Что заставило его насторожиться, Хьюз не знал: возможно, то был просто инстинкт, возможно, натренированное подсознание отреагировало на какой-то неуловимый для разума сигнал. Во всяком случае, он уже поворачивался, когда из темноты был нанесен первый удар.
Отточенный нож вонзился в спину над правой почкой и наткнулся на ребро, а потом раненый отшатнулся, и клинок вырвался из тела. Хьюз зашатался, чувствуя обжигающий поток крови, а нападавший размахнулся, собираясь нанести второй удар.
Однако среди причин, по которым капитану Стивену Хьюзу поручили столь ответственное задание, числились отменная физическая форма и прекрасные боевые навыки. Рана почти не замедлила его движений: спустя долю секунды извлеченный из кобуры пульсер уже был направлен на живот нападавшего. В ужасе и отчаянии тот попытался опередить выстрел, но его прыжок был встречен роем сверхзвуковых дротиков. Гудение пульсера эхом отдалось от старинных стен, однако это оружие, в отличие от старинных образцов, в которых использовались химические взрывчатые вещества, не производило грохота. Почти разорванный пополам, нападавший упал на мостовую, не успев даже вскрикнуть.
Хьюз, шатаясь, отступил назад. До сих пор его поддерживал адреналиновый шок, но теперь боль пронизывала тело насквозь. Зажать рану, не выпустив оружия, он не мог, а потому, привалившись к стене, заставил себя держаться на ногах и держать пульсер наготове, одновременно пытаясь прижать к кровоточащему разрезу хотя бы локоть.
Противясь боли и подступавшей слабости, Стивен упрямо замотал головой. Все произошло слишком быстро, и у него не было времени на размышления. Инстинкт подсказывал ему, что нападавший был не один.
И инстинкт не обманул. Сталь клинка блеснула в тусклом, струившемся из окна над головой свете, и еще один враг, вынырнув из темноты, бросился на гвардейца, надеясь застать его врасплох.
Попытка успехом не увенчалась: он упал на мостовую с развороченной дротиками грудью, и Хьюза обдало тошнотворным запахом крови и выпотрошенных внутренностей. Враг умер мгновенно, зато Стивен начинал понимать, что рана его серьезнее, чем показалось поначалу, и без немедленной медицинской помощи ему грозит смерть. Колени подгибались. Рискуя упасть, он поднял неожиданно отяжелевшую левую руку, собираясь активировать коммуникатор, и тут на него бросился третий враг.
Хьюз не успел остановить его выстрелом, но вскинул руку в надежде перехватить нож, и удар пришелся по предплечью. Новая вспышка боли пронзила его. Уже чувствуя, что падает, он успел раненой рукой схватить нападавшего за отворот куртки и рвануть на себя.
Оба противника, не удержавшись, упали на колени. Чтобы восстановить равновесие, убийца взмахнул сжимавшей нож рукой, и в тот же миг полдюжины дротиков разорвали его грудную клетку и легкие.
Еще мгновение он и Хьюз стояли на коленях друг против друга, на мокрой от крови мостовой. В глазах нападавшего промелькнул ужас: потом они затуманились, и он, обмякнув, повалился на бок.
Мысли в голове Хьюза медленно пробивались сквозь завесу боли. Трое. Их было трое, и он разделался с ними, но…
По переулку прокатился грохот выстрела из старинного пистолета. Стивен Хьюз не услышал его – так же как не увидел вспышку, ибо тяжелая пуля угодила ему прямо в лоб.
Послышались восклицания, люди стали выглядывать из окон. Если на тихое гудение пульсера никто не обратил внимания, то пистолетный выстрел переполошил многих. Было темно, и поначалу никто не мог разобраться, что случилось, но человек с холодными глазами понимал, что суматоха и растерянность не продлятся вечно.
Прорычав проклятие, он метнулся к телу гвардейца, ухитрившегося, хотя он и был застигнут врасплох, прихватить с собой в небытие троих обученных убийц. Мужчина с холодными глазами работал с Бэрдом более трех лет, а в прошлом был сотрудником Инквизиции Масады, так что далеко не первый раз участвовал в расправе с нечестивцем. Однако цена, которую пришлось заплатить за смерть этого проклятого грешника, повергла его в ярость.
Держа в правой руке пистолет, он опустился на колени прямо в липкую лужу крови, сорвал левой рукой верхнюю пуговицу с мундира Хьюза, сунул ее в карман и лишь после этого попытался нащупать пульс у троих поверженных товарищей.
– Нам нужно убираться! – прошипел из мрака его единственный уцелевший спутник, и он, кивнув, вскочил на ноги.
– Это называется чисто, – злобно прорычал человек с холодными глазами и яростно пнул ногой убитого телохранителя. – Вонючий ублюдок!
– Уносим ноги! – снова подал голос его приятель. – Я уже слышу сирены. Пора сматываться!
– Ну так заткнись и сматывайся! – рявкнул он в ответ, мотнув головой в сторону проулка, где их дожидалась машина.
Повторять не пришлось: напарник припустил туда, нашаривая на бегу ключи.
– Мерзавец! – повторил человек с холодными глазам, адресуясь к Хьюзу, после чего глубоко вздохнул и, задержав взгляд на телах соратников, торжественно возгласил: – Мир сей принадлежит Господу!
С этими словами человек, исполнивший свой мрачный долг, исчез в переулке.
Глава 29
– Добро пожаловать на звезду Тревора… наконец-то вы здесь, дама Элис, – с доброжелательной улыбкой произнес Хэмиш Александер, обмениваясь на шлюпочной палубе «Бенджамина Великого» крепким рукопожатием с золотоволосой женщиной, уже успевшей прикрепить к контр-адмиральскому мундиру знаки различия вице-адмирала.
– Я рада этому, милорд.
– Чертовски приятно это слышать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
– Всего доброго, – попрощался землевладелец, и двое заговорщиков направились к выходу вслед за Бакриджем, который должен был тайно вывести их из здания.
Распрощавшись с визитерами, землевладелец мысленно вернулся к только что обсуждавшимся вопросам. Странное дело, всего несколько месяцев назад он слыхом не слыхивал ни о Бэрде с Кеннеди, ни об их загадочной организации, а теперь они прочно связались с ним, пляшут под его дудку, да еще и щедро оплачивают эту музыку.
Хихикнув, Мюллер повернулся к неподвижно стоявшему у двери на протяжении всего разговора телохранителю.
– Спасибо, Стив. Думаю, на сегодня все. Завтра поутру вы нужны мне в наилучшей форме, так что ступайте и хорошенько выспитесь.
– Спасибо, милорд. Непременно. Поклонившись землевладельцу, сержант Хьюз вышел из кабинета и, по-военному печатая шаг, зашагал по коридору к восточному портику, откуда начиналась дорожка, ведущая к казармам гвардии. Глядя на этого бравого воина, никто бы не догадался, какие мысли роились в его голове. А в последнюю очередь догадался бы об этом землевладелец Мюллер, знавший сержанта как консерватора и рьяного противника реформ Протектора Бенджамина.
Порой Хьюз чувствовал себя очень неловко, хотя сам вызвался на это задание, верил в правоту своего дела и считал, что исполняет долг перед Протектором. Проблема, однако, заключалась в том, что долг перед Бенджамином Мэйхью не отменял святости присяги, принесенной им Сэмюэлю Мюллеру перед лицом своих товарищей по гвардии и освященной капелланом лена Мюллер братом Тобином. Случалось, он даже не мог заснуть, терзаясь угрызениями совести из-за нарушения клятвы.
А зря. Мюллер неоднократно нарушал клятву верности, данную им Протектору, а закон Меча и Церкви однозначно гласил, что присяга, принесенная клятвопреступнику, не имеет силы. По всем установлениям Божеским и человеческим Стив Хьюз не обязан был хранить верность Сэмюэлю Мюллеру. Более того, еще не приступив к выполнению задания, Хьюз в сопровождении капеллана лена Мэйхью брата Клементса побывал в соборе Мэйхью, где декан Андерс с одобрения преподобного Салливана именем Ризницы и Меча даровал ему прощение за возможное предательство интересов будущего землевладельца и заранее освободил от обязательств по отношению к Мюллеру.
Однако Хьюз очень серьезно относился к обетам – в противном случае он не был бы избран для столь ответственного задания. Но это не мешало ему мучиться стыдом – ведь он торжественно принес ложную присягу одному из самых известных феодальных правителей своей родины.
Другое дело, что все терзания и сомнения никак не влияли на его стремление выполнить задачу как можно лучше. На то, чтобы втереться к Мюллеру в доверие, ушли годы, и вот наконец его усилия и самоотверженность, кажется, начали приносить плоды. Разумеется, в прямые контакты с руководством сил Планетарной безопасности Стив не вступал, но ему было известно, что полковник Томасон и генерал Янаков весьма удовлетворены добытыми им записями переговоров Мюллера с Бэрдом и Кеннеди, а также обличающими землевладельца копиями финансовых документов. Разумеется, нарушение закона о порядке финансирования избирательных кампаний никак не тянуло на государственную измену, в которой подозревали Мюллера, но Хьюз только начал действительно серьезную работу. К тому же землевладелец лично получал незаконные взносы и лично отдавал Хьюзу распоряжения об их расходовании: в случае предъявления обвинения у него не будет возможности откреститься от этих денег, спрятавшись за цепочкой посредников и подставных лиц. По мере того, как росли суммы незаконных пожертвований, Мюллер все чаще щедро делился со своими приспешниками, что сделало ряд высокопоставленных лиц причастными к финансовым нарушениям. Весьма вероятно, что, когда ловушка захлопнется и все они предстанут перед правосудием Меча, кто-то из них, желая облегчить свою участь, расскажет следствию и о более серьезных проступках землевладельца-интригана.
«Так или иначе, – размышлял Хьюз, – кое-какой компрометирующий материал на него уже имеется. Не худо бы вместе с Мюллером прижать к ногтю и Бэрда. Вот уж подозрительный тип. Кеннеди – тот тьфу, просто пустышка, но сам Бэрд… Этот малый очень даже себе на уме, и мне чертовски не нравится, с какой легкостью он сорит деньгами. Где, черт возьми, он берет такую уйму наличных? Как можно собрать столько деньжищ, чтобы Планетарная безопасность решительно ничего об этом не знала. Создается впечатление, будто банкноты материализуются из вакуума за миг до того, как он вручает очередной портфель Мюллеру, и не оставляют нигде никакого следа по той простой причине, что прежде их никогда не существовало. Это, конечно, чушь собачья, но будь я проклят, если могу предложить этому феномену другое объяснение!»
Хмуро усмехнувшись, он остановился под старомодным шарообразным фонарем и взглянул на хронометр. Перед тем, как во исполнение данного Мюллеру обещания хорошенько выспаться, Стив намеревался кое-где побывать. Глубоко верующий человек, Хьюз отнюдь не был религиозным мракобесом, каким считали его в окружении землевладельца, однако репутация фанатика, помимо всего прочего, давала ему предлог для конспиративных контактов.
Всего в пяти кварталах от покоев землевладельца, если идти дворами и проулками, находился собор лена Мюллер. Хьюз взял за обычай посещать его не менее двух раз в неделю. Брат Тобин понятия не имел о секретной миссии Стива и, насколько мог судить последний, был абсолютно предан своему землевладельцу, однако он был честным человеком и призванным священником Церкви Освобожденного Человечества. Хьюз был уверен, что Тобин ничего не знает о замыслах Мюллера и тем более не подозревает о причастности землевладельца к убийству преподобного Джулиуса Хэнкса. Возникни у него хотя бы тень такого подозрения, добрый брат сложил бы с себя сан и покинул лен со сверхзвуковой скоростью. Будучи несомненным традиционалистом, Тобин по врожденному здравомыслию не поощрял фанатизма и порой по-отечески пенял Хьюзу за демонстративную нетерпимость. К тому же он превосходно играл в шахматы, так что оба они, священник и гвардеец, с нетерпением дожидались вошедших в привычку встреч. Дважды в неделю они с наслаждением разыгрывали гамбиты и вели неторопливые богословские дискуссии.
Таким образом, частые визиты в собор вполне соответствовали имиджу набожного телохранителя и не могли навлечь на него никаких подозрений. Равно как и привычка заглядывать по пути в собор или из собора в находившийся по дороге книжный магазин, служивший Хьюзу почтовым ящиком.
Часовой на выходе из комплекса зданий Мюллер-хауса узнал сержанта и приветствовал, не щелкая каблуками и не вытягиваясь в струнку – как обязан был делать в присутствии посторонних.
– Привет, Стив, – сказал он. – Припозднился ты сегодня. Брат Тобин, небось, тебя заждался.
– Я предупредил его, что, возможно, задержусь, – ответил с улыбкой Хьюз, – а он сказал, что все равно будет работать допоздна над воскресной проповедью, так что, когда мне удастся вырваться, тогда и ладно. Сыграть партию в шахматы никогда не поздно.
– Ох уж эти ваши шахматы, – покачал головой часовой. – Больно мудреная игра, как глянешь, голова кругом идет. По мне, так куда лучше перекинуться в картишки.
– Ты хочешь сказать, – с широкой улыбкой поправил его Хьюз, – что не считаешь нужным трудиться и учить правила игры, которая все равно не позволит тебе ободрать как липку невинное дитя Господа и твоего брата по вере.
– Ухх.
Караульный отреагировал натянутым смешком, поскольку не знал, что означает загадочная улыбка Хьюза и как он на самом деле относится к азартным играм. Церковь их допускала, если они велись без принуждения и мошенничества, а проигравший не оставался без средств к существованию, однако некоторые религиозные моралисты относились к этому вопросу строже, а Хьюз был известен своим консерватизмом. Однако, заметив растерянность часового, Стив покачал головой и похлопал его по плечу.
– Не бери в голову, Эл. Я вовсе не собираюсь подговаривать брата Тобина обратить свой проповеднический пыл против картежников. Уверен, у него есть на примете и более тяжкие грехи, заслуживающие обличения. Вообще-то я случайно узнал, что ты примерный прихожанин и никогда не проходишь мимо церковной кружки.
– Жертвую по возможности, – подтвердил Эл. – А насчет картишек – да, грешен. От партии в покер на наличные мне отказаться трудно.
– И нет нужды отказывать себе в удовольствии, если только страсть к игре не захватит тебя чрезмерно. Но я с тобой заболтался, пора идти. Хотя брат Тобин и разрешил приходить в любое время, вряд ли он обрадуется, коли я заявлюсь к нему после полуночи.
– Я бы точно не обрадовался, – хмыкнул Эл и помахал на прощание рукой.
Покинув дворцовый комплекс, Хьюз ступил на старинную каменную мостовую Мюллер-сити. Лунный свет падал на узкие, извилистые проулки, построенные тысячу лет назад, и на более широкие дороги, проложенные через Старый Город сравнительно недавно. Современное освещение, разумеется, было проведено, но все же то был не мантикорский, а истинно грейсонский город, представлявший собой лабиринт невысоких строений, редко выше восьми-девяти и ни одно не превосходящее тридцати этажей, тянувшихся вдоль хаотически переплетающихся улиц, переулков и тупиков. Старый Город не был рассчитан на современное освещение, и на его извилистых улочках до сих пор попадались неосвещенные участки. Что, впрочем, мало кого тревожило, ибо уличная преступность, бич урбанизированных миров, на Грейсоне была ничтожно мала. Не говоря уж о том, что уверенно шагавший по кривым улочкам к собору (и задней двери книжного магазина) Хьюз был вооружен и облачен в мундир гвардии Мюллера.
* * *
– Это он, – шепнул человек, называвший себя Бэрдом, двум стоявшим рядом с ним мужчинам.
Один из них, тот что повыше, проводил рослого фальшиво насвистывавшего сержанта холодным, расчетливым взглядом.
– Нет проблем, – буркнул он.
Бэрд попридержал его за локоть.
– Все должно быть сделано чисто, – сказал он. – И не забывай, в чем твоя цель.
– Нет проблем, – повторил тот и поднял руку.
Еще трое человек вынырнули из темноты. Кивком головы он отправил их следом за сержантом.
– Мы добудем, что велено, – заверил он Бэрда.
– Хорошо, брат, – отозвался Бэрд, выпуская его локоть. – Да будет так, ибо мир сей принадлежит Господу!
– Мир сей принадлежит Господу! – откликнулся, склонив голову, человек с холодными глазами и вместе со своим спутником, скользнул в переулок за уже скрывшимися там сообщниками.
Бэрд проводил их взглядом, повернулся и почти так же бесшумно зашагал прочь.
* * *
Что заставило его насторожиться, Хьюз не знал: возможно, то был просто инстинкт, возможно, натренированное подсознание отреагировало на какой-то неуловимый для разума сигнал. Во всяком случае, он уже поворачивался, когда из темноты был нанесен первый удар.
Отточенный нож вонзился в спину над правой почкой и наткнулся на ребро, а потом раненый отшатнулся, и клинок вырвался из тела. Хьюз зашатался, чувствуя обжигающий поток крови, а нападавший размахнулся, собираясь нанести второй удар.
Однако среди причин, по которым капитану Стивену Хьюзу поручили столь ответственное задание, числились отменная физическая форма и прекрасные боевые навыки. Рана почти не замедлила его движений: спустя долю секунды извлеченный из кобуры пульсер уже был направлен на живот нападавшего. В ужасе и отчаянии тот попытался опередить выстрел, но его прыжок был встречен роем сверхзвуковых дротиков. Гудение пульсера эхом отдалось от старинных стен, однако это оружие, в отличие от старинных образцов, в которых использовались химические взрывчатые вещества, не производило грохота. Почти разорванный пополам, нападавший упал на мостовую, не успев даже вскрикнуть.
Хьюз, шатаясь, отступил назад. До сих пор его поддерживал адреналиновый шок, но теперь боль пронизывала тело насквозь. Зажать рану, не выпустив оружия, он не мог, а потому, привалившись к стене, заставил себя держаться на ногах и держать пульсер наготове, одновременно пытаясь прижать к кровоточащему разрезу хотя бы локоть.
Противясь боли и подступавшей слабости, Стивен упрямо замотал головой. Все произошло слишком быстро, и у него не было времени на размышления. Инстинкт подсказывал ему, что нападавший был не один.
И инстинкт не обманул. Сталь клинка блеснула в тусклом, струившемся из окна над головой свете, и еще один враг, вынырнув из темноты, бросился на гвардейца, надеясь застать его врасплох.
Попытка успехом не увенчалась: он упал на мостовую с развороченной дротиками грудью, и Хьюза обдало тошнотворным запахом крови и выпотрошенных внутренностей. Враг умер мгновенно, зато Стивен начинал понимать, что рана его серьезнее, чем показалось поначалу, и без немедленной медицинской помощи ему грозит смерть. Колени подгибались. Рискуя упасть, он поднял неожиданно отяжелевшую левую руку, собираясь активировать коммуникатор, и тут на него бросился третий враг.
Хьюз не успел остановить его выстрелом, но вскинул руку в надежде перехватить нож, и удар пришелся по предплечью. Новая вспышка боли пронзила его. Уже чувствуя, что падает, он успел раненой рукой схватить нападавшего за отворот куртки и рвануть на себя.
Оба противника, не удержавшись, упали на колени. Чтобы восстановить равновесие, убийца взмахнул сжимавшей нож рукой, и в тот же миг полдюжины дротиков разорвали его грудную клетку и легкие.
Еще мгновение он и Хьюз стояли на коленях друг против друга, на мокрой от крови мостовой. В глазах нападавшего промелькнул ужас: потом они затуманились, и он, обмякнув, повалился на бок.
Мысли в голове Хьюза медленно пробивались сквозь завесу боли. Трое. Их было трое, и он разделался с ними, но…
По переулку прокатился грохот выстрела из старинного пистолета. Стивен Хьюз не услышал его – так же как не увидел вспышку, ибо тяжелая пуля угодила ему прямо в лоб.
Послышались восклицания, люди стали выглядывать из окон. Если на тихое гудение пульсера никто не обратил внимания, то пистолетный выстрел переполошил многих. Было темно, и поначалу никто не мог разобраться, что случилось, но человек с холодными глазами понимал, что суматоха и растерянность не продлятся вечно.
Прорычав проклятие, он метнулся к телу гвардейца, ухитрившегося, хотя он и был застигнут врасплох, прихватить с собой в небытие троих обученных убийц. Мужчина с холодными глазами работал с Бэрдом более трех лет, а в прошлом был сотрудником Инквизиции Масады, так что далеко не первый раз участвовал в расправе с нечестивцем. Однако цена, которую пришлось заплатить за смерть этого проклятого грешника, повергла его в ярость.
Держа в правой руке пистолет, он опустился на колени прямо в липкую лужу крови, сорвал левой рукой верхнюю пуговицу с мундира Хьюза, сунул ее в карман и лишь после этого попытался нащупать пульс у троих поверженных товарищей.
– Нам нужно убираться! – прошипел из мрака его единственный уцелевший спутник, и он, кивнув, вскочил на ноги.
– Это называется чисто, – злобно прорычал человек с холодными глазами и яростно пнул ногой убитого телохранителя. – Вонючий ублюдок!
– Уносим ноги! – снова подал голос его приятель. – Я уже слышу сирены. Пора сматываться!
– Ну так заткнись и сматывайся! – рявкнул он в ответ, мотнув головой в сторону проулка, где их дожидалась машина.
Повторять не пришлось: напарник припустил туда, нашаривая на бегу ключи.
– Мерзавец! – повторил человек с холодными глазам, адресуясь к Хьюзу, после чего глубоко вздохнул и, задержав взгляд на телах соратников, торжественно возгласил: – Мир сей принадлежит Господу!
С этими словами человек, исполнивший свой мрачный долг, исчез в переулке.
Глава 29
– Добро пожаловать на звезду Тревора… наконец-то вы здесь, дама Элис, – с доброжелательной улыбкой произнес Хэмиш Александер, обмениваясь на шлюпочной палубе «Бенджамина Великого» крепким рукопожатием с золотоволосой женщиной, уже успевшей прикрепить к контр-адмиральскому мундиру знаки различия вице-адмирала.
– Я рада этому, милорд.
– Чертовски приятно это слышать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73