сурово ответствовал Альман. – Никто не пытался влиять на убеждения брата Маршана. Ризница сочла, что он ошибается, но если он не может искренне согласиться с суждением Церкви, то его нежелание отказаться от убеждений делает ему честь. Вопросы личной веры – это самое тяжелое Испытание, которое Бог посылает Своим детям, даже тем, что служат Его Церкви. Ризнице это прекрасно известно. Но Церковь обязана исправлять ошибки, когда их видит.
– Ризницу ввели в соблазн политические соображения, – ровным тоном проговорил Бёрдетт, – и это она, а не брат Маршан выступает против воли Божьей. – Голос землевладельца стал резче и ниже, глаза его загорелись. – Эта иностранка, эта шлюха, развратничающая вне священного брака и отравляющая нас своим безбожием, – уродство в глазах Божьих! Она и те, кто хочет превратить наш мир в копию ее разлагающегося королевства, – слуги зла, а Ризница пытается распространять их нечистоты среди истинных детей Божьих!
– Я не стану с вами спорить о вашей вере, милорд. Не мое это дело. Если вы не согласны с решением Ризницы, ваше древнее право, как землевладельца и как одного из детей Божьих, – оспорить его перед ней. Но если ваши аргументы не совпадают с тем, как Ризница понимает волю Божью, то ее обязанность, как собрания избранных и посвященных в сан руководителей Церкви, состоит в том, чтобы отвергнуть их. – Бёрдетт что-то прорычал, но Альман продолжал тем же бесстрастным голосом. – Ризница сожалеет, что не смогла удовлетворить вашу просьбу, но Старейшины не могут отречься от того, как они сообща понимают волю Божью. Даже ради вас, милорд.
– Понятно. – Взгляд Бёрдетта стал еще жестче и презрительнее, и он внимательно осмотрел Альмана. – Так что, Ризница и Протектор приказывают мне лишить брата Маршана постов, служить на которых его призвал Бог?
– Ризница и Протектор уже лишили брата Маршана постов, которые он занимал, удостоенный доверием Бога и Святой Церкви, – ровным тоном поправил его Альман. – Пока он не преодолеет пропасть между тем, что проповедует он, и тем, что проповедует Церковь, эти посты будет занимать кто-нибудь еще.
– Это пока только ваши слова, – холодно сказал Бёрдетт.
Альман ничего не ответил, и он оскалился:
– Ну хорошо, дьякон, а теперь передайте мои слова. Сообщите Ризнице, что хоть они и в состоянии изгнать истинно Божьего человека с кафедры и публично унизить его за преданность Вере, им не заставить меня присоединиться к их греху. В моих глазах брат Маршан сохраняет все посты, с которых его несправедливо сняли. Я не стану назначать на эти посты другого священника.
Его холодные голубые глаза заблестели, когда на лице дьякона отразилась наконец вспышка гнева. Альман сжал руки за спиной, напоминая себе, что сам он – слуга Божий, а Бёрдетт – землевладелец, и проглотил гневный ответ. Когда он уверился в том, что контролирует себя, он ответил самым спокойным тоном, каким только смог:
– Милорд, каковы бы ни были ваши разногласия с Ризницей, у вас тоже есть ответственность. Ошибается Ризница или нет, вы как правитель и помазанник Божий не имеете права оставить церковный пост незанятым, а людей без пастыря.
– Это сделала Ризница, дьякон, убрав с этой должности человека, выбранного мной и Богом. У меня, как и У Ризницы, есть долг – поступать так, как, по моему мнению, диктует воля Божья. Вы сами сказали, я землевладелец, а значит, представляю Божьи интересы не меньше, чем Ризница. Отрицать волю Божью – грех для кого угодно, но особенно для того, кто носит ключ. Я отказываюсь это делать. Если Церковь хочет, чтобы эти посты были заняты, пусть Ризница вернет на них человека, которому они предназначены Богом. Пока Ризница этого не сделает, я никогда не назначу на них человека, отвратительного Богу! Лучше пусть у моих людей не будет священника, чем фальшивый священник.
– Если вы отказываетесь назначить кого-нибудь еще на кафедру собора Бёрдетт, милорд, тогда Церковь сделает собственный выбор, – сказал Альман твердо.
Бёрдетт в ярости вскочил на ноги.
– Так сделайте это! – крикнул он. Он уперся кулаками в стол, наклоняясь к дьякону. – Скажите им, чтобы они так и сделали! – прошипел он тоном, показавшимся еще страшнее из-за внезапной холодности. – Но они не могут заставить меня посещать службы, дьякон, или принять в качестве капеллана человека, которого выбрал не я! Мы еще посмотрим, как поступят граждане Грейсона, сохранившие верность Господу, когда землевладелец плюнет на какого-нибудь трусливого слабака, которого Ризница навяжет нам.
– Осторожнее, землевладелец. – Страсти в голосе Альмана поубавилось, но тон не стал менее ледяным. – Бог не отвергает никого, кто ищет его с открытым сердцем. Единственный путь в ад открывается тогда, когда человек по собственной воле отгораживается от Бога, но такой путь существует, и боюсь, что вы на него встаете.
– Убирайтесь, – процедил Бёрдетт. – Идите к своим хозяевам-лизоблюдам. Скажите им, пусть увиваются за иностранной шлюхой и извращают установленные Богом порядки, но я отказываюсь. Пусть оскверняют собственные души, если хотят, но меня они по этому проклятому пути не уведут!
– Ну что ж, милорд. – Альман поклонился с холодным достоинством. – Я буду за вас молиться, – добавил он и вышел, провожаемый яростным взглядом Бёрдетта.
Глава 13
Было уже поздно, и Хонор заканчивала итоговый доклад, сидя в пижаме, поверх которой надела шелковое кимоно. Наконец она закрыла файл и задумчиво откинулась на спинку удобного кресла. Потерла кончик носа, потянулась за чашкой какао, которую оставил ей МакГиннес. Перед уходом он сурово посмотрел на нее, а потом демонстративно взглянул на часы. Она улыбнулась этому воспоминанию, попивая густую сладкую жидкость и покачиваясь в кресле. Спать ей еще не хотелось.
Ее эскадра была далеко не готова к битве, но вот штаб ее становился четкой и отлаженной машиной. Спокойная уверенность Мерседес Брайэм уравновешивала как занудливую тщательность коммандера Бэгвелла, так и непочтительное свободомыслие коммандера Сьюэлла. А вместе с острым аналитическим умом Пакстона ее старшие штабные офицеры становились отличным орудием, осуществлявшим ее приказы и способным эффективно выполнять предписанные им задачи.
Но эскадра зависела не только от штаба командующего, а в ее эскадре командиры все еще совершали неподобающие их званиям ошибки. Оно и понятно – каждый из них получил стремительное повышение, к которому просто не был готов. Они до сих пор привыкали к возможностям и мощи своих кораблей, да и флагманский корабль все еще торчал на ремонтной верфи. Лейтенант-коммандер Мэтьюс и инженеры «Грозного» старались вовсю, но им пришлось иметь дело с массой мелких проблем, как и предполагал Ю. А из-за этого эскадра слишком много времени занималась тренажерами и куда меньше – настоящими упражнениями. Если прибавить сюда раздрай в душе командующего эскадрой – Хонор до сих пор иногда просыпалась от кошмаров, – вот тебе и готовая катастрофа в первой же битве.
И все же…
Она сделала еще один глоток и поморщилась. Как бы все ни было ужасно, положение улучшалось с каждым днем. Ей надо только позаботиться о том, чтобы так дело шло и дальше. Хонор начала проверять по пунктам список, который держала в уме.
Ю, Мэтьюс и Бюро кораблестроения творили чудеса с «Грозным». Контроль над гразерами все еще барахлил, скорее всего потому, что энергетическое оружие осталось прежнее, хевенитское, а вот систему управления огнем поставили новенькую, мантикорской разработки и грейсонского производства. Но верфь заверила адмирала, что за несколько дней они все наладят. Вся эта история заставила ее по-новому оценить, сколько терпения проявил к ней Марк Сарнов на «Ханкоке». Она решила обращаться так же с Альфредо Ю и ремонтниками, работающими на «Грозном».
Как только с этим разберутся, можно будет взяться за учения, которые необходимы до зарезу. Она изрядно погоняла своих людей на компьютерных тренажерах и составила о них определенные впечатления, но даже лучшие тренажеры в подметки не годятся учениям, потому что все знают, что это тренажеры. Она знала по себе, что в бою реагирует по-другому, как бы ни убедительно работали компьютеры. Хонор была твердо уверена, что единственный способ оценить офицера – понаблюдать за его работой в реальной обстановке, в космосе. Именно так она хотела изучить своих младших адмиралов. И кроме того, Хонор хотела, чтобы и они понаблюдали за ней, и не только потому, что им надо настроиться на ее тактическое мышление, а это возможно только в работе.
Иногда она гадала, добиваются ли лучших результатов те, кто практикует скандалы. Она служила под началом адмиралов, устраивавших настоящие спектакли с воплями и угрозами, чтобы накрутить подчиненных, и это – по крайней мере у некоторых – срабатывало. Но Хонор верила во флотское правило, которому давным-давно научил ее Рауль Курвуазье: ради офицера, который ведет их за собой, люди работают совсем иначе. Хонор еще и поэтому хотела поскорее увести «Грозный» с верфи. Ее экипаж трудно было упрекнуть в отсутствии трудолюбия, но им не хватало общего духа, чувства локтя, которое могут дать только совместно пролитый пот и возможность доказать друг другу, чего они стоят… а для этого сначала адмирал должен доказать им свою компетентность. Большинство ее офицеров слишком молоды, чтобы помнить капитана Харрингтон по битве при «Вороне» или второй битве при Ельцине, зато все знают, что Королевский Флот Мантикоры списал ее на берег. Пока она не докажет им, что разбирается в своем деле, неизбежны сомнения, несмотря на всю ее репутацию, а она хотела с ними покончить.
И за взаимоотношениями с грейсонскими офицерами приходилось тщательно следить до сих пор. Контр-адмирал Трейлман, например, явно имел религиозные предрассудки против женщин в форме, но неожиданно выручила репутация женщины, спасшей Грейсон от Масады. Хонор было неловко так цинично и расчетливо этим пользоваться, но она не могла не использовать эффективное оружие. Нынче все должно идти в ход. И ведь сработало! Может Трейлману и было трудно воспринимать женщин как настоящих офицеров, но к Хонор он обращался с таким уважением, на которое редко могут рассчитывать капитаны, внезапно ставшие адмиралами.
Конечно, уважение и авторитет – далеко не одно и то же. Все воспитанные грейсонцы уважали женщин, но это вовсе не означало, что они доверяли женщине на «мужском» месте. Хонор полагала, что и Трейлман так думал… во всяком случае пока Янаков не обошел его на компьютерном тренажере. Он пришел в бешенство от того, что младший адмирал изменил правила игры. Вряд ли ему понравилось и то, что выручил его простой капитан, да еще и бывший хев в придачу. Но Хонор не могла не отдать ему должное. Какую бы ярость он ни испытал, он честно признал собственные ошибки. Помогло и то, что она не набросилась на него с упреками. Она постаралась похвалить как Ю, так и Янакова (хотя последнему намекнула, что бывает со слишком хитрыми адмиралами), но действия Трейлмана она проанализировала абсолютно бесстрастно. Не критиковать его решения было невозможно, но она не желала чернить его ни с глазу на глаз, ни на людях. Он допустил ошибки, и ее обязанностью было объяснить ему это, но она никогда не любила офицеров, которые чрезмерно распекали подчиненных, а после службы в качестве флагманского капитана у Марка Сарнова она лишь уверилась в правильности своей тактики. Суть в том, чтобы учиться на ошибках, а не искать козлов отпущения. Если офицер абсолютно непригоден, тогда его надо убрать, но без особого повода она ни на кого не нападала.
Тем не менее, подумала она, Трейлман представлял самое слабое звено. У него была репутация бойца, но тонкости ему не хватало. Хонор не могла решить, обусловлено это личностью или ему пока не хватает уверенности. Офицеры, не верившие в собственные способности, часто атаковали проблемы в лоб, рассчитывая, что в ближнем бою упорство окажется важнее способности думать и маневрировать. Заботила ее и чрезмерная склонность Трейлмана полагаться на правила и уставы. Правда, это еще не повод для снятия его с должности, а администратор он хороший. Его любили и уважали подчиненные ему командиры и штаб. Это, с одной стороны, повышало его эффективность, а с другой – означало, что они будут не согласны с его увольнением. Да и Хонор он тоже нравился, несмотря на предрассудки по поводу женщин. Он был прямым и честным, и хотя тонкости от него ждать не следовало, бульдожьей цепкости было с избытком.
Уолтер Брентуорт оказался надежен, как она и ожидала. Один раз он ошибся, видя только то, что ему хотелось видеть, но он принял урок близко к сердцу. В отличие от Трейлмана, он чувствовал себя с женщинами-офицерами вполне комфортно, и не только с Хонор, и уделял большое внимание деталям. То, что он не сумел в тренажере удержать рядом Двенадцатый дивизион, перед тем как Янаков устроил свой сюрприз, могло означать, что он не учитывал склонность Трейлмана атаковать, но с тех пор он исправился. Если у него и был недостаток, то, пожалуй… излишнее внимание к деталям. Хонор подозревала, что этим отчасти объясняется ход учений на тренажере. Брентуорт слишком увлекся маловажными обязанностями, которые следовало перепоручить начальнику оперотдела и флагманскому капитану. У него не хватило времени подумать, почему Янаков выбрал такой неудобный подход.
Если он научится правильно делегировать обязанности, то из хорошего адмирала превратится в выдающегося, решила Хонор. Уже сейчас она была вполне довольна его работой в качестве старшего командующего дивизионом. И его реакцию на критику она угадала правильно. Он осознал свои ошибки и не злился ни на Янакова, создавшего ему неожиданные проблемы, ни на Хонор, отключившую ему связь, чтобы посмотреть на поведение Трейлмана. Больше того, в следующем упражнении на тренажерах он учел полученный урок, и с каждым днем его уверенность все росла.
Но как ни довольна она была работой Брентуорта, Хонор не могла удержаться от улыбки, думая о контр-адмирале Янакове. Иуда Янаков будто нарочно был полной противоположностью Трейлману как по внешности, так и по характеру. Самый молодой из ее командующих дивизионами, невысокий, худощавый, с густыми каштановыми волосами и серыми глазами. Из Янакова ключом била энергия, которой не хватало более высокому и плотному Трейлману. Агрессии у молодого человека хватало, но ее уравновешивал холодный расчет карточного игрока. Он приходился племянником Бернарду Янакову, предшественнику Уэсли Мэтьюса на посту гранд-адмирала, а значит, кузеном Протектору Бенджамину, и проблем, связанных с адмиралом-женщиной, у него не возникало вовсе.
Хонор презирала офицеров, заводивших любимчиков, и очень старалась не выделять Янакова – во избежание, – но его инстинктам она доверяла больше, чем Трейлману или даже Брентуорту. Как он и показал в тренажере, иногда его воображение перехлестывало через край, но он уже начинал выравниваться, не теряя при этом инициативы. Единственная сложность с Янаковым заключалась в том, что он катастрофически не уживался с Альфредо Ю.
Хонор вздохнула и снова потерла кончик носа, глядя на пустой экран. У всех ее грейсонских офицеров были причины косо смотреть на человека, который практически уничтожил их флот перед вступлением в Альянс, но Уолтер и Трейлман с эмоциями справились. А Янаков пока нет, хотя он тщательно следил, чтобы это не отражалось на работе. Хонор виновато думала, что его мотивы примерно совпадают с ее собственными. Она винила Ю в смерти адмирала Курвуазье, а Янаков – в гибели родного дяди, так что неудивительно. Чем дальше, тем острее жалела Хонор, что они с предыдущим гранд-адмиралом так и не успели преодолеть барьер культурных различий. Все, что она о нем слышала, только подчеркивало: Бернард Янаков был замечательным человеком.
Но каким бы выдающимся офицером и человеком ни был гранд-адмирал Янаков, его смерть вбила клин между его племянником и Альфредо Ю, и Хонор столкнулась с нешуточной проблемой. Поначалу она даже удивилась, разобравшись в своих чувствах, но ошибки не было. Она по-прежнему не доверяла Ю и отчасти презирала себя за это. Пора с этим кончать, в очередной раз напомнила себе Хонор. Постепенно ее отношение к капитану менялось, но шел этот процесс слишком долго, и виновата была только она сама.
Признав это, она нахмурилась. Альфредо Ю – один из самых компетентных офицеров, которых она только встречала. Его реакция на засаду Янакова не была случайным озарением – для него характерно именно такое спокойное восприятие проблем в сочетании с быстрым поиском оптимального решения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
– Ризницу ввели в соблазн политические соображения, – ровным тоном проговорил Бёрдетт, – и это она, а не брат Маршан выступает против воли Божьей. – Голос землевладельца стал резче и ниже, глаза его загорелись. – Эта иностранка, эта шлюха, развратничающая вне священного брака и отравляющая нас своим безбожием, – уродство в глазах Божьих! Она и те, кто хочет превратить наш мир в копию ее разлагающегося королевства, – слуги зла, а Ризница пытается распространять их нечистоты среди истинных детей Божьих!
– Я не стану с вами спорить о вашей вере, милорд. Не мое это дело. Если вы не согласны с решением Ризницы, ваше древнее право, как землевладельца и как одного из детей Божьих, – оспорить его перед ней. Но если ваши аргументы не совпадают с тем, как Ризница понимает волю Божью, то ее обязанность, как собрания избранных и посвященных в сан руководителей Церкви, состоит в том, чтобы отвергнуть их. – Бёрдетт что-то прорычал, но Альман продолжал тем же бесстрастным голосом. – Ризница сожалеет, что не смогла удовлетворить вашу просьбу, но Старейшины не могут отречься от того, как они сообща понимают волю Божью. Даже ради вас, милорд.
– Понятно. – Взгляд Бёрдетта стал еще жестче и презрительнее, и он внимательно осмотрел Альмана. – Так что, Ризница и Протектор приказывают мне лишить брата Маршана постов, служить на которых его призвал Бог?
– Ризница и Протектор уже лишили брата Маршана постов, которые он занимал, удостоенный доверием Бога и Святой Церкви, – ровным тоном поправил его Альман. – Пока он не преодолеет пропасть между тем, что проповедует он, и тем, что проповедует Церковь, эти посты будет занимать кто-нибудь еще.
– Это пока только ваши слова, – холодно сказал Бёрдетт.
Альман ничего не ответил, и он оскалился:
– Ну хорошо, дьякон, а теперь передайте мои слова. Сообщите Ризнице, что хоть они и в состоянии изгнать истинно Божьего человека с кафедры и публично унизить его за преданность Вере, им не заставить меня присоединиться к их греху. В моих глазах брат Маршан сохраняет все посты, с которых его несправедливо сняли. Я не стану назначать на эти посты другого священника.
Его холодные голубые глаза заблестели, когда на лице дьякона отразилась наконец вспышка гнева. Альман сжал руки за спиной, напоминая себе, что сам он – слуга Божий, а Бёрдетт – землевладелец, и проглотил гневный ответ. Когда он уверился в том, что контролирует себя, он ответил самым спокойным тоном, каким только смог:
– Милорд, каковы бы ни были ваши разногласия с Ризницей, у вас тоже есть ответственность. Ошибается Ризница или нет, вы как правитель и помазанник Божий не имеете права оставить церковный пост незанятым, а людей без пастыря.
– Это сделала Ризница, дьякон, убрав с этой должности человека, выбранного мной и Богом. У меня, как и У Ризницы, есть долг – поступать так, как, по моему мнению, диктует воля Божья. Вы сами сказали, я землевладелец, а значит, представляю Божьи интересы не меньше, чем Ризница. Отрицать волю Божью – грех для кого угодно, но особенно для того, кто носит ключ. Я отказываюсь это делать. Если Церковь хочет, чтобы эти посты были заняты, пусть Ризница вернет на них человека, которому они предназначены Богом. Пока Ризница этого не сделает, я никогда не назначу на них человека, отвратительного Богу! Лучше пусть у моих людей не будет священника, чем фальшивый священник.
– Если вы отказываетесь назначить кого-нибудь еще на кафедру собора Бёрдетт, милорд, тогда Церковь сделает собственный выбор, – сказал Альман твердо.
Бёрдетт в ярости вскочил на ноги.
– Так сделайте это! – крикнул он. Он уперся кулаками в стол, наклоняясь к дьякону. – Скажите им, чтобы они так и сделали! – прошипел он тоном, показавшимся еще страшнее из-за внезапной холодности. – Но они не могут заставить меня посещать службы, дьякон, или принять в качестве капеллана человека, которого выбрал не я! Мы еще посмотрим, как поступят граждане Грейсона, сохранившие верность Господу, когда землевладелец плюнет на какого-нибудь трусливого слабака, которого Ризница навяжет нам.
– Осторожнее, землевладелец. – Страсти в голосе Альмана поубавилось, но тон не стал менее ледяным. – Бог не отвергает никого, кто ищет его с открытым сердцем. Единственный путь в ад открывается тогда, когда человек по собственной воле отгораживается от Бога, но такой путь существует, и боюсь, что вы на него встаете.
– Убирайтесь, – процедил Бёрдетт. – Идите к своим хозяевам-лизоблюдам. Скажите им, пусть увиваются за иностранной шлюхой и извращают установленные Богом порядки, но я отказываюсь. Пусть оскверняют собственные души, если хотят, но меня они по этому проклятому пути не уведут!
– Ну что ж, милорд. – Альман поклонился с холодным достоинством. – Я буду за вас молиться, – добавил он и вышел, провожаемый яростным взглядом Бёрдетта.
Глава 13
Было уже поздно, и Хонор заканчивала итоговый доклад, сидя в пижаме, поверх которой надела шелковое кимоно. Наконец она закрыла файл и задумчиво откинулась на спинку удобного кресла. Потерла кончик носа, потянулась за чашкой какао, которую оставил ей МакГиннес. Перед уходом он сурово посмотрел на нее, а потом демонстративно взглянул на часы. Она улыбнулась этому воспоминанию, попивая густую сладкую жидкость и покачиваясь в кресле. Спать ей еще не хотелось.
Ее эскадра была далеко не готова к битве, но вот штаб ее становился четкой и отлаженной машиной. Спокойная уверенность Мерседес Брайэм уравновешивала как занудливую тщательность коммандера Бэгвелла, так и непочтительное свободомыслие коммандера Сьюэлла. А вместе с острым аналитическим умом Пакстона ее старшие штабные офицеры становились отличным орудием, осуществлявшим ее приказы и способным эффективно выполнять предписанные им задачи.
Но эскадра зависела не только от штаба командующего, а в ее эскадре командиры все еще совершали неподобающие их званиям ошибки. Оно и понятно – каждый из них получил стремительное повышение, к которому просто не был готов. Они до сих пор привыкали к возможностям и мощи своих кораблей, да и флагманский корабль все еще торчал на ремонтной верфи. Лейтенант-коммандер Мэтьюс и инженеры «Грозного» старались вовсю, но им пришлось иметь дело с массой мелких проблем, как и предполагал Ю. А из-за этого эскадра слишком много времени занималась тренажерами и куда меньше – настоящими упражнениями. Если прибавить сюда раздрай в душе командующего эскадрой – Хонор до сих пор иногда просыпалась от кошмаров, – вот тебе и готовая катастрофа в первой же битве.
И все же…
Она сделала еще один глоток и поморщилась. Как бы все ни было ужасно, положение улучшалось с каждым днем. Ей надо только позаботиться о том, чтобы так дело шло и дальше. Хонор начала проверять по пунктам список, который держала в уме.
Ю, Мэтьюс и Бюро кораблестроения творили чудеса с «Грозным». Контроль над гразерами все еще барахлил, скорее всего потому, что энергетическое оружие осталось прежнее, хевенитское, а вот систему управления огнем поставили новенькую, мантикорской разработки и грейсонского производства. Но верфь заверила адмирала, что за несколько дней они все наладят. Вся эта история заставила ее по-новому оценить, сколько терпения проявил к ней Марк Сарнов на «Ханкоке». Она решила обращаться так же с Альфредо Ю и ремонтниками, работающими на «Грозном».
Как только с этим разберутся, можно будет взяться за учения, которые необходимы до зарезу. Она изрядно погоняла своих людей на компьютерных тренажерах и составила о них определенные впечатления, но даже лучшие тренажеры в подметки не годятся учениям, потому что все знают, что это тренажеры. Она знала по себе, что в бою реагирует по-другому, как бы ни убедительно работали компьютеры. Хонор была твердо уверена, что единственный способ оценить офицера – понаблюдать за его работой в реальной обстановке, в космосе. Именно так она хотела изучить своих младших адмиралов. И кроме того, Хонор хотела, чтобы и они понаблюдали за ней, и не только потому, что им надо настроиться на ее тактическое мышление, а это возможно только в работе.
Иногда она гадала, добиваются ли лучших результатов те, кто практикует скандалы. Она служила под началом адмиралов, устраивавших настоящие спектакли с воплями и угрозами, чтобы накрутить подчиненных, и это – по крайней мере у некоторых – срабатывало. Но Хонор верила во флотское правило, которому давным-давно научил ее Рауль Курвуазье: ради офицера, который ведет их за собой, люди работают совсем иначе. Хонор еще и поэтому хотела поскорее увести «Грозный» с верфи. Ее экипаж трудно было упрекнуть в отсутствии трудолюбия, но им не хватало общего духа, чувства локтя, которое могут дать только совместно пролитый пот и возможность доказать друг другу, чего они стоят… а для этого сначала адмирал должен доказать им свою компетентность. Большинство ее офицеров слишком молоды, чтобы помнить капитана Харрингтон по битве при «Вороне» или второй битве при Ельцине, зато все знают, что Королевский Флот Мантикоры списал ее на берег. Пока она не докажет им, что разбирается в своем деле, неизбежны сомнения, несмотря на всю ее репутацию, а она хотела с ними покончить.
И за взаимоотношениями с грейсонскими офицерами приходилось тщательно следить до сих пор. Контр-адмирал Трейлман, например, явно имел религиозные предрассудки против женщин в форме, но неожиданно выручила репутация женщины, спасшей Грейсон от Масады. Хонор было неловко так цинично и расчетливо этим пользоваться, но она не могла не использовать эффективное оружие. Нынче все должно идти в ход. И ведь сработало! Может Трейлману и было трудно воспринимать женщин как настоящих офицеров, но к Хонор он обращался с таким уважением, на которое редко могут рассчитывать капитаны, внезапно ставшие адмиралами.
Конечно, уважение и авторитет – далеко не одно и то же. Все воспитанные грейсонцы уважали женщин, но это вовсе не означало, что они доверяли женщине на «мужском» месте. Хонор полагала, что и Трейлман так думал… во всяком случае пока Янаков не обошел его на компьютерном тренажере. Он пришел в бешенство от того, что младший адмирал изменил правила игры. Вряд ли ему понравилось и то, что выручил его простой капитан, да еще и бывший хев в придачу. Но Хонор не могла не отдать ему должное. Какую бы ярость он ни испытал, он честно признал собственные ошибки. Помогло и то, что она не набросилась на него с упреками. Она постаралась похвалить как Ю, так и Янакова (хотя последнему намекнула, что бывает со слишком хитрыми адмиралами), но действия Трейлмана она проанализировала абсолютно бесстрастно. Не критиковать его решения было невозможно, но она не желала чернить его ни с глазу на глаз, ни на людях. Он допустил ошибки, и ее обязанностью было объяснить ему это, но она никогда не любила офицеров, которые чрезмерно распекали подчиненных, а после службы в качестве флагманского капитана у Марка Сарнова она лишь уверилась в правильности своей тактики. Суть в том, чтобы учиться на ошибках, а не искать козлов отпущения. Если офицер абсолютно непригоден, тогда его надо убрать, но без особого повода она ни на кого не нападала.
Тем не менее, подумала она, Трейлман представлял самое слабое звено. У него была репутация бойца, но тонкости ему не хватало. Хонор не могла решить, обусловлено это личностью или ему пока не хватает уверенности. Офицеры, не верившие в собственные способности, часто атаковали проблемы в лоб, рассчитывая, что в ближнем бою упорство окажется важнее способности думать и маневрировать. Заботила ее и чрезмерная склонность Трейлмана полагаться на правила и уставы. Правда, это еще не повод для снятия его с должности, а администратор он хороший. Его любили и уважали подчиненные ему командиры и штаб. Это, с одной стороны, повышало его эффективность, а с другой – означало, что они будут не согласны с его увольнением. Да и Хонор он тоже нравился, несмотря на предрассудки по поводу женщин. Он был прямым и честным, и хотя тонкости от него ждать не следовало, бульдожьей цепкости было с избытком.
Уолтер Брентуорт оказался надежен, как она и ожидала. Один раз он ошибся, видя только то, что ему хотелось видеть, но он принял урок близко к сердцу. В отличие от Трейлмана, он чувствовал себя с женщинами-офицерами вполне комфортно, и не только с Хонор, и уделял большое внимание деталям. То, что он не сумел в тренажере удержать рядом Двенадцатый дивизион, перед тем как Янаков устроил свой сюрприз, могло означать, что он не учитывал склонность Трейлмана атаковать, но с тех пор он исправился. Если у него и был недостаток, то, пожалуй… излишнее внимание к деталям. Хонор подозревала, что этим отчасти объясняется ход учений на тренажере. Брентуорт слишком увлекся маловажными обязанностями, которые следовало перепоручить начальнику оперотдела и флагманскому капитану. У него не хватило времени подумать, почему Янаков выбрал такой неудобный подход.
Если он научится правильно делегировать обязанности, то из хорошего адмирала превратится в выдающегося, решила Хонор. Уже сейчас она была вполне довольна его работой в качестве старшего командующего дивизионом. И его реакцию на критику она угадала правильно. Он осознал свои ошибки и не злился ни на Янакова, создавшего ему неожиданные проблемы, ни на Хонор, отключившую ему связь, чтобы посмотреть на поведение Трейлмана. Больше того, в следующем упражнении на тренажерах он учел полученный урок, и с каждым днем его уверенность все росла.
Но как ни довольна она была работой Брентуорта, Хонор не могла удержаться от улыбки, думая о контр-адмирале Янакове. Иуда Янаков будто нарочно был полной противоположностью Трейлману как по внешности, так и по характеру. Самый молодой из ее командующих дивизионами, невысокий, худощавый, с густыми каштановыми волосами и серыми глазами. Из Янакова ключом била энергия, которой не хватало более высокому и плотному Трейлману. Агрессии у молодого человека хватало, но ее уравновешивал холодный расчет карточного игрока. Он приходился племянником Бернарду Янакову, предшественнику Уэсли Мэтьюса на посту гранд-адмирала, а значит, кузеном Протектору Бенджамину, и проблем, связанных с адмиралом-женщиной, у него не возникало вовсе.
Хонор презирала офицеров, заводивших любимчиков, и очень старалась не выделять Янакова – во избежание, – но его инстинктам она доверяла больше, чем Трейлману или даже Брентуорту. Как он и показал в тренажере, иногда его воображение перехлестывало через край, но он уже начинал выравниваться, не теряя при этом инициативы. Единственная сложность с Янаковым заключалась в том, что он катастрофически не уживался с Альфредо Ю.
Хонор вздохнула и снова потерла кончик носа, глядя на пустой экран. У всех ее грейсонских офицеров были причины косо смотреть на человека, который практически уничтожил их флот перед вступлением в Альянс, но Уолтер и Трейлман с эмоциями справились. А Янаков пока нет, хотя он тщательно следил, чтобы это не отражалось на работе. Хонор виновато думала, что его мотивы примерно совпадают с ее собственными. Она винила Ю в смерти адмирала Курвуазье, а Янаков – в гибели родного дяди, так что неудивительно. Чем дальше, тем острее жалела Хонор, что они с предыдущим гранд-адмиралом так и не успели преодолеть барьер культурных различий. Все, что она о нем слышала, только подчеркивало: Бернард Янаков был замечательным человеком.
Но каким бы выдающимся офицером и человеком ни был гранд-адмирал Янаков, его смерть вбила клин между его племянником и Альфредо Ю, и Хонор столкнулась с нешуточной проблемой. Поначалу она даже удивилась, разобравшись в своих чувствах, но ошибки не было. Она по-прежнему не доверяла Ю и отчасти презирала себя за это. Пора с этим кончать, в очередной раз напомнила себе Хонор. Постепенно ее отношение к капитану менялось, но шел этот процесс слишком долго, и виновата была только она сама.
Признав это, она нахмурилась. Альфредо Ю – один из самых компетентных офицеров, которых она только встречала. Его реакция на засаду Янакова не была случайным озарением – для него характерно именно такое спокойное восприятие проблем в сочетании с быстрым поиском оптимального решения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49