Многие дома стояли на сваях, и под ними тихо плескались волны. В залив выдавались полуразрушенные пирсы, порой державшиеся всего лишь на дюжине-другой низко осевших свай, местами связанных обросшими мхом и ракушками брусьями, которые крепились к столбам ржавыми болтами. В вечернем воздухе слышался запах рыбы, дегтя и сухих водорослей – в целом недурной запах, но он привносил в царящую вокруг поскрипывающую и потрескивающую темноту некий затхлый дух, отчего при лунном свете это место казалось гораздо более зловещим, чем при свете дня.
Эскаргот шагал, ссутулившись и засунув руки в карманы, несколько подавленный мрачной атмосферой местности. Он видел гнома в полуквартале впереди и один раз отпрянул в тень полуразрушенного крыльца, когда преследуемый на миг остановился и внезапно обернулся, словно заслышав эхо шагов позади. Однако Хелстром двинулся дальше, перешел на ту сторону улицы, по которой шел Эскаргот, остановился перед покосившимся, потемневшим от времени домом и снова осмотрелся вокруг. Эскаргот наблюдал за гномом из своего укрытия, исполненный решимости последовать за ним в дом, но жалея, что у него нет с собой свечи, а также дубинки, которой он постоянно обещал себе обзавестись.
Он подошел к дому и заглянул в щель между косяком и дверью, оставленной приоткрытой. На самом деле она и не закрывалась плотно, поскольку с течением лет все здание завалилось набок и фундамент глубоко осел во влажную песчаную почву. На переднем фасаде дома не осталось практически ни одного неразбитого окна, а некогда изящный резной фриз между этажами под многолетним воздействием дождей и сырого соленого воздуха растрескался и местами обвалился, являя взору дранку и ржавые гвозди. Разумеется, никто, кроме бродяг и преступников, не стал бы здесь жить.
Эскаргот прислушался, придвинув ухо к щели. Изнутри доносился невнятный говор, – вероятно, какие-то люди беседовали приглушенными голосами в ближайшей комнате или, равно вероятно, они разговаривали нормальными голосами где-то дальше, на втором этаже или на кухне в глубине дома. Дверь открылась практически без скрипа, и Эскаргот на цыпочках вошел. В грязные окна струился бледный лунный свет, отчасти, впрочем, рассеивавший темноту. Бормотание продолжалось, потом послышалось шарканье ног.
Полуразрушенная лестница вела на второй этаж, погруженный во мрак, и Эскаргот поначалу подумал, не подняться ли ему наверх, но потом отказался от этого намерения. Ввиду царившей здесь темноты и общей мрачной атмосферы дома представлялось более разумным забраться в маленькую нишу под лестницей и затаиться там, прислушиваясь. Не имело никакого смысла влипать в какую-нибудь ужасную историю, подобную истории с ведьмами на Вдовьей мельнице. Осторожность, вот что здесь требовалось. Тем временем он все хорошенько обдумает, а чуть что – бросится к двери.
Но сидеть под лестницей, согнувшись в три погибели, тоже не имело смысла. Пару минут Эскаргот прислушивался к стуку своего сердца и напряженно вглядывался в темноту, спрашивая себя, не шевелятся ли там какие-то тени, а потом выполз из своего укрытия, но тут же нырнул обратно, стукнувшись головой о низкий потолок, ибо услышал тяжелые шаги на лестнице. Он затаил дыхание и вжался в стену. Если они пройдут мимо него, направляясь к задней двери, выходящей к заливу, то наверняка обернутся и увидят его, но он будет готов к этому. Он рванет к передней двери. В такую ночь никто не сможет догнать Эскаргота.
Это был Эбнер Хелстром, на сей раз со своим посохом. Эскаргот видел отвороты на брюках, металлический наконечник посоха и остроносые ботинки гнома, который остановился в прихожей, поджидая кого-то, кто спускался следом за ним. Эскаргот понял, кого именно, еще прежде, чем услышал голос. Он приготовился увидеть Лету, хотя ее появление здесь, в Бэламнии, после странных событий в Городе-на-Побережье казалось необъяснимым. Но да, именно она проследовала по коридору за своим дядюшкой. Похоже, оба очень торопились, – наверное, к счастью для Эскаргота, ибо ведьма, насколько он мог судить по предыдущим встречам, всегда чувствовала его присутствие. Вероятно, в спешке ее сверхъестественные способности несколько притупились. Но к чему такая спешка? Эскаргот ухмыльнулся. Они вдруг оказались перед необходимостью спасаться от преследования, верно? Несмотря на свои развязные подмигивания, гном боялся, что Эскаргот является более могущественным мстителем, чем кажется. Наверняка он задается вопросом, каким образом Эскаргот оказался в Бэламнии. Но, коли на то пошло, каким образом здесь оказался гном?
Эскаргот снова выполз из своего укрытия и пошел по темному коридору в глубину дома. Эти двое уже вышли через заднюю дверь. Он прибавил шагу. Терять их сейчас не стоило. Задняя дверь представляла собой жалкую развалюху, растрескавшуюся и покосившуюся. Эскаргот распахнул ее и едва не ступил в пустоту. В пятнадцати футах внизу темнел вязкий, илистый берег залива. Вдоль стены дома тянулась лестница, подпертая сваями, но лестничная площадка, находившаяся сразу за порогом, много лет назад обрушилась и упала в грязную жижу, так что дверь открывалась в пустоту. Эскаргот резко захлопнул дверь, чтобы не свалиться, продолжая движение по инерции, а потом снова открыл, на сей раз осторожно, высунулся наружу и увидел, что, если распахнуть дверь настежь, он сможет дошагнуть до уцелевших – хотя бы отчасти – досок лестничной площадки и, схватившись за перила, добраться до лестницы.
Лета и гном исчезли. Внизу Эскаргот не видел ничего, кроме грязной жижи, прибитого к берегу мусора и теней от покосившихся свай. Потом футах в пятидесяти от дома в лунном свете блеснуло что-то похожее на полированный медный наконечник посоха, и Эскаргот услышал тихое проклятие и чавканье ног по грязи. Они улепетывали, словно вспугнутые крабы, пробираясь под доками и стоящими на сваях зданиями. Эскаргот последовал за ними, стараясь ступать не по грязи, а по камням или, на худой конец, по следам, оставленным гномом и девушкой. Он снова потерял их. Он остановился и прислушался, но ничего не услышал. Внезапно ему пришло в голову, что его опять провели. Что если они с самого начала знали, что он идет за ними? Что если они заманивают его на темный пустынный берег, чтобы там проломить ему череп? Но он должен продолжить преследование, верно? Он будет проклинать себя утром, когда взойдет солнце, если отступит сейчас.
Через пятьдесят футов дома и пирсы внезапно закончились на краю длинной, изогнутой дугой песчаной отмели, тянувшейся до самой дамбы. В пределах двух миль на залитом лунным светом берегу никого не было видно. Никто не шел по отмели или по верху стены. Эскаргот потерял их. Они юркнули в подвал одного из заброшенных консервных заводиков, мимо которых проходили. Но какого именно? Эскаргот повернулся и торопливо зашагал обратно, всматриваясь в землю под ногами. Он видел лишь одну цепочку следов – своих собственных. Он оказался недостаточно внимателен. Хорошим же сыщиком он выказал себя: мчался вперед, ничего вокруг не замечая, в то время как эти двое просто свернули в сторону, предоставив преследователю пробежать мимо.
Наконец он обнаружил еще две цепочки следов, но они сворачивали к морю, а не к дороге. Эскаргот пошел по ним и скоро увидел путаницу следов и длинную борозду в грязи, явно оставленную гребной шлюпкой, которую волокли по берегу. Эти двое направлялись к спрятанной лодке. Он прислушался, приложив ладонь к уху. Откуда-то с запада, приглушенное расстоянием и тьмой, доносилось бренчание пианино и крики гуляк, веселившихся в портовых тавернах. А с близкого расстояния, с освещенного звездами залива, долетал плеск весел и приглушенные голоса – Лета и гном уплывали в глубину дельты.
Эскаргот повернулся и помчался к тому месту, где начиналась дамба. Взобравшись на нее, он всмотрелся в темноту и увидел покачивающуюся на воде тень и лунный свет, мерцающий на крохотных волнах, расходившихся от лодки, которая направлялась не к огням города, а к устью реки Твит, словно гном и Лета убегали отсюда раз и навсегда. Эскаргот провожал лодку взглядом, пока она не исчезла во мраке ночи; теперь он слышал только бренчание далекого пианино и плеск приливных волн о сваи, который напомнил ему, что время позднее, а до субмарины еще плестись и плестись.
Он последует за ними утром, вот что он сделает. Если они действительно поплыли вверх по реке, он легко их нагонит, останавливаясь в расположенных по берегам реки деревнях и расспрашивая местных жителей. Люди наверняка запомнят гнома, да и Лету тоже. Эскаргот уж точно не мог забыть девушку, хотя последняя встреча с ней определенно показала, что забыть надо.
Если окажется, что они не стали подниматься вверх по реке, он сможет повернуть обратно и возвратиться в Город-на-Заливе. Судя по всему, они не знали, что он шел за ними по пятам. Ничто не мешало Эскарготу снова наведаться в заброшенный дом. Он вернется туда завтра утром и все хорошенько осмотрит. Безусловно, он обнаружит там нечто важное. Однако для него самого оставалось тайной, что именно он надеется там найти. Казалось, тайна теперь составляла единственный смысл жизни Эскаргота, являлась конечной целью пути, и теперь она притягивала его с той же непреодолимой силой, с какой несколько недель назад притягивали Город-на-Побережье и праздник урожая. Эскарготу думалось, что он должен разгадать эту тайну, прежде чем ставить перед собой новые цели.
На рассвете Эскаргот уже вел субмарину вдоль берега плоского островка в дельте реки. У самой воды стояли в ряд хижины на сваях, и два десятка рыбаков бродили по отмелям, забрасывая сети в море в час отлива. До изрезанного причалами и пирсами берега, где Лета и гном могли пришвартовать свою шлюпку, оставалось добрых две мили. Искать шлюпку в царящей у пристаней суматохе не имело смысла. Эскарготу ничего не оставалось, как плыть вперед, предположив, что они направились вверх по реке и не имеют ни малейшего намерения вернуться. В перископ он видел длинный ряд полуразрушенных заводских зданий и старых домов, где он двумя часами раньше потерял Эбнера Хелстрома с его племянницей. С расстояния четверти мили дома казались величественными и роскошными, ибо разбитые окна, растрескавшиеся двери и облупившаяся краска на стенах не различались. Дальше побережье имело совсем другой вид. У пристаней стояли рыболовные суда, и сотни моряков и портовых рабочих сновали взад-вперед, подобно муравьям, нагружая корабли бочками и тюками, выкрикивая команды и ни на мгновение не прекращая работы.
Через десять минут порт остался позади, и на смену выстроившимся вдоль берега домам и лавкам постепенно пришли верфи со скелетообразными корпусами старых кораблей, стоявшими на деревянных подмостях. За верфями начиналось низменное болотистое побережье, населенное пеликанами и чайками, где изредка встречались обветшалые лачуги. Сразу за прибрежной полосой вздымалась гряда лесистых холмов, у подножий которых теснились маленькие домишки. Потом не осталось ничего, кроме широких пустошей да деревьев, и дельта сузилась наподобие воронки, превратившись в собственно реку, впрочем широкую, как озеро. Речное дно посредине прорезала широкая ложбина, делившая поток на две части, и при свете фонарей из огненного кварца она показалась Эскарготу страшно глубокой. Он пошел вперед на полной скорости, время от времени поглядывая в перископ, на случай если вдруг на берегу покажется деревня. Однако никаких деревень не было, лишь изредка он видел одиноко стоящие над рекой фермерские дома, по обеим сторонам от которых находились пастбища, и короткие пристани, выступающие в воду.
Останавливаться не имело смысла. Гном и Лета могли оказаться в любом из домов, и хотя у пристаней стояли лодки, Эскаргот не знал, какую именно следует искать. Почему-то ему казалось, что если эти двое действительно сошли на берег, то наверняка у какого-нибудь особенно мрачного и неприветливого дома, а славные мирные домики с лениво дымящими трубами и пастбищами, где кормится довольный скот, этой парочке не подходят.
Солнце уже клонилось к закату, когда Эскаргот увидел первую деревню. Она располагалась на южном берегу, и он проплыл мимо, прежде чем заметил ее в перископ. Крохотная деревушка, приютившаяся под сенью густого леса, состояла всего из десятка-другого домов, выстроившихся на берегу, – по-видимому, вдоль единственной улицы. Эскаргот развернул субмарину по широкой дуге, выискивая место, где бросить якорь. Близились сумерки, и в дувшем со стороны моря ветре слышался сырой запах, но не дождя, а тумана – терпкий запах холодного туманного воздуха. Вдали, ближе к океану, небо потемнело и нахмурилось, и оттуда плыла гряда низких клубящихся облаков, заволакивая реку и ее берега. Эскаргот не знал, радоваться ему или печалиться. Достаточно густой туман скроет его передвижения, но он скроет и их передвижения тоже, а при прочих равных условиях они, похоже, чувствовали себя в тумане спокойнее, нежели Эскаргот.
Но в конце концов, он ничего не мог поделать: не мог он рассеять туман по своему желанию. Посему Эскаргот подошел поближе к берегу и бросил якорь в двухстах ярдах от него, на глубине сорока футов. Поскольку гребную шлюпку у него изъяли, Эскарготу ничего не оставалось, как добираться до берега вплавь, и перспектива вылезти мокрым на берег в туманной мгле наступающей ночи нисколько его не радовала. Но и ждать до утра он не хотел. Тратить время попусту не имело смысла. Он либо идет по следу Леты и гнома, либо не идет, сказал себе Эскаргот без всяких экивоков. И если идет, тогда лучше действовать решительно. Он уже собрался нырнуть в холодную воду, но в последнюю минуту передумал.
Скафандр капитана Перри! Он может надеть один из водолазных скафандров, добраться до берега, а потом снять его и спрятать в кустах. А если он вдруг столкнется с опасностью, если деревня окажется угрюмой и зловещей, какой казалась с реки, он сможет быстренько натянуть скафандр и войти в реку, оставив опасность браниться и потрясать кулаками на берегу. Через десять минут Эскаргот уже шел по речному дну, ступая свинцовыми башмаками по илистому песку.
Вода в реке оказалась не такой прозрачной, как в океане. Она оставалась мутной даже при свете кристаллов огненного кварца, усыпавших пояс скафандра. Уже в десяти футах от Эскаргота сгущался мрак, хотя солнце еще не зашло. На дне росли темные пучки водорослей, сносимых в сторону течением, а между ними виднелись скопления полузасыпанных песком речных моллюсков, среди которых ползали раки и креветки. Огромная каменная плита – то ли бледно-зеленый мрамор, то ли поросший мхом гранит, – почти полностью занесенная песком, заблестела в свете огненного кварца. Эскаргот направился к ней, глядя, как бросаются врассыпную раки, вспугнутые светом. Под первой плитой, в глубокой впадине на дне, лежали грудой другие – напоминанием о некоей древней каменоломне.
Казалось, эти громадные, неподъемные плиты некогда являлись основанием монументального моста, который тянулся через реку и был построен скорее всего великанами. Безусловно, их вытесали не люди, а если даже и люди, никакое количество лошадей и механизмов не могло бы сдвинуть такие глыбы с места. Края плит осыпались и раскрошились, очевидно вследствие многовековых эрозийных процессов, и на камнях были вырезаны огромные прямоугольных очертаний рунические письмена, столь густо заросшие речным мхом, что они казались выпуклыми на бледно-зеленом фоне, словно нарисованными густой краской. Эскаргот ткнул в мох пальцем, и палец погрузился в него по третью фалангу. Мелкие рыбешки сновали взад-вперед под сваленными в груду плитами, между которыми зияли такие широкие и глубокие черные провалы, что Эскаргот сам мог бы залезть в любой из них, когда бы имел такое желание. Но он такого желания не имел. Что-то в этих камнях – возможно, их древний возраст, их многовековое пребывание в неподвижности на дне огромной, глубокой и темной реки – заставило Эскаргота поспешить к берегу. Будь он профессором Вурцлом, интересующимся всякого рода редкостями во благо науки и истории, он бы задержался здесь и исследовал все основательнее. Но он уже и так потерял много времени, а потому широким шагом направился прямо к прибрежной отмели и вылез из воды ярдах в пятидесяти от первого дома на окраине деревни.
Туман уже окутал кроны деревьев, казалось, повис на ветвях, и земля под ногами стала сырой и вязкой. Возможно, подумал Эскаргот, стоило бы просто войти в деревню в водолазном скафандре и шлеме из морской раковины единственно для того, чтобы ошарашить местных жителей. Но, может статься, кто-то из них просто измолотит его дубинкой до полусмерти, приняв за некое чудовище, и только потом начнет задавать вопросы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37