объяснил я. — А в таком режиме система видит ультразвуковую активность объектов. Так можно обнаружить любой биотех, ведь торпеды не ходят вслепую, да и у мин нет другого способа обнаруживать цели. Пассивные объекты так почти не видно, но они для нас сейчас не очень важны.
— Это уж точно, — напряженно усмехнулся Вадим.
— Тогда не спускайте взгляда с экрана, — сказал я. — Любой неподвижный активный объект следует считать миной, а подвижный — торпедой. Мины будем обходить, а от торпед по возможности удаляться.
— А если не будет такой возможности? — поинтересовался Алекс.
— Погоди, я об этом пока не прочел, — соврал я. — Дядя Макс, как скоро можно ждать спасателей на гравилетах?
— Не раньше, чем взойдет солнце, — ответил он. — Они обещали поспешить, но вряд ли будут особенно рисковать. Им и так для нашего спасения придется снижаться в зону действия ударной волны биотехов, это для них уже большой подвиг. Нельзя требовать от людей больше, чем они могут.
Я вспомнил слова отца о людях, для которых нет выбора, и кивнул. Взрослые знали друг друга лучше, чем знал их я, поэтому таким утверждениям следовало верить.
— Пока не видно опасных целей, — сказал я, вставая с кресла, — мне надо найти среди пассажиров одного важного человека. Так велел отец. Да, Дядя Вакса?
— Да, мистер Вершинский, — серьезно ответил Доктор. — Нам надо найти девчонку и кое-что выспросить у нее. Надо спешить. Кто знает, сколько у нас времени?
— Никто, — развел руками дядя Макс. Он достал из капитанского ящика горошинку рации и сунул мне в ухо. — Будь на связи. Если что случится, дуй сюда.
— Есть, капитан! — ответил я.
Вакса взял меня за руку, я подхватил кейс, и мы с ним покинули рубку.

ГЛАВА 3
Загнанные

На поиски неуловимой девчонки мы с Ваксой потратили не менее часа. Наконец она обнаружилась в игровом зале, вместе с двумя десятками других пассажиров, укрывшихся там из-за отсутствия иллюминаторов.
— Привет! — Незнакомка первой узнала меня. — Что у тебя с лицом?
— Повредило взрывом, — с гордостью ответил я. — Мы с отцом были в рубке, когда шарахнула мина.
— Ты сын Вершинского?
— Да. Андрей.
— А я Оля.
— Очень приятно. Вообще-то я именно тебя искал.
— Вот как? — усмехнулась она.
— Да. Где твои родители?
Я задал этот вопрос, чтобы знать, с кем договариваться и на каких условиях можно забрать Олю в рубку. Ну не мог же я знать, что для этой бесстрашной девчонки вопрос окажется таким острым! А он оказался острым, как лезвие операционного робота.
— Дурак! — выдохнула она после короткой паузы. И отвернулась, заплакав.
Я понял, что она сирота, но было поздно. Я уже резанул ей по душе, и теперь, сколько ни пытайся заклеить рану, она все равно будет заживать какое-то время. Хотя мог бы догадаться, честное слово. По тому, как она сообщила о гибели тети Анны. Только человек, в детстве переживший смерть родителей, может с таким ледяным спокойствием говорить о смерти других людей. Ну, если не мог догадаться, то должен был хотя бы заподозрить.
— Извини… — Я осторожно шагнул к ней.
— Отвали.
— Оль, я не знал, честно. Мне нужно было с кем-то договориться, чтобы тебя отпустили в рубку.
— Зачем? — покосилась она на меня.
— Мне нужна твоя помощь. Одному мне не справиться. Но я не могу здесь говорить, давай выйдем.
Она недобро сощурилась, но все же направилась вслед за мной. Мы выбрались из игрового зала в небольшую комнату, бывшую когда-то курительной. Вакса остался у дверей, чтобы нам никто не мешал. К детям многие относятся пренебрежительно даже в экстренной обстановке, но у доктора было достаточно авторитета, чтобы убедить любого в важности нашей с Олей беседы.
— Мой отец скоро умрет, — коротко сообщил я, стараясь, чтобы не дрогнул голос. — Его сильно ранило взрывом.
— Извини, что я тебя дураком обозвала, — негромко сказала она. — Твой отец всех нас спас.
— Да. Но теперь он ничего не может, ему выбило оба глаза. И он передал мне тетрадки с записями о биотехах. Вот, смотри. — Я открыл кейс. — Можешь полистать, если хочешь.
— Трудно будет в этом разобраться, — вздохнула она, открыв первую попавшуюся тетрадь.
— Да, у меня с ходу не получилось. Только никто об этом не знает. И лучше, если не узнает, а то начнется паника. В рубке уверены, что я получил от отца все секреты в наследство. Но это не так.
— Значит, мы умрем, — грустно вздохнула Оля.
— Нет. Я случайно заметил, что на самой высокой мощности сонары обнаруживают ультразвук биотехов на очень большом расстоянии. Это поможет дяде Максу какое-то время уходить хотя бы от неподвижных мин.
— А что делать с торпедами?
— Пока не знаю. Но дело не только в этом. Надо как-то провезти тетрадки на материк, когда нас будут снимать с борта гравилетами. Любое изучение биотехов, оказывается, нарушает закон, значит, все эти записи запрещены. У нас их отнимут, если найдут.
— Ну, провезти их несложно. — Оля наморщила лоб в задумчивости. — Надо зарисовать все листы пастельными мелками.
— Много времени уйдет.
— Это если бы ты один рисовал. Но я тебе помогу, получится по семь тетрадок на каждого. Не так много. А мелков для грифельных досок в игровом зале тьма-тьмущая. Тогда можно будет уже в гравилете раздать по тетрадке всем детям, которые там будут. А когда сядем, можно разыграть сцену — мол, на прощание все друзья дарят тебе свои рисунки. Взрослые не воспринимают детей всерьез, они ничего даже не заподозрят. Потом отмоешь мел с пластика, и все дела.
— Я знал, что ты придумаешь что-нибудь толковое, — улыбнулся я.
— Почему?
— Не знаю. Там, на бревне, я понял, что ты взрослее меня, хотя лет нам, похоже, одинаково.
— Редкому мальчишке приходят подобные мысли в голову. — Она прищурилась, но уже не сердито. — Ладно. Раз ты в тетрадках все равно разобраться не можешь, можно сразу начать их разрисовывать.
— Не все. Надо оставить штуки три, а то дядя Макс поймет, что я ему лапши на уши навешал.
— Конечно. Тогда возьми мелки и сам разрисуй листы, когда надо будет.
— Лучше нам вместе быть в рубке, Оль. А то, когда прилетят гравилеты, можем потеряться.
— Думаешь, меня пустят в рубку?
— Еще бы! — усмехнулся я. — Со мной теперь кого угодно и куда угодно пустят. Все думают, что я могу спасти корабль.
— Мне кажется, что они в этом не ошибаются, — спокойно ответила Оля.
— С чего ты взяла? Я и сам не уверен.
— А я уверена. Мальчишка, который не побежал за взрослыми, а сам полез спасать незнакомую девчонку, способен спасти не только корабль.
— Но я не могу ничего понять в этих записях!
— Это не имеет значения. Ты же обнаружил новое свойство сонара. Может быть, у тебя интуиция, может, ты бессознательно складываешь в голове обрывки фраз, сказанные в разное время отцом. Он ведь не мог не говорить о том, чем занимался.
— Говорил иногда…
— Вот видишь. Пойдем в рубку.
— Ладно, — неуверенно произнес я. — Вакса, отведи нас обратно.
Когда мы, прихватив цветные мелки, втроем появились в ходовой рубке, оказалось, что благодаря моей наблюдательности дядя Макс ушел уже от двух мощных мин.
— Отличный способ, — оценил он. — Молодец твой отец. Получается отвернуть раньше, чем мина взрывается.
Я усадил Олю в штурманское кресло, а сам перебрался поближе к штурвалу, чтобы привлечь к себе все внимание, а от нее, напротив, отвлечь. Делая вид, что делаю пометки в тетрадках, я начал густо замазывать отцовские записи. Но не успел я разделаться и с десятком листов, как появилась первая стая торпед.
— Андрей! — встревожено позвал меня дядя Макс. — Тут очень подозрительная цель на сонаре. Не похоже на стаю дельфинов. И идет прямо на нас, почти встречным курсом.
Я вскочил с кресла и уперся взглядом в экран. Сильно растянутое светло-зеленое пятно, похожее на стекающую по стеклу каплю, стремительно приближалось к нам. Фронт капли переливался изумрудными искрами ультразвука.
— Какая у них скорость, можно определить? — спросил я.
У меня не было никакого опыта работы с сонаром, поэтому максимум, на что я был способен, это отличать объекты от фона, но ни скорость, ни расстояние рассчитать не мог.
— Встречный курс. Скорость почти тридцать узлов, — ответил дядя Макс.
— А мы сколько можем выдать?
— В таком состоянии судна максимум пятнадцать узлов. И то опасно, может посрывать заплаты с пробоин. Из трюма постоянно откачивают воду и усиливают сварные швы, поэтому ход становится с каждым часом лучше, но больше двадцати узлов мы все равно не выжмем, потому что половина турбин не работает.
— Тогда отворачивайте, — сказал я.
— Это бессмысленно, — угрюмо произнес дядя Макс. — С таким преимуществом в ходе они нас и с кормы догонят в два счета.
— Все равно нельзя идти прямо на них! — Я сжал кулаки, чтобы голос мой звучал тверже. — Лево руля!
И дядя Макс послушался. Он раскрутил штурвал так, что судно накренилось, меняя курс на девяносто градусов. Еще не утихший шторм ударил в борта волнами, от чего корабль затрясся крупной дрожью, словно его килем спустили по гигантскому трапу.
— У нас назначена точка встречи с гравилетами? — спросил я.
— В точности нет. Мы выставили на мостик маяк, по которому гравилетчики возьмут пеленг.
— Отлично! Тогда надо подставить торпедам корму!
— Зачем? — поразился Алекс.
— Затем! — Я вспомнил, что отец говорил о спасательных ботах. — Готовьте к спуску еще одну шлюпку. Но спускать только по моей команде! Я боялся, что перегнул со словом «команда», ведь за штурвалом был не просто взрослый, а моряк, выходивший в океан до войны. Но дядя Макс и бровью не повел.
— Внимание палубной команде! — сказал он в селектор. — Приготовить спасательный бот к спуску кормовым краном!
В этот момент я придумал название для маневра, который нам предстояло совершить: «выставить ложную цель». Наверняка это придумывали и до меня, но мне неоткуда было почерпнуть подобную информацию, поэтому приходилось руководствоваться только обрывками фраз отца.
Я снова сел в кресло, трясясь от напряжения и неожиданно свалившейся на меня ответственности. Мутная зеленая капля, стекавшая по экрану, приближалась к янтарной искорке корабля, но теперь она догоняла нас куда медленнее, поскольку от ее скорости отнималась наша.
— Мина прямо по курсу. — Дядя Макс ткнул пальцем в экран. — Это та, которую мы обогнули двадцать минут назад.
— Придется снова обходить, — вздохнул я. — Выхода нет.
Это было плохо — любое изменение курса позволит торпедам снова зайти не с кормы, а чуть сбоку, что помешает выставить ложную цель.
— Если после обхода будем двигаться тем же курсом, там будет еще одна мина, — сообщил дядя Макс. — Я думал, что нам удалось их обойти, а тут снова…
— Торпеды страшнее, — вспомнил я слова дяди Эда.
— С этим трудно спорить.
Пока мы принимали решение, Оля бесстрастно рисовала мелками в тетрадях, словно все происходящее никак ее не касалось, словно ее жизнь не зависела от наших действий. Мне показалось, что она совсем, ну ничуточки не боится смерти. Она была далека от того, чтобы намеренно искать ее, но и приход смерти не вызывал у нее ужаса. Наверное, смерть родителей она пережила как свою собственную, а разве может бояться смерти человек, который уже один раз умер? Честно говоря, я ей даже позавидовал. Я чувствовал, какую неимоверную силу может дать человеку отсутствие страха смерти, но сам боялся. И хуже того, я знал, что даже после смерти отца буду бояться, потому что не мог пережить его смерть как свою. Вот если бы мама… Но такое я бы вряд ли вообще смог пережить.
— Вы зря удираете от торпед, подставив корму, — негромко сказала Оля, не отрываясь от рисунка. — Глупо возвращаться в то же место, откуда мы начали, заново преодолевая те же опасности, которые уже удалось миновать. Надо потихоньку отклоняться, но так, чтобы не давать торпедам зайти сбоку, иначе вы не сможете спустить ботик с кормы. Лучше всего описывать круг большого радиуса. Вот такой. — Она встала с кресла и описала пальцем круг на экране сонара. — Тогда мы сможем обогнуть обе мины. Главное, не менять курс под очень большими углами.
— Верно, — кивнул я.
Моего слова оказалось достаточно, чтобы дядя Макс заложил штурвал чуть вправо. Оставалась лишь одна проблема — начни мы маневр чуть раньше, все было бы замечательно, но теперь, при таком небольшом угле отклонения, мы рисковали подойти к мине слишком близко. Почуяв нас, она могла рвануть, а кто знает, какой вес тварь успела накопить, питаясь планктоном в теплых поверхностных водах? Каждый килограмм жира, накопленного биотехом и смешанного с азотной кислотой из особых желез, превращается в чудовищную взрывчатку, почти в нитроглицерин. А тут речь могла идти не о килограммах — о тоннах. Отец как-то рассказывал, что близкий взрыв многотонной мины может попросту сплющить корабль в металлический блин, и он пойдет ко дну, как брошенная в воду монетка.
Торпеды представляли особую опасность в силу маневренности, но вес у них был не большим, опасным лишь при очень сильном сближении. Я сам много раз видел в бинокль с вершины вулкана, как стая легких скоростных торпед резвилась у входа в пирсовую зону порта. Иногда они так заводились, отрабатывая маневры нападения друг на друге, что налетали на пирсы и взрывались, вздымая в небо фонтаны воды и раскрошенного бетона.
В общем, мы оказались в идиотской ситуации. Сзади нас подпирала стая торпед, имея преимущество в скорости, а прямо по курсу поджидала мина. И мы не могли отвернуть очень сильно, потому что в борт нас можно было атаковать без всяких проблем — спущенный на воду ботик очень скоро останется позади, и торпеды зайдут на атакующий курс без всяких помех. Если противник заходит с кормы, то и ложную цель можно пускать только с кормы, потому что тогда шлюпка надолго застрянет между нами и стаей, сбивая торпеды с толку. На самом деле и мина, и стая торпед представляли смертельную опасность. Можно ли определить, какая из двух смертельных опасностей страшнее? Для меня это было чересчур, но все же именно мне предстояло выбрать — отвернуть от мины более резко и подставить торпедам бок или же рискнуть, пройти на авось предложенным Олей курсом.
Я вдруг понял, что биотехи нас попросту загнали, как охотники в старых фильмах загоняли зверей. Торпеды не просто так увязались за нами, а согласовали свои действия с миной, перекрикиваясь с ней ультразвуковыми сигналами. И теперь нас толкали на нее, как в ловушку.
— Что будем делать? — напряженно спросил дядя Макс.
Я раскрыл новую, еще не изрисованную тетрадку, сделал вид, что внимательно изучаю записи, и сказал:
— Лучше идти на мину.
— Взорвется, — покачал головой дядя Макс.
— Чем раньше, тем лучше, — кивнул я. — Чем дальше мы от нее будем в момент взрыва, тем меньше нам достанется. По крайней мере, это хоть какой-то шанс. Если же отвернем сильнее, торпеды догонят нас, зайдут с борта и уничтожат.
Несколько секунд дядя Макс молчал. Затем повернулся к селектору и произнес:
— Внимание всем! Особенно палубной команде. У нас прямо по курсу мина, и вероятность ее взрыва очень велика. Всем укрыться в помещениях корабля! Не следует подниматься на открытые палубы, а также находиться вблизи иллюминаторов. Детей и женщин незамедлительно переправить в средние отсеки, подальше от бортов. Трюмной команде приготовить сварочное оборудование и металл для заделки лопнувших швов. Пассажирам и людям, свободным от вахты, принять сидячее или лежачее положение, а также проследить, чтобы рядом не находилось предметов и деталей, которые могут сорваться и упасть под воздействием ударной волны.
Со скоростью пятнадцать узлов мы приближались к поджидающей нас мине. Пока расстояние до нее было еще велико, но с каждой минутой сокращалось все больше, снижая наши шансы на благополучный исход. Я надеялся только на то, что сонары, включенные на полную мощность, дезориентируют мину, заставят ее думать, что мы ближе, чем на самом деле. Минута шла за минутой, и вскоре я понял, что мы вошли в зону уверенного поражения.
— Нам конец, — подтвердил мою догадку дядя Макс. — Жаль. До рассвета осталось полчаса, не больше.
— Спускайте бот! — сказал я.
— Ты с ума сошел! — вспылил Алекс. — Если мина взорвется, людей снесет с палубы ударной волной.
— Выполняйте!
1 2 3 4 5 6 7