А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Теперь они искупают грехи, трудясь в тех самых примитивных условиях, которые навязывали другим.
Зейн внимательно изучил работающих. В его квартире на Земле — он тогда еще не был Смертью — зимой иногда стоял жуткий холод. Зейн подозревал, что хозяин квартиры получал немалую выгоду, экономя на топливе. Теперь он мог оценить, как разумно Сатана все устроил.
— Как же они искупают грехи? Нужно накидывать точное количество тонн угля, так, что ли? Сколько это продолжается, и что происходит с тем, кто уже расплатился с долгами?
— Великолепный вопрос! — Сатана весь засиял в невероятном оживлении. — Епитимья накладывается строго индивидуально. Грубо говоря, каждая душа должна испить до конца все то страдание, что причинила кому-либо в течение жизни — до тех пор она трудится. Это требует времени. Само собой, есть и неисправимые души. Учитывается ведь не только работа, но и позиция, точка зрения. Душа должна искренне раскаяться в содеянном зле. Любая душа со временем может очиститься и стать готовой к отправлению на Небеса.
— Значит, души не вечно пребывают в Аду? — Зейн очень удивился.
— Нет, конечно! — снова рассыпался смехом Сатана. — Ад — всего лишь организация, своего рода исправительная колония для тех душ, что слишком черны для Чистилища. Злобу или безразличие невозможно вылечить мягкостью. А здесь у нас есть специальные механизмы, способные выпрямить самые искореженные души. Уверяю вас, со временем любая душа готова отправиться на Небеса — она становится достаточно добра. Я профессионал и не выпущу никого до времени! — Лицо Сатаны при этом имело дьявольски благородный вид.
А ведь его считают падшим ангелом, подумалось Зейну. Возможно, что-то ангельское в нем осталось.
— А как насчет ошибок в канцелярии? Возможны ведь невольные промашки.
— О нет, только не под моим началом. Даю абсолютную гарантию: ни одна неправедная душа отсюда не выйдет.
Все это время Молли где-то лазила. Теперь она вернулась к Зейну.
— Из здешних я никого не знаю. Пошли, заглянем к ирландцам.
Но Сатана уже повел их в другие края. Он распахнул дверь, и перед посетителями открылась сумрачная и туманная местность, где было полно людей в лохмотьях. Мужчины, женщины, дети всех рас и народов бродили по бесплодной равнине.
— Расточители, — объяснил Сатана. — Выбрасывали хорошую пищу, зная, что в мире полно голодных. Теперь голодают сами. Те, что проматывали деньги, теперь владеют лишь тем, что находят на улице — что выбросили другие. Те, что портили одежду ради легкомысленной моды, теперь ценят свои обноски куда больше, чем все свои прежние дорогостоящие одеяния. Все, что они промотали в жизни, им надлежит сейчас сберечь. А запасы у них тут более чем скудные.
Картина произвела на Зейна сильное впечатление. Когда-то, вспомнилось ему, в общественном туалете — не магическом, он не доверял магической санитарии, как некоторые не доверяют модным теперь куклам вуду — он подошел к ящику с туалетной бумагой и буквально взвыл от боли в заднем проходе, глядя, как незнакомый человек впереди сгреб последние три листика и выбросил их, не использовав. Зейн так и вскипел, глядя на бездушного расточителя, однако промолчал: человек был крупного телосложения и агрессивно настроен. Теперь же Зейн испытал словно бы мстительную радость
— их действительно надо так наказывать.
— Видите, Ад оказывает все виды услуг! — заливался Сатана. — Нам ведь вовсе ни к чему, чтобы неотесанные транжиры растащили Небеса по кусочкам.
— Здесь у меня тоже знакомых нет, — пробормотала Молли. — Знаешь, это, наверное, примерно-показательная часть, а не сам Ад.
— Почему бы тебе не поискать своих друзей? — посоветовал Сатана. — Я лично понял, что ты хотела сопровождать Смерть, но если уж ты так настроена заниматься собственными делишками…
— Пошли теперь в Ирландскую секцию. — Кажется, призрак собрался бунтовать.
— Есть куда более просвещенные места. Не понимаю, почему мы должны подчиняться стремлениям необузданного ирландского нрава.
— Да ну! — воскликнула Молли, показывая свой необузданный нрав.
Сатана между тем посмотрел куда-то мимо нее, словно разглядывал нечто, невидимое для всех остальных.
— Вот, например, Адская Кухня, — и он распахнул дверь в огромную комнату, где толстые повара жарили, варили и смешивали напитки. Здесь стоял такой сногсшибательный аромат, что Зейн тут же почувствовал самый зверский голод, хотя поел совсем недавно.
— Попробуйте аперитив!
Перед ними возник элегантный официант с подносом. Князь Зла взял с подноса искрящийся бокал и протянул Зейну.
— Не трожь! — вскричала Молли. — Всякий, кто съест или выпьет что-нибудь в Аду, никогда отсюда не выберется!
У Сатаны поползли вниз уголки рта, лицо стало поразительно печальным.
— Не думал, что ты настолько суеверна, рыбешка. Здесь, в Аду, ловушки мне ни к чему. Люди приходят сюда, потому что души их обременяет грех.
— А как же Персефона и шесть гранатовых зерен? — настаивала Молли.
— Я был бы тебе очень благодарен, если бы ты не лезла в мою личную жизнь, — оборвал ее Сатана, и на концах его рогов вспыхнули маленькие искры. — Зерна были лишь предлогом для соблюдения приличий в глазах ее деспотической матушки.
— Чего ради такая роскошь? — Ирландское упрямство Молли так и лезло наружу. — Никого из моих друзей, что тут сидят, ничем подобным не кормили, я уверена. Я здесь и раньше бывала, и тебе это известно.
— Ты мало где побывала, колючка, — ответил Сатана. — Тебе не увидеть весь Ад, и даже часть всего замысла ты постичь не в состоянии.
— Вот это-то и жалость! — воскликнула Молли. — Ты что-то прячешь, мерзавец, да еще и не говоришь, для чего вся эта еда!
— Для персонала, конечно, оборванка несчастная! — Шкура Сатаны заалела, из ноздрей клубами повалил дым. — Они заслуживают особого обращения: изысканная кухня, напитки, развлечения…
По мановению руки Сатаны перед ними возник хор: пышнотелые нагие девицы дружно притопывали ногами.
— Все это я буду рад предложить вам в Чистилище, Смерть. Мои повара и девушки последуют за вами туда.
— У меня есть прислуга. Дома, — напомнил Зейн.
— Ах нет, это совсем не то. Вы никогда не пробовали подобных деликатесов. Таких шедевров сам Бахус ни разу не отведал. Мой личный портной сотворит для вас такое одеяние, о котором Соломон в мимолетной славе своей и мечтать не мог. А для ночных забав к вашим услугам сама королева любви и наслаждений Исида…
— Старый Гад раздает взятки! — возмутилась Молли. — Да кому она нужна, твоя Исида, эта неряха, когда у него есть такая женщина, как Луна!
Зейн снова вернулся к действительности. Его будто ослепил вид танцующих девиц, но Луна — это все, что ему нужно. Какое счастье, что рядом Молли!
— Конечно, — Сатана говорил мягко, хотя жар от него шел такой, что весь он был окутан облаком пара, — для выдающихся личностей возможны и другие формы развлечений. В Аду есть превосходная библиотека. Многие труды, собранные там, созданы авторами уже после смерти и доступны для чтения только в «Адском литературном приложении». То же касается живописи и музыки. Не угодно ли — позднейшее фортепианное творчество Шопена.
Восхитительная музыка наполнила комнату. Зейн почувствовал, как душа его возвышается от изысканных звуков.
— А ну слезай оттуда! — Молли ухватила Зейна за лодыжку.
Зейн глянул вниз. Он медленно плыл по направлению к потолку! Сейчас у него не было тела, которое удержало бы его внизу, так что волна музыки буквально подхватила душу и понесла вверх.
— Зачем ты предлагаешь мне все это, Сатана? — поинтересовался Зейн, снова оказываясь на полу. — Я здесь только за тем, чтобы выслушать тебя.
— Всего лишь дружеский жест — в кои-то веки выпала возможность сделать другу приятное.
— Смерть тебе не друг, Старый ты Черт! — разозлилась Молли.
Сатана снова улыбнулся — похоже, такова была его защитная реакция.
— Разумеется, Смерть — деловой партнер, однако это не повод для скандала.
— Хочу в Ирландский квартал! — Молли опять принялась настаивать на своем.
Зейн вздохнул. Раздражение Сатаны ему было вполне понятно.
— Давай-ка туда сходим, Люцифер. — Дьявол казался порой очень чувствительным, но огорчать Молли тоже не хотелось. — Проведаем ее друзей, а потом досмотрим все остальное.
Его намерения насчет Луны не изменились, хотя мелькнула мысль, что было бы неплохо кое в чем сотрудничать с Сатаной.
— Ну конечно! — Сатана являл собой поистине божеское милосердие. Он распахнул дверь наружу, и посетители очутились в городских трущобах.
Стояла суровая зима. Снег вился в воздухе и забивал и без того грязную улицу гнусной слякотью. Крестьяне в тяжелой грубой одежде лопатами и метлами выгребали из сточных канав рыбьи головы и прочий хлам.
— Это разорители, — пояснил Сатана. — Теперь они круглый год трудятся, устраняя весь тот беспорядок, который творили в жизни. Им надо сделать улицу совсем чистой — такой, какой она была, прежде чем они ее испоганили. Увы — беспорядок вечен.
Молли шныряла вокруг в поисках друзей. Одного наконец нашла.
— Шон! — заорала она. — Сто лет тебя не видела!
Человек прервал работу:
— Молли Мэлоун, солнышко! Когда ж ты умерла? Вот уж не думал увидеть тебя здесь! И время тебя не изменило.
— Да я померла от лихорадки и все свои прелести забрала с собой в могилу.
Старик оценивающе оглядел ее:
— Что правда, то правда, детка. Ну ты и штучка была! Самая красивая из всей уличной оравы. Уж я думал, годам к шестнадцати быть тебе бабушкой.
— Я старалась, да оно вон как вышло, — Молли улыбнулась. — Похоже, после того что этот сладкоголосый тип со мной сделал, пойдет моя душа прямо в Преисподнюю.
— Только не твоя душа, детка. Ты ведь была как петуния на луковой грядке — всегда добра к тем, кто хуже тебя. До чего жаль, что ты умерла так рано!
— Как с тобой тут обращаются, Шон? — допытывалась Молли.
— Несладко тут, как видишь. Мы все скребем, скребем, а этой дряни конца нет. Да еще вот стужа…
— А разве ты не искупил свой грех? Ты ведь тут уже долго — дольше, чем прожил. Да ты дурным и не был никогда, только побузить любил.
Шон поскреб в затылке:
— Не знаю, девочка. Они там чего-то считали, и, похоже, мне не выбраться. Вроде как неисправимый я…
— У тебя перчатка вот порвалась, — сказала Молли заботливо. — Дай я починю, — и потянулась к его руке.
— Ох нет, мисс, не надо, — старик отдернул руку. — Я уж обойдусь. Мне работать надо, — и снова стал без толку ковырять лопатой мокрый снег.
— Ну как знаешь, — лицо у Молли было озабоченное.
— Видите, — снова заулыбался Сатана, — порядки у нас в Аду суровые, но справедливые. Тем, кто не хочет меняться в жизни, после смерти придется туго. Но, в конце концов, настойчивость и твердость свое дело сделают.
— Да, вижу, — Зейн кивнул, — это, пожалуй, вполне разумно.
Он не договорил, потому что Молли, споткнувшись, налетела на него, а он, в свою очередь, толкнул кого-то из рабочих. Столкновение было вполне ощутимым. Рука Зейна схватилась за что-то, пытаясь восстановить равновесие, и пальцы почувствовали нагое человеческое тело.
— Ох, простите, — извинился он перед тем, кого толкнул, — я поскользнулся.
— Кривоногое дитя помойки, — пробурчал Сатана.
— Да ладно, — грубо сказал парень, поплотнее запахивая свое драное пальто. — Давайте валите отсюда и не мешайте работать.
Сатана открыл следующую дверь, и они шагнули в прекрасно обставленную комнату.
— Итак, вы понимаете, что нет необходимости разрушать систему?
— Согласен, — сказал Зейн, — хотя по-прежнему не вижу причин прежде времени лишать Луну жизни. Я пока подожду.
— Само собой, — с готовностью сказал Сатана. — Когда же вы рассмотрите все точки зрения, полагаю, вы поймете, что я прав.
Тут он снова открыл дверь, и Зейн с Молли вошли в Дом Смерти, прямо в гостиную. Дверь за ними захлопнулась, снова став телеэкраном.
Зейн приблизился к своему неподвижному телу, входя в себя, заново ощутил соединение души и тела. Тут он открыл глаза — опять во плоти. Вот это облегчение!
— Я велю своим слугам позаботиться о вас, — сказал Сатана с экрана. Затем он исчез, а его место заняла обычная программа новостей.

12. ИГРА В ПАРАДОКСЫ
Молли сидела у Зейна на коленях, положив руки ему на плечи и легонько касаясь губами его правого уха. Так близко… Зейн чувствовал, что от нее чуть-чуть пахнет устрицами. Она совсем ничего не весила.
— Эй, вот это делать не обязательно, — Зейн сопротивлялся, совершенно сбитый с толку.
— Но должна же я отблагодарить тебя за то, что ты взял меня с собой, — сказала Молли. — Встретила старого друга…
Зейн замер в ее объятиях. В конце концов, что может сделать привидение тому, кто во плоти?
— Рад помочь, Молли. Ты теперь можешь вернуться…
Ее бесплотные губы будто слабым ветерком тронули его ухо.
— Смерть, — зашептала она настойчиво, — прежде чем Сатана опять сюда влезет, я должна сказать тебе…
— Что?
— Тихо, нет-нет, не дергайся. Улыбнись, покажи, что ты расслабился. Сатана подглядывает. Он и дальше позволит мне ласкать тебя, потому что ему нужно, чтобы ты переключился с Луны на кого-нибудь еще. Вот, теперь я тоже во плоти — чувствуешь?
Колени Зейна теперь почувствовали тяжесть ее тела.
— Ты взял меня в проводники. Так вот, теперь я тебя поведу. Доверься мне, Смерть, это важно.
Столь резкая смена поведения изумила Зейна. Он улыбнулся и заставил свое тело расслабиться. На деле Молли — всего лишь очаровательный призрак, быть рядом с ней совсем не трудно, хотя Зейн чувствовал себя чуть-чуть виноватым из-за того, что это не Луна.
— Когда я коснулась Шона, на его руке не было перчатки, — шепнула Молли, прихватив губами его ухо.
Зейн попытался заговорить, но она прижала палец к его губам.
— Они все без одежды там, в Аду. Голые, в снегу… Это не наказание, это — пытка.
Зейн снова пытался возразить, однако девушка, успокаивая его, демонстративно расстегнула блузку, приоткрыла грудь, словно бы соблазняя. От нее действительно пахло морем. Зейн почему-то вспомнил отпуск на вулканическом острове в Тихом океане.
— Поверь мне, Смерть! Я подозревала и раньше, но мне не позволяли их касаться, даже подходить близко не давали; его приспешники повсюду. На этот раз я коснулась Шона и теперь знаю наверняка. Я потому и толкнула тебя на того парня. Его одежда — всего лишь иллюзия, разве нет?
Зейн с удивлением вспомнил, что его рука коснулась голого тела, хотя человек выглядел одетым. Сама мысль о том, что души нуждаются в одежде, призрачной одежде, была странной, но, если учесть, что речь идет об Аде, все приобретает какой-то мрачный смысл.
— Да…
Юбка Молли соскользнула вниз, обнажив бедра, а блузка еще больше расстегнулась. Зейну стало понятно, почему Шон решил, что к шестнадцати она станет бабушкой. Мэлоун умерла в этом возрасте, но ее тело побуждало мужчин к активным действиям. Девушки в Ирландии расцветают рано и пышно.
— Ты тоже теперь знаешь. Смерть, Отец Лжи обманул тебя. Он не пытается исправить души. Он навеки порабощает их. Он никого не выпустит. Ты не должен верить ни одному его слову.
Вывод был ошеломляющим. Если Сатана солгал о своих деяниях в Аду, способен ли он вообще сказать хоть слово правды? Если он вовсе не занимается исправлением душ, то каким его делам помешает Луна — живая Луна
— через двадцать лет? Итак, если Ад не очищает души, а Сатана занят возведением собственной империи, то его стремление уничтожить Луну еще более подозрительно. Ни при каких условиях Смерти нельзя сотрудничать с Князем Зла.
— Спасибо, Молли. Ты отлично выполнила свою задачу. Я запомню.
— Беги отсюда немедленно, беги к Морту, он сумеет тебя защитить. Я знаю, как Сатана действует. Сейчас его прихвостни штурмуют твой дом, чтобы заставить тебя принять его сторону.
— Похоже на то. — Зейн поднялся, и Молли тоже встала, опять становясь невесомой. Зейн направился к двери.
— Ваша трапеза готова, сэр! — Громила в поварском колпаке встретил его на выходе. Это был не его повар.
— Я отдам ей должное — в свое время, — сказал Зейн, стараясь протиснуться мимо.
Здесь, в Чистилище, Молли при обычных обстоятельствах оставалась бесплотной, однако этот здоровяк был столь же материален, как кусок говядины.
— Но трапеза готова уже сейчас.
Повар положил тяжеленную руку Зейну на плечо.
— Спасибо, в другой раз. — Зейн извернулся, освобождаясь от столь недружелюбных объятий.
— Я уверен, вы передумаете, сэр. — Зейн почувствовал, как его схватили за плечо.
Раздражение и странная тревога заставили Зейна заглянуть повару в лицо. А поскольку он все еще был в форме, он знал, что человек видит череп вместо головы.
— Ты хоть знаешь, к кому прикасаешься? — спросил он мрачно.
Громила побелел, как любой, кто видит Маску Смерти, но остался неподвижен.
— Я уже мертв. Ты ничего мне не сделаешь.
Тогда почему же он побледнел?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37