А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Ну, ну, перестаньте кричать, Ланзолини! Имейте в виду, мы никогда не лжем... Конечно, ошибки случаются, но сейчас, я думаю, не тот случай. Боюсь, что вы убийца, Ланзолини.
– Нет!
– Вы любили Мику – вы сами сейчас сказали – и не хотели ни с кем ее делить, это естественно! Муж вас стеснял, вы его и убрали!
– Я не убивал его! Он покончил с собой!
– Откуда вы знаете?
– Она мне сказала!
– Я думаю, она помогла вам избавиться от ее мужа?
– Это подлая клевета! Чудовищная!
Лекок вмешался:
– Мне кажется, комиссар, что это вышло непредумышленно. Росси застал их...
Тарчинини включился в игру:
– Возможно...
– Эуженио сказал жене, что уезжает, а сам вернулся домой и увидел их вместе. Он стал угрожать...
– И Ланзолини испугался!
– И кинулся на Росси!
– Не для того, чтобы убить, я уверен, а просто защищаясь!
– Произошла схватка...
– И он, должно быть, выстрелил, сам не понимая, что делает!
Ланзолини слушал их с безумным видом, но тут вскочил:
– Нет! Вы все это выдумали!
Комиссар заставил его сесть.
– Почему бы вам не рассказать все? Насколько это упростило бы дело!
– Это не я! Клянусь, не я!
– Кто же тогда?
– Не знаю...
– Она?
– Нет!
– Глупо с вашей стороны губить себя, чтоб выгородить Мику.
Орландо расплакался, как ребенок.
– Это она... Мика... сказала мне о смерти своего мужа... пришла ко мне... в парикмахерскую... и сказала...
– А она откуда узнала об этом?
– Ее известила по... полиция...
Тарчинини опять сел. Лекок последовал его примеру.
– А теперь успокойтесь, Ланзолини... и расскажите нам правду.
– Какую правду?
– Что вы делали позавчера вечером, она и вы?
– Мы встретились в восемь в Левенбрау, на пьяцца Витторио Эммануэле.
– Она пришла вовремя?
– Мне их дожидаться не приходится. Потом пообедали у Данте, на пьяцца деи Синьори, где я поспорил с официантом из-за ошибки в счете... Потом отправились в Нуово, где смотрели "Локандиеру" Гольдини... Потом пришли сюда и здесь провели ночь и утро, потому что у меня был выходной.
В эту минуту до них донесся негромкий звук: кто-то поворачивал ключ в дверном замке. Все трое замерли, и Тарчинини шепнул Орландо:
– Молчите!
Посетитель напрасно старался – Орландо заложил дверь засовом. Сайрус А. Вильям на цыпочках подошел к двери, бесшумно снял засов и, резко распахнув ее, сказал:
– Входите, синьора!
И, так как она не двигалась, взял ее за руку и подвел к комиссару, который отвесил поклон:
– Рад вас видеть, синьора Росси... Ланзолини, отвернитесь к окну, я не хочу, чтобы вы обменивались знаками.
Юноша повиновался.
– А теперь, синьора, будьте внимательны и отвечайте продуманно. Позавчера вечером у вас было свидание с этим синьором?
– Да.
– Где?
– В Левенбрау.
– Где вы обедали?
– У Данте.
– Без происшествий?
– Разумеется... А, впрочем, немного повздорили с официантом.
– А потом?
– Потом пошли на "Локандиеру".
– Достаточно... Можете повернуться, Ланзолини.
Орландо обернулся. Мика подошла к нему:
– Что случилось?
Он сухо осведомился:
– Что вам угодно?
– Я не застала тебя в парикмахерской и вот пришла...
– Верните мой ключ и уходите!
Она на мгновение застыла с открытым ртом.
– Но послушай, Орландо, мы ведь собирались...
– Чего я никак не собирался, так это принимать у себя гостей из полиции!
– Что им нужно от тебя?
– О! Так, безделица... просто обвиняют меня в убийстве вашего мужа!
Она засмеялась:
– Ты шутишь! Эуженио застрелился!
– Спросите у этих господ.
Она повернулась к Тарчинини.
– В самом деле, синьора, вашего мужа убили.
– Madonna Santa! Кто?
– Это мы и пытаемся выяснить.
– И вы решили, что Орландо... Мой бедный мальчик!
Но у Ланзолини страх вытеснил все нежные чувства.
– Бедный мальчик в гробу это видал!
Мика догадалась, что ветер переменился и ее счастье под угрозой. Она спросила довольно глупо:
– Что видал в гробу?
– Все!
Она пролепетала:
– И... и меня?
Видимо, тронутый нескрываемым горем молодой женщины, Ланзолини встал и нежно обнял ее за талию:
– Послушай, Мика...
Она воскликнула в тревоге:
– Ты хочешь бросить меня?
Со слезой во взоре Тарчинини упивался этой сценой. Все любовные истории восхищали его, даже самые грустные. Он шепнул Лекоку:
– Ну? Бывает такое в Бостоне?
– Да, но не при посторонних!
– Тогда какая же это любовь? Настоящая любовь плюет на мнение окружающих! У нас любят, не скрываясь!
– Я уж вижу...
Не обращая внимания на эти комментарии, Мика повторила:
– Орландо, ты хочешь бросить меня, я чувствую!
– Так будет правильнее теперь, когда ты овдовела.
Эта неожиданная логика не убедила молодую женщину.
– Значит, по-твоему, было правильно обманывать Эуженио, когда он был жив, а теперь...
Ланзолини отступил на позиции морали:
– Совесть-то у меня есть!
– А у меня, значит, нет?
– Не так уж много, согласись!
Теперь разрыдалась она. Во всех странах мира, когда женщина начинает плакать, мужчина теряется. Орландо не составил исключения.
– Будь же благоразумна, Мика. Я не создан для таких приключений. Я не привык, чтоб убивали мужей моих любовниц... Это мне очень неприятно, уверяю тебя!
– А мне-то каково?
– Это другое дело.
Вопреки ожиданиям Лекока, синьора Росси выпрямилась, безукоризненно владея собой:
– Орландо, – объявила она, – ты не тот, за кого я тебя принимала. Я обманулась в тебе. Этого я не переживу! Я брошусь в Адиче, и пусть моя смерть падет на твою голову!
Она с достоинством кивнула следователям:
– Всего доброго, синьоры!
И вышла, не взглянув "больше на Ланзолини. Тарчинини вовремя удержался: он чуть не зааплодировал.
– Какой эффектный выход! Ай да крошка! Слишком хороша для вас, Ланзолини!.. Можете быть свободны.
И обернулся к американцу:
– Парень, который не может удержать такую женщину, неспособен убить мужчину. Идем?
Аргумент не казался Сайрусу А. Вильяму таким уж неоспоримым, но сейчас не время было затевать дискуссию, и он двинулся вслед за своим другом.
Глава V
По пути к центру города ни Тарчинини, ни Лекок оптимизма не испытывали. Комиссар сосредоточенно хмурил густые брови, американец пережевывал резинку, как бык свою жвачку. Они шли молча, и самый факт, что итальянец хранил такое необычное для него молчание, свидетельствовал о его замешательстве. Он заговорил только когда они достигли понте Нави.
– Синьор Лекок, дело оказалось труднее, чем я сначала думал.
– Позвольте заметить вам, синьор комиссар, что можно было большего добиться от Мики Росси и Ланзолини!
– А зачем? Анонимка, полученная жертвой, указывает на то, что в деле замешано третье лицо. Его и будем искать.
– Конечно, но где искать?
– Мы почти уверены, что Росси был убит у парикмахера. Для начала выясним, какую парикмахерскую он так настойчиво посещал, рассчитывая, видимо, застать там свою жену с любовником.
– По-моему, все указывает на парикмахерскую ди Мартино, патрона Ланзолини?
– Очевидно.
– А если у Росси да Мартино не знают, надо будет пойти к предыдущему хозяину красавчика Орландо. Проще некуда.
– На мой взгляд, даже слишком просто. Чего я никак не пойму, это почему Ланзолини клянется, что только раз видел Росси?
– Он лжет!
– Признайте, что лгать в этом случае глупо – слишком легко проверить. Нет, поверьте, синьор Лекок, что-то за всем этим кроется, но что? Во всяком случае, если вы не против, возьмите на себя опрос хозяев Ланзолини. Вот, держите фото жертвы. А я проверю алиби Орландо и Мики. Если что-нибудь не совпадет с его рассказом, я его заберу.
Разговаривая, друзья шли по понте Нави. Взгляд Сайруса А. Вильяма рассеянно скользил по водам Адиче, как вдруг ему почудилось в волнах тело Михи Росси с распущенными по воде белокурыми волосами, колеблемыми зыбью. Эта галлюцинация заставила Лекока осознать, что с самой виа Сан-Франческо он, не отдавая себе отчета, не переставал думать о Мике и о ее недвусмысленно выраженном намерении умереть. Он стал, как вкопанный, и схватил Тарчинини за руку:
– А вдова?
– Что вдова?
– Вы собираетесь охранять ее?
– Охранять? Но от кого, синьор?
– От нее самой! Не сказала ли она, что утопится?
Тарчинини от души рассмеялся:
– И вы ей поверили?
– Как же не поверить? Она была вне себя от горя!
– Конечно, она была вне себя от горя, но в тот момент ей надо было обыграть свой уход, не выйти из образа!
– Для чего? Чтобы произвести на нас впечатление?
– Отчасти для этого, но главное – чтобы соответствовать образу, который она в тот момент себе рисовала: женщина, обманувшаяся в своих надеждах, которой остается только умереть, чтобы не упасть в собственных глазах и чтобы доказать, что ее любовь была действительно исключительной.
– Вот видите!
– Да, но это, понимаете... Синьор Лекок, имейте в виду, что каждый итальянец живет двойной жизнью.
– Двойной жизнью? Что за чертовщина?
Тарчинини взял своего спутника под руку и заговорил доверительно:
– Мы – то, что мы есть, и в то же время – то, чем мы хотели бы быть, вернее, то, чем, в нашем представлении, мы могли бы быть. В жизни мы поступаем соответственно тому, кто мы есть на самом деле, но представляем себе, что поступаем как те, кем нам нравится себя воображать. Иностранцы, не знающие этой двойственности, считают нас лжецами, но они ошибаются, потому что – запомните это раз и навсегда! – мы никогда не лжем, ну или, во всяком случае, не больше, чем другие народы.
* * *
Стоя на краю тротуара, Сайрус а. Вильям в замешательстве провожал глазами комиссара, который, еще не совсем оправившись после вчерашнего вечера, пошел домой. Принять как должное, что взрослые мужчины и женщины могут сами себе рассказывать сказки, граничило для Лекока с безумием. Он не мог представить Пирсона, воображающего себя президентом США и поступающего так, как если бы он был хозяином Белого Дома. Благоразумнее всего было бы поменьше вмешиваться в чувствительные истории этих итальянцев, истории, в которых нормальному человеку нечего и надеяться отличить вымысел от реальности. Да, но если завтра тело Мики найдут в Адиче? Разве совесть Сайруса А. Вильяма успокоится оттого, что ответственность за это должна пасть на Тарчинини? Что бы ни говорил беззаботный Ромео, налицо женщина, подвергающаяся смертельной опасности, и неужели бостонский гражданин предоставит ее собственной участи и не поспешит на помощь? Никогда! Не раздумывая больше, Сайрус А. Вильям вскочил в такси и назвал адрес Мики. В машине он улыбался при мысли о молодой вдове, которая, возможно, будет обязана жизнью некоему Сайрусу А. Вильяму, специально присланному Провидением из Бостона... Короче, он мыслил в точности как итальянец, рисующий себе идеальный образ и строящий воздушные замки на такой зыбкой основе, но сам того не сознавал.
Привратнице, вышедшей поглядеть, кто это позволяет себе роскошь разъезжать на такси, Лекок крикнул:
– Скорее! Дома синьорина Росси?
Слегка шокированная его манерами, та сухо ответила:
– Кажется, дома.
– Слава Создателю!
Сайрус А. Вильям кинулся вверх по лестнице, словно намереваясь побить все рекорды скорости. Привратница, подойдя к перилам, следила, подняв голову, за восхождением странного незнакомца. Шофер такси, заинтересованный сценой, присоединился к ней. Когда они услышали, что молодой человек звонит в дверь Мики Росси, оба вздохнули, и старуха объявила с видом человека, которого больше уже ничто не удивит:
– Всякого я повидала в жизни, но... вы что-нибудь понимаете?
Шофер недоуменно развел руками:
– По-моему, это американец...
– Это-то я и без вас вижу!
* * *
При виде Сайруса А. Вильяма Мика широко открыла глаза, но он, не дав ей проронить ни слова, схватил ее за обе руки и горячо воскликнул:
– Синьора, как я счастлив, что застал вас!
Хоть Мика и привыкла к пылкости своих земляков, она впервые слышала такое пламенное заявление. Польщенная, хоть и немного обеспокоенная такой экзальтацией, синьора Росси пригласила его войти, и Лекок только тут заметил, что она в халате, что, как правило, не свойственно людям, собирающимся идти топиться. Подобное наблюдение привело его в замешательство, и Мике пришлось взять инициативу на себя:
– Синьор, что случилось?
– Дело в том... я боялся... Ну, в общем, я хочу сказать, мы боялись, что... что...
– Чего вы боялись?
– Дело в том, что вы так внезапно ушли тогда...
– Я ни минуты не могла больше оставаться рядом с человеком, предпочитающим мне свое спокойствие! Женская гордость этого не допускает!
– Я не то имел в виду...
– Что же тогда?
– Вы заявили, что покончите с собой!
– Да? Я это сказала?
– Вот именно, синьора.
– А правда, красиво вышло?
– Виноват?
– Я рада, что сумела произвести на вас впечатление. Как вы думаете, а он, Орландо, поверил?
Поскольку американец онемел перед этим невинным цинизмом, Мика удивленно посмотрела на него, потом во взгляде ее забрезжила догадка, и взгляд этот выразил безграничное изумление. Она недоверчиво спросила:
– Но вы ведь не приняли моих слов всерьез?
– Но... конечно же, принял, синьора!
– Нет, правда? О! Вот умора!
– Вы казались такой несчастной...
– Но я действительно очень несчастна, синьор! Просто это не значит, что...
Он упорствовал:
– Но вы ведь сказали это?
Она от души потешалась.
– Вы иностранец, синьор?
– Американец.
– В том-то и дело... Вы не разбираетесь в наших обычаях. Сайрусу А. Вильяму показалось, что откуда-то издалека доносится насмешливый хохот Тарчинини.
– И вы пришли, испугавшись, как бы я не убила себя? Как это мило... ужасно мило...
Она приблизилась и нежно шепнула:
– Вам кто-нибудь уже говорил, что у вас очень красивые глаза?
Лекок не знал, говорили ли ему это, зато знал, что если откроет рот, то наговорит грубостей, и, спасаясь от охватившего его головокружения, выскочил вон, хлопнув дверью.
Когда Сайрус А. Вильям спрашивал в отеле свой ключ, ему подали телеграмму из Бостона. Валерия! Она и не подозревала, милая девушка, как вовремя пришла ее телеграмма, и как возросла любовь жениха к ней после его знакомства со слишком легко утешившейся вдовой.
"Сайрусу А. В. Лекоку, Рива Сан Лоренцо э Кавур, Верона, Италия. Удивлена. Точка. Обожаю Колумба. Точка. Настаиваю вашем немедленном возвращении. Точка. Жду объяснений. Точка. Валерия".
Что это могло значить? По какой причине Валерия, так хорошо воспитанная, такая строгая в отношении этикета, такая пунктуальная в вопросе о том, что принято и что не принято, позволила себе послать ему столь нелепую телеграмму? И какого такого Колумба она обожает? Он готов был немедленно телеграфировать своей невесте, требуя ясности, как вдруг в его уме забрезжило неясное воспоминание о другой телеграмме. Он спросил телеграфиста, который подтвердил, что прошлой ночью он в самом деле телеграфировал мисс Валерии Пирсон. Сайрус А. Вильям ощутил холодок в спине. Пересохшими губами он выговорил:
– Вы случайно не сохранили текст моей телеграммы?
– Не знаю, синьор. Сейчас поищу.
Телеграфист не собирался признаваться, что телеграмма не только была заботливо отложена, но и прочитана всем персоналом отеля. Порывшись для виду в бумагах, он как бы случайно наткнулся на нее:
– А! Вот она, синьор. Какая удача!
Глянув на текст, Лекок изумился, какое колдовство могло подвигнуть его на подобную глупость. Вина за это лежала на Тарчинини и его жене с их граппой! Он проклял про себя Верону, этот город погибели, где бостонский джентльмен смог в несколько часов забыть все, чему его учили. Терзаемый раскаянием, он послал невесте новую телеграмму:
"Валерии Пирсон, Линкольн Авеню, 33, Бостон, Массачусетс, США. Просьба принять извинения. Точка. Был утомлен. Точка. Несовместимость климатом Вероны. Точка. Вылетаю послезавтра 13 часов. Точка. Радостью жду встречи вами. Точка. Надеюсь прощение. Точка. Остаюсь любовью. Точка. Сайрус".
Перспектива скорого возвращения в Соединенные Штаты исполнила оптимизма пробуждение Сайруса А. Вильяма. Занимаясь утренним туалетом, он с умилением перебирал в памяти свой бостонский утренний ритуал: физкультурные упражнения, приветствия слуг, на которые он отвечал с благожелательной снисходительностью, спускаясь к завтраку (ах! прохладный апельсиновый сок, тающий во рту порридж, бодрящий аромат жареного бекона!), и первые газетные новости, прочитанные за завтраком. Не без некоторого волнения Сайрус А. Вильям представил себе Валерию законной участницей этого ритуала. Должно быть, Лекоку пришлось несладко, если он с такой симпатией думал о своей будущей супруге. По правде говоря, любовь не занимала молодого и деятельного юриста. Он относил ее к категории обстоятельств, ослабляющих волю, которых человек, желающий преуспеть в жизни, должен остерегаться.
Лекок был настолько уверен, что ди Мартино – нынешний патрон Ланзолини – узнает в Росси своего ежевечернего клиента, что не спешил. Впереди у него было более чем достаточно времени для выполнения добровольно взятого на себя поручения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18