Насколько плохая новость меня не удивила, настолько хорошая новость воодушевила. Знакомый Полдекстера по имени Трефаллис или что-то в этом роде был знаком с неким человеком, который был знаком с неким другим человеком, который собирался сегодня ночью тайно перебраться во Францию. Корабль отходил из Торквея в Девоншире после захода солнца и прибывал в Шербур перед рассветом. Но они потребуют денег, предупредил меня Артур, примерно тридцать фунтов. У меня есть требуемая сумма?— Только в американских долларах, — сказал я. — Но лучше бы они не знали, что я американец.— Лучше бы они вообще о тебе ничего не знали. У меня есть приятель, у которого ты сможешь поменять свои доллары на фунты. Но с убытком.Тридцать фунтов по официальному курсу — это примерно семьдесят пять долларов. Я вручил Полдекстеру две пятидесятидолларовых купюры, полагая, что даже грабительская комиссия за обмен вряд ли обойдется дороже тридцатки. Через некоторое время Артур вернул сорок фунтов и десять шиллингов, сопроводив деньги словами извинения, смущенно сообщив, что мне еще причитается один фунт, три шиллинга и четыре пенса, то есть целых два доллара восемьдесят центов. И добавил, что лучше бы я отправился в банк…День стоял ясный, а прогноз на предстоящие сутки обещал хорошую погоду до самого вечера. Я убил остаток дня, гуляя по окрестным полям. Места тут были очень живописные: холмистая и в то же время изрезанная оврагами равнина, со всех сторон продуваемая суровыми ветрами, почти совсем не затронутая цивилизацией. В другое время я бы с удовольствием наслаждался здешними природными красотами, но теперь мой ум был занят другими заботами.После обеда я попытался немного видоизменить свою внешность, но не сильно в этом преуспел. Скотланд-Ярд располагал моей давнишней фотографией, с короткими волосами, так что стричься не имело смысла. Времени отрастить усы и бороду тоже не было. Тогда я просто ограничился попыткой выглядеть как можно менее похожим на американца. С помощью обломка угля я удлинил бакенбарды и переоделся в платье одного из многочисленных друзей моего хозяина по фамилии… Нет, забыл, помню только, что она начиналась то ли на «Пол», то ли на «Пен», то ли на «Тре», как и все корнуольские фамилии. Как гласит старая считалочка, "Мужчин из области Корнуолл узнаешь ты по Тре , Пен , Пол ". Мой маскарадный костюм дополнил твидовый пиджак с замшевыми накладками на локтях и прорезиненный дождевик. Еще я, поупражнявшись перед зеркалом, постарался придать своему лицу максимально туповатое выражение и в очередной раз изменил акцент. Теперь, если кто-то спросит, я буду выдавать себя за ливерпульца в бегах, обвиненного в подделке документов.В половине восьмого вечера настала пора трогаться в путь. Паренек по фамилии Пен-и-так-далее взялся присмотреть за моим «моррисом» и с оказией перегнать его в Лондон, да там и бросить на тихой улочке. Я со всеми тепло распрощался, мы выпили на посошок, подняв тост за Свободный Корнуолл как равноправного члена Союза Кельтоговорящих Граждан, и я отправился. Раздолбанный «воксхолл» оказался даже хуже «морриса», но по крайней мере не я сидел за рулем.По части кораблей я, можно сказать, профан. Посудина, стоявшая у причала в Торквее, была в длину всего-то футов двадцать и имела помещения под и над палубой, но их названия я, убей бог, не знаю. По-моему, моряки называют их «рубка» и «трюм», но за точность не ручаюсь. Все мои познания в кораблях сводятся к тому, что находясь в открытом море, лучше сидеть на палубе, чем в воде. И еще насколько мне известно, правый борт находится справа, а левый борт слева — или наоборот.К счастью, более глубоких познаний в морском деле от меня и не требовалось. Я поторговался с капитаном и выдал ему двадцать пять фунтов за проезд, что оказалось в пять раз меньше, чем я ожидал. После чего я забился в укромный уголок на палубе и притворился спящим. На борт поднимались какие-то субъекты, которые заносили с собой тяжелые коробки и спускали их в трюм, или как там это у них называется. Я притворялся спящим до тех самых пор, пока мы не вышли в море. Дальше ломать эту комедию было бессмысленно, потому что спящего человека не тошнит, а меня тошнило — и как!Вот что еще мне известно о кораблях — если вас начинает тошнить, не вставайте против ветра. Я ухитрился сблевать в правильном направлении, и очень собой гордился по этому поводу. Я все еще стоял у самого борта, гордясь собой, когда ко мне подошел худой смуглый мужчина с окладистой черной бородой.— А вы, видать, сухопутный моряк, — сочувственно произнес он.— Зато я встал с нужной стороны! — отпарировал я.— Как это?— Ну, в смысле не против ветра. Я зашел на наветренную сторону и тут сблевал…— Но это же подветренная…— Так об этом и речь! — кивнул я.Я ускользнул от него и опять забился в свой укромный уголок, завернувшись в плащ. Дождь прекратился, но мог пойти в любую минуту, потому что над Ла-Маншем все небо было заволочено тучами, а ветер поднялся такой, что палубу то и дело заливало ледяным веером брызг. И ради чего я оставил чудный октябрьский Нью-Йорк!Я услыхал приближающиеся шаги и усилием воли заставил себя не поднимать голову. Звук шагов стих. Прямо надо мной раздался громкий кашель. Я никак не отреагировал. Но видно, отреагировать надо было. Кто-то присел рядом и потряс меня за плечо.— Эй ты!Я притворился, что меня выдернули из бездны сна и, недовольно моргая, уставился на незнакомца. Это был молодой великан с торчащими из-под черного берета всклокоченными светлыми лохмами. Его лицо, не выражавшее абсолютно никаких эмоций, больше смахивало на свежую опару, а обе щеки были исполосованы косыми шрамами.— Ну чо? — прохрипел он. — Морская болезнь? Мож'т, те бульончику попить, а?Я поблагодарил его за участие и сказал, что бульончику мне не хочется.— Мож'т сигаретку?Нет, ничего не нужно. Но все равно спасибо…— Штормит сёня… Так что не удивляйся, что тя блевунчик разобрал…Великан говорил с сильным акцентом, но я не мог определить, откуда он. Я распознал явные балтийские интонации, и, скорее всего, это был либо финн, либо эстонец.— Ты американ?— Ирландец, — ответил я.— Ирлан? Ха!Он встал и ушел. Странная команда, подумал я. А мне-то казалось, что контрабандисты должны быть уроженцами тех мест, где находится порт приписки их судов. На южном побережье Англии и на острове Уайт контрабанда — семейный бизнес, и секреты ремесла передаются от отца к сыну на протяжении многих поколений. Мне показалось странным, что мой контрабандист набрал на свою посудину разношерстную команду иностранцев. Этот балтийский Голиаф явно не был сыном Девоншира, как и тот чернобородый, который — теперь мне это наконец стало понятно — говорил с восточно-европейским акцентом.Время текло медленно. Большинство контрнабандистов забилось в трюм. А я разрывался между острым желанием присоединиться к ним — уж там-то, где нет пронизывающего ветра, точно куда теплее, чем на палубе, — и не менее сильной тягой к одиночеству. В этом месте ширина Ла-Манша составляла миль восемьдесят, и я понятия не имел, сколько времени может занять наше плавание. Суденышко шло с хорошей скоростью, уж не знаю, сколько там в узлах — и скольким милям в час эти узлы соответствовали.Наверное, мы покрыли половину пути, когда ко мне подсел настоящий ирландец.— Мне там сказали, что ты мой земляк, — сообщил он. — Ты из каких мест будешь?Я вскинул голову. По его акценту трудно было определить, откуда он сам родом.— Значит, и ты тоже ирландец? — Я стал тянуть время.— Ну!Его ответ меня не удовлетворил. Я пробормотал что-то про Ливерпуль.— Значицца, решил помахать маме-Англии ручкой, так что ль?— Ну так.— Надеюсь, ты не из ирландских республиканских шизиков?— Да вроде нет, — заверил я его. — Я вроде как выписал чек да подписался чужим именем, понял?Он хохотнул и хлопнул меня по плечу. Потом сказал, что его зовут Джон Дейли и сам он из графства Мэйо, и что ему довелось как-то побывать в Ливерпуле и там было клево. А где сам живешь в Ливерпуле-то? А не знаешь ли такого-то парня, а этого, а…И тут его позвали. Он снова хлопнул меня по плечу.— Ну вот, сейчас будут новые указивки давать! — пробурчал он сварливо . — А че еще ждать, кода свяжешься с иностранцами. Ну лано, я ненадолго. У меня там в трюме энное количество святой воды имеется, как освобожусь, приволоку, мы с тобой пропустим по глоточку и поболтаем о родных краях, лады?— Лады, и Бог тебе в помощь, брат! — напутствовал я его.И мне Божья помощь тоже бы не помешала. Странный был катер, очень странный, и я уже сам был не рад, что оказался среди этих крайне сомнительных типов — да к тому же еще и посреди Ла-Манша. Интересно, размышлял я, поверил ли тот тип в мое ирландское происхождение или просто решил дурака повалять? Я даже стал сомневаться, что мы когда-нибудь доплывем до берегов Франции. Меня очень смущало, что команда состоит почти сплошь из иностранцев. И вообще я страшно жалел, что черт меня дернул покинуть уютный Нью-Йорк.Но скоро все прояснилось. Иностранцы вовсе и не были членами команды.Они были живым контрабандным грузом!Эту важную информацию я получил, вновь притворившись спящим. Перевоплощение мне явно удалось, потому что троица мужчин в кожаных куртках, не обращая на меня ни малейшего внимания, встали у поручней и завели разговор. Среди них не оказалось ни одного из моих недавних собеседников. Сквозь вой ветра я не сразу сумел разобрать слова, но потом убедился, что изъясняются они явно не по-английски. Когда же ветер ненадолго стих, я сообразил, чем меня так удивил их говор. Кожаные куртки общались по-русски!Мне удавалось улавливать некоторые обрывки фраз, из которых я понял, что речь идет об оружии, боеприпасах, взрывчатке и революционном восстании. Ветер то усиливался, то ослабевал, а я изо всех сил напрягал слух. Но мне впору было плакать от досады. Я вообще-то свободно говорю по-русски, но при таком жутком ветре понять что-либо было просто невозможно, каким бы языком эти ребята ни пользовались. Вдобавок они говорили на каком-то особом, не известном мне, диалекте, так что я с трудом мог понять смысл даже тех слов, что долетали до моих ушей.Тем не менее, основную суть я уразумел. Они направлялись в какую-то далекую страну, где уже были подготовлены все условия для революции.Проще говоря, кожаные куртки намеревались осуществить государственный переворот.Когда они ушли, оставив меня в мучительных раздумьях о том, какое такое правительство они собираются свергнуть, а равно когда и почему, я набросил дождевик на голову и подумал, что мой путь лежит прямехонько в адское пекло, где меня поджидают черти со сковородками. Потом мне пришло в голову, что все это есть ничто иное как искусно разыгранный спектакль, разыгранный ради моего же блага. Гипотеза эта показалась мне весьма соблазнительной и в каком-то смысле ей нельзя было отказать в последовательности и логичности. Потому что за каким дьяволом, скажите на милость, шайке русских агентов понадобилось под покровом ночи пересекать Ла-Манш на катере английского контрабандиста и какое правительство они собирались скинуть?— А, ты здесь, брат! — Дейли, мой ирландский друг, принес флягу в кожаной оплетке. Он сел напротив меня по-турецки, открыл флягу и сделал изрядный глоток.— Ей-бо, в такую холодрыгу только жидкий свитер и спасет!Он вздохнул и передал мне флягу.— Здравье! — выдавил я и отпил. Содержимое фляги оказалось совсем не тем, на что настроился мой желудок, но он и не изверг выпитое обратно, потому что мой вестибулярный аппарат уже вполне освоился с качкой. Да и черт с ним, с моим желудком. Хороший глоток доброго ирландского вискаря — как раз то, чего так не хватало моему утомленному мозгу, и в тот момент я счел это наиважнейшим аргументом в споре тела и души.— Ох уж эти вон-нючие русичи и украиничи или черт их разберет кто они, — пророкотал Дейли. Он отпил из фляги и вернул ее мне. И я в свой черед с готовностью выпил. — Вот приходится тянуть жилы на этой вонючей работенке. Неужели два таких клевых мужика, как мы с тобой, не найдут себе работенки получшей, чем плыть с ними в этой вонючей лоханке по этому вонючему каналу? Слышь, еще полчаса — и мы с тобой во Франции, парень!— Далековато от графства Мэйо, — заметил я.— Далековато, если пешочком топать по прямой!Мы оба расхохотались. Он отпил из фляги, а потом и я за ним.— Да, далековато от графства Мэйо, но еще далече от твово Ливерпуля! Но Франция, она-то, пожалуй, поближе будет, чем этот вонючий Афганистан…Я так и обомлел. Потом осторожно спросил:— А с чего ты взял, что я в Афганистан еду?Он взглянул на меня, я на него, и так мы удивленно пялились друг на друга, пока затянувшаяся пауза не заставила меня занервничать.— Мать моя богородица! — наконец разродился он. — Так и ты тоже туда намылился?— А кто еще?— Да эти вонючие русичи, кто ж еще! Нет, но ты можешь себе такое представить? Чтобы два нормальных ирландских мужика, вроде нас с тобой, попали на этот вонючий баркас и не расчухали, что на этом самом баркасе землячок плывет! Скажи: ты когда-нибудь такое видел?Каким же я оказался идиотом! Он ведь совсем не меня имел в виду, говоря, что от Ирландии до Афганистана путь не близкий. Он имел в виду себя ! Другими словами, Джон Дейли вместе с троицей «вонючих русичей» направлялся в Афганистан. Это, в свою очередь, означало, что я теперь точно знал, правительство какой страны они планировали свергнуть. И наконец это означало, что, раз уж я по глупости сболтнул лишку, Дейли решил, будто я тоже член диверсионной группы, направляющейся в ту же самую страну с той же самой целью…О Боже!— А тут все болтают, что ты типа бабок дал капитану, и этому хмырю хватило жадности у тебя бабки взять… И что ты ни хрена не знаешь про нас, а мы про тебя… Вот что, брат, пойду-ка я вправлю им мозги, пусть знают, как оно на самом деле обстоит…— Не надо!— Как это не надо? Что мне, прикажешь, одному с этими вонючими иностранцами джигу отплясывать? Пусть, сволочи, усекут, что имеют дело с двумя нормальными ирландскими мужиками!— Ты лучше еще выпей, — предложил я.— Выпей сам за мое здоровье! — Он отдал мне флягу.Я сделал большой глоток, передернул плечами, ощутив огненный ручеек в пищеводе, и завинтил крышку. Я, конечно, допустил непростительную ошибку, но по здравом размышлении понял, что она может сослужить мне добрую службу. Если на этом баркасе и впрямь оказалась группа диверсантов и шпионов, направляющихся в Афганистан, и если они настолько глупы, что приняли меня за сообщника, я сумею достичь своей цели без особого труда. Теперь можно было забыть обо всех трудностях нелегального перехода границ. Надо просто увязаться за ними, и когда наша группа доберется до Афганистана, я улизну от них и отправлюсь на поиски Федры, а они пускай себе подстрекают и свергают кого хотят. Я имел слабое представление об афганском правительстве, но у меня всегда было стойкое ощущение, что любое правительство заслуживает быть свергнутым, а уж если афганские власти смотрят сквозь пальцы на работорговлю, то им сам аллах велел оказаться на свалке истории. Так что если мои попутчики доставят меня в Афганистан, я готов был предоставить им там полную свободу действий.Я еще отпил из фляги и еще, и когда Дейли вернулся в компании четырех приятелей, мне уже было совсем хорошо.— Значит, все мы едем в Афганистан, — проговорил я. — Ну это ж просто класс!— Нас про тебя не предупреждали! — заявил бородатый.— Так и меня про вас тоже не предупредили. Я получил инструкции, как переправиться через Ла-Манш и куда потом ехать. Я думал, мы соединимся уже на той стороне.— Где?— Новые инструкции я должен получить в Шербуре.Они переглянулись.— А от кого ты получил приказ?— От человека по кличке Жонкиль. Его настоящее имя мне не известно.— А ты из какого подразделения?— Восьмое управление, — не моргнув глазом ответил я.— Ты служишь в «восьмерке» и тебя бросили на эту операцию? — недоверчиво переспросил бородач.— Меня прикомандировали к группе переводом из третьего управления.— А, ну это еще куда ни шло…Слава тебе, Господи, подумал я, попал в точку.— Хотя вообще-то странно все это… — Бородач по-русски обратился к приземистому крепышу с лысым черепом и пластмассовой челюстью. — Приведи Якова!— Он спит.— Он спит с самого момента погрузки. Пойди разбуди!— Ему это не понравится!— Ну так скажи ему, что таковы издержки руководящей должности.Бородач снова повернулся ко мне. Я сделал равнодушное лицо. Он поинтересовался, говорю ли я по-русски, я ответил, что нет, а он сообщил, что руководитель операции Яков сейчас придет поглядеть на меня. Дожидаясь командира, мы мило обсудили погоду и волнение на море. Переход, сообщил мне бородач, отнял больше времени, чем планировалось, но до французского берега осталось каких-то четверть часа пути. Я стал всматриваться вперед с надеждой увидеть Францию, но не увидел ничего кроме кромешной тьмы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19