Найти самого себя не шутка. А впрочем, обычное дело. Нашел себя, и ладно. Кости современных академиков палеонтологию не интересуют.
– Я оставлю вас наедине, – сказал Тихов и протянул Адмиралу носовой платок.
– На кой черт, – буркнул Адмирал.
Тихову стало ясно, что Адмирал не собирается паковать и тащить на Землю свой скелет, чтобы поставить его в гостиной и предъявлять гостям; и он зауважал Адмирала.
– Открывайте фургон, – с неохотой сказал Адмирал. – Я привез вам Спецлопату.
Диктофон выбежал из палатки, сорвал пломбу и с нетерпением заглянул в фургон. Он давно мечтал познакомиться с этой недотрогой. У него дух захватило: в фургоне расположилась самая очаровательная из всех лопат, которые он когда-либо встречал, – чудное создание с разнокалиберными ковшами, тесаками, манипуляторами и с густым ситом для просеивания породы, которое, как вуаль, прикрывало компьютер незнакомки.
Вулкан величественно поддал дыму.
– Сударыня, прошу! – суетился Диктофон. – Ваш манипулятор! Осторожно, здесь ступенька!
– Вы очень любезны, – отвечала Лопата, грациозно съезжая по сходням на Марс.
– Это Марс! – орал Диктофон. – А вы и есть та самая знаменитая Спецлопата, которая откопала Атлантиду в Антарктиде? Меня зовут Диктофон. Мой шеф ищет здесь самого себя, а я ему помогаю.
– Ох уж эти мне искатели, – вздохнула Лопата. – Перерыли всю Землю, теперь взялись за Марс. Дай им волю, они раскопают всю Солнечную Систему и вернут ее в первозданное пылеоблачное состояние. Тут вскоре соберется целая толпа и сравняет Никс Олимпик с землей. Лопат на всех не хватит, они начнут рыть землю руками… зубами! Жизнь на Марсе? Возникнет! Тут будет кемпинг, там – автостоянка, здесь – танцевальная площадка. Вы умеете танцевать?
Диктофон совсем разомлел и чуть не попал под колеса. Он собирался пригласить Лопату в укромный кратер и переговорить с глазу на глаз, но она уже начала вдохновенно рыть. Действуя ковшами, она на полной скорости снимала пласты марсианского грунта, дробила камни, просеивала и выплевывала пустую породу за красные флажки.
Она умела отличать органические останки от неорганики, а попросту не путала кости с грунтом; ее можно было запрограммировать на добывание чего угодно – нажал нужную кнопку, и поехали! – добывать золото в Якутии или битые амфоры со дна Индийского океана. Ночью она могла даже включать прожекторы! Удобная вещь – ее создатели получили большое «Гран-при» и золотые медали, а фантаст, предсказавший ее, – большой кукиш.
Диктофон пристроился рядом с ней. Лопата благосклонно подкидывала ему ковшик грунта, и он, довольный, катил свою тачку за пределы участка.
– Пусть роют, может, найдут мою левую ногу, – сказал Адмирал, взял Тихова под руку и стал прогуливать его по Марсу. – Мне надо выговориться. Мы ищем всякие недостающие эволюционные звенья, но никак не можем добраться до самого первого звена. Как возникла жизнь, как произошел переход от неживого к живому? Марс как будто создан для жизни. Что ни пейзаж, то великий шедевр жизнеподобия. Поглядите на эту рощу пушистых канадских елей! Жаль только, что они красного цвета. Я всегда смотрю на них с изумлением, хотя понимаю, что это обыкновенные скалы, причудливо обработанные ветром и газированной водой.
– Почему газированной? – удивился Тихов.
– А как прикажете называть эту замерзшую воду с углекислым газом? Здесь случаются поразительные миражи – когда на Земле безоблачно, в ночном небе Марса отражаются океанские волны с Летучими голландцами. Эти зрелища потрясают непосвященного, но случаются и обманы другого рода… Взгляните!
Тихов глянул вверх, и его нижняя челюсть отвисла от удивления – прямо над головой, высматривая добычу, парил громадный орел, лениво шевеля рулевым оперением.
Прошло достаточно времени, пока Тихов догадался, откуда появилась на Марсе эта птица – над ними, как воздушный змей, зацепившись стропой за камень, летал обрывок огнеупорного тормозного парашюта.
– Поиски самого себя – преглупое занятие, – продолжал Адмирал. – Я никогда себя не терял. Ни при каких обстоятельствах. А вот меня вечно кто-нибудь искал… а вы нашли меня даже на Марсе, да еще в таком разобранном виде. Находка моих костей в четырехмиллиардных отложениях – эпохальное палеонтологическое событие. Оно наводит меня на размышления. Конечно, интересно узнать, КАК мои кости там очутились… Предположим – когда взрывается такой вулкан, со временем должно что-то происходить. Дернешь за пространство, время раскроется. Но сейчас
меня другое интересует – ЧТО я там делал? Не мальчишка же я, в самом деле, чтобы на старости лет забросить все дела и примчаться на Марс… У меня сейчас раскопки под Килиманджаро… а я тут… Что я там делал?
– Вы там что-то искали, – предположил Тихов.
– Что?
– Еще не догадываетесь? Конечно же, вы искали недостающее звено звено между живым и неживым. Тайну происхождения жизни – на меньшее вы не согласились бы.
– Да, пожалуй, – согласился Адмирал. – В моем-то возрасте нечего мелочиться. Но вы, кажется, знаете обо мне больше, чем говорите. От вас здесь осталась нижняя челюсть, значит, вы в те времена находились рядом со мной? Выкладывайте!
– Диспозиция, в общем, была такая. Ваш скелет – вот он, а мой, если не считать нижней челюсти, куда-то подевался. Получается, что вы стояли под вулканом с банкой пива и наблюдали, как я лезу наверх. Вы погибли тут, а я там… – Тихов указал сигаретой а вершину вулкана. – Сейчас мы должны повторить этот научный эксперимент. Я не считаю себя умнее или глупее самого себя, каким я был четыре миллиарда лет назад. Если я полез на Никс Олимпик тогда, значит, полезу и сейчас.
Тихов отшвырнул окурок. Засорение Марса шло полным ходом – окурки, бычки и бумажные обрывки разгуливали под Никс Олимпиком во всех направлениях. Тихов машинально отметил, что фантастического рассказа о засорении Марса еще вроде не было.
– Что-то вы темните, – вздохнул Адмирал. – Когда на Земле вы пришли ко мне на прием, вы уже знали, что придется лезть на вулкан?
– Догадывался.
– Почему же вы мне тогда не сказали?
– Потому что вы сравнили меня с каким-то Шариком.
– Ясно. Извините. Так. Теперь объясните, за каким таким недостающим звеном вы туда полезли, и тогда, как и четыре миллиарда лет назад, я стану под вулканом с банкой пива в руке.
– Обещаете?
– Клянусь!
– Перед нами самая большая гора в Солнечной Системе, – сказал Тихов. – Взгляните, какая пушка! Двадцать семь километров в высоту… Эверест ему в подметки не годится. Представляете, что произойдет, если Никс Олимпик стрельнет? Последнее время он ведет себя неспокойно… Слышите? Гудит! Мою сумасшедшую идею нелегко сформулировать. Зачем я туда поле… В нашей жизни Марс занимает особой место. С другими планетами меньше шума. Все давно на него уставились – почему? Всем что-то чудится. Без жизни нельзя. Так не бывает, чтобы без жизни. И если на Марсе жизни нет, значит, это что-то значит. Что такое смерть – всем известно. А наоборот? Что это за штука – жизнь? Откуда взялись эти странные гены, будто варившиеся в одном котле? Жизнь на Земле не может быть уникальным явлением. Если принять, что жизнь – это обычное состояние Вселенной, то в каком-то смысле Вселенная сама является живым существом. А уж Солнечная Система – подавно. Мы можем попробовать рассмотреть ее как единый организм и попытаться понять функции отдельных ее частей. Так наука рассматривает лес, океан, пустыню, джунгли…
– Я, кажется, начинаю понимать… – пробормотал Адмирал. – Разгадка бессмертия, и не меньше! Стал бы я тут на старости лет гоняться за каким-то скелетом. Эй! – заорал он. – Зарывай обратно! Кому сказал! Раскопки прекращаются! Чтобы здесь все было как прежде!
Под Никс Олимпиком уже появился глубокий котлован. Вулкану это здорово не нравилось, он гудел и подрагивал. Спецлопата удивленно развела рычагами и принялась засыпать котлован. Диктофону было все равно – что рыть, что зарывать.
Тихов продолжал:
– Любые сравнения Солнечной Системы с живым организмом
будут натянуты. Не в сравнениях дело, а в том, что каждый элемент Системы зачем-то необходим. Солнце – это, конечно, сердце Системы. Оно пульсирует и задает жизненный ритм. Не надо увлекаться, но Юпитер можно сравнить с желудком, Сатурн – с печенью, а Нептун – с желчным пузырем. Можно проводить аналогии с жабрами и кровообращением, но меня интересует планетная связка, отвечающая за возникновение жизни.
– Земля и Марс?
– Да. Моя вулканическая гипотеза состоит в том, что гены зарождаются внутри Марса – жизнь надо искать «в», а не «на» Марсе. «В» и «на» разные вещи. В Марсе, как в котле, варится дезоксирибонуклеиновая кислота. Во время Величайших любовных противостояний с Землей, после чудовищных извержений и сдвигов во времени самые жизнестойкие гены попадают в раннюю Вселенную, на первобытную Землю. Таким образом, жизнь заносится из будущего в прошлое. Она, жизнь, продолжает возникать беспрерывно, а моя идея прямо указывает на природный очаг возникновения жизни… – Тихов опять указал очередной сигаретой на вершину Никс Олимпика.
После этих слов Марс зашевелился и заходил ходуном. Адмирал одурело смотрел не на вершину вулкана, а на кончик сигареты писателя-фантаста.
– Не смущайтесь, – сказал Тихов. – Все части тела имеют право на существование.
Адмирал оглянулся. За палаткой подслушивали Диктофон и Спецлопата. Котлован уже был засыпан.
– Пошли вон! – загремел Адмирал. Ему не хотелось лишних соглядатаев при зарождении жизни.
Никс Олимпик громко вздохнул и выпустил тучу пепла.
Началось землетрясение – Тихов знал, что «землетрясение» правильное слово. Они вошли в палатку, и Тихов принялся натягивать штурмовой альпинистский скафандр. Адмиральские кости дребезжали на столе.
– Смотрите, мои старые кости чувствуют землетрясение, – заметил Адмирал.
Его ничем нельзя было смутить – любая мысль имеет право
на существование, и он хотел обдумать ее до конца.
– Я, кажется, понял вашу безумную идею, – сказал Адмирал. – Жизнь – это как круговорот воды в природе. Если мы уже один раз были вовлечены в этот круговорот и присутствовали при зарождении жизни, то все надо повторить. Глупо это или нет, но жизнью на Земле рисковать нельзя, – я должен стоять здесь с банкой пива в руке, а вы должны карабкаться на этот… Тут недалеко, двадцать семь километров. Решено!
Они успели выскочить из палатки, и пылевой шквал забросил ее на канадские ели, под которыми прятались Диктофон и Спецлопата. Марс, казалось, раскачивался на орбите. «Новый тип двигателя, – сгоряча подумал Тихов. – Если такой вулканище шарахнет в полную мощь, планета может слететь с орбиты».
Тихов бежал к подножию вулкана.
Никаких раскопок на Марсе!
Марс предназначен совсем для другого!
Тихов задрал голову. Озверевший вулкан, дрожа и напрягаясь, швырял в космос камни и клубы пепла; из него, как из сифона, рвалась газированная вода; в наступившей темноте на Тихова смотрели Фобос и Деймос.
– На абордаж! – ободряюще крикнул Адмирал и открыл банку с пивом.
Слово «абордаж» Тихов относил к самым лихим хищникам семейства кошачьих. Он оглянулся в последний раз в жизни и крикнул:
– Прощайте, Адмирал!
Все. Теперь вверх.
Надо лезть…
Надо лезть, чтобы повторить все условия, существовавшие при зарождении жизни на Земле, иначе, черт его знает, у Марса с Землей без нас может что-то не получиться; жизнь ведь такая штука, что никогда толком не знаешь, есть она или ее нет, – так думал Тихов, когда вулкан шарахнул в полную мощь и, с треском проломив пространство, зашвырнул его на Землю за четыре миллиарда лет назад, где последним ощущением Тихова было то, что он наконец-то нашел самого себя, когда его собственная дезоксирибонуклеиновая кислота выпадала в первобытные океаны молодой Земли.
В это же время Адмирала, невозмутимо допивавшего пиво посреди этого жизнеутверждающего катаклизма, посетила последняя в его жизни сумасшедшая идея – о том, что писатели-фантасты в самом деле для чего-то нужны.




1 2