А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Как-то на
исходе сумрачного дня он сидел в зале старинного здания, словно на дне
каменного колодца, и перелистывал мало известный медицинский журнал.
Внезапно он оледенел, увидев очень точные рисунки - не крепостных фигур, с
которыми не справился бы ни один художник, но черной звезды, которая
иногда появлялась вместо них.
Один рисунок принадлежал Блезу Паскалю, французскому философу, а
другой был набросан в XII веке аббатисой Хильдегардой в Бингене. Аббатиса
написала:
"Я узрела великую звезду, дивную и красивую, рассыпающую множество
искр, с коими она следовала к югу... и внезапно все они были уничтожены,
обращены в черные уголья и сброшены в бездну, так что более я их не
видела".
Бретон поспешно перевернул страницу, но, как и в других подобных
описаниях, никакого упоминания о последовавшем затем видении прошлого он
не нашел. Видимо, в этом отношении он и правда был уникален.

Год спустя Бретон аккуратно записал в тетради:
"Теперь я все больше склоняюсь к выводу, что люди, страдающие
мигренями - это не удавшиеся путешественники во времени. Силой,
обеспечивающей темпоральную мотивацию, является желание вернуться в
прошлое, возможно, в надежде вновь пережить периоды особого счастья, но
скорее, чтобы исправить ошибки, которые, как показало дальнейшее,
неблагоприятно воздействовали на ход событий.
До смерти Кэт я представлял собой случайный пример человека, который
почти мог вернуться в прошлое, но не благодаря особой мотивации, а из-за
пониженной сопротивляемости, какого-то врожденного порока нервной системы.
(Расстройства зрения могут вызываться некоторым темпоральным смещением
сетчатки, которая ведь тесно связана с мозгом и потому является сенсорным
органом, соучаствующим в деятельности центральной нервной системы).
После смерти Кэт мой ретроактивный потенциал достиг аномально
высокого уровня, что привело к учащению переходов. Не касаясь проблемы
философского истолкования, которое согласовывалось бы с законами физики,
надо сосредоточиться на вопросе, как претворить теорию в практику.
Эрготамины, мочегонные и прочие препараты, используемые для смягчения
гемикрании, явно совсем не то, что мне требуется..."

И через пять лет:
"Сегодня получил ежемесячный чек от Хетти. Сумма больше обычной, так
что я смогу уплатить по счетам компании "Клермонт сайентифик". Это большое
облегчение, так как я не хочу пока лишаться у них кредита. Правда, у меня
остается в резерве дом, причем его стоимость заметно возросла. (Отличная
была мысль передать управление моей фирмой Хетти и Таферу, новому
сотруднику. Единственно, что меня тревожит, так это навязчивое подозрение,
что она добавляет к моему чеку собственные деньги.)
Нынче знаменательный день. От предварительных исследований я перехожу
к экспериментальной стадии. Я мог бы достичь ее и раньше, если бы не
сбивался на ложные пути. Все они были подсказаны доктором Гарнетом в
клинике, специализирующейся по мигреням, и я рад, что моя связь с этим
учреждением подходит к концу. Продромальные симптомы и кровоснабжение
мозга, реакции на различные препараты, аминокислотный обмен - сплошные
тупики. (То есть для моей работы. Не хочу быть несправедливым к Гарнету.)
Подумать только: своим успехом я обязан тому, что натер ладонь
отверткой со скверной ручкой!
Не знаю, что толкнуло меня использовать жидкость из огромного
волдыря, вздувшегося на правой ладони, но, видимо, причиной были мои
размышления о том, нельзя ли использовать гемикральную боль для усиления
хрономотивных импульсов. Работа в клинике подтвердила, что во время
припадков мигрени у людей, на свое несчастье страдающих "гемикранией сине
долоре", в головных артериях возникает особое вещество, называемое
"кинин".
Серозная жидкость волдыря сама по себе боли не вызывает, но я
установил, что по извлечении и после соприкосновения со стеклом в ней
появляется кинин, который - если вернуть жидкость в волдырь - боль
вызывает, и довольно-таки сильную. Вводя себе кинин при начале тейкопсии
перед последними тремя переходами, я вызвал настоящую гемикранию и -
впервые! - я услышал шум этих вязов на ветру!
Данный этап моей работы завершен, и теперь передо мной стоит проблема
темпорального перемещения значительной физической массы - иными словами,
моего тела.
Для этого потребуется многократное усиление нервных импульсов, и меня
мучает предчувствие, что придется отыскивать лазейку в правилах Кирхгофа.
Но моя уверенность непоколебима. Однако мне необходимо успокоиться,
не то я ускорю новый переход. Волнение - общепризнанный фактор,
способствующий гемикрании. Где-то у меня хранится выписка из речи
французского патриота доктора Эдуарда Ливейна который в 1873 году сказал:
"Нам всем известно, что далеко не всякий может позволить себе удовольствие
содействовать театральным представлениям, ежедневно превозносящим славу
Франции в грохоте и дыме..."

И еще через три года:
"Обойти правила Кирхгофа оказалось проще, чем я ожидал, - четвертое
измерение открывает множество возможностей - но я неверно представлял
предстоящие расходы. Продажа дома и мебели принесла лишь ничтожную долю
требовавшейся суммы. К счастью, мне удалось убедить Хетти и Тафера
аннулировать наше восьмилетнее соглашение и просто выкупить фирму. Они,
особенно Хетти, обеспокоена моим состоянием, но, по-моему, мне удалось
убедить их, что я совершенно здоров и психически, и физически. Хетти
заметно постарела и слишком много курит.
Кэт, милая моя, последний раз я говорю с тобой посредством этой
тетради. Недалеко время, когда мы будем вместе перелистывать ее страницы.
Так до того дня, любовь моя, до того дня..."

Бретон дождался сумерек и только тогда отправился в парк. Он оставил
теперь уже дряхлый "бьюик" в нескольких сотнях шагов от входа с
Пятидесятой авеню и потратил несколько минут на проверку снаряжения.
Сначала шляпа. Она лежала на заднем сиденье - обычная, уже не новая шляпа,
только из-под ее полей порой пробивались оранжевые отблески. Он взял ее,
аккуратно надел на голову и занялся соединением проводков, выведенных под
ленту, с проводками, торчавшими из воротничка рубашки. Покончив с этим, он
поднял воротник дождевика и для проверки пошевелил руками и ногами.
Проводки, скрепленные с кожей, натягивали ее довольно болезненно, но его
движений это не стесняло.
Затем Бретон взял ружье. Собирая личные вещи после продажи дома, он
случайно обнаружил это ружье в шкафу в подвале, покрытое густой белой
пылью, и забрал с собой в квартиру, которую снял в восточном районе. При
осмотре выяснилось, что затвор заело - очевидно, в результате какого-то
забытого происшествия - и он отдал его починить в оружейную мастерскую.
Изящные очертания ружья портил массивный инфракрасный прицел, который он
добавил, учитывая ночное время. Бретон вставил в обойму прохладные
латунные цилиндрики, которые вынимал из кармана, вложил ее в ружье и
передернул затвор. Возможно, в его распоряжении будет не более двух
секунд, чтобы обнаружить цель, прицелиться и выстрелить - ни единого мига
из этого скудного запаса времени нельзя было потратить зря.
Он несколько минут тихо сидел в машине, дожидаясь, пока вокруг никого
не будет. Со времени последнего перехода миновала почти неделя, и он
чувствовал, что выбрал верный момент. Сердце билось от волнения - один из
факторов, вызывающих гемикранию. Электрическая активность его мозга была
выше нормальной и рождала напряженное ожидание. Почти галлюцинаторное
изменение в восприятии, знакомое всем, кто страдает мигренями, как первый
симптом очередного припадка, одевало самые обыденные предметы ореолом
неожиданности - печалью, скрытой угрозой, пьянящим очарованием. Едва
последний прохожий скрылся из вида, Бретон вышел из машины, взял ружье и
спрятал его под дождевиком, держа приклад сквозь прорезь кармана. Ночной
ветер набрасывался на него с разных направлений, шарил по нему, точно
пальцы слепца, пока он шагал неуклюже и осторожно - мешало ружье.
Когда он подходил к воротам парка, начались первые нарушения зрения.
Перед правым глазом замерцал свет и начал расплываться сложным радужным
пятном. Бретону почудилась стайка водомерок, натыкающихся друг на друга,
дробящих солнечный свет глянцевыми бронзовыми спинками. Он обрадовался,
что это не заходящая черная звезда - крепостным фигурам на формирование
требовалось больше времени.
Бретон вошел в парк и направился к его центру по должке, по которой с
металлическим шуршанием катились сухие листья. На скамейках, там, где
горели фонари, сидели влюбленные парочки, но он быстро пересек лужайку и
через секунду-другую был проглочен глухим мраком. Он вынул ружье из-под
дождевика и приложил приклад к плечу, чтобы проверить прицел, но его
правый глаз был ослеплен вращением цветных фигур, и он вспомнил, что у
него есть только один выход: положиться на заранее отрепетированную
систему действий. Когда он нашел три вяза, слепящий свет почти достиг
максимума.
Он приблизился к треугольной купе на тридцать ярдов, просунул левую
руку под широкий ремень ружья и упал на одно колено в классической
снайперской позе. Сырая земля охватила его ногу овалом холода. "Я,
конечно, сошел с ума", - подумал он, но его губы снова и снова повторяли
ее имя. Кэт! Кэт! Он дернул шляпу, и под ней послышалось тихое жужжание -
прибинтованные к его телу мощные аккумуляторы начали подавать энергию. В
тот же момент автоматический шприц впрыснул кинин в выбритый кружок над
правым виском. Словно ледяное жало пронзило кожу, и облако мучительной
боли начало разливаться по его голове вместе с поступающим в височную
артерию кинином. Бретон машинально отметил, что вокруг никого не было, и
он напрасно потратил столько усилий, чтобы закамуфлировать свои
приспособления... И тут завеса радужных геометрических фигур начала резко
стягиваться. Пора!

Они неуверенно шла в темноте, ее светло-голубое платье и серебристая
накидка, казалось, фосфоресцировали. Из-под мохнатой арки вязов появился
силуэт, тоскливо клекоча, точно отвратительная хищная птица. Вскинув руки,
он надвинулся на Кэт, и у нее вырвался стон ужаса. Бретон совместил
перекрестье нитей с черной фигурой, но палец на спусковом крючке замер.
Слишком тесно сомкнулись два силуэта. Он чуть приподнял левую руку,
перекрестье ни миг совместилось с головой, и палец инстинктивно нажал
крючок. Приклад ударил Бретона в плечо, а черная голова перестала быть
головой...

Бретон долго лежал, уткнув лицо в микрокосм дерна. Ружейный ствол под
его левой рукой нагрелся от единственного выстрела, потом остыл, но он все
еще был не в силах пошевелиться. Его охватило такое утомление, что
требовалось нечеловеческое усилие даже для того, чтобы додумать мысль до
конца. "Сколько времени я лежу здесь?" - спрашивал он себя. Вдруг
кто-нибудь пройдет мимо и увидит, что он валяется тут?
Грызущий страх стал ураганным, но его тело по-прежнему оставалось
телом мертвеца.
Сознание тоже претерпело изменение. Давящая тяжесть исчезла, все
потенциалы разрядились в фантастическом мозговом оргазме перехода.
_В_е_л_и_к_о_г_о _п_е_р_е_х_о_д_а_. Он его совершил. (Эта мысль доставила
ему секундное удовлетворение.) Восемь лет напряженной работы принесли
краткую награду. Он переправился через неумолимую реку времени и...
Кэт!
Его захлестнула волна осознания немыслимого и вызвала первое
непроизвольное движение. Он вдвинул ладони под грудь и нажал на землю. На
ноги он встал в результате длительного процесса - потребовалось вытянуть
руки и упереться пятками, чтобы приподнять туловище, а потом понудить ноги
принять на себя вес этого туловища. Он перехватил ружье, спрятал его под
дождевик, сделал шаг, потом другой. Возле вязов никого не было. И не
удивительно. Мужчину, которого он застрелил, унесли отсюда восемь лет
назад, ну, а Кэт, естественно, дома. "Место женщины - дом", - мелькнуло в
голове идиотское клише, и он неуклюже побежал на подгибающихся ногах - при
каждом движении его голени описывали круги. Буйная радость доилась, пока
он не подбежал к воротам парка и не увидел матово светящиеся шары на
столбах ворот - пока внезапная мысль не перечеркнула ее.
"Но если Кэт дома, - шепнул внутренний голос, - то почему ты сейчас в
парке с ружьем?
Если она жива, то почему ты помнишь ее похороны?"

Позже, пока способность трезво мыслить еще не угасла, он проехал мимо
их бывшего дома. Новые владельцы там не поселились, и в саду неубранная
доска с надписью "продается" отражала свет уличных фонарей. Бретона
охватило отчаянное желание войти в дом, удостовериться... Но он только
нажал на педаль газа. Старый "бьюик", почти остановившийся, рванулся
вперед по тихой улице. Окна почти всех домов вокруг были освещены.
Бретон подъехал к бару почти на самой окраине города, где начиналась
прерия: порой шары перекати-поле толкались в двери, точно голодные псы.
Сев у длинной стойки, он - впервые после кошмарного запоя восемь лет назад
- заказал виски и уставился в его янтарные глубины. Почему он не предвидел
того, что произошло? Почему его интеллект, проделав в полном одиночестве
такой далекий путь, остановился перед последним, столь очевидным
следствием?
Да, он вернулся во времени, он застрелил убийцу, но ничто не могло
изменить факта смерти Кэт. Бретон обмакнул палец в виски и провел прямую
линию на пластиковой поверхности стойки. Он несколько секунд созерцал ее,
а потом начертил вторую линию, ответвляющуюся от первой. Если первая линия
символизирует поток времени, в котором находится он, и в котором ничего не
изменилось, значит, секунды, вырванные им у прошлого, находятся в точке
ответвления. Едва краткий миг, в который он успел убить, истек, он был
вышвырнут в настоящее его потока времени. Он не вернул Кэт к жизни в своем
потоке, а вместо этого воспрепятствовал ее смерти в ответвлении.
Бретон отхлебнул виски, осваиваясь с мыслью, что где-то Кэт сейчас
жива. Он взглянул на часы. Почти полночь. Кэт уже спит. Или села выпить
последнюю чашку кофе вместе с мужем - другим Джеком Бретоном. Ведь своим
переходом в прошлое он создал новый поток времени, а с ним - другую
вселенную во всей ее полноте, включая дубликат себя самого. В той
вселенной должны быть города, материки, океаны, планеты, звезды,
удаляющиеся галактики - но все это выглядело ничтожным в сравнении с тем
фактом, что новую жизнь он купил Кэт для того лишь, чтобы она разделила ее
с другим мужчиной. И неверно, будто тот мужчина - он сам, поскольку каждый
индивид является совокупностью всего своего опыта, а тот Бретон не
вглядывался в мертвое лицо Кэт, не терзался сознанием своей вины, не
потратил восемь лет жизни на маниакальную идею, которая воссоздала Кэт
Бретон.
Разветвленная черта на стойке высыхала. Бретон угрюмо смотрел на нее.
Его томило ощущение, что в нем что-то истрачено безвозвратно, и он уже
никогда не сможет накопить хрономотивный потенциал, подобный тому, который
швырнул его назад через барьеры времени. Ну а если...
Он снова намочил палец, поставил точку на черте основного потока
времени и еще точно такую же точку на ответвившейся черте. После минутного
раздумья он соединил эти точки широкой поперечной полоской.
Внезапно он понял, почему глубоко запрятанная, но недреманная часть
его сознания, контролирующая подобные импульсы, допустила, чтобы он
продолжал идти путем, который он избрал восемь лет назад. Он победил
время, чтобы создать новую Кэт, а это была задача много труднее той, что
предстояла ему теперь.
Ему оставалось только перебраться к ней.

4
Полночь давно миновала, когда Джек Бретон, наконец, умолк в
уверенности, что все-таки убедил их.
Где-то на середине его рассказа Джон Бретон и Кэт поверили ему, но не
целиком, и нужно было остерегаться, чтобы не угодить в собственную
ловушку. Он откинулся на спинку кресла, вглядываясь в Кэт. За прошедшее
девятилетие внешне она практически осталась прежней. Только глаза
изменились, и свою красоту она теперь подавала осознанно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16