Виктория положила на герцога глаз, еще когда была юной девицей и жила в этом же самом коттедже. Но с тех пор прошло тридцать лет. К тому же о ее былых честолюбивых замыслах не знала ни одна живая душа. Более того, сам герцог даже и не подозревал о ее существовании.
Значит, ей придется забыть о своей царственной сдержанности, забыть о том, что они с герцогом знать друг друга не знают. Она ворвется в его жизнь, когда он будет прогуливаться мимо ее коттеджа ровно без четверти четыре, как делал каждый день и в солнце, и в непогоду.
Иными словами, ей придется уподобиться Джиджи.
* * *
Когда Камден возвратился в дом после утренней прогулки верхом, Гудман сообщил, что леди Тремейн желала бы переговорить с ним, как только ему будет удобно. Вне всяких сомнений, это следовало понимать как приказ немедленно явиться пред ее очи. Но он никак не мог выполнить подобный приказ, потому что не успел ни поесть, ни привести себя в порядок.
Милорд позавтракал, а затем принял ванну. После чего провел полотенцем по влажным волосам и, перекинув его через плечо, потянулся к чистой одежде, разложенной на кровати. В этот момент в комнату ворвался вихрь в белой блузке – его жена. Остановившись, она осмотрелась. Спальню, как и обещали, тщательно проветрили и заново обставили; теперь здесь появился невероятной красоты гарнитур красного дерева: кровать, прикроватные столики, платяной шкаф и комод – все это спустили с чердака и снова заставили нести свою службу. А на каминной полке, под картиной Моне, цвели две орхидеи в горшочках, источавшие приятный, чуть сладковатый аромат. Но как ни драили, как ни полировали слуги по указанию Гудмана воскрешенную к жизни мебель, та упорно припахивала затхлостью, ветхостью и долгими годами забвения.
– Все как прежде, – пробормотала маркиза, словно разговаривая сама с собой. – Понятия не имела, что Гудман все помнит.
Гудман, наверное, помнил, когда у нее в последний раз сломался ноготь. Так уж она действовала на мужчин. Даже оставив ее, они помнили о ней до конца жизни.
Когда-то Камден относился к жене более благосклонно; в то время ему казалось, что Господь Бог, создавая ее, даровал ей гораздо больше задора и внутренней силы, чем простым смертным. Даже теперь, когда на лице Джиджи отражались губительные следы бессонной ночи, ее угольно-черные глаза сверкали ярче, чем ночное небо над нью-йоркским заливом в День независимости.
– Чем могу служить? – поинтересовался Тремейн.
Взгляд миледи обратился к мужу. Он выглядел вполне благопристойно: во всяком случае, халат прикрывал то, что требовалось прикрыть. Но все-таки Джиджи немного смутилась. Хотя, конечно же, не покраснела. Она вообще редко краснела.
– Я тебя заждалась, поэтому и пришла.
– Решила, что я нарочно тяну время? – Тремейн покачал головой. – Тебе следовало бы знать, что я не опущусь до такой мелочной мести.
Джиджи криво усмехнулась.
– Да, разумеется, Ты предпочитаешь мстить по-крупному, так, чтобы дух захватывало.
– Думай как хочешь. – Он пожал плечами и принялся одеваться. Их разделяла кровать, закрывавшая его до пояса. Но все равно, переодеваясь при ней, муж тем самым демонстрировал свое превосходство. – Так что же у тебя за срочное дело, которое не может подождать?
– Извини, что явилась без приглашения, – ответила маркиза. – Если ты настаиваешь, я выйду и подожду в библиотеке.
– Не трудись. Все равно ты уже вошла. – Тремейн надел брюки. – О чем ты хотела со мной поговорить?
Джиджи никогда не надо было тянуть за язык.
– Что ж, слушай… Я уже обдумала твои условия и пришла к выводу: они слишком расплывчатые, неопределенные.
Так он и думал. Леди Тремейн была не из тех, кто позволяет попирать свои права. Собственно, это она попирала права других. Странно, что она только сейчас пришла со своими возражениями.
– Поясни. – Он бросил полотенце на стул у окна, затем снял халат и положил его на кровать.
Тремейн посмотрел жене в глаза, а она – на его обнаженный торс. И тотчас же – совсем некстати – на него нахлынули воспоминания о той дерзкой девчонке, чьи пальцы поглаживали его плечи и грудь.
Но тут их взгляды встретились. На сей раз Джиджи все-таки покраснела, но тотчас же овладела собой.
– Твое условие – предприятие не очень-то надежное, – заявила маркиза. – Ведь тебе нужен отпрыск мужского пола, не так ли?
– Да, конечно.
Камден, надел рубашку и, заправив ее в брюки, принялся застегивать пуговицы. Маркиза же, немного помолчав, продолжала:
– Видишь ли, за десять лет брака моей матери так и не удалось произвести на свет мальчика. К тому же не исключено, что кто-то из нас или мы оба бесплодны. Неужели ты не допускаешь подобного?
Камден с усмешкой пожал плечами:
– И что же ты предлагаешь?
– Установить разумные сроки. Лорд Фредерик не может ждать вечно.
Что там говорилось в гневном послании миссис Роуленд? «Признаю, в добродушии лорду Фредерику не откажешь. Но он сообразителен, как вареный пудинг, и грациозен, как селезень-перестарок. Хоть убейте, никак не возьму в толк, что Джиджи в нем нашла».
Камден со звонким шлепком накинул на плечи подтяжки. В первый раз проницательность изменила миссис Роуленд. Много ли в Англии найдется охотников поддержать любовницу, затеявшую развод?
– …Шесть месяцев, начиная с сегодняшнего дня, – продолжала его жена. – Если к ноябрю я не забеременею, мы начнем бракоразводный процесс. В противном случае подождем, пока не родится ребенок.
Тремейн не представлял себе даже ее беременности – не говоря уже о живом ребенке из плоти и крови. Его воображение не желало заходить дальше постели. Но и при мысли о близости с этой женщиной его бросало в дрожь. Хотя с другой стороны…
– Ну что ты решил? – спросила Джиджи.
Камден невольно вздохнул:
– А если родится девочка?..
– Не исключено. – Джиджи взглянула на мужа вопросительно и добавила: – Неужели ты полагаешь, что это зависит от меня?
Камден довольно долго молчал, потом проговорил:
– Идея со сроками не лишена смысла, но кое в чем я с тобой не согласен. Полагаю, шести месяцев недостаточно, чтобы делать окончательные выводы. Требуется год. Плюс вторая попытка, если родится девочка.
– Предлагаю девять месяцев. Договорились?
Камден со вздохом покачал головой. В этой игре все козыри – у него на руках. Пора бы ей это уяснить.
– Я здесь не для того, чтобы торговаться, леди Тремейн. Год – или никакой сделки не будет.
Маркиза вскинула подбородок.
– Год, начиная с сегодняшнего дня?
– Начиная с первой попытки.
– И когда же будет первая попытка, о мой повелитель?
Камден невольно усмехнулся. Перед ним была все та же Джиджи. Такие, как она, без боя не сдаются.
– Терпение, дорогая, терпение. Ведь в конечном итоге ты получишь желаемое.
– Не забывать об этом – в твоих же интересах, – заявила она с надменностью юной королевы Елизаветы, только что разгромившей Испанскую армаду. – Желаю удачного дня.
Тремейн проводил жену взглядом. Джиджи шагала легко и изящно – так ходят только очень уверенные в себе женщины.
«А ведь она когда-то нравилась мне, – подумал Камден, сам себе удивляясь. – Да, действительно нравилась».
Глава 4
Бедфордшир, декабрь 1882 года
Джиджи терпеть не могла греческую мифологию, потому что боги всегда наказывали женщин за гордыню. Ну что такого ужасного в капельке гордыни? Почему Арахну, совершенно справедливо заявившую, что она превзошла Афину, обязательно надо было превращать в паука? И с чего Посейдон так разъярился, что бросил дочь Кассиопеи на съедение морскому чудищу? Видимо, Кассиопея хвасталась не просто так и действительно могла затмить своей красотой дочерей Посейдона.
За Джиджи тоже водился грех гордыни. И ее тоже наказывали завистливые боги. А как еще понимать внезапную и нелепую смерть Каррингтона? Другие распутники преспокойно доживали да преклонного возраста и даже в старости продолжали пожирать взглядами молоденьких дебютанток. Ну чем Каррингтон был хуже их?
Внезапный порыв ветра чуть не сорвал с нее шляпку – Джиджи с трудом удалось удержать ее на голове. Но ветер почти тотчас же утих, и она снова окинула взглядом «Вересковый луг», угодья Роулендов, занимавшие восемь тысяч акров лесных массивов и лугов (впрочем, кое-где имелись холмы, а также неглубокие овраги.
Джиджи выросла под Бедфордом, а «Вересковый луг», где она жила в последнее время, приобрели только потому, что это поместье граничило с «Двенадцатью колоннами» – поместьем Каррингтона.
Мисс Роуленд нравилось обходить свои владения. Земля дарила ей ощущение надежности, на нее можно было положиться. Джиджи любила определенность. Ей нравилось знать наверняка, как будет складываться ее будущее. Примерно это и сулил брак с Каррингтоном. Что бы ни случилось, она навсегда осталась бы герцогиней и больше никто не посмел бы задирать нос ни перед ней, ни перед ее матерью.
Но смерть Каррингтона снова разжаловала ее в мисс Денежный Мешок. Несмотря на все старания матери, ей никогда не стать сногсшибательной красоткой. И не секрет, что во время танцев она отдавила не одну пару ног. К тому же Джиджи, хотя и осознавала, что это вульгарно, испытывала неистребимую тягу к коммерции и преумножению капитала.
В очередной раз осмотревшись, она заметила, что над головой ее нависли тяжелые серые тучи, похожие на гигантские тюки грязного белья. Было ясно, что скоро пойдет снег – самое время поворачивать обратно, ведь ей предстояло пройти добрых три мили, прежде чем покажется дом. Но Джиджи не хотелось возвращаться. Размышлять в одиночестве о том, что могло бы быть, – занятие не из приятных. Делать то же самое в обществе матери – противнее в десять раз.
Миссис Роуленд разрывалась между отчаянием и праведным гневом. И сейчас мама опять примется за свое. Приходя в исступление, она стискивала Джиджи в объятиях и жарко шептала ей на ухо слова утешения, а потом окончательно раскисала, потому что повторить их успех было решительно невозможно. В Каррингтоне совершенно уникальным образом сочетались распутство, пьянство, мотовство и безрассудство.
«Вересковый луг» и «Двенадцать колонн» разделял ручей. Здесь не было изгородей – ручей издавна считался нерушимой границей. Джиджи стояла на берегу и швыряла в воду камешки. Летом, когда ветерок колыхал гибкие ветви зеленых ив, это место радовало глаз. Но теперь сбросившие листву деревья, тонкие и понурившиеся, походили на голых старых дев.
По ту сторону ручья начинался отлогий подъем. И вдруг на вершине склона, прямо напротив нее, показался всадник с непокрытой головой. Джиджи растерялась. Кроме нее, сюда не забредала ни одна живая душа. А всадник, одетый в темно-малиновую куртку для верховой езды и коричневые бриджи, заправленные в черные сапоги с высоким голенищем, начал спускаться вниз по склону. Джиджи в испуге попятилась; ей почему-то казалось, что конь вот-вот растопчет ее своими копытами.
У подножия пригорка, футах в пятнадцати от нее, конь взвился в воздух и в грациозном прыжке перемахнул через ручей. И тотчас же всадник, натянув поводья, осадил скакуна и пристально посмотрел на нее – значит, он уже давно ее заметил.
– Сэр, вы вторглись в мои владения! – крикнула мисс Роуленд.
С легкостью управляясь с огромным черным жеребцом, всадник подъехал к девушке и остановился футах в десяти от нее. Теперь их уже не разделяли ветви деревьев, и Джиджи могла рассмотреть его как следует.
Всадник был хорош собой, но не слащаво-смазлив, как Каррингтон, который походил на ожившего Байрона (бедняга! Пусть дьяволицы в аду не слишком его обижают). Черты мужественного лица незнакомца казались более резкими и благородными. Несколько секунд спустя их взгляды встретились. На мисс Роуленд смотрели красивые зеленые глаза – внимательные, все замечающие, но ничего не выдающие, совершенно непроницаемые.
Джиджи не могла отвести взгляд от этого красавца. Незнакомец сразу расположил ее к себе. Он держался с уверенностью, не имевшей ничего общего ни с аристократической надменностью Каррингтона, ни с ее собственным непробиваемым упрямством. В этом человеке чувствовалось подлинное достоинство, подкрепленное врожденным тактом и деликатностью.
– Вы вторглись в мои владения, – повторила Джиджи, не сумев придумать ничего лучше.
– Неужели? – удивился незнакомец. – А кто вы такая? – Всадник говорил с едва уловимым акцентом, но с каким-то странным – во всяком случае, не с французским, немецким или итальянским.
– Я мисс Роуленд. А вы кто такой?
– Мистер Сейбрук, – последовал ответ.
Джиджи на мгновение замерла. Неужели… Нет, вряд ли. Но с другой стороны…
– Сэр, вы маркиз Тремейн?
Каррингтон умер бездетным. Его дядя, ближайший родственник, унаследовал титул герцога, а к старшему сыну новоиспеченного герцога перешел титул маркиза Тремейна.
– Да, с недавних пор.
Выходит, перед ней жених Теодоры фон Швеппенбург? А она-то представляла его как совершенно никчемного юнца – только такой, по ее мнению, мог позариться на мисс фон Швеппенбург.
– Вы вернулись из университета, сэр?
Маркиз Тремейн – единственный из всех родственников, не появившийся на похоронах Каррингтона, потому что, как говорили, не мог пропустить какие-то важные занятия. Он учился в Париже, однако никто толком не знал, что именно он там изучал.
– Совершенно верно, – ответил Тремейн. – К счастью, нас отпускают на Рождество.
Маркиз спешился и подошел к девушке, ведя коня в поводу. Подавив смущение, Джиджи попыталась улыбнуться. Тремейн снял перчатку и протянул ей руку.
– Вот мы и встретились, мисс Роуленд. Приятно познакомиться.
Она пожала протянутую руку.
– Полагаю, вам все обо мне известно, сэр.
С неба западали первые снежинки – пушистые кристаллики льда. Одна снежинка упала ему на ресницы; его ресницы и брови были гораздо темнее волос, золотистых у кончиков, точно солнечная паутинка. А глаза, как ей казалось, напоминали цветом альпийское озеро, хотя Джиджи никогда не видела альпийских озер.
– Я собирался завтра навестить вас, – сказал Тремейн. – Хотел навестить… чтобы принести соболезнования.
Джиджи презрительно фыркнула:
– Как видите, я безутешна.
Маркиз внимательно посмотрел на нее, казалось, он изучал каждую черточку ее лица. Джиджи смутилась под этим испытующим взглядом. Однако пристальное внимание такого ослепительного красавца было весьма приятно.
– Приношу извинения от имени моего кузена, мисс Роуленд. С его стороны было весьма неосмотрительно скончаться, не успев жениться на вас и оставить наследника.
Ошеломленная такой откровенностью, Джиджи в изумлении уставилась на маркиза. Одно дело – слышать подобные высказывания из уст матери, совсем другое – от совершенно чужого человека, с которым она даже не была толком знакома.
– На все воля Божья, – ответила она уклончиво.
– Но все-таки досадно, правда?
Джиджи кивнула. Этот лорд Тремейн нравился ей все больше.
– Да, очень досадно.
Внезапно снежинки выросли в размерах. И теперь снег больше не сыпался с неба, мелкими крупинками, а густо валил хлопьями величиной с ноготь – словно целый сонм ангелов таял на небесах. С тех пор как появился лорд Тремейн, небо заметно потемнело. Уже начали сгущаться сумерки.
Маркиз осмотрелся и спросил:
– А где же ваш слуга или горничная?
– Со мной никого нет. Я ушла тайком.
Он нахмурился,
– Далеко ли до вашего дома?
– Около трех миль.
– Возьмите моего коня. В темноте, да еще в такую непогоду опасно идти пешком.
– Спасибо, но я не езжу верхом.
Маркиз посмотрел Джиджи прямо в глаза, ей вдруг показалось, что сейчас он спросит, почему она боится лошадей. Но он лишь предложил:
– В таком случае разрешите проводить вас домой. Джиджи с облегчением выдохнула:
– Да, конечно. Но учтите, собеседница из меня никудышная.
Тремейн натянул перчатку и обмотал поводья вокруг запястья.
– Ничего страшного, мисс Роуленд. Тишина… она мне не сильно докучает.
И тут Джиджи наконец-то поняла: на самом деле у лорда Тремейна не было никакого акцента – просто он подзабыл английский язык.
Какое-то время они шли молча. Джиджи ничего не могла с собой поделать и то и дело поглядывала на маркиза, любуясь его профилем. У него были классические нос и подбородок – как у Аполлона Бельведерского.
– Прежде чем приехать сюда, я посовещался с поверенными моего покойного кузена, – проговорил наконец Тремейн. – Он поставил нас… в весьма затруднительное положение.
– Да, понимаю, – кивнула Джиджи. Еще бы ей не понимать, ведь она была посвящена во все финансовые дела Каррингтона.
– Поверенные ввели меня в курс дела, и оказалось, что у него слишком уж много неоплаченных долгов. Однако большая часть кредиторских претензий, которые они мне предъявили, датирована… В общем, почти все они – двухлетней давности.
– Неужели? – Джиджи изобразила удивление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29