Милый мой мальчик,
Получил твое сочинение, написанное в прошлую субботу, и
очень им доволен. Я не знаю и ничего даже не слышал ни о каком
м-ре Сент-Мо-рисе, а молодой Пейн, которого я произвел в
прапорщики, был как раз здесь, равно как и все, кого я
упомянул, говоря о новый наборах.
Приближаются рождественские каникулы, и я направил к тебе
месье Денуайе, чтобы он за ?то время обучил тебя танцам. Я
хочу, чтобы ты особенное внимание обратил на изящные движения
рук. К этому надо еще добавить уменье надеть шляпу и подать
руку; собственно это и есть то немногое, что должно составлять
предмет внимания каждого джентльмена. Танцы сами по себе --
занятие пустяшное и глупое, но это -- одна из тех упрочившихся
глупостей, в которых людям умным приходится иногда принимать
участие, а коль скоро это так, то они должны делать все, что
при этом положено, умело. И пусть у меня нет ни малейшего
желания видеть тебя танцором, но раз уж ты все равно будешь
танцевать, мне хотелось бы, чтобы ты танцевал хорошо, так же
как хотелось бы, чтобы ты хорошо делал все. Как бы пустяшно ни
было начатое тобою дело; но, коль скоро ты уже взялся за него,
доводи его до совершенства. И я часто говорил тебе, что мне
хочется, чтобы даже в питч и крикет ты играл лучше любого
другого мальчика во всем Вестминстере. Например, забота о
красоте одежды -- большая глупость; и вместе с тем не меньшая
глупость не уметь хорошо одеваться -- так, как приличествует
твоему званию и образу жизни. И это не только не унижает
человеческого достоинства, а напротив, скорее утверждает его:
быть одетым не хуже тех, кто тебя окружает; в данном случае
различие между человеком здравомыслящим и хлыщом заключается в
том, что хлыщ кичится своим платьем, а человек здравомыслящий
потихоньку посмеивается над своей одеждой и вместе с тем знает,
что не должен ею пренебрегать. Существует множество таких вот
глупых обычаев в них нет ничего преступного, человек разумный
должен с ними считаться и не терять из-за этого хорошего
расположения духа. Диоген Киник поступал мудро, презирая их, но
в то же время и глупо, позволяя себе это презрение выказывать.
Постарайся быть умнее других, но никогда не давай им этого
почувствовать.
Большое счастье для сэра Чарлза Хотема, что он попал в
руки такого, как ты, -- по возрасту, жизненному опыту и знанию
людей: убежден, что ты будешь неустанно заботиться о нем.
Спокойной ночи.
XII
Бат, 4 октября ст. ст. 1746
Милый мой мальчик,
Хоть я и трачу много времени на писание тебе писем, должен
признаться, меня часто одолевают сомнения, нужно ли все это. Я
знаю, как обычно неприятны бывают советы, знаю, что те, кому
они нужнее всего, менее всего любят их и менее всего им
следуют, знаю я также и то, что, в частности, родительские
советы всегда рассматриваются как старческое брюзжание, как
желание непременно проявить свою власть или просто как
свойственная этому возрасту болтливость. Но, с другой стороны,
я смею думать:, что собственный твой разум, хоть ты еще слишком
молод для того. чтобы он мог чем-то выказать себя
самостоятельно, достаточно силен, чтобы дать тебе возможность
судить о вещах очевидных и принимать их Так вот, я смею думать,
что как ты ни молод, собственный твой разум подскажет тебе, что
советы, которые я тебе даю, имеют в виду твои, и только твои,
интересы, а следовательно, тебе по меньшей мере надлежит хорошо
взвесить их и продумать; если ты это сделаешь, го, надеюсь,
иные из них возымеют свое действие. Не думай, что я собираюсь
что-то диктовать тебе по праву отца, я хочу только дать тебе
совет как дал бы друг и притом друг снисходительный. Не бойся,
что я буду препятствовать твоим развлечениям, -- напротив, мне
хотелось бы быть в этой области советчиком твоим, а отнюдь не
цензором. Пусть же мой жизненный опыт восполнит недостаток
твоего и очистит дорогу твоей юности от тех шипов и терний,
которые ранили и уродовали меня в мои молодые годы. Поэтому ни
одним словом я не хочу намекать на то, что ты целиком и
полностью зависишь от меня, что каждый твой шиллинг ты получил
от меня. а ни от кого другого и что иначе и быть не могло, а
так как никакой женской мягкости по отношению к твоей персоне у
меня нет, единственное, что может склонить меня на доброту, --
это твои заслуги.
Повторяю, я отнюдь не хочу напоминать тебе об этом, ибо
убежден, что ты будешь поступать как надлежит, движимый более
благородными и великодушными побуждениями, т. е. во имя самой
правоты и из чувства любви и благодарности ко мне.
Я так часто рекомендовал тебе внимание и прилежание во
всем, чем бы ты ни занимался, что сейчас говорю об этих
качествах не как о чем-то обязательном, а указываю тебе на них
как на благоприятные, более того -- как на совершенно
необходимые для твоих удовольствий, ибо может ли быть большее
удовольствие, чем иметь возможность всегда и во всем превзойти
своих сверстников и товарищей. И равным образом, возможно ли
придумать что-либо более унизительное, чем чувствовать себя
превзойденным ими? В этом последнем случае ты должен испытывать
больше сожаления и стыда, ибо всем известно, какое
исключительное внимание было уделено твоему образованию и
насколько у тебя было больше возможностей все узнать, чем у
твоих сверстников. Я не ограничиваю цели рекомендуемого мною
прилежания одним только намерением превзойти других и
соперничеством с ними (хотя это -- вполне ощутимое удовольствие
и вполне законная гордость), но я имею в виду истинное
преуспеяние в самом деле, ибо, на мой взгляд, лучше вовсе
ничего не знать в какой-либо области, чем знать только
наполовину. Поверхностные знания не доставляют ни
удовлетворения, ни чести, но зато часто принося; бесчестие или
просто ставят нас в смешное положение.
Вкуси ключа Кастальского глубины:
Опасно что-то знать наполовину, --
очень справедливо пишет м-р Поп.
То, что принято называть верхоглядством, неминуемо
порождает самодовольных фатов. Последнее время я часто
возвращаюсь к мысли о том. каким бы я был теперь несчастным
человеком, если бы смолоду не приобрел известный запас знаний и
вкус к ним Что бы я стал делать без этого с собою сейчас?
Скорее всего, я, подобно большинству невежд, расшатал бы свое
здоровье и растерял имевшиеся способности, употребив все вечера
свои на пьяные кутежи; или же, легкомысленно растрачивая их на
женскую болтовню, вызвал бы со стороны тех же самых женщин в
ответ только презрение и насмешку. Или же, наконец, я повесился
бы -- а ведь один человек так когда-то и сделал, -- оттого что
устал надевать и снимать каждый день башмаки и чулки. Сейчас у
меня остались мои книги, одни только мои книги, и каждый день
подтверждает мне верность слов Цицерона о пользе образования:
"Наес studia adolescentiam alunt, -- говорит он, -- senectutem
oblectant, secundas res ornant, adversis perfugium ac solatium
praebent; delectant domi, non impediunt foris; pernoctant
nobiscum, peregrinantur, rusticantur"10.
Я вовсе не собираюсь, утверждая это, исключать беседу из
числа удовольствий, которыми мы наслаждаемся в пожилом
возрасте: напротив, это очень большое и очень разумное
удовольствие для всякого возраста, только беседа, которую ведут
невежды, никак не может быть названа беседой, она не доставляет
удовольствия даже им самим, они устают от собственной пустоты,
им не хватает материала, который обеспечил бы их словами,
необходимыми для поддержания разговора.
Поэтому позволь мне самым решительным образом посоветовать
тебе, пока ты в силах это сделать, накопить значительный запас
знаний: пусть даже тебе и не удастся применить большую часть их
в беспутные годы молодости, ты, однако, можешь быть уверен, что
настанет время, когда они понадобятся, чтобы тебя поддержать.
Государственные амбары засыпаются зерном в урожайные годы:
никто в точности не знает следующий ли, второй ли или третий по
счету год будет неурожайным, но известно, что рано или поздно
наступит год, когда зерна не будет хватать.
Больше я ничего не скажу; у тебя есть м-р Харт, чтобы ты
мог в этих мнениях утвердиться, у тебя есть разум, чтобы
подкрепить искренность сказанного мною. Короче говоря: "У вас
есть Моисей и пророки, если вы не поверите им, вы не поверите
никому, пусть даже человек воскреснет из мертвых".
Не думай, что знания, приобрести которые я тебе так
настоятельно советую, заключены в книгах, как бы приятны,
полезны и необходимы эти знания ни были: я имею в виду
настоящее знание людей, еще более необходимое, чем добытое
тобой из книг В самом деле, эти два вида знания взаимно
дополняют друг друга, никто не в состоянии овладеть в
совершенстве одним из них если он не владеет обоими. Знание
людей приобретается только среди людей, а не в тиши кабинета.
Его нельзя почерпнуть из одних лишь книг, но книги многое
подскажут тебе, когда ты будешь наблюдать жизнь, и без них ты в
ней многого не увидишь. А когда ты сопоставишь собственные
наблюдения над людьми с вычитанным из книг, тебе легче будет
доискаться до истины.
Для того, чтобы узнать людей, необходимо не меньше
внимания и усердия чем для того, чтобы узнать книги, и, может
быть. больше тонкости и проницательности. Я встречаю, например,
немало пожилых людей, которые всю свою жизнь вращались в
большом свете, но по причине крайнего легкомыслия своего и
невнимательности знают о нем сейчас не больше, чем знали в
пятнадцать лет. Поэтому не обольщайся надеждой, что ты сможешь
приобрести это знание за пустою и праздною болтовней Нет, ты
должен проникнуть гораздо глубже. Ты должен не просто смотреть
на людей, а внимательно в них всматриваться. Почти в каждом
человеке с самого рождения заложены в какой-то степени все
страсти, и вместе с тем у каждого человека преобладает какая-то
одна, которой подчиняются все остальные Ищи в каждом человеке
эту главенствующую над всем страсть, загляни в самые
сокровенные уголки его сердца и понаблюдай за тем, как
по-разному ведет себя одна и та же страсть в разных людях А
когда ты разгадал в каком-нибудь человеке эту главную страсть,
помни, что никогда не следует доверять ему в том, что так или
иначе эту страсть задевает. Умей использовать ее для того,
чтобы на него повлиять, только, прошу тебя. будь настороже и
помни о ней всегда, какими бы заверениями этот человек тебя ни
обольщал.
Мне хотелось бы. чтобы ты прочел это письмо два раза,
однако я сильно сомневаюсь, что и один раз ты дочитаешь его до
конца. Не буду больше утруждать тебя сейчас, но к этому вопросу
мы с тобою еще вернемся. Прощай!
Только что получил твое письмо из Шафхаузена: проставляя
дату, ты забыл указать месяц.
XIII
Бат, 9 октября ст. cт. 1746 г.
Милый мой мальчик,
Твои невзгоды по дороге из Гейдельберга в Щафхаузен когда
тебе пришлось спать на соломе, есть черный хлеб и когда
сломался твой берлин, -- не что иное, как надлежащая подготовка
к более значительным неприятностям и неудачам, которых следует
ожидать во время путешествий; при наличии известной склонности
к морализированию можно было бы назвать их примерами несчастных
случайностей, препятствий и трудностей, которые каждый человек
встречает на своем жизненном пути. В путешествии разум твой --
это тот экипаж, который должен провезти тебя сквозь все, и в
соответствии с тем, надежен он или нет, в хорошем он или плохом
состоянии, путешествие твое окажется лучше или хуже, однако в
пути твоем тебя всегда могут подстерегать какие-нибудь
ухабистые проселочные дороги и захудалые гостиницы. Поэтому
позаботься чтобы экипаж, обойтись без которого нельзя, был в
самом лучшем состоянии, осматривай его и, что ни день, приводи
в порядок и укрепляй его рессоры: каждому это по силам и каждый
должен об этом заботиться сам: человек который этим
пренебрегает, заслуживает того. чтобы почувствовать на себе все
роковые последствия своего небрежения, и не приходится
сомневаться, что рано или поздно их почувствует.
A propos11, о небрежении; кое-что об этом я еще должен
тебе сказать. Как ты хорошо знаешь, я не раз говорил, что моя
любовь к тебе -- отнюдь не какое-нибудь мягкое женское чувство:
она ни в какой степени не ослепляет меня, напротив, она делает
меня особенно чутким к твоим недостаткам; указывать тебе на них
-- не только мое право, но и моя обязанность, твоя же
обязанность -- исправлять их, и это всегда будет в твоих
интересах. Тщательно проверяя тебя. я до сих пор не обнаружил,
слава богу, ничего дурного в твоем сердце и никаких особых
пороков в твоем уме, но я нашел в тебе леность, невнимание и
равнодушие, недостатки, простительные разве только старикам,
которые на склоне жизни, когда телесные и духовные силы
иссякают, могут иметь известное право на подобного рода
инертность. У человека же молодого должно быть стремление
блистать и быть всюду первым; он должен быть насторожен,
деятелен и неутомим в поисках средств, чтобы этого добиться,
как Цезарь, nil actum reputans, si quid superesset agendum12.
Тебе, по-видимому, не хватает той vivida vis animi13, которая
побуждает и подзадоривает большинство молодых людей нравиться,
блистать, превосходить своих сверстников. Будь уверен, что без
желания и без усилий. направленных на то, чтобы чем-то стать,
ты ни при каких обстоятельствах ничем не станешь; точно так же,
как без желания и внимания, необходимых, чтобы кому-то
понравиться, ты никогда никому не понравишься. Nullum numen
abest, si sit prudentia14, безусловно справедливо в отношении
всего, кроме поэзии, и я твердо убежден, что любой человек
средних способностей может надлежащею работой над собой,
усердием, вниманием и упорством сделаться всем, чем захочет,
кроме как хорошим поэтом.
Твое будущее поприще -- это огромный деловой мир; предмет,
которым ты в настоящее время занят, -- это дела, интересы,
история, государственное устройство, обычаи и нравы различных
стран Европы. Во всех этих предметах всякий человек средних
способностей, при средней затрате сил, вне всякого сомнения,
преуспеет. Историю как древнюю, так и новую, человеку
внимательному изучить нетрудно. То же самое относится и к
географии и хронологии; ни та, ни другая не требуют никакой
особой находчивости, никаких исключительных дарований. Что же
касается искусства говорить и писать ясно, правильно и к тому
же изящно и легко, то ему, разумеется, надо учиться, вдумчиво
читая лучших писателей к внимательно вслушиваясь в речь тех,
кто более всего достоин нашего подражания. Вот те качества,
которые особенно нужны тебе в избранной тобой области и которые
ты, если захочешь, сможешь выработать в себе. И говорю тебе
прямо, я очень на тебя рассержусь, если ты этого не сделаешь;
коль скоро у тебя есть все возможности, то надо воспользоваться
ими, иначе виноват во всем будешь ты один.
Если старание и усердие необходимы для приобретения
качеств, без которых ты никогда ничем не можешь стать и
что-либо представлять собою в свете, то они не менее необходимы
и для приобретения тех второстепенных качеств, которые делают
человека приятным в обществе и желанным гостем. По правде
говоря, все, что вообще-то стоит делать, стоит делать хорошо, а
ты ничего не сможешь сделать хорошо, если не будешь внимателен.
Поэтому необходимость быть внимательным я распространяю и на
вещи ничтожнейшие, в том числе на танцы и на занятия туалетом.
В силу сложившегося обычая танцы могут иногда стать для
молодого человека необходимостью, поэтому, занимаясь ими,
помни, что ты должен научиться хорошо танцевать и что даже в
том, что само по себе смешно, смешным ты выглядеть не должен.
То же самое относится и к одежде; одеваться необходимо, поэтому
ты должен и к этому отнестись серьезно: не для того, чтобы
соперничать с каким-нибудь щеголем или победить его, но для
того, чтобы не выделяться из всех и не казаться поэтому
смешным. Обрати самое серьезное внимание на то. чтобы одеваться
так. как все уважающие себя люди твоего возраста оделись бы,
идя туда, куда идешь ты, ничем не дав повода обсуждать свою
одежду, как чересчур небрежную или, напротив, чересчур
изысканную.
Тот, кого принято называть человеком рассеянным, обычно
либо человек очень слабый, либо же -- очень чем-то увлеченный,
но будь он тем или другим, я убежден, что в обществе он до
крайности неприятен.
1 2 3 4 5 6 7