Пребывание в Шей-рахе напоминало эти предрассветные сны, но какая-то часть сознания Джой постоянно пребывала в напряжении, ожидая звонка будильника.
– Я знаю, что должна скучать по дому, – сказала она Ко, – но ведь и вправду трудно скучать по дому, когда не уверен, спишь ты или бодрствуешь.
Как и в снах, проведенные в Шей-рахе дни не делились на часы, минуты и секунды. Джой часто бродила по лесам с Ко и другими тируджайи. Сатир продолжал называть ее дочкой и считал своим прямым долгом опекать Джой и наставлять ее во всем, что касалось Шей-раха. Его многочисленные двоюродные братья и сестры – насколько поняла Джой, все тируджайи были родственниками в том или ином колене, но их родственные связи были настолько запутанными, что даже Ко в конце концов отказался от попыток объяснить их Джой, – так вот, все родственники K° без малейших колебаний переняли его отношение к девочке. Джой с удовольствием ела фрукты, ягоды и клубни – обычную пищу тируджайи – и осторожно пробовала слегка забродивший черный сок неизвестного ей плода. Самые младшие тируджайи могли впадать в буйство, если выпивали слишком много этого сока, но вообще-то Джой быстро привыкла чувствовать себя в присутствии любого сатира в такой же безопасности, как и в присутствии единорогов. Ко однажды гордо заявил:
– Мы, тируджайи, в чем-то подобны Старейшим. Мы тоже смотрим во все стороны сразу, и вперед, и назад, только не так далеко.
Сатир помолчал и добавил:
– Только мы не живем вечно. Я думаю, это хорошо. То есть это я так думаю.
Часто Джой проводила чуть ли не целый день в обществе ручейной джаллы. Они вместе плавали, играли под водой в прятки, дремали на мелководье, пригревшись на солнышке.
Водяница, как и обещала, научила Джой ловить рыбу голыми руками. Джалла находила чрезвычайно забавным, что Джой не съедает пойманную рыбешку тут же на месте, как это делала она сама, а вместо этого отпускает ее и с восторгом принимается ловить снова. Если не считать плаванья, джалла больше всего любила рассказывать длинные, убаюкивающе запутанные истории о великих бурях, охотах, сражениях и пирах – эти истории ее миролюбивый народ узнавал от речных джалл – и слушать рассказы о странном и поразительном мире, лежащем за Границей. Джалла даже представить себе не могла, что такое компьютер, для чего нужны супермаркеты и что такое продажа недвижимого имущества, но ей все равно нравилось слушать об этом снова и снова. Впрочем, зато она разбиралась в братьях и дала Джой несколько кровожадных, но интригующих советов насчет Скотта.
Но самым лучшим было время, которое Джой проводила с единорогами. Обычно девочка спала, свернувшись между Туриком и Фириз. Джой уже успела узнать, что Фириз принадлежит к племени морских единорогов – их называли килины.
– Лорд Синти из небесного народа, ланау, – объясняла девочке Фириз. – Каркаданны – они и есть каркаданны, сплошь земля и камень. Разные творцы создали нас, но Шей-рах дан всем нам, чтобы жить здесь единым народом. И так мы и поступаем.
Третьим единорогом, которого Джой встретила тогда вместе с Синти и Фириз, – иссиня-серым, стройным, элегантно спокойным – была принцесса Лайшэ, дочь Синти. Она разговаривала с девочкой куда реже всех прочих, реже даже самого лорда Синти, но Джой сразу же обнаружила, что в присутствии Лайшэ она чувствует себя уютнее всего, хотя и не может объяснить почему. Они часто гуляли по Закатному лесу перед рассветом или по ночам, когда все вокруг было заполнено такими дивными ароматами, что спать в такую ночь казалось преступлением. Музыка Шей-раха всегда слышнее при звездном свете – особенно если гуляешь в компании с единорогом.
Однажды в сумерках Джой сказала:
– Чего-то я все-таки не понимаю… Я, собственно, о том, что кто-нибудь из вас постоянно пересекает Границу. Будь я единорогом, я бы и носа не высовывала из Шей-раха. Я что хочу сказать: у нас там, в нашем мире, только и есть, что смог да кинофильмы. А по телевизору все время говорят, как в других странах люди умирают от голода. А здесь все так красиво! Конечно, у вас тут есть эти двухголовые змеи и всякое такое, но я все равно не понимаю, чего вы вообще с нами возитесь.
Принцесса Лайшэ тихонько рассмеялась. Когда кто-нибудь из Старейших смеялся, у Джой всегда возникало одно и то же ощущение – будто ее сознание овевает теплый ветерок.
– Из-за снов, – сказала она. – Среди единорогов бытует легенда, что мы увидели ваш мир во сне и сделали его явью. Мне в это не верится, но мы, Старейшие, думаем о людях и дивимся им куда больше, чем ты могла бы себе представить. Возможно, Шей-рах так неразрывно связан с вашим миром именно потому, что ваш мир внушает нам бесконечное очарование. Я не могу этого объяснить, но, должно быть, так оно и есть. А иначе почему же мы можем принимать только человеческий облик, а не какой-нибудь иной? Мы такие, какие есть – вечные и неизменные, – а в вас одновременно бушуют прошлое, настоящее и будущее. Мне ужасно жаль вас, я бы не выдержала такой жизни, но я не устаю поражаться вам.
Джой открыла было рот, успела трижды передумать и в конце концов пробормотала:
– Для вас ведь слепота не так уж ужасна, правда? Я имею в виду – вы ведь свободно ходите повсюду, и никто ничего и не заметил бы, если бы не эти штуки у вас на глазах.
– Ходить, не натыкаясь на деревья, – это еще не все, – тихо отозвалась Лайшэ. – Постоянная жизнь среди теней принижает нас. Мы в каком-то смысле проще людей. Мы созданы для того, чтобы видеть этот мир, смотреть на него внимательно и пристально, а не воображать его, не улавливать на слух, не прослеживать в сознании. Насколько я понимаю, среди вашего народа было много таких, кто научился жить в слепоте и все же остался собой. А нам, Старейшим, куда хуже.
Лайшэ на некоторое время умолкла, потом продолжила:
– Но лорд Синти – наш целитель, и он наверняка найдет способ вернуть нам зрение. Мы подождем.
Небо, как всегда перед рассветом, ненадолго сделалось прозрачно-зеленым. Джой сказала:
– Я встречала одного парня… То есть одного Старейшего… Ну, в общем, его зовут Индиго. Вы… вы его знаете?
– Я знаю Индиго, – принцесса Лайшэ обратила на Джой непроницаемый взгляд слепых сверкающих глаз.
– Да нет, ничего особенного, – торопливо произнесла Джой. – Я знаю, что он Старейший, только я встречала его, ну, в человеческом облике, потому что он часто пересекает Границу, – он и вправду очарован моим миром. А больше я о нем ничего и не знаю, кроме того еще, что он спас меня от этих, как их там, крийякви. Я в него вовсе не влюбилась, и ничего такого, – просто я хотела поблагодарить его, и все.
– Индиго не нравится, когда его благодарят, – медленно произнесла Лайшэ. – Как и многое другое.
– Расскажите мне об этом, – попросила Джой. – Насколько мне известно, единственное, что ему нравится, – это город Вудмонт в штате Калифорния. Чокнуться можно!
Девочка замялась, потом спросила:
– А у вас такое бывало когда-нибудь? То есть я хотела спросить: а Старейшие могут сходить с ума?
Принцесса Лайшэ снова рассмеялась.
– У нас нет таких слов, но я поняла, о чем ты говоришь. Нет, ничего такого с Индиго не случалось. Но он всегда был непохож на большую часть прочих наших соплеменников. Он лишен способности жить в довольстве – в нем нет покоя, нет внутреннего мира. Я не знаю, хорошо ли это, или плохо, или, может, неважно, но из-за этого ему очень трудно жить в Шей-рахе.
– И все-таки я не понимаю… – промолвила Джой. – Я бы хоть сейчас поменялась с ним местами. Правда-правда.
За этой беседой они не заметили, как прошли насквозь Закатный лес и вышли на равнину, где резвились молодые единороги. Джой начала было говорить: «Я хочу сказать, если бы не Абуэлита, моя бабушка…» – но тут рассветное небо померкло и послышалось леденящее щелканье.
Джой обеими руками вцепилась в гриву принцессы Лайшэ, изо всех сил борясь с паникой. Со стороны восхода показались перитоны, и заря окрасила края этой роящейся массы в золотисто-красный цвет, когда хищники ринулись вниз.
Лайшэ невозмутимо повернула голову и взглянула в сторону Закатного леса. Джой услышала в сознании голос Лайшэ:
– Мы не успеем вовремя добраться до укрытия. Мне придется остаться и принять бой. Отпусти меня, малышка, но старайся держаться поближе. Они, должно быть, очень голодны.
Перитоны оказались похожи на оленей. Размером они не превосходили домашнюю кошку, а их темные крылья сужались к концу, как крылья морских птиц. Но тела у них были в точности как у обычных оленей, вплоть до изящных раздвоенных копытец и ветвистых рогов. Единственным, что отличало их от оленей – не считая размера, естественно, – был запах. От перитонов несло тухлым мясом. А из-за нежных мягких губ торчали несоразмерно крупные клыки. Спрятавшаяся за принцессой Лайшэ Джой сообразила, что это ужасное щелканье, возвещавшее о приближении перитонов, было не чем иным, как клацаньем их зубов – так перитоны точили клыки.
Лайшэ метнулась навстречу атакующей стае. Ее дерзкий вопль ошеломил и напугал Джой – девочка никогда прежде не слышала боевого клича разгневанного Старейшего. Рог Лайшэ мелькал среди авангарда перитонов, подобно разящей молнии, и расшвыривал нападающих. Три перитона уже корчились на земле, скрежеща зубами. На мгновение хищников охватило замешательство, но перитоны быстро опомнились. Возникшие в их рядах бреши тут же заполнились. Перитоны поджали свои стройные ножки, накренились, и стая единым слитным движением устремилась в новую атаку.
Следующие несколько секунд – а может, минут или часов – навсегда запомнились Джой как оживший ночной кошмар: хлопанье чаячьих крыльев прямо у нее над головой, желтые клыки, щелкающие в нескольких сантиметрах от лица, и ужасные пронзительные предсмертные вопли, следующие за каждым боевым кличем принцессы Лайшэ. Невзирая на слепоту, Лайшэ яростно сражалась с перитонами, нанося удар за ударом, и очерченный ее рогом смертоносный круг служил убежищем для Джой. После каждого выпада Лайшэ – зачастую они были настолько стремительны, что Джой просто не успевала их отследить, – на землю валились новые изломанные тушки крылатых оленей, но на их месте тут же появлялись новые. Лайшэ казалась неутомимой, но Джой видела, что шея, плечи и круп кобылицы покрываются крохотными рваными ранками и из этих ранок сочится кровь. В сознании у Джой прозвучал спокойный голос:
– Возможно, малышка, тебе лучше все-таки попытаться добраться до леса. Такого я еще не видела.
– Я не пойду! – всхлипнула Джой. – Я вас не оставлю!
Какой-то перитон прорвался через линию защиты и метнулся прямо в лицо Джой. На мгновение Джой увидела прямо перед собой коричневые, налитые кровью глаза хищника, горящие ненасытной алчностью. Но секунду спустя рог Лайшэ рассек его надвое и отшвырнул в сторону.
– Если ты уйдешь сейчас, я смогу отвлечь большую их часть от тебя, – сказала кобылица. – Внимательно смотри под ноги и не оглядывайся, а то непременно споткнешься.
Позднее Джой не раз думала, как бы она в конце концов поступила: может, все-таки подчинилась бы и оставила принцессу Лайшэ? Во всяком случае, Джой чувствовала себя гораздо увереннее благодаря тому факту, что не предприняла ни малейшей попытки к бегству до того самого момента, как сзади донесся громоподобный боевой клич. Из-под деревьев Закатного леса выскочил огромный каркаданн и ринулся в битву, да так, что земля задрожала от топота копыт. Его красные бока пламенели в лучах утреннего солнца, на губах выступила пена. В своем неистовом ослеплении каркаданн походил скорее на взбесившийся паровоз, чем на единорога.
Перитоны заметили его приближение. Непонятно, обладала ли их стая общим сознанием, но в рядах хищников возникло смятение. Кажется, половина из них сочла за лучшее отступить, но остальные были слишком голодны, чтобы прислушиваться к чему бы то ни было, кроме голоса желудка. Пока перитоны метались, сталкиваясь друг с другом и с принцессой Лайшэ, каркаданн подоспел к месту боя и принялся безжалостно разить хищников – а у него рог был вдвое длиннее, чем у Лайшэ. Еще несколько мгновений стая пребывала в нерешительности, потом наконец сдалась и обратилась в бегство. Два единорога еще некоторое время преследовали хищников, но вскоре остановились и повернули обратно. Рысцой подбежав к Джой, единороги остановились и принялись нежно касаться друг друга. Когда каркаданн переставал обнюхивать и вылизывать раны Лайшэ, то принимался неуклюже вытанцовывать вокруг кобылицы и взбрыкивать, точно козленок.
– Это Тамирао, – почти застенчиво произнесла Лайшэ. Каркаданн поклонился Джой и легонько коснулся ее плеча огромным рогом. Глаза у него были сиреневые.
Наручные часы Джой остановились, когда девочка пересекла Границу, и хотя Джой быстро научилась довольно точно определять время по солнцу, или луне, или по вкусу воздуха, это умение столь же быстро потеряло для нее значение. Она ела фрукты и ягоды, когда была голодна, спала на мягкой траве, когда уставала, играла с Туриком и его друзьями, когда ей хотелось, пряталась в пещерах сатиров, когда шел дождь, и учила ручейную джаллу петь «Желтую подводную лодку». Иногда она целый день или целую ночь сидела под деревом, застыв, словно одна из Старейших, и слушала музыку Шей-раха. Джой больше не пыталась подобраться поближе к ней или понять, какое же все-таки отношение она имеет к единорогам, которые каким-то образом являлись источником этой музыки. Она просто сидела и днями напролет слушала, тихонько напевая себе под нос.
Но больше всего, пожалуй, ей нравилось смотреть на принцессу Лайшэ и Тамирао. Могучий каркаданн был молчалив и несколько неуклюж, как и все ему подобные, но его привязанность к Лайшэ придавала Тамирао, на взгляд Джой, спокойное изящество, сравнимое с изяществом самой принцессы. Когда девочка видела, как они прогуливаются вечерами по Закатному лесу или смотрят на розовеющий зарею водопад, падающий с утеса и разбивающийся почти что у их ног, их радость согревала и Джой. Лайшэ часто приглашала девочку погулять с ними, но Джой слишком стеснялась, чтобы принять это приглашение.
С лордом Синти Джой вечно встречалась именно в те моменты, когда менее всего этого ожидала. Ей никогда не удавалось завидеть или заслышать черного единорога прежде, чем он оказывался рядом с ней. Иногда лорд Синти бывал дружелюбен и весьма разговорчив – разговорчив для него, конечно. А иногда он казался таким далеким, таким обособленным и застывшим, что Джой чувствовала себя дурочкой и даже слегка пугалась: она никак не могла понять, что же заставляет черного единорога искать ее общества. Бывали моменты, когда в сознании у Джой неожиданно слышался его голос, хотя самого лорда Синти не было видно, и Старейший предупреждал девочку о приближении перитонов или о том, что в Закатный лес заползла джакхао. Однажды, когда Джой валялась на берегу маленького озерка – ей нравилось лежать здесь, жевать стебельки клевера, пить чистую холодную воду и ни о чем не думать, – она увидела рядом со своим лицом подернутое рябью отражение лорда Синти и совершенно отчетливо услышала его слова: «Помоги мне, Джозефина Ривера». Но когда Джой вскочила и обернулась, черный единорог уже исчез – осталась лишь музыка.
Несколько раз она издали видела Индиго, каждый раз в облике единорога, но лишь однажды девочке представился случай заговорить с ним. Вскоре после ее появления в Шей-рахе Ко как-то раз привел Джой в одну горную долину. Долина была суровой и почти бесплодной, но девочка мгновенно влюбилась в нее. Невзирая на крутой подъем, Джой часто приходила сюда, чтобы посидеть среди нагромождения огромных камней, образующих в одном месте поразительно удобное сиденье, и полюбоваться сверху на дымчатых птичек, обладающих, подобно крылатым рыбам, способностью надолго зависать на одном месте. Девочке доставляло глубокое удовольствие, что здесь, среди несказанных богатств Шей-раха, существует это место, где нет ничего, кроме неба, скал да реки, сверкающей далеко внизу. Ко не раз предупреждал Джой, чтобы та держалась подальше от реки, потому что там живут речные джаллы. И девочка послушно следовала совету сатира – до того самого дня, когда она увидела у кромки воды белого единорога.
Джой тут же принялась карабкаться вниз по камням, обдирая руки и колени, но не обращая на это ни малейшего внимания. До реки было слишком далеко, чтобы Джой могла с такого расстояния отличить одного белого единорога от другого, но девочка ехидно сказала себе: «Ну что ж, я быстро узнаю, он это или нет. Если он исчезнет сразу же, как только заметит меня, – значит, и вправду Индиго».
Это действительно был Индиго, но он не убежал. Он стоял, глядя на стремительный поток. Здесь, в горах, река была очень узкой, но глубокой и странно темной, даже сейчас, в солнечном свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
– Я знаю, что должна скучать по дому, – сказала она Ко, – но ведь и вправду трудно скучать по дому, когда не уверен, спишь ты или бодрствуешь.
Как и в снах, проведенные в Шей-рахе дни не делились на часы, минуты и секунды. Джой часто бродила по лесам с Ко и другими тируджайи. Сатир продолжал называть ее дочкой и считал своим прямым долгом опекать Джой и наставлять ее во всем, что касалось Шей-раха. Его многочисленные двоюродные братья и сестры – насколько поняла Джой, все тируджайи были родственниками в том или ином колене, но их родственные связи были настолько запутанными, что даже Ко в конце концов отказался от попыток объяснить их Джой, – так вот, все родственники K° без малейших колебаний переняли его отношение к девочке. Джой с удовольствием ела фрукты, ягоды и клубни – обычную пищу тируджайи – и осторожно пробовала слегка забродивший черный сок неизвестного ей плода. Самые младшие тируджайи могли впадать в буйство, если выпивали слишком много этого сока, но вообще-то Джой быстро привыкла чувствовать себя в присутствии любого сатира в такой же безопасности, как и в присутствии единорогов. Ко однажды гордо заявил:
– Мы, тируджайи, в чем-то подобны Старейшим. Мы тоже смотрим во все стороны сразу, и вперед, и назад, только не так далеко.
Сатир помолчал и добавил:
– Только мы не живем вечно. Я думаю, это хорошо. То есть это я так думаю.
Часто Джой проводила чуть ли не целый день в обществе ручейной джаллы. Они вместе плавали, играли под водой в прятки, дремали на мелководье, пригревшись на солнышке.
Водяница, как и обещала, научила Джой ловить рыбу голыми руками. Джалла находила чрезвычайно забавным, что Джой не съедает пойманную рыбешку тут же на месте, как это делала она сама, а вместо этого отпускает ее и с восторгом принимается ловить снова. Если не считать плаванья, джалла больше всего любила рассказывать длинные, убаюкивающе запутанные истории о великих бурях, охотах, сражениях и пирах – эти истории ее миролюбивый народ узнавал от речных джалл – и слушать рассказы о странном и поразительном мире, лежащем за Границей. Джалла даже представить себе не могла, что такое компьютер, для чего нужны супермаркеты и что такое продажа недвижимого имущества, но ей все равно нравилось слушать об этом снова и снова. Впрочем, зато она разбиралась в братьях и дала Джой несколько кровожадных, но интригующих советов насчет Скотта.
Но самым лучшим было время, которое Джой проводила с единорогами. Обычно девочка спала, свернувшись между Туриком и Фириз. Джой уже успела узнать, что Фириз принадлежит к племени морских единорогов – их называли килины.
– Лорд Синти из небесного народа, ланау, – объясняла девочке Фириз. – Каркаданны – они и есть каркаданны, сплошь земля и камень. Разные творцы создали нас, но Шей-рах дан всем нам, чтобы жить здесь единым народом. И так мы и поступаем.
Третьим единорогом, которого Джой встретила тогда вместе с Синти и Фириз, – иссиня-серым, стройным, элегантно спокойным – была принцесса Лайшэ, дочь Синти. Она разговаривала с девочкой куда реже всех прочих, реже даже самого лорда Синти, но Джой сразу же обнаружила, что в присутствии Лайшэ она чувствует себя уютнее всего, хотя и не может объяснить почему. Они часто гуляли по Закатному лесу перед рассветом или по ночам, когда все вокруг было заполнено такими дивными ароматами, что спать в такую ночь казалось преступлением. Музыка Шей-раха всегда слышнее при звездном свете – особенно если гуляешь в компании с единорогом.
Однажды в сумерках Джой сказала:
– Чего-то я все-таки не понимаю… Я, собственно, о том, что кто-нибудь из вас постоянно пересекает Границу. Будь я единорогом, я бы и носа не высовывала из Шей-раха. Я что хочу сказать: у нас там, в нашем мире, только и есть, что смог да кинофильмы. А по телевизору все время говорят, как в других странах люди умирают от голода. А здесь все так красиво! Конечно, у вас тут есть эти двухголовые змеи и всякое такое, но я все равно не понимаю, чего вы вообще с нами возитесь.
Принцесса Лайшэ тихонько рассмеялась. Когда кто-нибудь из Старейших смеялся, у Джой всегда возникало одно и то же ощущение – будто ее сознание овевает теплый ветерок.
– Из-за снов, – сказала она. – Среди единорогов бытует легенда, что мы увидели ваш мир во сне и сделали его явью. Мне в это не верится, но мы, Старейшие, думаем о людях и дивимся им куда больше, чем ты могла бы себе представить. Возможно, Шей-рах так неразрывно связан с вашим миром именно потому, что ваш мир внушает нам бесконечное очарование. Я не могу этого объяснить, но, должно быть, так оно и есть. А иначе почему же мы можем принимать только человеческий облик, а не какой-нибудь иной? Мы такие, какие есть – вечные и неизменные, – а в вас одновременно бушуют прошлое, настоящее и будущее. Мне ужасно жаль вас, я бы не выдержала такой жизни, но я не устаю поражаться вам.
Джой открыла было рот, успела трижды передумать и в конце концов пробормотала:
– Для вас ведь слепота не так уж ужасна, правда? Я имею в виду – вы ведь свободно ходите повсюду, и никто ничего и не заметил бы, если бы не эти штуки у вас на глазах.
– Ходить, не натыкаясь на деревья, – это еще не все, – тихо отозвалась Лайшэ. – Постоянная жизнь среди теней принижает нас. Мы в каком-то смысле проще людей. Мы созданы для того, чтобы видеть этот мир, смотреть на него внимательно и пристально, а не воображать его, не улавливать на слух, не прослеживать в сознании. Насколько я понимаю, среди вашего народа было много таких, кто научился жить в слепоте и все же остался собой. А нам, Старейшим, куда хуже.
Лайшэ на некоторое время умолкла, потом продолжила:
– Но лорд Синти – наш целитель, и он наверняка найдет способ вернуть нам зрение. Мы подождем.
Небо, как всегда перед рассветом, ненадолго сделалось прозрачно-зеленым. Джой сказала:
– Я встречала одного парня… То есть одного Старейшего… Ну, в общем, его зовут Индиго. Вы… вы его знаете?
– Я знаю Индиго, – принцесса Лайшэ обратила на Джой непроницаемый взгляд слепых сверкающих глаз.
– Да нет, ничего особенного, – торопливо произнесла Джой. – Я знаю, что он Старейший, только я встречала его, ну, в человеческом облике, потому что он часто пересекает Границу, – он и вправду очарован моим миром. А больше я о нем ничего и не знаю, кроме того еще, что он спас меня от этих, как их там, крийякви. Я в него вовсе не влюбилась, и ничего такого, – просто я хотела поблагодарить его, и все.
– Индиго не нравится, когда его благодарят, – медленно произнесла Лайшэ. – Как и многое другое.
– Расскажите мне об этом, – попросила Джой. – Насколько мне известно, единственное, что ему нравится, – это город Вудмонт в штате Калифорния. Чокнуться можно!
Девочка замялась, потом спросила:
– А у вас такое бывало когда-нибудь? То есть я хотела спросить: а Старейшие могут сходить с ума?
Принцесса Лайшэ снова рассмеялась.
– У нас нет таких слов, но я поняла, о чем ты говоришь. Нет, ничего такого с Индиго не случалось. Но он всегда был непохож на большую часть прочих наших соплеменников. Он лишен способности жить в довольстве – в нем нет покоя, нет внутреннего мира. Я не знаю, хорошо ли это, или плохо, или, может, неважно, но из-за этого ему очень трудно жить в Шей-рахе.
– И все-таки я не понимаю… – промолвила Джой. – Я бы хоть сейчас поменялась с ним местами. Правда-правда.
За этой беседой они не заметили, как прошли насквозь Закатный лес и вышли на равнину, где резвились молодые единороги. Джой начала было говорить: «Я хочу сказать, если бы не Абуэлита, моя бабушка…» – но тут рассветное небо померкло и послышалось леденящее щелканье.
Джой обеими руками вцепилась в гриву принцессы Лайшэ, изо всех сил борясь с паникой. Со стороны восхода показались перитоны, и заря окрасила края этой роящейся массы в золотисто-красный цвет, когда хищники ринулись вниз.
Лайшэ невозмутимо повернула голову и взглянула в сторону Закатного леса. Джой услышала в сознании голос Лайшэ:
– Мы не успеем вовремя добраться до укрытия. Мне придется остаться и принять бой. Отпусти меня, малышка, но старайся держаться поближе. Они, должно быть, очень голодны.
Перитоны оказались похожи на оленей. Размером они не превосходили домашнюю кошку, а их темные крылья сужались к концу, как крылья морских птиц. Но тела у них были в точности как у обычных оленей, вплоть до изящных раздвоенных копытец и ветвистых рогов. Единственным, что отличало их от оленей – не считая размера, естественно, – был запах. От перитонов несло тухлым мясом. А из-за нежных мягких губ торчали несоразмерно крупные клыки. Спрятавшаяся за принцессой Лайшэ Джой сообразила, что это ужасное щелканье, возвещавшее о приближении перитонов, было не чем иным, как клацаньем их зубов – так перитоны точили клыки.
Лайшэ метнулась навстречу атакующей стае. Ее дерзкий вопль ошеломил и напугал Джой – девочка никогда прежде не слышала боевого клича разгневанного Старейшего. Рог Лайшэ мелькал среди авангарда перитонов, подобно разящей молнии, и расшвыривал нападающих. Три перитона уже корчились на земле, скрежеща зубами. На мгновение хищников охватило замешательство, но перитоны быстро опомнились. Возникшие в их рядах бреши тут же заполнились. Перитоны поджали свои стройные ножки, накренились, и стая единым слитным движением устремилась в новую атаку.
Следующие несколько секунд – а может, минут или часов – навсегда запомнились Джой как оживший ночной кошмар: хлопанье чаячьих крыльев прямо у нее над головой, желтые клыки, щелкающие в нескольких сантиметрах от лица, и ужасные пронзительные предсмертные вопли, следующие за каждым боевым кличем принцессы Лайшэ. Невзирая на слепоту, Лайшэ яростно сражалась с перитонами, нанося удар за ударом, и очерченный ее рогом смертоносный круг служил убежищем для Джой. После каждого выпада Лайшэ – зачастую они были настолько стремительны, что Джой просто не успевала их отследить, – на землю валились новые изломанные тушки крылатых оленей, но на их месте тут же появлялись новые. Лайшэ казалась неутомимой, но Джой видела, что шея, плечи и круп кобылицы покрываются крохотными рваными ранками и из этих ранок сочится кровь. В сознании у Джой прозвучал спокойный голос:
– Возможно, малышка, тебе лучше все-таки попытаться добраться до леса. Такого я еще не видела.
– Я не пойду! – всхлипнула Джой. – Я вас не оставлю!
Какой-то перитон прорвался через линию защиты и метнулся прямо в лицо Джой. На мгновение Джой увидела прямо перед собой коричневые, налитые кровью глаза хищника, горящие ненасытной алчностью. Но секунду спустя рог Лайшэ рассек его надвое и отшвырнул в сторону.
– Если ты уйдешь сейчас, я смогу отвлечь большую их часть от тебя, – сказала кобылица. – Внимательно смотри под ноги и не оглядывайся, а то непременно споткнешься.
Позднее Джой не раз думала, как бы она в конце концов поступила: может, все-таки подчинилась бы и оставила принцессу Лайшэ? Во всяком случае, Джой чувствовала себя гораздо увереннее благодаря тому факту, что не предприняла ни малейшей попытки к бегству до того самого момента, как сзади донесся громоподобный боевой клич. Из-под деревьев Закатного леса выскочил огромный каркаданн и ринулся в битву, да так, что земля задрожала от топота копыт. Его красные бока пламенели в лучах утреннего солнца, на губах выступила пена. В своем неистовом ослеплении каркаданн походил скорее на взбесившийся паровоз, чем на единорога.
Перитоны заметили его приближение. Непонятно, обладала ли их стая общим сознанием, но в рядах хищников возникло смятение. Кажется, половина из них сочла за лучшее отступить, но остальные были слишком голодны, чтобы прислушиваться к чему бы то ни было, кроме голоса желудка. Пока перитоны метались, сталкиваясь друг с другом и с принцессой Лайшэ, каркаданн подоспел к месту боя и принялся безжалостно разить хищников – а у него рог был вдвое длиннее, чем у Лайшэ. Еще несколько мгновений стая пребывала в нерешительности, потом наконец сдалась и обратилась в бегство. Два единорога еще некоторое время преследовали хищников, но вскоре остановились и повернули обратно. Рысцой подбежав к Джой, единороги остановились и принялись нежно касаться друг друга. Когда каркаданн переставал обнюхивать и вылизывать раны Лайшэ, то принимался неуклюже вытанцовывать вокруг кобылицы и взбрыкивать, точно козленок.
– Это Тамирао, – почти застенчиво произнесла Лайшэ. Каркаданн поклонился Джой и легонько коснулся ее плеча огромным рогом. Глаза у него были сиреневые.
Наручные часы Джой остановились, когда девочка пересекла Границу, и хотя Джой быстро научилась довольно точно определять время по солнцу, или луне, или по вкусу воздуха, это умение столь же быстро потеряло для нее значение. Она ела фрукты и ягоды, когда была голодна, спала на мягкой траве, когда уставала, играла с Туриком и его друзьями, когда ей хотелось, пряталась в пещерах сатиров, когда шел дождь, и учила ручейную джаллу петь «Желтую подводную лодку». Иногда она целый день или целую ночь сидела под деревом, застыв, словно одна из Старейших, и слушала музыку Шей-раха. Джой больше не пыталась подобраться поближе к ней или понять, какое же все-таки отношение она имеет к единорогам, которые каким-то образом являлись источником этой музыки. Она просто сидела и днями напролет слушала, тихонько напевая себе под нос.
Но больше всего, пожалуй, ей нравилось смотреть на принцессу Лайшэ и Тамирао. Могучий каркаданн был молчалив и несколько неуклюж, как и все ему подобные, но его привязанность к Лайшэ придавала Тамирао, на взгляд Джой, спокойное изящество, сравнимое с изяществом самой принцессы. Когда девочка видела, как они прогуливаются вечерами по Закатному лесу или смотрят на розовеющий зарею водопад, падающий с утеса и разбивающийся почти что у их ног, их радость согревала и Джой. Лайшэ часто приглашала девочку погулять с ними, но Джой слишком стеснялась, чтобы принять это приглашение.
С лордом Синти Джой вечно встречалась именно в те моменты, когда менее всего этого ожидала. Ей никогда не удавалось завидеть или заслышать черного единорога прежде, чем он оказывался рядом с ней. Иногда лорд Синти бывал дружелюбен и весьма разговорчив – разговорчив для него, конечно. А иногда он казался таким далеким, таким обособленным и застывшим, что Джой чувствовала себя дурочкой и даже слегка пугалась: она никак не могла понять, что же заставляет черного единорога искать ее общества. Бывали моменты, когда в сознании у Джой неожиданно слышался его голос, хотя самого лорда Синти не было видно, и Старейший предупреждал девочку о приближении перитонов или о том, что в Закатный лес заползла джакхао. Однажды, когда Джой валялась на берегу маленького озерка – ей нравилось лежать здесь, жевать стебельки клевера, пить чистую холодную воду и ни о чем не думать, – она увидела рядом со своим лицом подернутое рябью отражение лорда Синти и совершенно отчетливо услышала его слова: «Помоги мне, Джозефина Ривера». Но когда Джой вскочила и обернулась, черный единорог уже исчез – осталась лишь музыка.
Несколько раз она издали видела Индиго, каждый раз в облике единорога, но лишь однажды девочке представился случай заговорить с ним. Вскоре после ее появления в Шей-рахе Ко как-то раз привел Джой в одну горную долину. Долина была суровой и почти бесплодной, но девочка мгновенно влюбилась в нее. Невзирая на крутой подъем, Джой часто приходила сюда, чтобы посидеть среди нагромождения огромных камней, образующих в одном месте поразительно удобное сиденье, и полюбоваться сверху на дымчатых птичек, обладающих, подобно крылатым рыбам, способностью надолго зависать на одном месте. Девочке доставляло глубокое удовольствие, что здесь, среди несказанных богатств Шей-раха, существует это место, где нет ничего, кроме неба, скал да реки, сверкающей далеко внизу. Ко не раз предупреждал Джой, чтобы та держалась подальше от реки, потому что там живут речные джаллы. И девочка послушно следовала совету сатира – до того самого дня, когда она увидела у кромки воды белого единорога.
Джой тут же принялась карабкаться вниз по камням, обдирая руки и колени, но не обращая на это ни малейшего внимания. До реки было слишком далеко, чтобы Джой могла с такого расстояния отличить одного белого единорога от другого, но девочка ехидно сказала себе: «Ну что ж, я быстро узнаю, он это или нет. Если он исчезнет сразу же, как только заметит меня, – значит, и вправду Индиго».
Это действительно был Индиго, но он не убежал. Он стоял, глядя на стремительный поток. Здесь, в горах, река была очень узкой, но глубокой и странно темной, даже сейчас, в солнечном свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16