— Если бы не вы, умер бы с голоду, совсем некогда перекусить. У вас я хотя бы ужинаю…— Дебаты отложим до следующего блюда, утку надо есть горячей, — потребовала я, подавая на стол утятницу. Она загромоздила весь стол, но лицезреть запечённую дичь было приятно, надо было только следить, чтобы не коснуться раскалённой посудины голой рукой.Мы позволили Гене спокойно заморить червячка. С откровениями пани Владухны Януш выступил, только когда утка была почти прикончена, чтобы случайно не испортить удовольствия, и был прав. Геня, не дожевав последнего куска, бросился к телефону.— Отлично, Доминика уже ищут в архивах и скоро начнут искать на улицах, — сказал он, снова садясь на стол. — Должен заметить, что Умник Вонючий опять попал в точку, хотя на этот раз распространялся о своих предчувствиях с удивительной скромностью…Из-за кошмарного Яцека лабораторные исследования материала, обнаруженного у ветеринара, были проведены с необычайной скрупулёзностью. К общему огорчению, четвёртый таки обнаружился. Кровь на оторванных досках явно принадлежала не покойному библиотекарю, но какому-то другому человеку. Следы, изученные под микроскопом, указывали на то, что этот другой человек лежал на паркетинах, кровотечение у него было незначительное и наверняка не опасное для жизни. Яцек утверждал, что человек немного полежал, а потом ушёл на собственных ногах, живой и относительно невредимый. К разгрому помещения он также приложил руку. Наличие под паркетом чего-то кожаного также подтвердилось, это мог быть мешок или, к примеру, охотничья сумка, довоенного производства, первосортного качества.Свои новости я приберегла к десерту. Спросила Геню, звонила ли ему Казя.— А кто её знает, — ответил Геня, занятый салатом из улиток и цикория. — Меня целый день на работе не было. Передавали мне, что вроде добивается меня какая-то дамочка… О Господи, Пясковская! Конечно же, это была она… А что?— Она решила дополнить показания. Я в курсе, какие добавления она хочет сделать, и если вы не желаете непременно послушать саму Казю, то могу рассказать вам все прямо сейчас. Смысл не изменится.Они выслушали мой рассказ в молчании. Провалов памяти я не пыталась симулировать, выложила всю правду, но предупредила, что Тирану совру. По моему мнению, простые человеческие чувства ему были недоступны, пусть уж лучше он меня считает законченной идиоткой. Геня согласился со мной после некоторых колебаний.— Только лгите последовательно и осторожно, а то он такие вещи за версту чует. А как вы договорились с Казей о встрече?— Обычным способом. Мне покоя не давал её визит на Вилловую, и я побежала к ней выяснять.— Ладно. Я хотел ещё сказать, что этот четвёртый у ветеринара — совершенно новый персонаж. Раньше он не появлялся. С библиотекарем тоже полная неразбериха. Сам он из Варшавы, как связался с Домиником и почему его убили, черт его знает. Что до четвёртого, то если предположить, что после смерти Райчика за дело взялся Доминик, то он, возможно, нашёл себе помощника. Но зачем было помощнику валяться у стены, ума не приложу…— Притомился и лёг отдохнуть, — язвительно буркнул Януш.— Пьян был, — вмешалась я. — Принял для храбрости.— Пустых бутылок не обнаружено. Может, споткнулся и упал? Найден кирпич, которым укокошили библиотекаря. Если убийца Доминик, то наше дело в шляпе, у нас есть отпечатки пальцев. Электроника творит чудеса.— Почему убили библиотекаря? — сдуру спросила я, ведь всего минуту назад Геня признал своё полное неведение по этому вопросу.— Откуда мне знать, о черт! Самое простое предположение — для того, чтобы не делиться добычей. На их месте я бы спрятал труп. И кирпич тоже. И пёс бы не выл, и все бы стало ещё запутаннее. Но может, помощник не мог встать, а в одиночку Доминик не управился. И вообще, Доминик, скорее всего, даже не знает, что мы на него вышли. Думает, что мы о нем ни сном ни духом не ведаем. Если, конечно, там был Доминик.— В архивах должна быть его фотография. — заметил Януш. — Сравните с фотороботом, а ещё лучше, покажите Йоле.— Да ведь уже ищут…— А что в Рубенке? — вдруг вспомнила я. — Уже проверили?Геня перевёл дух после салата и с удовольствием принялся за ореховый рулет со взбитыми сливками. Я надеялась, что мужчины съедят рулет целиком и мне не придётся нарушать диету. Себе бы я в жизни такого не купила. Я нарезала толстенные куски, не жалея продукта, и то и дело подкладывала их на опустевшие тарелки.— В Рубенке пока ничего не ясно, — ответил Геня. — Дом нашли, двухэтажная вилла, большая и густо заселённая. Нынешние жильцы поселились там после войны, сейчас эта вилла для них — дом родной, но компания там ещё та. К тому же они неразговорчивы. О том, что там творится, известно в основном из полицейских протоколов, патруль у них через день бывает. Я ввёл тамошнюю полицию в курс дела, они уцепились за скандалы между соседями и, похоже, кое-что обнаружили. Появлялся у них какой-то чужак, внимание на себя обратил, потому что не за водкой приходил, чего-то добивался, мозги трахал, то есть, простите, я хотел сказать голову морочил. Однако до сих пор стен там не разбирали, хотя, возможно, стоит поговорить с каждым жильцом отдельно. Там проживает шесть семей, ванна одна на всех, вторая сломана.Я немедленно загорелась.— Поедем туда? — обратилась я к Янушу, подкладывая ему рулета.— Что ж, съездим, пожалуй. Предлог у нас есть, ты бывала там в детстве…— Ну нет, я вовсе не уверена, что бывала именно там, и даже очень сильно сомневаюсь.— Ну и что? Они-то об этом не знают.Геня поднял голову и с надеждой посмотрел на Януша.— Обычному человеку расскажут больше, чем менту, — произнёс он ободряющим тоном. — Вылазка на природу. Ну и что, что осень, грибы в лесу ещё есть, и не обязательно только мухоморы…— Ты на меня всю работу готов взвалить!— Но тебе же это доставляет удовольствие, разве нет? А кроме того, не все я на тебя на взваливаю, на Грошевицкой другой человек работает, там тоже что-то вырисовывается.— Ну ладно, — поставила я точку в разговоре. — Погода отличная, отправляемся завтра.Рулет, слава Богу, слопали весь и даже не заметили, что я ни крошки в рот не взяла. Могла их отравить как нечего делать… * * * Боже, как же он выглядел! Пришёл в одиннадцать, на щеке пластырь, под глазом синяк, правую руку держал за пазухой, двигал ею с трудом, обнял меня левой. «Хорошо бы перевязать руку, — сказал он, — да боюсь, с этой дурацкой повязкой буду бросаться в глаза. Неладно все, любимая».Он замолчал, сел на диван и уставился в окно. Меня бросало то в жар, то в холод. Я выставила на стол все, что было — вино, коньяк, кофе. «Ладно, откроем красное вино, — сказал он, — похоже, капитан нас таки достанет. Все думаю, стоит ли тебе рассказывать. Может, было бы лучше, если бы ты ничего не знала, а с другой стороны, глупо скрывать. Расскажу-ка я тебе все, а ты, если спросят, не молчи, выкладывай все, что знаешь…» Когда я открывала вино — штопором с рычагом даже паралитик откроет, — он так на меня посмотрел, что я отставила бутылку и перецеловала все мои любимые веснушки. Сердце моё сжалось, я поняла, как сильно его люблю. Он, видимо, тоже понял, что я чувствую, лицо его прояснилось, и как-то нам обоим стало легче. Да что там, сказал, ради тебя не только в тюрьму, но даже на каторгу пойду. Обещай мне, что не будешь запираться и все им расскажешь, хотя, возможно, они меня не найдут и никакого допроса не будет.Я пообещала, не зная, сдержу ли слово. «Пошёл я к тому ветеринару, — начал Бартек, а у меня снова комок в горле. — Я там был прежде пару раз, сама понимаешь, на разведке. Дом предвоенный, капитального ремонта, видно, там не было, то есть я хотел сказать, капитальных разрушений не было. Стен не ломали, полы не меняли. Я понаблюдал за домом немного, ездил туда на автобусе, то на местном, то на междугороднем, а когда и на велосипеде, уж так все по-умному делал, чтоб меня, не дай Бог, никто не запомнил. Узнал, когда они работают, когда закрываются, ну и выбрался туда с отмычками…» Я слушала молча, притворяясь спокойной, чтобы он не прервал свой рассказ. Господи, что нам теперь делать?… И он, и я… Он из-за меня… Плевать мне на последствия, никому ни слова не скажу! Но ведь на него могут выйти. Ну и ладно, тогда и на меня пусть выходят!Я тоже ему все рассказала, он ведь ничего ещё не знал: пока Константином занимался, у меня не бывал, не звонил, чтобы не подставить. Смех и слезы. Слушал меня сосредоточенно и, в отличие от меня, действительно спокойно, потрясения не испытал. Здорово мы с тобой влипли, сказал, погоди, дай-ка подумать…Я убедила его, что в любом случае долг он должен отдать. Восемьдесят миллионов лежали наготове. Пусть хоть это его больше не будет терзать, у кредитора денег не отберут, и Бартек будет чист перед ним, а что дальше будет, на то воля Божья. Я вроде должна получить в наследство тёткино имущество или, точнее говоря, получить наконец обратно своё имущество. В случае чего будет чем уплатить компенсацию. Просто чудо, что тогда, во второй раз, меня никто не видел, у меня предчувствие было, что все пройдёт как по маслу. Второе чудо, что коллега моего работодателя позарился на нумизматические редкости. Он принял меня за шлюху, которой срочно понадобились деньги, и точно, я тогда была сама не своя. Сказала об этом Бартеку, боялась, что его покоробит, но он только в ответ рассмеялся. «Да я с самого начала знал, что ты из тех, кому сам черт не страшен, — сказал он. — Милая, за кого ты меня держишь? За полного идиота? Возможно, я произвожу такое впечатление, но внешность бывает обманчива. Единственное, что меня беспокоит, — я должен успеть, прежде чем меня посадят, хоть что-нибудь сделать для тебя. Знаю, ты меня и под присягой не выдашь, но мне от этого не легче. Слушай, а может, нам пожениться?…» Господи, если бы мы могли пожениться завтра утром!… Я имею право отказаться от показаний против мужа. Я боялась больше не за себя, а за него, хотя опять солгала, но, видно, жизнь с тёткой научила меня отлично притворяться, потому что, похоже, мне опять поверили. Ненавижу лгать. Пусть случится чудо, пусть мы выпутаемся из этой передряги, и тогда я никогда в жизни больше не буду врать!…Мы договорились, что теперь затихнем, пусть оставшееся дедушкино наследство катится ко всем чертям. Нам хватит того, что есть, а работать мы оба умеем, могли бы начать с нуля. А если бы ещё отдали квартиру… Пани Яребская возвращается через три месяца, мне придётся выехать, а Бартек болтается между отцом и матерью, которые давно разведены и дети их не интересуют. Мать вечно всем недовольна, отец занят своими делами, странные родители…Разумеется, Бартек был у врача. К счастью, ничего не сломано, просто рука в локте выбита из сустава. Помощь ему оказали в частной клинике и сказали, что через два дня все будет в порядке. В такой травме нет ничего подозрительного, её можно получить, споткнувшись на лестнице, так что до них не дойдут. «Нет, — сказала я, — никуда мы не пойдём и ничего не расскажем, будем сидеть тихо и работать, все останется как прежде». Он согласился со мной.И все равно я счастлива тем, что мы вместе. Впервые в жизни я могу любить кого-то, не опасаясь, что любовь выйдет мне боком… * * * Бог ты мой, какая же это была жуткая трущоба! Великолепную некогда виллу, просторную, двухэтажную, с террасой, с балконами, превратили в хлев, которого бы даже свиньи устыдились. Я смотрела на неё с болью в сердце, жалостью и раздражением.— И подумать только, что те, кто здесь живёт, называются людьми, — возмущалась я. — Каждый имеет такую жизнь, какую он заслуживает, и вот из-за таких мы никак не выберемся из дерьма!— Полагаешь, её можно отремонтировать? — задумчиво спросил Януш.— Почему бы нет? Дерево прогнило, но стены в хорошем состоянии. Посмотри, ступени, терраса, конечно, покосились, но ничего катастрофического, все можно привести в порядок в мгновение ока. Ну крыша… её, разумеется, придётся перекрывать, не знаю, какая там конструкция, на желоба прямо-таки смотреть страшно. Действительно, ремонт потребуется большой, паркет как пить дать надо будет поменять, сантехнику тоже… Но взяться стоило бы, тут сухо, влажность небольшая, и думаю, с фундаментом все в порядке…Я вошла в раж, но Януш перебил меня.— Значит, так, будем придерживаться версии о твоём детстве. Мол, бывала тут и хочешь из сентиментальных побуждений обновить воспоминания. Если придётся, приплетём хозяина, якобы нашего знакомого, который возвращается из Америки и попросил взглянуть на дом. Идём!Первой, кто попался нам на глаза, была неприветливая с виду старушка. Она вышла на террасу и, насупившись, смотрела на нас.— Извините, пожалуйста, вы здесь живёте? — обратилась я к ней как можно вежливее.— А вам на что? — недоверчиво спросила старушка.Я интуитивно выбрала второй вариант и принялась рассказывать о хозяине, которого знавала в незапамятные времена. Не исключено, что накинула себе лет десять, ну и что с того, почему я не могу молодо выглядеть. Бабулька жадно слушала. Мне знаком этот тип, и я носом чуяла, что она клюнет на приманку из сплетён и слухов.Клюнет!… Ха-ха! Набросилась, как голодный зверь! Не обманула моих ожиданий, хотя упорно обращалась не ко мне, а к Янушу. Большинство женщин так реагирует, из-за этой его проклятой обворожительной улыбки они стараются разговаривать только с ним, делая вид, что меня рядом нет, а старушка, несмотря на возраст, тоже принадлежала к прекрасному полу. Видимо, женщина — она до смерти женщина. Старушка пригласила нас к себе. Жила она на первом этаже, что позволяло ей следить за всеми, кто приходил. Ступени мелодично поскрипывали, и она по звуку догадывалась, кто и куда идёт. При слове «ремонт» она покрылась румянцем, словно шестнадцатилетняя барышня прошлого века при известии о первом предложении руки и сердца. Уведомила нас, что проживает тут шваль страшная, это во-первых, а во-вторых, все разрушается и на кухне кран вываливается из стены. А одного соседа как-то током ударило, такой ужас творился, что даже специальная машина приезжала. Мы так и не поняли, какая именно машина приезжала — «скорая помощь» для пострадавшего или бригада электриков.Дипломатично, стараясь не насторожить словоохотливую старушку, мы спросили о чужаках.— Чужих тут полно шатается, потому что Татрак со второго этажа самогон варит в саду, я могу показать, и продаёт его, так к нему целые процессии ходят, и к Аньке тоже много народу таскается. Она из тех, что под фонарями стоят, и даже не скрывается, прости Господи. Приходил тут один человек, вы, может, его знаете, зашёл ко мне, понял, что я не чета другим, посочувствовал, сказал, таких в полицию надо сдавать, да что им в полиции сделают, гостей принимать никому не заказано. Я бы тоже могла принимать гостей, да вот не хочу, на что мне они. Хороший человек, все удивлялся, как здесь можно жить, и пол кое-где проваливается, и у шкафа дверца не закрывается, все надо ремонтировать. Сказал, что сам бы мог задёшево, да другие не хотят, может, хоть я соглашусь. Вы, наверное, от него?Вопрос был задан так в лоб, что я чуть все не испортила неподобающим ответом, но Януш опередил меня.— Ну конечно, — живо отозвался он. — Он нам рассказал про вашу ситуацию. Действительно, ремонт необходим.— А квартира?— Какая квартира?— Ну как же, пан Ярослав — так его звали, я запомнила, скажу не хвалясь, склерозом не страдаю, — так как вот он обещал квартиру в многоэтажном доме на время ремонта, а на ушко мне шепнул, что, возможно, и навсегда, всякое ведь бывает. Хозяин-то, насколько я знаю, должен всем квартиры предоставить, если хочет дом себе вернуть, на улицу же людей запрещено выкидывать. И была бы у меня собственная кухня. А семья, что по другую сторону лестницы живёт, уже ждёт не дождётся. Пан Ярослав тоже с ними разговаривал, я-то знаю, но они трехкомнатную хотят, говорят, у нас четверо детей, вот нам и нужно три комнаты. Пан Ярослав у меня сидел и все переживал, две комнаты было бы запросто им предоставить, а три сложновато будет. Уж так он был расстроен, говорил, что, может, поначалу найти нам какое-нибудь временное жильё, в бараке например, потому что ремонт надо начинать чем скорее, тем лучше, но мне не о чем беспокоиться, барак, он всего на несколько дней, а потом уж обязательно в современный дом перееду. И все из-за них, третьей комнаты им, видите ли, захотелось, а где её взять-то…На большую удачу мы и не рассчитывали. При упоминании пана Ярослава едва удержались, чтобы не переглянуться. Однако легче было бы найти её соседям трехкомнатную квартиру, чем избавиться от бабки. Та совсем разошлась, ещё чуть-чуть, и она пригласила бы нас переночевать. Мы старались отделаться от неё со всей возможной учтивостью, и наши старания были вознаграждены.— Я вижу, пан Ярослав не сидит сложа руки, — сказала она на прощание. — Раньше помощника присылал, а теперь вот вас. Пан Ярослав мне больше понравился, да что от помощника требовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23