Расскажите-ка, что произошло, – сказал он.
Официант дважды глотнул воздух и, не отвечая на вопрос, вдруг быстро, умоляюще зашептал:
– Если я лишусь работы, мистер Макдермотт, мне тяжело будет в моем возрасте найти другую. – Он посмотрел на президентские апартаменты с выражением тревоги и одновременно возмущения. – Нельзя сказать, чтобы так уж трудно было их обслуживать, но вот сегодня вечером… Они всегда очень требовательны, но я никогда не жаловался, хоть и не получал чаевых.
Питер невольно улыбнулся. Английские аристократы редко дают на чай, видимо полагая, что обслуживать их – уже само по себе награда. Он перебил официанта:
– Вы мне так и не сказали…
– Сейчас, сейчас, мистер Макдермотт. – Питеру тяжело было смотреть на то, как волновался этот человек, годившийся ему в дедушки. – Это случилось примерно полчаса назад. Они заказали ужин – герцог и герцогиня: устрицы, шампанское, креветки по-креольски.
– Меня не интересует меню. Что произошло?
– Да все эти креветки, сэр. Когда я обносил их… Понимаете, за все годы я просто не помню, чтобы со мной такое случилось.
– Да говорите же наконец! – Питер краешком глаза наблюдал за дверью, чтобы прервать разговор, как только она откроется.
– Хорошо, мистер Макдермотт. Так вот, когда я обносил их этими креветками по-креольски, герцогиня вдруг встала из-за стола и, возвращаясь назад, толкнула меня под руку. Случись это с кем другим, я бы решил, что она сделала это нарочно.
– Какая чепуха!
– Я знаю, сэр, знаю. Ну и в результате, понимаете, на брюках у герцога оказалось пятнышко – клянусь, не больше горошины.
– И это все? – недоверчиво спросил Питер.
– Мистер Макдермотт, клянусь вам, это все. Но герцогиня подняла такой шум… можно подумать, что я совершил убийство. Я извинился перед ними.
Схватил чистую салфетку, принес воду и хотел очистить пятно, но они и слышать ни о чем не желали. Подавай им самого мистера Трента…
– Мистера Трента нет в отеле.
Прежде чем делать выводы, надо выслушать и другую сторону, решил Питер. А пока он распорядился:
– Если на сегодняшний вечер у вас все дела закончены, идите-ка домой.
Придете завтра, вам скажут, что к чему.
Официант ушел, и Питер Макдермотт снова нажал на кнопку звонка. Лай собак возобновился, и дверь тотчас открылась – за ней стоял моложавый круглолицый человек в пенсне. Питер признал в нем секретаря герцога Кройдонского.
В ту же минуту из внутренних покоев раздался женский голос: «Кто там раззвонился? Скажите, чтобы прекратили трезвон». При всей категоричности тона, подумал Питер, голос весьма приятный, с хрипотцой, вызывающий интерес.
– Извините, – сказал Питер секретарю, – я думал, вы не слышите звонка. – Он представился и добавил:
– Насколько я понимаю, здесь недовольны нашим обслуживанием. Я пришел узнать, в чем дело.
– Но мы ждали мистера Трента, – сказал секретарь.
– Мистера Трента не бывает вечером в отеле.
Обмениваясь репликами, они прошли из коридора в холл – квадратное, со вкусом обставленное помещение с глубокой нишей, где стояли два мягких кресла и столик для телефона, а на стене висела гравюра Морриса Генри Хоббса, изображавшая Новый Орлеан стародавних времен. Двойные двери в коридор составляли одну из стен холла. В противоположной стене была приоткрыта дверь, ведущая в большую гостиную. Справа и слева тоже были двери, одна – в кухню, другая – в комнату, одновременно служившую кабинетом, спальней и гостиной, где в данный момент находился секретарь герцога Кройдонского. В две главные смежные спальни можно было пройти через кухню и через гостиную, – такое расположение было специально придумано для того, чтобы тайного посетителя при необходимости можно было незаметно впустить и вывести из спальни через кухню.
– А разве нельзя за ним послать? – Вопрос прозвучал неожиданно дверь гостиной отворилась, и на пороге предстала герцогиня с тремя бедлингтон-терьерами, крутившимися у ее ног. Резко щелкнув пальцами, она успокоила собак и, повернувшись к Питеру, вопрошающе взглянула на него. Он увидел красивое, с высокими скулами лицо, знакомое по тысячам фотографий.
Одета герцогиня была хотя и по-домашнему, но изысканно.
– Откровенно говоря, ваша светлость, я не предполагал, что вы хотите видеть непременно мистера Трента.
Серо-зеленые глаза смерили его с ног до головы.
– В отсутствие мистера Трента я ожидала, что ко мне придет кто-то из главных администраторов.
Питер невольно вспыхнул. Да, герцогиня Кройдонская отличалась потрясающей надменностью, но, как ни странно, в этой ее надменности было что-то удивительно привлекательное. Словно вспышка молнии высветила в памяти Питера одну фотографию – он видел ее в иллюстрированном журнале: герцогиня на жеребце берет высокий барьер. Пренебрегая опасностью, она безукоризненно владела собой, спокойная и величествриная. И сейчас у него было такое ощущение, будто он стоит у стремени, а герцогиня возвышается над ним, сидя на лошади.
– Я заместитель главного управляющего. Именно поэтому я и пришел лично узнать обо всем.
В пристально глядевших на него глазах мелькнула усмешка.
– А не слишком ли вы молоды для такой должности?
– Не думаю. Теперь довольно много молодых людей служат управляющими отелей.
Питер заметил, что секретарь незаметно исчез.
– Сколько же вам лет?
– Тридцать два.
Герцогиня улыбнулась. Когда ей хотелось – а в данный момент так оно и было, – лицо ее принимало оживленное, приветливое выражение. Видно, не так уж трудно, подумал Питер, осознать, что все говорят о твоем обаянии.
Герцогиня была лет на пять или на шесть старше его, хотя явно моложе герцога, которому было уже под пятьдесят.
– Вы что же, где-то учились? – спросила герцогиня.
– Да, у меня диплом Корнеллского университета – факультет управления отелями. До перехода сюда я работал заместителем управляющего в «Уолдорф-Астории». – Питер не без усилия произнес название отеля. Его так и подмывало добавить: «Оттуда меня выкинули с треском, внесли в черный список, и я уже не мог устроиться ни в одном из отелей, входящих в корпорацию. Еще счастье, что сумел найти работу в этом, независимом отеле». Но, конечно, ничего подобного он не сказал, ибо личные невзгоды это твое частное дело, хотя чей-то случайный вопрос и может разбередить старые, незажившие раны.
– Ну уж в «Уолдорфе» никогда бы не потерпели того, что произошло сегодня здесь, – заявила герцогиня.
– Уверяю вас, мадам, что в «Сент-Грегори» тоже не потерпят плохого обслуживания. – Точно мы играем в теннис, подумал Питер, когда мяч то и дело перелетает с одной половины порта на другую. Вот он сейчас возвратится ко мне.
– Плохого обслуживания?! А известно ли вам, что ваш официант вылил соус на моего мужа?
Преувеличение было столь явным, что Питер невольно удивился, зачем ей это нужно. Все это выглядело тем более странно, что отношения между отелем и Кройдонами были всегда хорошими.
– Я слышал, что произошла неприятность, по-видимому, из-за небрежности официанта. И пришел затем, чтобы от имени отеля принести вам извинения.
– Да, но это испортило нам весь вечер, – не унималась герцогиня. – Мы с мужем решили провести спокойно вечер одни, у себя в номере. Лишь на несколько минут вышли прогуляться – обошли квартал и вернулись ужинать. И вдруг такое!
Питер кивал головой, делая вид, будто сочувствует герцогине, но в душе ничего не понимал. Создавалось такое впечатление, будто она намеренно старается закрепить в его памяти этот инцидент.
– Может быть, если я принесу наши извинения герцогу… – предположил Макдермотт.
– В этом нет никакой необходимости, – резко оборвала его герцогиня.
Макдермотт только собрался откланяться, как дверь в гостиную, остававшаяся приоткрытой, резко распахнулась. На пороге стоял герцог.
В противоположность герцогине одет он был довольно небрежно, в смятой белой рубашке и брюках для смокинга. Глаза Питера Макдермотта невольно стали отыскивать злополучное пятно – ведь, по словам герцогини, официант «облил мужа соусом от креветок по-креольски». Наконец Макдермотт обнаружил его – крошечное, чуть заметное пятнышко, которое слуге ничего не стоило бы счистить. В просторной гостиной позади герцога был включен телевизор.
Лицо у герцога было красное, изборожденное морщинами – совсем другое, чем на фотографиях даже последнего времени. В руке он держал стакан с виски.
– О, извините, – произнес он слегка заплетающимся языком. И, обратившись к герцогине, добавил:
– Послушайте, старушка. Я, кажется, забыл сигареты в машине.
– Я сейчас дам вам сигареты, – обрезала его герцогиня. Тон ее исключал возможность дальнейшего разговора – герцог повернулся и ушел в гостиную. Сцена получилась гадкая, неприятная, а главное, непонятло было, отчего там вспылила герцогиня.
Повернувшись к Питеру, она рявкнула:
– Я требую, чтобы мистеру Тренту было доложено о происшествии, и будьте любезны довести до его сведения, что я жду от него личных извинений.
Совершенно ошарашенный, Питер вышел из апартаментов, и дверь плотно закрылась за ним.
Однако времени на раздумья у него не оказалось. В коридоре у двери Кройдонов его уже ждал посыльный, который перед этим отправился вместе с Кристиной на четырнадцатый этаж.
– Мистер Макдермотт, – взволнованно сказал он, – мисс Фрэнсис просит вас срочно зайти в тысяча четыреста тридцать девятый, и, пожалуйста, поскорей!
Минут за пятнадцать до этого, когда Питер Макдермотт, выйдя из лифта, направлялся к президентским апартаментам, посыльный с усмешечкой спросил Кристину:
– Собираетесь стать детективом, мисс Фрзнсис?
– Если бы начальник охраны был на месте, – ответила Кристина, – мне не пришлось бы этим заниматься.
Посыльный Джимми Дакуорт, коренастый лысеющий человек, у которого был женатый сын, работавший в бухгалтерии «Сент-Грегори», презрительно произнес:
– А, этот!
В этот момент лифт остановился на четырнадцатом этаже.
– Нам нужен тысяча четыреста тридцать девятый, Джимми, – сказала Кристина, и оба разом повернули направо. При этом у Кристины мелькнула мысль, что, хотя каждый из них и хорошо знаком с «географией» отеля, изучали они ее по-разному: посыльный исходил его вдоль и поперек, много лет сопровождая клиентов из вестибюля в номера; она же знала «Сент-Грегори» по планам каждого этажа, которые часто листала и которые запечатлелись в ее памяти.
Если бы пять лет тому назад, подумала Кристина, в университете штата Висконсин кто-нибудь спросил, чем будет заниматься через несколько лет Крис Фрэнсис, в то время двадцатилетняя способная студентка, увлекавшаяся иностранными языками, то даже человек с самой буйной фантазией не мог бы представить себе ее работающей в отеле в Новом Орлеане. В ту пору она мало что знала об этом городе и еще меньше интересовалась им. В школе она читала о том, как Луизиану откупили у Франции в начале девятнадцатого века и тогда же видела в театре "Трамвай «Желание» <пьеса известного американского драматурга Теннесси Уильямса, написанная в 1947 г.>. Но когда она переехала на Юг, оказалось, что ее представления об этих местах безнадежно устарели. Трамваи превратились в дизельные автобусы, а «Желанием» именовалась захолустная улица в восточной части города, куда туристы редко наведывались.
Наверно, она потому и поселилась в Новом Орлеане, что почти ничего не знала о нем. После того, что произошло в Висконсине, подавленная, не очень понимая, как жить дальше, она просто искала такое место, где бы ее никто не знал и она никого и ничего бы не знала. Знакомые вещи, прикосновение к ним, самый их вид вызывали в ее душе одну только боль, такую всепоглощающую, что она не проходила ни днем ни ночью. Как ни странно Кристина даже стыдилась этого, – она никогда не видела снов. Она только помнила в мельчайших деталях всю цепь событий того трагического дня в аэропорту Мэдисона. Она приехала туда проводить родных, улетавших в Европу. Перед ее глазами, как сейчас, стояла мать, веселая, возбужденная, с приколотой к костюму орхидеей, которую подруга прислала ей по почте с пожеланиями доброго пути; отец – благодушно настроенный и довольный тем, что целый месяц всеми реальными и выдуманными недугами его пациентов будет заниматься кто-то другой. Он еще курил трубку и, когда объявили посадку, выбил ее о свой каблук. Бэбс, старшая сестра Кристины, обняла ее, и даже Тони, который был на два года моложе и не переваривал проявления на людях каких-либо чувств, милостиво разрешил ей поцеловать себя.
– До свидания, Сарделька! – прокричали ей Бэбс и Тони.
Кристина только улыбнулась этому дурацкому прозвищу, которым брат и сестра любовно наградили ее, потому что она была серединкой в сандвиче, который они втроем составляли. Все, конечно, клятвенно обещали писать, хотя она должна была присоединиться к ним в Париже через две недели, после сдачи экзаменов. Наконец мать крепко обняла ее и велела беречь себя. А несколько минут спустя огромный турбовинтовой лаинер вырулил на взлетную полосу и с ревом величественно оторвался от земли, но не успел он взлететь, как накренился на крыло и штопором пошел вниз, – на миг все застлало облако пыли, затем пламя, и, наконец, на земле осталась лишь куча обломков – остатки машины и останки человеческие.
Это случилось пять лет тому назад. Через две-три недели Кристина уехала из штата Висконсин и больше никогда туда не возвращалась.
Ее шаги и шаги посыльного заглушал ковер, устилавший пол в коридоре.
Джимми Дакуорт, шедший чуть впереди, заметил вслух:
– Номер тысяча четыреста тридцать девятый! Знаю! Там живет престарелый джентльмен – мистер Уэллс. Дня два назад мы переселили его из угловой комнаты.
Впереди них в коридоре открылась дверь, и из комнаты вышел хорошо одетый мужчина лет сорока. Запирая за собою дверь и пряча ключ в карман, он замешкался: Кристина явно заинтересовала его. Он уже собрался было с ней заговорить, но посыльный чуть заметно покачал головой. Кристина, которая все это прекрасно заметила, решила, что ей, наверно, следует быть польщенной: ведь ее приняли за девицу, приходящую по вызову. А по слухам, Херби Чэндлер поставлял отменных красоток.
Когда они прошли мимо искателя приключений, Кристина спросила:
– А почему мистера Уэллса перевели в другой номер?
– Я слышал, мисс, будто тот, кто раньше жил в тысяча четыреста тридцать девятом, устроил скандал. Вот и решили поменять их местами.
Да, теперь Кристина вспомнила, что и прежде были жалобы на эту комнату. Она была расположена рядом со служебным лифтом и к тому же под полом там сходились все отопительные трубы отеля. В результате комната была шумная и невыносимо душная. В каждом отеле есть, по крайней мере, одна такая комната, – иногда ее даже называют «веселой» и сдают лишь в тех случаях, когда свободных номеров нет.
– Но почему же мистера Уэллса из приличного номера переселили сюда?
Посыльный пожал плечами.
– Об этом лучше спросите портье.
– Но ведь у вас на этот счет наверняка есть своя версия! – настаивала Кристина.
– Видите ли, по-моему, его переселили потому, что он никогда ни на что не жалуется. Этот джентльмен уже много лет останавливается в нашем отеле, и никто никогда не слышал от него ни единой жалобы. Так что, наверно, кое-кому захотелось поиздеваться над ним. – Джимми Дакуорт заметил, как Кристина в гневе поджала губы, и, помолчав, продолжал:
– Я слышал, что в ресторане ему дали столик рядом с кухонной дверью, куда до него никто не хотел садиться. А ему это вроде бы даже все равно.
Зато завтра кое-кому это будет совсем небезразлично, мрачно подумала Кристина. Уж она об этом позаботится. При одной мысли о том, что с их постоянным клиентом, к тому же человеком тихим и скромным, так возмутительно обошлись, она почувствовала, как свирепеет. Ну и прекрасно.
В отеле знают ее крутой нрав. До нее даже доходили слухи, будто некоторые считают, что ее сердитое лицо очень подходит к рыжим волосам. В большинстве случаев она все же сдерживалась, но иногда, стремясь добиться своего, проявляла характер.
Они завернули за угол и остановились у двери номера 1439. Посыльный постучал. Они ждали, прислушиваясь. Тишина. Джимми Дакуорт снова постучал, на этот раз громче. В ответ послышался слабый стонсначала еле слышный, он постепенно нарастал и вдруг умолк так же внезапно, как начался.
– Где запасной ключ? Открывайте дверь, быстрее!
1 2 3 4 5 6 7 8 9
Официант дважды глотнул воздух и, не отвечая на вопрос, вдруг быстро, умоляюще зашептал:
– Если я лишусь работы, мистер Макдермотт, мне тяжело будет в моем возрасте найти другую. – Он посмотрел на президентские апартаменты с выражением тревоги и одновременно возмущения. – Нельзя сказать, чтобы так уж трудно было их обслуживать, но вот сегодня вечером… Они всегда очень требовательны, но я никогда не жаловался, хоть и не получал чаевых.
Питер невольно улыбнулся. Английские аристократы редко дают на чай, видимо полагая, что обслуживать их – уже само по себе награда. Он перебил официанта:
– Вы мне так и не сказали…
– Сейчас, сейчас, мистер Макдермотт. – Питеру тяжело было смотреть на то, как волновался этот человек, годившийся ему в дедушки. – Это случилось примерно полчаса назад. Они заказали ужин – герцог и герцогиня: устрицы, шампанское, креветки по-креольски.
– Меня не интересует меню. Что произошло?
– Да все эти креветки, сэр. Когда я обносил их… Понимаете, за все годы я просто не помню, чтобы со мной такое случилось.
– Да говорите же наконец! – Питер краешком глаза наблюдал за дверью, чтобы прервать разговор, как только она откроется.
– Хорошо, мистер Макдермотт. Так вот, когда я обносил их этими креветками по-креольски, герцогиня вдруг встала из-за стола и, возвращаясь назад, толкнула меня под руку. Случись это с кем другим, я бы решил, что она сделала это нарочно.
– Какая чепуха!
– Я знаю, сэр, знаю. Ну и в результате, понимаете, на брюках у герцога оказалось пятнышко – клянусь, не больше горошины.
– И это все? – недоверчиво спросил Питер.
– Мистер Макдермотт, клянусь вам, это все. Но герцогиня подняла такой шум… можно подумать, что я совершил убийство. Я извинился перед ними.
Схватил чистую салфетку, принес воду и хотел очистить пятно, но они и слышать ни о чем не желали. Подавай им самого мистера Трента…
– Мистера Трента нет в отеле.
Прежде чем делать выводы, надо выслушать и другую сторону, решил Питер. А пока он распорядился:
– Если на сегодняшний вечер у вас все дела закончены, идите-ка домой.
Придете завтра, вам скажут, что к чему.
Официант ушел, и Питер Макдермотт снова нажал на кнопку звонка. Лай собак возобновился, и дверь тотчас открылась – за ней стоял моложавый круглолицый человек в пенсне. Питер признал в нем секретаря герцога Кройдонского.
В ту же минуту из внутренних покоев раздался женский голос: «Кто там раззвонился? Скажите, чтобы прекратили трезвон». При всей категоричности тона, подумал Питер, голос весьма приятный, с хрипотцой, вызывающий интерес.
– Извините, – сказал Питер секретарю, – я думал, вы не слышите звонка. – Он представился и добавил:
– Насколько я понимаю, здесь недовольны нашим обслуживанием. Я пришел узнать, в чем дело.
– Но мы ждали мистера Трента, – сказал секретарь.
– Мистера Трента не бывает вечером в отеле.
Обмениваясь репликами, они прошли из коридора в холл – квадратное, со вкусом обставленное помещение с глубокой нишей, где стояли два мягких кресла и столик для телефона, а на стене висела гравюра Морриса Генри Хоббса, изображавшая Новый Орлеан стародавних времен. Двойные двери в коридор составляли одну из стен холла. В противоположной стене была приоткрыта дверь, ведущая в большую гостиную. Справа и слева тоже были двери, одна – в кухню, другая – в комнату, одновременно служившую кабинетом, спальней и гостиной, где в данный момент находился секретарь герцога Кройдонского. В две главные смежные спальни можно было пройти через кухню и через гостиную, – такое расположение было специально придумано для того, чтобы тайного посетителя при необходимости можно было незаметно впустить и вывести из спальни через кухню.
– А разве нельзя за ним послать? – Вопрос прозвучал неожиданно дверь гостиной отворилась, и на пороге предстала герцогиня с тремя бедлингтон-терьерами, крутившимися у ее ног. Резко щелкнув пальцами, она успокоила собак и, повернувшись к Питеру, вопрошающе взглянула на него. Он увидел красивое, с высокими скулами лицо, знакомое по тысячам фотографий.
Одета герцогиня была хотя и по-домашнему, но изысканно.
– Откровенно говоря, ваша светлость, я не предполагал, что вы хотите видеть непременно мистера Трента.
Серо-зеленые глаза смерили его с ног до головы.
– В отсутствие мистера Трента я ожидала, что ко мне придет кто-то из главных администраторов.
Питер невольно вспыхнул. Да, герцогиня Кройдонская отличалась потрясающей надменностью, но, как ни странно, в этой ее надменности было что-то удивительно привлекательное. Словно вспышка молнии высветила в памяти Питера одну фотографию – он видел ее в иллюстрированном журнале: герцогиня на жеребце берет высокий барьер. Пренебрегая опасностью, она безукоризненно владела собой, спокойная и величествриная. И сейчас у него было такое ощущение, будто он стоит у стремени, а герцогиня возвышается над ним, сидя на лошади.
– Я заместитель главного управляющего. Именно поэтому я и пришел лично узнать обо всем.
В пристально глядевших на него глазах мелькнула усмешка.
– А не слишком ли вы молоды для такой должности?
– Не думаю. Теперь довольно много молодых людей служат управляющими отелей.
Питер заметил, что секретарь незаметно исчез.
– Сколько же вам лет?
– Тридцать два.
Герцогиня улыбнулась. Когда ей хотелось – а в данный момент так оно и было, – лицо ее принимало оживленное, приветливое выражение. Видно, не так уж трудно, подумал Питер, осознать, что все говорят о твоем обаянии.
Герцогиня была лет на пять или на шесть старше его, хотя явно моложе герцога, которому было уже под пятьдесят.
– Вы что же, где-то учились? – спросила герцогиня.
– Да, у меня диплом Корнеллского университета – факультет управления отелями. До перехода сюда я работал заместителем управляющего в «Уолдорф-Астории». – Питер не без усилия произнес название отеля. Его так и подмывало добавить: «Оттуда меня выкинули с треском, внесли в черный список, и я уже не мог устроиться ни в одном из отелей, входящих в корпорацию. Еще счастье, что сумел найти работу в этом, независимом отеле». Но, конечно, ничего подобного он не сказал, ибо личные невзгоды это твое частное дело, хотя чей-то случайный вопрос и может разбередить старые, незажившие раны.
– Ну уж в «Уолдорфе» никогда бы не потерпели того, что произошло сегодня здесь, – заявила герцогиня.
– Уверяю вас, мадам, что в «Сент-Грегори» тоже не потерпят плохого обслуживания. – Точно мы играем в теннис, подумал Питер, когда мяч то и дело перелетает с одной половины порта на другую. Вот он сейчас возвратится ко мне.
– Плохого обслуживания?! А известно ли вам, что ваш официант вылил соус на моего мужа?
Преувеличение было столь явным, что Питер невольно удивился, зачем ей это нужно. Все это выглядело тем более странно, что отношения между отелем и Кройдонами были всегда хорошими.
– Я слышал, что произошла неприятность, по-видимому, из-за небрежности официанта. И пришел затем, чтобы от имени отеля принести вам извинения.
– Да, но это испортило нам весь вечер, – не унималась герцогиня. – Мы с мужем решили провести спокойно вечер одни, у себя в номере. Лишь на несколько минут вышли прогуляться – обошли квартал и вернулись ужинать. И вдруг такое!
Питер кивал головой, делая вид, будто сочувствует герцогине, но в душе ничего не понимал. Создавалось такое впечатление, будто она намеренно старается закрепить в его памяти этот инцидент.
– Может быть, если я принесу наши извинения герцогу… – предположил Макдермотт.
– В этом нет никакой необходимости, – резко оборвала его герцогиня.
Макдермотт только собрался откланяться, как дверь в гостиную, остававшаяся приоткрытой, резко распахнулась. На пороге стоял герцог.
В противоположность герцогине одет он был довольно небрежно, в смятой белой рубашке и брюках для смокинга. Глаза Питера Макдермотта невольно стали отыскивать злополучное пятно – ведь, по словам герцогини, официант «облил мужа соусом от креветок по-креольски». Наконец Макдермотт обнаружил его – крошечное, чуть заметное пятнышко, которое слуге ничего не стоило бы счистить. В просторной гостиной позади герцога был включен телевизор.
Лицо у герцога было красное, изборожденное морщинами – совсем другое, чем на фотографиях даже последнего времени. В руке он держал стакан с виски.
– О, извините, – произнес он слегка заплетающимся языком. И, обратившись к герцогине, добавил:
– Послушайте, старушка. Я, кажется, забыл сигареты в машине.
– Я сейчас дам вам сигареты, – обрезала его герцогиня. Тон ее исключал возможность дальнейшего разговора – герцог повернулся и ушел в гостиную. Сцена получилась гадкая, неприятная, а главное, непонятло было, отчего там вспылила герцогиня.
Повернувшись к Питеру, она рявкнула:
– Я требую, чтобы мистеру Тренту было доложено о происшествии, и будьте любезны довести до его сведения, что я жду от него личных извинений.
Совершенно ошарашенный, Питер вышел из апартаментов, и дверь плотно закрылась за ним.
Однако времени на раздумья у него не оказалось. В коридоре у двери Кройдонов его уже ждал посыльный, который перед этим отправился вместе с Кристиной на четырнадцатый этаж.
– Мистер Макдермотт, – взволнованно сказал он, – мисс Фрэнсис просит вас срочно зайти в тысяча четыреста тридцать девятый, и, пожалуйста, поскорей!
Минут за пятнадцать до этого, когда Питер Макдермотт, выйдя из лифта, направлялся к президентским апартаментам, посыльный с усмешечкой спросил Кристину:
– Собираетесь стать детективом, мисс Фрзнсис?
– Если бы начальник охраны был на месте, – ответила Кристина, – мне не пришлось бы этим заниматься.
Посыльный Джимми Дакуорт, коренастый лысеющий человек, у которого был женатый сын, работавший в бухгалтерии «Сент-Грегори», презрительно произнес:
– А, этот!
В этот момент лифт остановился на четырнадцатом этаже.
– Нам нужен тысяча четыреста тридцать девятый, Джимми, – сказала Кристина, и оба разом повернули направо. При этом у Кристины мелькнула мысль, что, хотя каждый из них и хорошо знаком с «географией» отеля, изучали они ее по-разному: посыльный исходил его вдоль и поперек, много лет сопровождая клиентов из вестибюля в номера; она же знала «Сент-Грегори» по планам каждого этажа, которые часто листала и которые запечатлелись в ее памяти.
Если бы пять лет тому назад, подумала Кристина, в университете штата Висконсин кто-нибудь спросил, чем будет заниматься через несколько лет Крис Фрэнсис, в то время двадцатилетняя способная студентка, увлекавшаяся иностранными языками, то даже человек с самой буйной фантазией не мог бы представить себе ее работающей в отеле в Новом Орлеане. В ту пору она мало что знала об этом городе и еще меньше интересовалась им. В школе она читала о том, как Луизиану откупили у Франции в начале девятнадцатого века и тогда же видела в театре "Трамвай «Желание» <пьеса известного американского драматурга Теннесси Уильямса, написанная в 1947 г.>. Но когда она переехала на Юг, оказалось, что ее представления об этих местах безнадежно устарели. Трамваи превратились в дизельные автобусы, а «Желанием» именовалась захолустная улица в восточной части города, куда туристы редко наведывались.
Наверно, она потому и поселилась в Новом Орлеане, что почти ничего не знала о нем. После того, что произошло в Висконсине, подавленная, не очень понимая, как жить дальше, она просто искала такое место, где бы ее никто не знал и она никого и ничего бы не знала. Знакомые вещи, прикосновение к ним, самый их вид вызывали в ее душе одну только боль, такую всепоглощающую, что она не проходила ни днем ни ночью. Как ни странно Кристина даже стыдилась этого, – она никогда не видела снов. Она только помнила в мельчайших деталях всю цепь событий того трагического дня в аэропорту Мэдисона. Она приехала туда проводить родных, улетавших в Европу. Перед ее глазами, как сейчас, стояла мать, веселая, возбужденная, с приколотой к костюму орхидеей, которую подруга прислала ей по почте с пожеланиями доброго пути; отец – благодушно настроенный и довольный тем, что целый месяц всеми реальными и выдуманными недугами его пациентов будет заниматься кто-то другой. Он еще курил трубку и, когда объявили посадку, выбил ее о свой каблук. Бэбс, старшая сестра Кристины, обняла ее, и даже Тони, который был на два года моложе и не переваривал проявления на людях каких-либо чувств, милостиво разрешил ей поцеловать себя.
– До свидания, Сарделька! – прокричали ей Бэбс и Тони.
Кристина только улыбнулась этому дурацкому прозвищу, которым брат и сестра любовно наградили ее, потому что она была серединкой в сандвиче, который они втроем составляли. Все, конечно, клятвенно обещали писать, хотя она должна была присоединиться к ним в Париже через две недели, после сдачи экзаменов. Наконец мать крепко обняла ее и велела беречь себя. А несколько минут спустя огромный турбовинтовой лаинер вырулил на взлетную полосу и с ревом величественно оторвался от земли, но не успел он взлететь, как накренился на крыло и штопором пошел вниз, – на миг все застлало облако пыли, затем пламя, и, наконец, на земле осталась лишь куча обломков – остатки машины и останки человеческие.
Это случилось пять лет тому назад. Через две-три недели Кристина уехала из штата Висконсин и больше никогда туда не возвращалась.
Ее шаги и шаги посыльного заглушал ковер, устилавший пол в коридоре.
Джимми Дакуорт, шедший чуть впереди, заметил вслух:
– Номер тысяча четыреста тридцать девятый! Знаю! Там живет престарелый джентльмен – мистер Уэллс. Дня два назад мы переселили его из угловой комнаты.
Впереди них в коридоре открылась дверь, и из комнаты вышел хорошо одетый мужчина лет сорока. Запирая за собою дверь и пряча ключ в карман, он замешкался: Кристина явно заинтересовала его. Он уже собрался было с ней заговорить, но посыльный чуть заметно покачал головой. Кристина, которая все это прекрасно заметила, решила, что ей, наверно, следует быть польщенной: ведь ее приняли за девицу, приходящую по вызову. А по слухам, Херби Чэндлер поставлял отменных красоток.
Когда они прошли мимо искателя приключений, Кристина спросила:
– А почему мистера Уэллса перевели в другой номер?
– Я слышал, мисс, будто тот, кто раньше жил в тысяча четыреста тридцать девятом, устроил скандал. Вот и решили поменять их местами.
Да, теперь Кристина вспомнила, что и прежде были жалобы на эту комнату. Она была расположена рядом со служебным лифтом и к тому же под полом там сходились все отопительные трубы отеля. В результате комната была шумная и невыносимо душная. В каждом отеле есть, по крайней мере, одна такая комната, – иногда ее даже называют «веселой» и сдают лишь в тех случаях, когда свободных номеров нет.
– Но почему же мистера Уэллса из приличного номера переселили сюда?
Посыльный пожал плечами.
– Об этом лучше спросите портье.
– Но ведь у вас на этот счет наверняка есть своя версия! – настаивала Кристина.
– Видите ли, по-моему, его переселили потому, что он никогда ни на что не жалуется. Этот джентльмен уже много лет останавливается в нашем отеле, и никто никогда не слышал от него ни единой жалобы. Так что, наверно, кое-кому захотелось поиздеваться над ним. – Джимми Дакуорт заметил, как Кристина в гневе поджала губы, и, помолчав, продолжал:
– Я слышал, что в ресторане ему дали столик рядом с кухонной дверью, куда до него никто не хотел садиться. А ему это вроде бы даже все равно.
Зато завтра кое-кому это будет совсем небезразлично, мрачно подумала Кристина. Уж она об этом позаботится. При одной мысли о том, что с их постоянным клиентом, к тому же человеком тихим и скромным, так возмутительно обошлись, она почувствовала, как свирепеет. Ну и прекрасно.
В отеле знают ее крутой нрав. До нее даже доходили слухи, будто некоторые считают, что ее сердитое лицо очень подходит к рыжим волосам. В большинстве случаев она все же сдерживалась, но иногда, стремясь добиться своего, проявляла характер.
Они завернули за угол и остановились у двери номера 1439. Посыльный постучал. Они ждали, прислушиваясь. Тишина. Джимми Дакуорт снова постучал, на этот раз громче. В ответ послышался слабый стонсначала еле слышный, он постепенно нарастал и вдруг умолк так же внезапно, как начался.
– Где запасной ключ? Открывайте дверь, быстрее!
1 2 3 4 5 6 7 8 9