Стерео действительно показывало марсиан и с Бонфортом, и без. И я
обнаружил, что вполне могу смотреть на них без всякого страха или
отвращения. Внезапно до меня дошло, что я с удовольствием смотрю на них! Я
ахнул от удивления, и доктор Чапек остановил запись.
- Беспокоит?
- Док! Вы... загипнотизировали меня?!
- Э-э... С вашего разрешения...
- Но я же не поддаюсь гипнозу!
- Очень жаль.
- А... а вы все же ухитрились! Не такой уж я чайник, чтобы не понять.
Давайте еще разок эти кадры - никак не могу поверить...
Он вновь пустил запись. Я смотрел и изумлялся. Марсиане, оказывается,
совсем не отвратительны! И не безобразны ничуть - на самом деле они
причудливо-грациозны, точь-в-точь китайские пагоды! На людей, конечно, не
похожи, но ведь самые привлекательные в мире создания - райские птицы -
вообще не имеют ничего общего с людьми!
Теперь я понимал, что ложнолапы их могут быть весьма выразительными,
а их будто бы неловкие движения очень напоминают неуклюжее дружелюбие
щенка. Теперь я понимал, что всю жизнь видел их в кривом зеркале
отвращения и страха.
Конечно, соображал я, надо еще привыкнуть к их запаху... И тут
почувствовал, что изображения... пахнут! Я ни с чем не спутал бы этот
запах, но он меня нисколько не раздражал! Даже нравился!
- Доктор, - поспешно спросил я, - в этом аппарате есть синтезатор
запахов?
- М-мм... Скорее всего - нет. Ведь мы - на яхте; каждый грамм лишнего
веса, знаете...
- Но как же так? Я отчетливо чувствую запах!
- Ах да, - он несколько смутился, - видите ли, юноша, я проделал с
вами одну вещь; надеюсь, она не причинит вам неудобств...
- Сэр?..
- Понимаете, копаясь в вашей черепушке, я выяснил основную причину
подсознательной неприязни к марсианам. Причина сия - запах их тела. У нас
нет времени браться за это всерьез, и я задал вам самое тривиальное
смещение. Попросил у Пенни - та девушка, что была с вами до меня - на
время ее духи и... Боюсь, что с этого момента, юноша, марсиане будут для
вас пахнуть, словно веселые дома в Париже. Было бы время, я взял бы аромат
попроще - скажем, спелую землянику, или горячие оладьи с патокой. Но
времени не было; пришлось... хм... сымпровизировать.
Я принюхался. Да, очень похоже на аромат дорогих духов - и все же,
черт побери, запах принадлежал марсианам.
- Что ж, пахнет приятно.
- И не могло быть иначе.
- Но вы же сюда целый флакон извели! Каюта пропахла насквозь.
- Как?.. Отнюдь. Я лишь подержал у вашего носа пробку полчаса назад.
А затем вернул духи Пенни, она их унесла.
Доктор потянул носом.
- Никакого запаха. На этикетке было написано: "Вожделение джунглей".
На мой вкус, мускуса многовато. Я обвинил Пенни в том, что она задумала
свести всю команду с ума, но она лишь посмеялась надо мной.
Он повернул выключатель; изображение пропало.
- На сегодня - достаточно. Я хочу заняться с вами кое-чем, более
полезным.
Стоило ему выключить проектор - и запах пропал. Ну точно как при
выключении синтезатора! Я вынужден был признать, что запах существует лишь
в моем воображении. Правда, я-то способен убедить себя в чем угодно - я
ведь, как-никак, актер.
Через несколько минут вернулась Пенни, благоухающая, словно
марсианин.
Я просто влюбился в этот аромат.

4
Мое обучение в гостиной мистера Бонфорта продолжалось до самого
торможения. Все это время я ни минуты не спал - сон под гипнозом не в счет
- да и не чувствовал такой необходимости. Мне постоянно помогали док Чапек
или Пенни. К счастью, имелась масса фотоснимков и записей с Бонфортом -
этого добра, слава богу, у любого политика навалом. К тому же со мной были
те, кто очень хорошо его знал. Словом, материала хватало - вопрос был в
том, сколько я в состоянии - под гипнозом или без - усвоить.
Не помню, когда именно я избавился от неприязни к Бонфорту. Чапек
уверял - и я склонен верить - что этого он мне под гипнозом не внушал.
Больше я не возвращался к этой теме - в вопросах врачебной этики доктор
был исключительно щепетилен. Как врач и гипнотерапевт, он заслуживал
всяческого доверия.
По-моему, дело тут в следующем: вжиться в роль человека, вызывающего
отвращение, невозможно. Похоже, мне понравился бы и Джек-Потрошитель, если
б я его задумал сыграть. Судите сами - вживаясь в роль, полностью
отождествляешь себя с персонажем. Вы становитесь им! А человек - либо себе
нравится, либо кончает самоубийством - тут уж одно из двух.
Говорят: "Понять - значит простить". А я начал понимать Бонфорта.
Когда началось торможение, мы получили обещанный Дэком отдых при
нормальном притяжении. В невесомости мы не провели ни минуты: вместо того,
чтобы выключить двигатели - чего космачи очень не любят, - команда
проделала, по словам Дэка, "косой поворот на 180 градусов". Двигатели при
этом работали на полную катушку, и маневр сей довольно удачно обманывал
ваш вестибулярный аппарат.
Не помню, как этот эффект называется. То ли Кориолана, то ли
Кориолиса.
Вообще я мало знаю о космических кораблях. Те, что могут стартовать
прямо с планеты, космачи презрительно зовут "самоварами" - за густую струю
пара или водорода из сопел. Однако они - самые настоящие ракеты, и
двигатели их тоже работают на ядерном топливе - в смысле, котел им
подогревают, или еще что. Хотя космачи их за корабли не считают.
Планетолеты же, вроде "Тома Пейна" замечательны, как мне объяснили, тем,
что работают на каком-то Е, равном мс-квадрат, а может, М, равном
ес-квадрат... Знаете, наверное: то самое, которое Эйнштейн изобрел.
Дэк из кожи вон лез, пытаясь мне все это втолковать. Тем, кого
заботят подобные штуки, вероятно, было бы весьма любопытно, однако не
понимаю, для чего джентльмену такие вещи? По-моему, стоит научникам
выдумать свой очередной "закон" - и жить на свете становится гораздо
сложнее. Плохо нам что ли было без всего этого?!
Нормальная гравитация продолжалась часа два. Меня провели в кабинет
Бонфорта, где я занялся лицом и костюмом. Теперь окружающие называли меня
не иначе, как "мистер Бонфорт", или "шеф", или (это - док Чапек) -
"Джозеф", желая облегчить мне перевоплощение.
И только Пенни... Она просто физически не могла звать меня мистером
Бонфортом. Она старалась изо всех сил, но ничего не выходило. Впрочем, и
без очков было видно, Пенни - классическая
тайно-и-безнадежно-влюбленная-в-своего-босса-секретарша. И меня здесь она
воспринимала с глубочайшей, никак не объяснимой, но вполне естественной
горечью. Сей факт не давал покоя ни ей, ни мне, тем более - я находил ее
весьма привлекательной. Ни один человек не способен ни на что путное, если
рядом женщина, которая его презирает. Сам я для Пенни ничего худого не
желал - мне было просто жаль ее. И все же такая обстановка порядком
надоедала.
Наконец подоспело время для генеральной репетиции. На "Томе Пейне"
далеко не все знали, что я вовсе не Бонфорт. Не могу судить, кто знал, а
кто нет, но выходить из роли и задавать вопросы мне позволялось только при
Дэке, докторе или Пенни. Еще - почти наверняка - знал обо всем управляющий
Бонфорта, мистер Вашингтон, но он ни разу не подал вида. Это был пожилой,
худощавый мулат. Лицо его, с плотно сжатыми губами, здорово напоминало лик
статуи католического святого. Было еще двое посвященных, но не на "Томе
Пейне" Они оставались на борту "Рискуй" и обеспечивали тыл, взяв в свои
руки пресс-релизы и текущие дела. Одного звали Билл Корпсмен, он занимался
связью с прессой, другого - Роджер Клифтон. Не знаю, как описать словами
деятельность последнего. Политический представитель? Вы, может, помните, в
бытность Бонфорта премьер-министром Клифтон занимал пост министра без
портфеля? Однако это еще ни о чем не говорит. А положение было таково:
Бонфорт разрабатывал, а Клифтон - осуществлял.
Эти пятеро должны были быть в курсе, возможно знал кто-то еще - меня
на этот счет не предупредили. Остальной персонал и команда "Тома Пейна"
наверняка заметили некоторую странность происходящего, но совсем не
обязательно им было знать, что к чему. Прибытие мое видела куча народу, но
в облике Бенни Грея. А в следующий раз я появился перед ними уже как
Бонфорт.
Кто-то из посвященных сообразил запастись настоящим гримом, но я им
почти не пользовался. Вблизи "штукатурку" очень легко заметить - даже
силикоплоть по фактуре слишком уж отличается от кожи. Поэтому я лишь
наложил несколько мазков "полупрозрачного", и поверху - "надел" лицо
Бонфорта. Пришлось пожертвовать большей частью моих волос, после чего док
Чапек затормозил их рост, но это все вздор, актеру и так постоянно
приходится пользоваться париками. Кроме того, я был уверен - этот
ангажемент обеспечит меня на всю оставшуюся жизнь, и подумывал уже, не
провести ли остаток дней в праздности.
С другой стороны, меня одолевало сомнение, таким ли уж длинным выйдет
этот "остаток". Помните старую, мудрую пословицу - о парне, который
чересчур много знал, и еще одну - насчет неразговорчивости покойника? Но,
по чести сказать, я начал доверять этим людям. Сами по себе они
рассказывали о Бонфорте больше, чем все пленки и фото, вместе взятые!
Политический деятель - не просто некая человеческая фигура, это - люди,
сплотившиеся и поддерживающие его, так я понимаю. Если бы Бонфорт не был
достойным человеком, рядом с ним никогда не сложилось бы такой команды,
как эта.
Наибольшей проблемой оказался марсианский язык. Как большинство
актеров, я в свое время нахватал понемногу - марсианский, венерианский,
наречия спутников Юпитера - хватит, чтоб выдать пару слов перед камерой
или на сцене. Но эти "раскатистые", или - "дрожащие", согласные... Наши
голосовые связки далеко не так универсальны, как мембраны у марсиан. А
транскрипция этих звуков привычным для нас алфавитом - "ккк", "жжж", или
там "ррр" - имеет столько же общего с их настоящим звучанием, как "г" в
слове "гну" - со щелчком на вдохе, который произносят в этом слове банту.
А "жжж", в частности, ближе всего к приветственному улюлюканью в Бронксе.
Счастье еще, что Бонфорт не блистал способностью к языкам, а я
все-таки профессиональный актер и довольно легко подражаю как пиле,
которая наткнулась на гвоздь, так и курице, которую подняли с насеста.
Марсианский же я должен был освоить лишь в той мере, в какой владел им
Бонфорт. Он изучал язык, компенсируя недостаток способности трудолюбием:
все, что заучивал, непременно писал на пленку и по записи исправлял
ошибки.
Таким образом, я получил возможность работать над его ошибками с
проектором и Пенни, которая отвечала на вопросы.
Земные языки делятся на четыре группы: флективные, как
англо-американский, аморфные, вроде китайского, агглютинативные, например,
турецкий, и полисинтетические, скажем, эскимосский. К последним теперь
относят и инопланетные - такие странные и непривычные, что порой
совершенно не поддаются человеческому восприятию. Чего стоит один
"неповторяющийся", или "прогрессирующий" венерианский... По сравнению с
ним марсианский еще ничего - он хоть по форме похож на земные. Бэзик-Марс,
деловой язык, по типу относится к корневым и содержит простые, конкретные
понятия - вроде приветствия: "Рад видеть тебя". Гранд-Марс полисинтетичен
и включает в себя массу оттенков для выражения сложнейших отношений в их
традиционной системе поощрений и взысканий, обязанностей и обязательств.
Для Бонфорта он оказался почти непосильным; Пенни рассказывала, что
марсианские точечные тексты Бонфорт читал достаточно бегло, но
разговорный... На нем он мог изъясняться лишь сотней-другой фраз.
И пришлось же мне попотеть, братцы, чтобы овладеть этой парой сотен!
Но Пенни доставалось еще больше, чем мне. Они с Дэком говорили
немного по-марсиански, однако репетиторство целиком легло на нее. Дэк все
время был занят в контрольной рубке: со смертью Джока ему приходилось
тянуть за двоих. Последние миллионы миль до Марса мы шли под одним g, и за
все это время он к нам ни разу не заглянул. Я же, с помощью Пенни, зубрил
церемониал усыновления.
Я как раз завершил изучение своей предстоящей речи. Произнеся ее, я
должен был стать полноправным членом Гнезда Кккаха. По духу она вряд ли
отличалась от той, какую правоверные иудейские юноши читают, налагая на
себя бремя мужчины, но была отточена и стройна, словно, по меньшей мере,
монолог Гамлета. Я прочел ее с характерными ошибками и мимикой Бонфорта, а
закончив, спросил:
- Ну как?
- Очень хорошо, - серьезно ответила Пенни.
- Спасибо, Хохолок.
Выражение это я почерпнул из записей с уроками языка. Так Бонфорт
называл Пенни, когда бывал в настроении. У меня вышло точно как у него.
- Не смейте так меня называть!
Я с откровенным недоумением взглянул на нее, все еще выдерживая роль:
- Пенни, малышка, что с тобой?!
- Не смейте меня больше так называть! Вы - обманщик! Трепач! Вы...
актер!
Она вскочила и бросилась было бежать, но у двери остановилась. Не
поворачиваясь ко мне, она зажала лицо руками; плечи ее при каждом всхлипе
вздрагивали.
Пришлось напрячься, чтобы снова вернуть свой облик - я подобрал
живот, сменил выражение лица Бонфорта на мое собственное и моим же
собственным голосом произнес:
- Мисс Рассел!
Она прекратила плач, обернулась и раскрыла от удивления рот. Уже в
собственном облике я предложил:
- Вернитесь и сядьте.
Похоже, она хотела мне возразить, но передумала и медленно прошла к
своему месту. Присела, зажала руки между коленями, на лице ее просто
написано было: "Я с тобой больше не играю!" Точь-в-точь маленькая,
капризная девочка...
Выдержав паузу, я мягко заметил:
- Да, мисс Рассел, именно актер. Это что, повод орать на меня?
Она упрямо молчала.
- Именно как актер, я здесь. И именно для актерской работы. И вы
знаете, кому из нас это нужно. И знаете, что нанят я был с помощью
надувательства - если б сразу узнал, что придется делать - пальцем бы не
шевельнул; по мне - уж лучше с голоду подыхать. Я подобные дела ненавижу
гораздо сильней, чем вы ненавидите меня в этом качестве. И, знаете ли,
несмотря на вдохновенные заверения капитана Бродбента, вовсе не думаю, что
смогу выкрутиться из этой истории, не попортив шкуры. А шкуру свою я люблю
до неприличия - она у меня единственная. Послушайте, более, чем уверен, -
знаю, отчего вам тяжело со мной примириться. Но - верно это или нет -
какого черта вы еще осложняете мне работу? Чем я-то виноват?
Ответила она еле слышно.
- Что? - переспросил я.
- Это нечестно! Это... чудовищно!
Я вздохнул.
- Точно. И более того - абсолютно невозможно, когда тебе не помогают
другие. Так что зовите капитана Бродбента и скажите ему: с этим делом пора
завязывать.
Пенни так и вскинулась:
- Нет, нет! Мы не можем все бросить!
- Отчего бы это? Гораздо лучше сразу выкинуть все из головы, чем
продолжать и заведомо сесть в лужу. Какая уж работа в такой обстановке...
Или я не прав?
- Но... но... Мы должны!.. Мы вынуждены!
- Что значит "вынуждены", мисс Рассел? Политические игрища? Вот уж
чем никогда не интересовался. И не уверен, что вы действительно настолько
поглощены этим занятием. Ну, так почему же мы должны?
- Потому что... Потому, что он...
Слова ее прервал приглушенный всхлип. Подойдя, я опустил руку ей на
плечо:
- Я знаю. Потому, что, если мы бросим, - все, что он создавал годами,
пойдет, извиняюсь, псу под хвост. Потому, что он не может сделать этого
сам, и его товарищи скрывают сей факт, пытаясь провернуть все за него.
Потому, что соратники верны ему! Потому, что вы верны ему! И все же вам
больно оттого, что кто-то занимает место, принадлежащее ему по праву!
Кроме этого, вы с ума сходите от горя и неизвестности! Так?!
- Т...так...
Я еле расслышал ответ. Взяв ее за подбородок, приподнял лицо:
- И я знаю, отчего тебе так тяжело видеть меня на его месте. Ты
любишь его! Но ведь для него я делаю все, на что способен! К черту,
женщина! И ты еще мешаешь меня с грязью?! Ты хочешь, чтоб мне было в
десять раз тяжелей?!
Пенни была потрясена. Похоже, она собиралась закатить мне оплеуху, но
вместо этого, запинаясь, проговорила:
- Простите... Простите меня, пожалуйста... Я... я не буду так больше.
Отпустив ее подбородок, я бодро сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19