А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


На это предложение откликнулся лорд Кимберли, который, не затрагивая вопроса о выводе войск, предложил, при условии расформирования бурской армии, назначить комиссию, обладающую широкими полномочиями, для разработки программы по «урегулированию проблем на постоянной дружеской основе». Телеграмма заканчивалась следующим словами: «Добавлю, что в случае принятия нашего предложения вам дается право выразить свое согласие на прекращение боевых действий с нашей стороны». Телеграмма была отправлена генералу Вуду, так как буры прервали связь с Дж. Колли.
19 февраля в ответе сэра Колли звучат слова крайнего недоумения по поводу взятого правительством политического курса: «Последняя часть вашей телеграммы Вуду непонятна. Боевых действий не может быть, если нет сопротивления, а мне, что же, следует оставить Лейнгс Нэк на территории Наталя в руках буров, а также наши гарнизоны, которые изолированы и нуждаются в продовольствии, или же захватить первый и бросить последних?»
Лорд Кимберли поспешно отправляет телеграмму, в которой советует предоставить гарнизонам возможность обеспечивать самих себя, так как «правительство считает, что вам не следует идти на помощь гарнизонам или захватывать Лейнгс Нэк в случае успешного хода переговоров».
Становится очевидным, что смысл заявления об отстаивании прав ее величества принимает с каждым разом все более расплывчатые формы; теперь оно уже предусматривает право буров на сохранение своих позиций в колонии Наталь.
Между тем президент Бранд и лорд Кимберли ежедневно обменивались любезными посланиями, в конце каждого из которых стояло либо «выражаю искреннюю признательность лорду Кимберли», либо «премного благодарен президенту Бранду за выражение дружеских чувств», а 21 февраля через сэра Колли была передана следующая телеграмма: «Выражаю надежду на мирное урегулирование путем переговоров, проведение которых можно ускорить в том случае, если кто-нибудь на месте, поддерживающий дружеские отношения с обеими сторонами, мог бы путем личных контактов попытаться разрядить обстановку. С большим желанием оказать услуги правительству ее величества, господам Крюгеру, Преториусу и Жуберу». Нет необходимости говорить, что эти услуги были приняты.
Однако вскоре, а именно 27 февраля, сэром Джорджем Колли был предпринят последний шаг и взята гора Маюба. Его поражение и гибель на какое-то время приостановили ход мирных переговоров, а в Наталь был отправлен крупный отряд подкрепления под командованием сэра Фредерика Робертса. Как следствие этой трагедии бурские лидеры почувствовали себя увереннее, в их поведении появилось больше надменности и высокомерия, тогда как представители британского правительства стали более уступчивыми, великодушными, что особенно проявилось в ходе переговоров.
Так, 2 марта буры через президента Бранда и сэра Ивлина Вуда информируют министра по делам колоний о своем желании приступить к переговорам, но при этом отказываются сложить оружие. Сэр Ивлин Вуд, которому политическая линия английского правительства, по всей видимости, была не по душе, телеграфирует о своем намерении вступить в сражение с бурами и разбить их наголову, «учитывая те беды, которые они причинили нам», и просит полномочий «в случае крайней необходимости» даровать жизнь и имущество их лидерам, но при условии их выдворения из страны. В ответной телеграмме лорд Кимберли сообщает ему о решении правительства ее величества амнистировать всех и каждого, за исключением лиц, виновных в совершении актов, противоречащих правилам ведения войны между цивилизованными государствами, а также о назначении комиссии по урегулированию спорных вопросов и «готовности вступить в мирные переговоры с любым представителем от буров».
Вот так, в конечном итоге, были восстановлены права ее величества в Трансваале.
Нельзя сказать, что это был кульминационный момент в ходе разворачивающихся событий, да и устроено все было по непривычной для англичан схеме, но если учитывать сложившуюся обстановку и известную предвзятость тех, кто принимал участие в переговорах, то на большее, пожалуй, и не следовало рассчитывать.
По всей видимости, предпринимая подобные действия, правительство не было свободно в своем выборе; не следует думать, что оно поступило таким образом именно потому, что считало свои действия правильными или даже мудрыми, ибо в таком случае к ним невозможно было бы относиться иначе как к людям с очень низким уровнем интеллекта, каковыми они, безусловно же, не являются.
Бесспорно, никакие здравомыслящие люди, после серьезных раздумий принявшие решение во что бы то ни стало сохранить территорию Трансвааля за Великобританией и заявившие после того, как на этой территории вспыхнуло восстание, о сохранении там полномочий ее величества, не стали бы ставить себя в дурацкое положение, решив безоговорочно и фактически по своей собственной воле оставить страну и всех подданных ее королевского величества, проживающих там, на произвол судьбы. Нельзя сказать, что они недооценивали ситуацию в целом, поскольку если до начала войны были причины сохранить Трансвааль под юрисдикцией королевы, то уж тем более таких причин стало больше чем достаточно после развязывания боевых действий и трех нанесенных нам сокрушительных поражений, которые – и это они прекрасно понимали – нельзя было оставлять безнаказанными; в противном случае это катастрофическим образом подорвало бы наш авторитет на всем южноафриканском континенте.
Я склонен полагать, что правительство вынуждено было пойти на такие действия под давлением радикалов как извне, так и со стороны их единомышленников в Палате и что ему пришлось выбирать – либо безоговорочная капитуляция в Трансваале, либо потеря поддержки такой могущественной партии, как партия радикалов. При сложившихся обстоятельствах, будучи либеральным по своим политическим взглядам, оно, следуя природному инстинкту самосохранения, выбрало капитуляцию.
Если такая политика сама по себе была никчемной и бедственной по своим последствиям, тем хуже для тех, кто от нее пострадал; безусловно, правительство не собиралось терять голоса избирателей ради поддержки интересов других стран – и особенно таких отдаленных как южноафриканские колонии, которые, к сожалению, были превращены партиями в объект своих политических игр, с соответствующими для них последствиями.
Бесспорно, правительство вынуждено было избрать тактику лавирования, поскольку ему приходилось иметь дело не только со своими сторонниками и теневым кабинетом, готовым опустить плеть своего недовольства на спину даже такой августейшей особы, как м-р Гладстон, стоило им заподозрить, что упускается благоприятная возможность отстоять святейшие принципы передового радикализма, но также с многоликой толпой мечтателей и профессиональных сентименталистов, наводнивших эту страну и готовых всегда бороться за любую идею, встав на сторону кого угодно – будь то преступник-убийца или целый угнетенный народ, такой как, скажем, болгары или трансваальские буры.
Эти господа, горящие от нетерпения и с чувством уверенности, которое, как известно, возникает в результате поспешного усвоения недостоверной и ошибочной информации, нашли в трансваальских событиях лишний повод пошуметь; и – точно так же, как на потревоженной ферме крик осла, отчетливый и громкий на фоне звуков, издаваемых более умными животными, подавляет и заглушает их – совершенно одинаково и с тем же эффектом среди полной неразберихи и разноголосицы высказываемых мнений по поводу бурского восстания вознесся трубный клич трансваальского комитета независимости и его сторонников.
И как мы видим, они трубили не напрасно. 6 марта сэр Ивлин Вуд приступил к переговорам с бурами по заключению перемирия, которые несколько раз откладывались, пока наконец 21 марта он не подписал предварительный мирный договор с бурскими лидерами, который при соблюдении ряда условий гарантировал в течение шестимесячного срока возрождение страны, оставляя другие вопросы на рассмотрение членов королевской комиссии.
В колонии известие о мире было воспринято поначалу с молчаливым удивлением. Лично я этому вообще не поверил. Для тех из нас, кто являлся очевидцем недавних событий и прекрасно разбирался в происходящем, эта новость казалось настолько невероятной, что мы считали – здесь какая-то ошибка. Если бы существовала хоть какая-то зацепка, если бы англичане выиграли хотя бы одно решающее сражение, такой исход дела можно было бы как-то объяснить, а поначалу англичанам было очень трудно осознать, что не только Трансвааль вырвали у них силой оружия, но и то, что отныне – и это совершенно точно – они будут являться объектом грубых насмешек и оскорблений со стороны победивших буров и саркастических замечаний со стороны более остроумных кафров.
У англичан, похоже, сложилось такое представление, что если человек едет в колонию, то там он теряет чувство гордости за свою страну и ни о чем не думает, кроме своей выгоды. Но это не так, напротив, я считаю, что среди колонистов наиболее сильно развито чувство национальной гордости и достоинства, глубже чувство преданности своему народу и благодарность за право носить высокое имя гражданина своей страны. Нет сомнения в том, что унижение, которое испытали наши соотечественники в связи с возвращением Трансвааля, острее воспринималось в Южной Африке, чем на родине в Англии, если не считать, конечно, того факта, что там оказалось невозможным внушить людям чудовищно дикую мысль о кровожадности англичан и их аморальность, в то время как в Англии это было очень искусно выдано за истину. Лично я никогда бы не поверил в возможность восприятия общественных событий с той остротой, с какой воспринял их я; мне стало совершенно ясно, что в случае заключения мирного договора Трансвааль станет неподходящим местом для проживания там граждан с английской национальностью и что мне во что бы то ни стало придется покинуть страну, что я соответственно и сделал.
Ньюкасл представлял собой любопытное зрелище в ночь после объявления о заключении мира. В любой гостинице и баре можно было встретить многочисленные толпы беженцев, которые не скрывали своих чувств, когда упоминали имя Гладстона в очень ярких, оригинальных и искренних выражениях; они с иронией замечали, что преисполнены чувства гордости за свою страну, гражданами которой они являются и которая всегда держит свое слово. Затем они стали демонстрировать свое презрение к достопочтенному джентльмену, возглавляющему правительство ее королевского величества, поджогом его портретных изображений; кстати, волна таких демонстраций прокатилась по всей Южной Африке.
Даже сэра Ивлина Вуда, человека, пользующегося большой популярностью в колонии, встречали свистом, когда он появлялся в городе; люди недоумевали, почему солдат, призванный открыто сражаться с бурами, дал свое согласие на посредничество в этом грязном деле. И действительно, можно было найти оправдание всей этой горечи и злобе, выплеснувшейся наружу, поскольку для многих это известие означало крах и разорение.
Но если в Натале и Капской колонии к нему отнеслись с удивлением, то для несчастных жителей Трансвааля это известие было подобно грому среди ясного неба.
Без лишних слов, да и что тут можно было сказать, они принялись упаковывать вещи, которые могли забрать с собой, и стали покидать страну, которая, как это прекрасно понимали, отныне стала для них совершенно чужой. Через некоторое время поток беженцев устремился через Ньюкасл; это было очень печальное зрелище, которое можно себе представить. Здесь были люди всех социальных прослоек: чиновники и дворяне, знатный и рабочий люд, лояльно настроенные буры, но всех их объединяло бедственное положение, в котором они оказались, и верность своему долгу. Большинство из них появлялось в Трансваале после того, как он стал английским доминионом, они вложили там в дело весь капитал, который имели, а теперь все было потеряно – их труд оказался напрасным; многие из них, будучи состоятельными гражданами в Трансваале, прибывали в Наталь с мыслями о том, чем бы прокормить свою семью через неделю.
К тому же, как только королева лишилась своих сюзеренных прав, цена на землю и недвижимость в Трансваале резко упала и с тех пор так и оставалась на том же уровне. К примеру, приличная усадьба в Претории за годы британского правления приносила владельцам, сдающим ее в аренду, ежемесячный доход в размере десяти-двадцати фунтов, а после провозглашения мира хозяева были рады пустить жить туда кого угодно, лишь бы хозяйство не пришло в упадок. Землевладельцы, а также лица, вложившие деньги в какое-либо дело, понесли такие же убытки; их собственность не приносит им никакого дохода и не подлежит продаже, а сами они по причине своей национальности не имеют права жить за счет получаемых с нее доходов.
Но кроме них были и еще пострадавшие. Чиновники, многие из коих поступили на государственную службу в надежде дослужить до пенсии, были неожиданно уволены, получив небольшое денежное пособие, которого едва бы хватило на то, чтобы расплатиться с долгами, и вынуждены были теперь рассчитывать на собственные силы, чтобы заработать на кусок хлеба.
Это был как раз тот самый случай, что называется vae victis – горе побежденным лоялистам.
В состав комиссии, назначенной правительством ее величества, вошли сэр Г. Робинсон, сэр Генри де Виллерс и сэр Ивлин Вуд; президент Бранд также присутствовал в качестве посредника между обеими сторонами. Комиссии было поручено урегулирование всех нерешенных проблем. К их числу относился вопрос о порядке проведения судебного процесса над лицами, виновными в актах, противоречащих правилам ведения войны между цивилизованными государствами, вопрос об отделении от Трансвааля части территории у его восточных границ, урегулирование пограничного вопроса в китуордских провинциях, компенсация ущерба, понесенного в ходе войны, функции английского полномочного представителя и другие вопросы. Члены комиссии собрались в Ньюкасле, а оттуда проследовали в Преторию.
Первым по степени важности вопросом, взятым комиссией на рассмотрение, был вопрос о порядке проведения суда над лицами, виновными в актах жестокости. Генеральный прокурор категорически настаивал на созыве специального трибунала для рассмотрения этих дел главным образом потому, что «после гражданской войны, в которой принимало участие, за редким исключением, практически все население страны, очень трудно найти справедливый и беспристрастный состав присяжных». Приятно сознавать, что члены комиссии обратили на этот само собой разумеющийся факт «свое особое внимание», в связи с чем, как отмечалось в их отчете, было принято решение передать дела в обычный суд присяжных, поскольку рассмотрение этих дел в специально созванном суде, каким бы беспристрастным он ни являлся, поставило бы «британское правительство в такое положение, когда в глазах голландского населения Южной Африки оно бы выглядело как символ угнетения, избавиться от которого никакими средствами, пусть даже самыми благородными, не представлялось бы возможным». В таком решении комиссии, вернее, большинства ее членов, поскольку сэр Вуд – нужно поставить ему это в заслугу – был не согласен с ним, скрывалось нечто большее, невидимое постороннему глазу, а именно, то, что каждому из членов комиссии было хорошо известны истинные намерения бурских лидеров, которые формально и могли бы предать суду нескольких преступников, но ни в коем случае ни они, ни сами буры не допустили бы, чтобы спектакль зашел слишком далеко. Если бы приговор был вынесен особым трибуналом, то, вероятно, преступники получили бы высшую меру наказания, но тогда возник бы очень деликатный и сложный вопрос о приведении в исполнение приговора над лицами, чьи действия вызывали если не всеобщее одобрение, то, по крайней мере, не осуждались большинством их соотечественников. Короче, скорее всего, пришлось бы либо отменить приговор, либо воевать с бурами снова, так как, вне всякого сомнения, они не допустили бы казни. Поэтому большинство членов комиссии, очутившись перед глухой стеной, решили обойти ее вместо того, чтобы смело брать ее штурмом, и передали дела в Трансваальский высший суд, заранее уверенные в результате.
А в общем-то, все дело не стоило овчинной выделки, поскольку из всех преступлений, совершенных бурами, – наиболее характерные из которых приводятся в приложении к книге, – уголовные дела были заведены только на троих. По первому делу проходили бурские конвоиры, обвиняемые в подлом убийстве капитана Эллиота, который был застрелен во время переправы через реку Вааль;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27