еще удивительно, что он столько лет продержался в состоянии азартной алчности. И тут услышал от кого то из приятелей душещипательную историю – дескать, потомки изгнанных из Испании в конце пятнадцатого века евреев до сих пор хранят ключи от своих тамошних домов. Карла почему то проняло. Какая стойкость, какой поразительный оптимизм, говорил он, пятьсот с лишним лет таскать за собой ключи от дома, из которого выгнали твою семью. И ведь ни тени надежды туда вернуться, а все равно.
Он бросился проверять, оказалось – да, действительно, исторический факт. Даже сейчас остались такие семьи, чтящие традиции. А некоторым не повезло с потомками, и их ключи давно уже гуляют по частным коллекциям. И те самые дома в Толедо и Лусене стоят до сих пор, не все, ясное дело, но многие – стоят. И конечно, Карл возжелал во что бы то ни стало раздобыть ключ от одного из этих домов. А потом поехать в Испанию и отправиться по заранее известному адресу. Эта идея захватила его целиком.
Ладно, говорил я, предположим, ты найдешь ключи и дом, – что дальше? Неужели ты думаешь, новые хозяева за пять с лишним веков ни разу не собрались сменить замки? Мои скептические расспросы, как и следовало ожидать, не остудили его пыл. Неважно, говорил Карл, сменили они замки или нет. Просто привезти ключ домой – это уже о го го какое событие. Думаю, он будет очень рад туда вернуться, даже если замки сменили. Подумаешь – замки.
«Ключ будет рад» – о да, это типичный для Карла аргумент. Рядом с ним я ощущаю себя фантастическим занудой, лишенным воображения. Но даже это почему то совершенно не обидно. Рядом с Карлом всегда думаешь: «Какой я дурак и, господи, как же это хорошо!» – при том что смирение мне, прямо скажем, не свойственно.
Он, по моему, года три искал ключ от одного из этих старинных кастильских домов. И нашел таки. И при первом же удобном случае повез его на родину. Подробностей я толком не знаю, потому что Карл особо не рассказывал, но вернулись они ужасно довольные – и Карл, и, если верить ему на слово, ключ.
С тех пор Карл помешался на расследованиях. Разыскивает дома, двери которых когда то отпирались ключами из его коллекции. И от новых экземпляров, конечно, не отказывается – при условии, что есть хоть какой то шанс вызнать адрес. И когда в его плотном концертном графике возникает хоть какой то просвет, едет смотреть очередную находку, с соответствующим ключом в кармане – это обязательный ритуал и, по моему, самое большое удовольствие, которое с лихвой окупает все его хлопоты и траты. Он уже возил свои ключи в Амстердам, Львов, Нанси, Брюгге, Гранаду, Петербург, Вену, Краков, Париж, Флоренцию, Антверпен и еще куда то, всего сейчас не припомню. Говорит, хозяева домов всегда позволяют ему войти, еще ни разу не отказали. Некоторые, особо дотошные, показывают, как все раньше было устроено, и рассказывают, что успело случиться в доме за прошедшие века. Но таких, конечно, мало, люди редко всерьез интересуется историей дома, в котором живут, их любопытства как раз хватает, чтобы выслушать сведения, которые удалось собрать самому Карлу – если уж он пришел и не прочь поболтать.
Правда, открыть дверь своим ключом Карлу пока не удалось. Ничего удивительного: когда в доме появляются новые хозяева, обычно они первым делом меняют замки. Зато в Толедо ему все уши прожужжали рассказами о молодой израильтянке, которая прямо во время экскурсии сверилась с какими то записями в блокноте, достала из кармана ключ, открыла им заднюю дверь старинного дома и грохнулась в обморок от избытка чувств. Карл говорит, ему эту историю за два дня пять раз рассказали – в отеле, в еврейском музее и в нескольких кафе, так что ясно, это просто местная байка для туристов. А все равно.
Поиски ключей и тем более домов – дело непростое. Но как раз этому Карл только рад, все остальное ему слишком легко дается, само в руки идет, а тут наконец нашел по настоящему трудную задачу. В его коллекции сейчас, если не ошибаюсь, двадцать один ключ с адресом и историей. Останавливаться на достигнутом Карл, понятно, не собирается. Но три года назад под хвост ему попала совершенно особая вожжа. Имя этой вожже – Дверь в Подвале.
Дверка, и правда, та еще.
Подвал то его собственный, войти туда можно прямо из кухни. Сперва, когда Карл с Ренатой сюда переехали, они этим помещением не пользовались, даже ремонтировать не стали, решили – к чему лишние хлопоты, места в доме и так предостаточно. Потом Рената купила велосипед, но и он прекрасно помещался в коридоре, никому не мешал. Когда велосипедом обзавелся Карл, в коридоре стало тесновато, но осваивать подвал им по прежнему было лень. А потом приехал я и тут же припер в дом третий велосипед. Перебор! – хором завопили Карл и Рената. Или волоки его наверх, или разбирайся с подвалом.
Я из тех предусмотрительных лентяев, которые готовы один раз как следует поработать, если это гарантированно избавит от будущих хлопот. Несколько раз в день таскать велосипед на второй этаж по узкой лестнице – то еще удовольствие, поэтому я отправился разбираться с подвалом, в надежде, что там нет ничего, кроме пыли, для борьбы с которой обычно достаточно нескольких минут и мокрой тряпки. Я даже в лучшие времена ни разу не решился нанять домработницу, совершенно не переношу чужих людей на своей территории, так что поневоле пришлось освоить элементарные навыки уборки помещений.
Однако подвал оказался своего рода филиалом авгиевых конюшен. Он был забит строительным мусором, пестрым тряпьем, поломанными детскими игрушками и прочими историческими ценностями. Некоторое время я обреченно взирал на этот культурный слой, а потом решил – ладно, поиграю в археолога, пусть будет хоть какая то польза от меня в этом благословенном доме.
Часа через три, когда я сложил в мешки и вынес на помойку большую часть мусора, труды мои отчасти окупились, но крайней мере, разбираться с остатками барахла оказалось довольно увлекательно. Я нашел стопку ветхих книг на разных языках, несколько древних фарфоровых кукол, чудом уцелевших под немилосердными жерновами времени, коробку из под монпансье, где хранились пуговицы, керосиновую лампу, разрозненные остатки коллекции минералов, пачку старинных открыток с трогательными посланиями на обороте и ржавую губную гармошку, которую Карл уважительно назвал «сосуд гудебный» и тут же утащил куда то к себе. А у дальней стены обнаружилась огромная, примерно полтора на два метра, картина на перекошенном подрамнике. Один взмах тряпкой, и из под толстенного слоя пыли проступили краски, Рената, с порога наблюдавшая за моими раскопками, заверещала: «Убери руки, дай сюда, ты все испортишь», – и мы поволокли таинственное полотно на кухню. В глубине души я не сомневался, сейчас состоится очередное показательное выступление Карловой удачи, выяснится, что мы нашли неизвестную доселе картину Рембрандта, ну или чьи там шедевры положено находить в собственном подвале счастливчикам вроде моего батюшки. Однако не тут то было, в наши руки попала одна из самых отвратительных халтур за всю историю человечества. Картина изображала зверски осклабившихся сталеваров, вступивших в непростые профессиональные отношения с доменной печью, и была написана настолько скверно, что Рената схватилась за голову, Карл малодушно дезертировал в кабинет, а я спешно поволок творение неизвестного гения на помойку, содрогаясь от стыда при мысли, что соседи могут увидеть нас вместе – меня и сталеваров. Но милосердный Господь не допустил моего позора, с тех пор я Его вечный должник.
А вернувшись в подвал, я обнаружил в дальней его стене кованую дверь, явно старинной работы. Раньше ее закрывала картина, а теперь – только слои пыли и хлопья паутины, которые я тут же ликвидировал. Некоторое время молча рассматривал полустертое изображение трех суровых женщин, глядящих в разные стороны, – одна держала в руках ключ, другая факел, третья – кинжал; у их ног возлежали уродливые псы и ползали змеи, над головами размещался круг, символизирующий то ли солнце, то ли полную луну, то ли просто цикличность времени. А налюбовавшись вдоволь, я пошел звать Карла.
Наблюдая за его реакцией, я начал понимать, что моя находка, пожалуй, покруче неизвестного Рембрандта. Карл эту дверь разве только не расцеловал, да и то, думаю, потому, что решил, они для этого еще недостаточно близко знакомы.
Похоже, у нас в подвале поселилась Геката, наконец сказал он. Владычица порогов, перекрестков и пределов, всех тех мест, где смыкается наше и иное. Именно так ее изображали древние – единой в трех телах, с факелами, змеями и псами. И ключ, ключ – главный ее атрибут. Ты сам не понимаешь, что нашел, Фил. И я тоже не понимаю – пока.
В конце концов Карл выпер меня из подвала, сказал, уборка подождет, потом объясню, все потом. А после обеда позвал наверх пить кофе и объявил: только не падай, но я датирую эту дверь концом пятнадцатого – началом шестнадцатого века.
Падать я, конечно, не стал, но ушам своим не поверил, потому что дом построен в тысяча девятьсот втором, какой, к чертям собачьим, пятнадцатый век. Ну или шестнадцатый, без разницы.
Я тоже не понимаю, кивнул Карл. Но факт остается фактом, дверь на несколько столетий старше дома. А символика изображения – и вовсе на тысячелетия. В пятнадцатом веке, прямо скажем, немного нашлось бы охотников изображать у себя на дверях языческих богинь. Надо думать, кто то из бывших хозяев нашего дома собирал редкости или просто случайно заполучил эту дверь, приволок в подвал и зачем то вставил в стену. Да да, там, за дверью, капитальная стена, никаких пустот, я простучал. Дверь – просто декорация, никуда не ведет.
А смысл? – изумился я. Какой в этом смысл? Никакого, согласился Карл. И это нравится мне больше всего, особенно в сочетании с изображением Гекаты. Пошли, покажу кое что.
Мы спустились в подвал, и Карл буквально ткнул меня носом в стену – смотри внимательно. Дверь, конечно, декорация, но заперта на совесть.
И действительно, старинный врезной замок был в полном порядке, даже без следов ржавчины, что, с учетом подвальной сырости, само по себе чудо. И он был заперт – в каменной толще стены кто то заботливо выдолбил дополнительную дыру, в которую вошел поршень.
Что скажешь? – спросил Карл, и я ответил, что бывший жилец, установивший дверь, был безумен, зато последователен, дотошен и чертовски остроумен в своем безумии – словом, наш человек. Это конечно, рассеянно согласился Карл. Но я о другом думаю. Ключ. Вполне возможно, где то до сих пор есть ключ от этой двери. И хорошо бы его отыскать. Дохлый номер, сказал я, но он, разумеется, только отмахнулся. И правильно сделал.
Карл, понятно, не удовлетворился собственной экспертизой. В его подвале за год побывало полдюжины специалистов, которых он как то ухитрился отыскать, обаять и зазвать в гости. Их общий вердикт гласил: время – середина или вторая половина пятнадцатого века. Место же определить не удалось. Скорее всего, Европа, уточнять никто не брался – похоже, у нашей дверки просто не было аналогов.
Толедо, твердил Карл, вот увидишь, Фил, это дверь из Толедо. Кто то из изгнанников прихватил с собой не только ключ, но и дверь от дома. Ни в одном источнике об этом нет ни слова, но книги пишут люди, а они знают не все. Вернее, вообще ни черта не знают. Представь, если бы тебе пришлось писать, скажем, мемуары о соседях по лестничной площадке, причем уже после того, как они уехали в неизвестном направлении и у тебя не осталось возможности выспросить подробности. Как бы ты ни старался, в твоем отчете будет, в лучшем случае, сотая доля правды о них. Да и то сомневаюсь. Впрочем, если эти люди напишут о себе сами, правды в их рассказе будет не намного больше, даже если они не станут намеренно искажать факты в свою пользу. Человеческая память – несовершенный инструмент, к тому же люди склонны делить события своей жизни на «важные» и «несущественные»; несущественные, как правило, опускают, а они и есть правда, ее живая плоть, упустишь одну единственную мелочь, и подлинности как не бывало. Поэтому история – не более наука, чем художественная литература, я всегда это говорил.
Словом, с тех пор Карл ищет ключ от нашей Двери в Подвале. По моим расчетам, этого развлечения должно было бы хватить до конца самой долгой жизни, какую только можно вообразить. И вдруг такая новость – нашел. Ну ничего себе.
– Рассказывай, – говорю. – Как ты его нашел? Где? Почему думаешь, будто…?
– Рассказываю. Как всегда, то есть почти случайно. Будешь смеяться, в интернете на форуме кагофилов.
– Кого кого филов? – привычно пошутил я.
Дурная все таки у меня манера – автоматически выдавать старые шутки всякий раз, когда прозвучит кодовое слово. Как попугай, прости господи.
Но Карл великодушно улыбнулся и ответил, согласно традиции:
– Кого надо, того и филов. Ты еще хотел спросить, почему я думаю, будто это тот самый ключ. Элементарно, Ватсон. Я читал его описание – это раз. Видел фотографии – это два. Вроде все сходится. Но, конечно, надо проверить.
– Ну и дела, – вздыхаю. А что тут еще скажешь.
– Самому не верится, – кивает Карл.
– А я тебе зачем? Просто поприсутствовать при торжественном моменте? Или владельца ключа сперва надо убить?
– Для начала тебе придется с ним встретиться, а там по обстоятельствам. – Карл очень старается скорчить злодейскую гримасу, а я милосердно не комментирую результат. – Хочу тебя успокоить, через Атлантику лететь не придется. Счастливый обладатель моего ключика живет в Праге. Считай, сосед.
– Хочешь, чтобы я туда смотался?
– Ага. Я бы сам съездил, но время дорого. Пан Черногук собирается по делам, куда то к черту на кулички, чуть ли не в Южную Америку, и неизвестно, когда вернется. К тому же он не производит впечатление человека, готового блюсти чужие интересы – мои в том числе. Отдаст ключик любому желающему, если сторгуются. А желающие найдутся, ключ сам по себе ценная штучка, пятнадцатый век, все ключи той эпохи наперечет, их давным давно по коллекциям растащили, и тут вдруг никому не известный экземпляр возник невесть откуда. А я завтра улетаю в Швейцарию, позвали поиграть в храме Святого Валерия в Сионе. У них там самое настоящее «ласточкино гнездо» из аббатства Абонданс, которое… Эй, Фил, пожалуйста, сделай вид, что ты в восхищении. Я понимаю, ты забыл, что такое «ласточкино гнездо» и почему это круто. Но просто поверь мне на слово и скажи «wow!».
– А? – встрепенулся я. – Bay. И ничего я не забыл, господь с тобой. Зачем делать вид, если я действительно в восхищении?
– А по тебе не скажешь, – ухмыльнулся Карл. – Не лицо, каменная маска.
– Просто за зиму отвык следить, чтобы чувства отражались на роже, – все равно никто не видит.
– То есть ты настолько один зимовал? Я все же надеялся, без подружки не обошлось.
– На этот раз обошлось. Положительный итог налицо: я никого не убил.
– Крутой, – уважительно сказал Карл. – Ну что, поедешь пана Черногука пугать?
– Конечно, слетаю, не вопрос. Фамилия его мне очень уж нравится. И в Праге я последний раз был черт знает когда. Еще до наводнения.
– О, тогда тебе тем более туда надо! – оживился Карл. – На мой взгляд, купание пошло ей на пользу, интересно, что ты скажешь… Только ты не слетаешь. Сегодня самолет уже улетел, на завтра все забито, а потом будет поздно, потому что встреча назначена на понедельник. Так что остается два варианта: автобус сегодня в четыре или возьми машину. Как тебе больше нравится?
– А черт его знает, – зевнул я. – С одной стороны, я бы, пожалуй, покатался. С другой стороны, не выспался. С третьей стороны, на машине я могу и завтра отправиться, успею. С четвертой, через Польшу лучше ехать ночью и с закрытыми глазами, у меня от тамошних пейзажей депрессия начинается, хуже, чем от нечерноземной полосы. С пятой…
– Брось монетку, – посоветовал Карл.
– Чтобы понять, чего мне хочется на самом деле? Это и так ясно, нуль тэ мне хочется. Чтобы – бэмц! – и Фигаро тут, Фигаро там… Ладно, я уже решил. Сяду в автобус и погляжу. Если пустой и не вонючий, пусть везут. Спать сидя – мой любимый спорт. По такому случаю с тебя еще чашка кофе и подробности.
– Кофе полно, бери. А подробности такие. Ключ из желтого металла, длина одиннадцать сантиметров, фотографии я для тебя распечатал, чтобы хоть примерно представлял, что тебе должны дать. Владельца ключа зовут Болеслев Черногук. Чем он занимается, понятия не имею, но у него дом на Нерудовой. Вот адрес, вот телефон.
Я присвистнул.
– Серьезный дядя.
– Думаю, что так. Ну, поглядишь. Встречу он назначил на понедельник, то есть послезавтра, ровно в полдень. Предварительно звонить не нужно, телефон на тот случай, если ты по какой то причине задержишься или не сможешь прийти.
1 2 3 4 5 6 7
Он бросился проверять, оказалось – да, действительно, исторический факт. Даже сейчас остались такие семьи, чтящие традиции. А некоторым не повезло с потомками, и их ключи давно уже гуляют по частным коллекциям. И те самые дома в Толедо и Лусене стоят до сих пор, не все, ясное дело, но многие – стоят. И конечно, Карл возжелал во что бы то ни стало раздобыть ключ от одного из этих домов. А потом поехать в Испанию и отправиться по заранее известному адресу. Эта идея захватила его целиком.
Ладно, говорил я, предположим, ты найдешь ключи и дом, – что дальше? Неужели ты думаешь, новые хозяева за пять с лишним веков ни разу не собрались сменить замки? Мои скептические расспросы, как и следовало ожидать, не остудили его пыл. Неважно, говорил Карл, сменили они замки или нет. Просто привезти ключ домой – это уже о го го какое событие. Думаю, он будет очень рад туда вернуться, даже если замки сменили. Подумаешь – замки.
«Ключ будет рад» – о да, это типичный для Карла аргумент. Рядом с ним я ощущаю себя фантастическим занудой, лишенным воображения. Но даже это почему то совершенно не обидно. Рядом с Карлом всегда думаешь: «Какой я дурак и, господи, как же это хорошо!» – при том что смирение мне, прямо скажем, не свойственно.
Он, по моему, года три искал ключ от одного из этих старинных кастильских домов. И нашел таки. И при первом же удобном случае повез его на родину. Подробностей я толком не знаю, потому что Карл особо не рассказывал, но вернулись они ужасно довольные – и Карл, и, если верить ему на слово, ключ.
С тех пор Карл помешался на расследованиях. Разыскивает дома, двери которых когда то отпирались ключами из его коллекции. И от новых экземпляров, конечно, не отказывается – при условии, что есть хоть какой то шанс вызнать адрес. И когда в его плотном концертном графике возникает хоть какой то просвет, едет смотреть очередную находку, с соответствующим ключом в кармане – это обязательный ритуал и, по моему, самое большое удовольствие, которое с лихвой окупает все его хлопоты и траты. Он уже возил свои ключи в Амстердам, Львов, Нанси, Брюгге, Гранаду, Петербург, Вену, Краков, Париж, Флоренцию, Антверпен и еще куда то, всего сейчас не припомню. Говорит, хозяева домов всегда позволяют ему войти, еще ни разу не отказали. Некоторые, особо дотошные, показывают, как все раньше было устроено, и рассказывают, что успело случиться в доме за прошедшие века. Но таких, конечно, мало, люди редко всерьез интересуется историей дома, в котором живут, их любопытства как раз хватает, чтобы выслушать сведения, которые удалось собрать самому Карлу – если уж он пришел и не прочь поболтать.
Правда, открыть дверь своим ключом Карлу пока не удалось. Ничего удивительного: когда в доме появляются новые хозяева, обычно они первым делом меняют замки. Зато в Толедо ему все уши прожужжали рассказами о молодой израильтянке, которая прямо во время экскурсии сверилась с какими то записями в блокноте, достала из кармана ключ, открыла им заднюю дверь старинного дома и грохнулась в обморок от избытка чувств. Карл говорит, ему эту историю за два дня пять раз рассказали – в отеле, в еврейском музее и в нескольких кафе, так что ясно, это просто местная байка для туристов. А все равно.
Поиски ключей и тем более домов – дело непростое. Но как раз этому Карл только рад, все остальное ему слишком легко дается, само в руки идет, а тут наконец нашел по настоящему трудную задачу. В его коллекции сейчас, если не ошибаюсь, двадцать один ключ с адресом и историей. Останавливаться на достигнутом Карл, понятно, не собирается. Но три года назад под хвост ему попала совершенно особая вожжа. Имя этой вожже – Дверь в Подвале.
Дверка, и правда, та еще.
Подвал то его собственный, войти туда можно прямо из кухни. Сперва, когда Карл с Ренатой сюда переехали, они этим помещением не пользовались, даже ремонтировать не стали, решили – к чему лишние хлопоты, места в доме и так предостаточно. Потом Рената купила велосипед, но и он прекрасно помещался в коридоре, никому не мешал. Когда велосипедом обзавелся Карл, в коридоре стало тесновато, но осваивать подвал им по прежнему было лень. А потом приехал я и тут же припер в дом третий велосипед. Перебор! – хором завопили Карл и Рената. Или волоки его наверх, или разбирайся с подвалом.
Я из тех предусмотрительных лентяев, которые готовы один раз как следует поработать, если это гарантированно избавит от будущих хлопот. Несколько раз в день таскать велосипед на второй этаж по узкой лестнице – то еще удовольствие, поэтому я отправился разбираться с подвалом, в надежде, что там нет ничего, кроме пыли, для борьбы с которой обычно достаточно нескольких минут и мокрой тряпки. Я даже в лучшие времена ни разу не решился нанять домработницу, совершенно не переношу чужих людей на своей территории, так что поневоле пришлось освоить элементарные навыки уборки помещений.
Однако подвал оказался своего рода филиалом авгиевых конюшен. Он был забит строительным мусором, пестрым тряпьем, поломанными детскими игрушками и прочими историческими ценностями. Некоторое время я обреченно взирал на этот культурный слой, а потом решил – ладно, поиграю в археолога, пусть будет хоть какая то польза от меня в этом благословенном доме.
Часа через три, когда я сложил в мешки и вынес на помойку большую часть мусора, труды мои отчасти окупились, но крайней мере, разбираться с остатками барахла оказалось довольно увлекательно. Я нашел стопку ветхих книг на разных языках, несколько древних фарфоровых кукол, чудом уцелевших под немилосердными жерновами времени, коробку из под монпансье, где хранились пуговицы, керосиновую лампу, разрозненные остатки коллекции минералов, пачку старинных открыток с трогательными посланиями на обороте и ржавую губную гармошку, которую Карл уважительно назвал «сосуд гудебный» и тут же утащил куда то к себе. А у дальней стены обнаружилась огромная, примерно полтора на два метра, картина на перекошенном подрамнике. Один взмах тряпкой, и из под толстенного слоя пыли проступили краски, Рената, с порога наблюдавшая за моими раскопками, заверещала: «Убери руки, дай сюда, ты все испортишь», – и мы поволокли таинственное полотно на кухню. В глубине души я не сомневался, сейчас состоится очередное показательное выступление Карловой удачи, выяснится, что мы нашли неизвестную доселе картину Рембрандта, ну или чьи там шедевры положено находить в собственном подвале счастливчикам вроде моего батюшки. Однако не тут то было, в наши руки попала одна из самых отвратительных халтур за всю историю человечества. Картина изображала зверски осклабившихся сталеваров, вступивших в непростые профессиональные отношения с доменной печью, и была написана настолько скверно, что Рената схватилась за голову, Карл малодушно дезертировал в кабинет, а я спешно поволок творение неизвестного гения на помойку, содрогаясь от стыда при мысли, что соседи могут увидеть нас вместе – меня и сталеваров. Но милосердный Господь не допустил моего позора, с тех пор я Его вечный должник.
А вернувшись в подвал, я обнаружил в дальней его стене кованую дверь, явно старинной работы. Раньше ее закрывала картина, а теперь – только слои пыли и хлопья паутины, которые я тут же ликвидировал. Некоторое время молча рассматривал полустертое изображение трех суровых женщин, глядящих в разные стороны, – одна держала в руках ключ, другая факел, третья – кинжал; у их ног возлежали уродливые псы и ползали змеи, над головами размещался круг, символизирующий то ли солнце, то ли полную луну, то ли просто цикличность времени. А налюбовавшись вдоволь, я пошел звать Карла.
Наблюдая за его реакцией, я начал понимать, что моя находка, пожалуй, покруче неизвестного Рембрандта. Карл эту дверь разве только не расцеловал, да и то, думаю, потому, что решил, они для этого еще недостаточно близко знакомы.
Похоже, у нас в подвале поселилась Геката, наконец сказал он. Владычица порогов, перекрестков и пределов, всех тех мест, где смыкается наше и иное. Именно так ее изображали древние – единой в трех телах, с факелами, змеями и псами. И ключ, ключ – главный ее атрибут. Ты сам не понимаешь, что нашел, Фил. И я тоже не понимаю – пока.
В конце концов Карл выпер меня из подвала, сказал, уборка подождет, потом объясню, все потом. А после обеда позвал наверх пить кофе и объявил: только не падай, но я датирую эту дверь концом пятнадцатого – началом шестнадцатого века.
Падать я, конечно, не стал, но ушам своим не поверил, потому что дом построен в тысяча девятьсот втором, какой, к чертям собачьим, пятнадцатый век. Ну или шестнадцатый, без разницы.
Я тоже не понимаю, кивнул Карл. Но факт остается фактом, дверь на несколько столетий старше дома. А символика изображения – и вовсе на тысячелетия. В пятнадцатом веке, прямо скажем, немного нашлось бы охотников изображать у себя на дверях языческих богинь. Надо думать, кто то из бывших хозяев нашего дома собирал редкости или просто случайно заполучил эту дверь, приволок в подвал и зачем то вставил в стену. Да да, там, за дверью, капитальная стена, никаких пустот, я простучал. Дверь – просто декорация, никуда не ведет.
А смысл? – изумился я. Какой в этом смысл? Никакого, согласился Карл. И это нравится мне больше всего, особенно в сочетании с изображением Гекаты. Пошли, покажу кое что.
Мы спустились в подвал, и Карл буквально ткнул меня носом в стену – смотри внимательно. Дверь, конечно, декорация, но заперта на совесть.
И действительно, старинный врезной замок был в полном порядке, даже без следов ржавчины, что, с учетом подвальной сырости, само по себе чудо. И он был заперт – в каменной толще стены кто то заботливо выдолбил дополнительную дыру, в которую вошел поршень.
Что скажешь? – спросил Карл, и я ответил, что бывший жилец, установивший дверь, был безумен, зато последователен, дотошен и чертовски остроумен в своем безумии – словом, наш человек. Это конечно, рассеянно согласился Карл. Но я о другом думаю. Ключ. Вполне возможно, где то до сих пор есть ключ от этой двери. И хорошо бы его отыскать. Дохлый номер, сказал я, но он, разумеется, только отмахнулся. И правильно сделал.
Карл, понятно, не удовлетворился собственной экспертизой. В его подвале за год побывало полдюжины специалистов, которых он как то ухитрился отыскать, обаять и зазвать в гости. Их общий вердикт гласил: время – середина или вторая половина пятнадцатого века. Место же определить не удалось. Скорее всего, Европа, уточнять никто не брался – похоже, у нашей дверки просто не было аналогов.
Толедо, твердил Карл, вот увидишь, Фил, это дверь из Толедо. Кто то из изгнанников прихватил с собой не только ключ, но и дверь от дома. Ни в одном источнике об этом нет ни слова, но книги пишут люди, а они знают не все. Вернее, вообще ни черта не знают. Представь, если бы тебе пришлось писать, скажем, мемуары о соседях по лестничной площадке, причем уже после того, как они уехали в неизвестном направлении и у тебя не осталось возможности выспросить подробности. Как бы ты ни старался, в твоем отчете будет, в лучшем случае, сотая доля правды о них. Да и то сомневаюсь. Впрочем, если эти люди напишут о себе сами, правды в их рассказе будет не намного больше, даже если они не станут намеренно искажать факты в свою пользу. Человеческая память – несовершенный инструмент, к тому же люди склонны делить события своей жизни на «важные» и «несущественные»; несущественные, как правило, опускают, а они и есть правда, ее живая плоть, упустишь одну единственную мелочь, и подлинности как не бывало. Поэтому история – не более наука, чем художественная литература, я всегда это говорил.
Словом, с тех пор Карл ищет ключ от нашей Двери в Подвале. По моим расчетам, этого развлечения должно было бы хватить до конца самой долгой жизни, какую только можно вообразить. И вдруг такая новость – нашел. Ну ничего себе.
– Рассказывай, – говорю. – Как ты его нашел? Где? Почему думаешь, будто…?
– Рассказываю. Как всегда, то есть почти случайно. Будешь смеяться, в интернете на форуме кагофилов.
– Кого кого филов? – привычно пошутил я.
Дурная все таки у меня манера – автоматически выдавать старые шутки всякий раз, когда прозвучит кодовое слово. Как попугай, прости господи.
Но Карл великодушно улыбнулся и ответил, согласно традиции:
– Кого надо, того и филов. Ты еще хотел спросить, почему я думаю, будто это тот самый ключ. Элементарно, Ватсон. Я читал его описание – это раз. Видел фотографии – это два. Вроде все сходится. Но, конечно, надо проверить.
– Ну и дела, – вздыхаю. А что тут еще скажешь.
– Самому не верится, – кивает Карл.
– А я тебе зачем? Просто поприсутствовать при торжественном моменте? Или владельца ключа сперва надо убить?
– Для начала тебе придется с ним встретиться, а там по обстоятельствам. – Карл очень старается скорчить злодейскую гримасу, а я милосердно не комментирую результат. – Хочу тебя успокоить, через Атлантику лететь не придется. Счастливый обладатель моего ключика живет в Праге. Считай, сосед.
– Хочешь, чтобы я туда смотался?
– Ага. Я бы сам съездил, но время дорого. Пан Черногук собирается по делам, куда то к черту на кулички, чуть ли не в Южную Америку, и неизвестно, когда вернется. К тому же он не производит впечатление человека, готового блюсти чужие интересы – мои в том числе. Отдаст ключик любому желающему, если сторгуются. А желающие найдутся, ключ сам по себе ценная штучка, пятнадцатый век, все ключи той эпохи наперечет, их давным давно по коллекциям растащили, и тут вдруг никому не известный экземпляр возник невесть откуда. А я завтра улетаю в Швейцарию, позвали поиграть в храме Святого Валерия в Сионе. У них там самое настоящее «ласточкино гнездо» из аббатства Абонданс, которое… Эй, Фил, пожалуйста, сделай вид, что ты в восхищении. Я понимаю, ты забыл, что такое «ласточкино гнездо» и почему это круто. Но просто поверь мне на слово и скажи «wow!».
– А? – встрепенулся я. – Bay. И ничего я не забыл, господь с тобой. Зачем делать вид, если я действительно в восхищении?
– А по тебе не скажешь, – ухмыльнулся Карл. – Не лицо, каменная маска.
– Просто за зиму отвык следить, чтобы чувства отражались на роже, – все равно никто не видит.
– То есть ты настолько один зимовал? Я все же надеялся, без подружки не обошлось.
– На этот раз обошлось. Положительный итог налицо: я никого не убил.
– Крутой, – уважительно сказал Карл. – Ну что, поедешь пана Черногука пугать?
– Конечно, слетаю, не вопрос. Фамилия его мне очень уж нравится. И в Праге я последний раз был черт знает когда. Еще до наводнения.
– О, тогда тебе тем более туда надо! – оживился Карл. – На мой взгляд, купание пошло ей на пользу, интересно, что ты скажешь… Только ты не слетаешь. Сегодня самолет уже улетел, на завтра все забито, а потом будет поздно, потому что встреча назначена на понедельник. Так что остается два варианта: автобус сегодня в четыре или возьми машину. Как тебе больше нравится?
– А черт его знает, – зевнул я. – С одной стороны, я бы, пожалуй, покатался. С другой стороны, не выспался. С третьей стороны, на машине я могу и завтра отправиться, успею. С четвертой, через Польшу лучше ехать ночью и с закрытыми глазами, у меня от тамошних пейзажей депрессия начинается, хуже, чем от нечерноземной полосы. С пятой…
– Брось монетку, – посоветовал Карл.
– Чтобы понять, чего мне хочется на самом деле? Это и так ясно, нуль тэ мне хочется. Чтобы – бэмц! – и Фигаро тут, Фигаро там… Ладно, я уже решил. Сяду в автобус и погляжу. Если пустой и не вонючий, пусть везут. Спать сидя – мой любимый спорт. По такому случаю с тебя еще чашка кофе и подробности.
– Кофе полно, бери. А подробности такие. Ключ из желтого металла, длина одиннадцать сантиметров, фотографии я для тебя распечатал, чтобы хоть примерно представлял, что тебе должны дать. Владельца ключа зовут Болеслев Черногук. Чем он занимается, понятия не имею, но у него дом на Нерудовой. Вот адрес, вот телефон.
Я присвистнул.
– Серьезный дядя.
– Думаю, что так. Ну, поглядишь. Встречу он назначил на понедельник, то есть послезавтра, ровно в полдень. Предварительно звонить не нужно, телефон на тот случай, если ты по какой то причине задержишься или не сможешь прийти.
1 2 3 4 5 6 7