А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


«Нашел когда реветь», говорит Ти-Пи. «Глотни лучше этой саспрелевой».
Она щекочет мне нос и глаза.
«Не хочешь – дай я выпью», говорит Ти-Пи. «Вот так, раз – и нету. Теперь за новой бутылкой сходить, пока никто нам не мешает. Да замолчи ты».
Мы стали под деревом, где окно в гостиную. Верш посадил меня в мокрую траву. Холодно. Свет во всех окнах.
– Вон за тем окном бабушка, – сказала Кэдди. – Она теперь все дни больна. А когда выздоровеет, у нас будет пикник.
– Что я знаю, то знаю, – сказала Фрони.
Деревья шумят и трава.
– А рядом комнатка, где мы болеем корью, – сказала Кэдди. – Фрони, а вы с Ти-Пи где болеете корью?
– Да где придется, – сказала Фрони.
– Там еще не началось, – сказала Кэдди.
«Сейчас начнут», сказал Ти-Пи. «Ты стой здесь, а я пойду ящик приволоку, с него будет видно в окно. Сперва только бутылку кончим. Ух ты, от нее прямо хочется совой заухать».
Мы допили. Ти-Пи втолкнул бутылку через решетку под дом и ушел. Мне слышно их в гостиной, я руками вцепился в стену. Ти-Пи тащит ящик. Упал, засмеялся. Лежит и смеется в траву. Встал, тащит ящик под окно. Удерживается, чтоб не смеяться.
– Жуть, как горланить охота, – говорит Ти-Пи. – Залазь на ящик, посмотри, не началось там?
– Еще не началось, – сказала Кэдди. – Музыкантов еще нет.
– И не будет музыкантов, – сказала Фрони.
– Много ты знаешь, – сказала Кэдди.
– Что я знаю, то знаю, – сказала Фрони.
– Ничего ты не знаешь, – сказала Кэдди. Подошла к дереву. – Подсади меня, Верш.
– Твой папа не велел тебе лазить на дерево, – сказал Верш.
– Это давно было, – сказала Кэдди. – Он уже забыл. И потом, он велел сегодня меня слушаться. Что, разве неправда?
– А я не буду тебя слушаться, – сказал Джейсон. – И Фрони с Ти-Пи тоже не будут.
– Подсади меня, Верш, – сказала Кэдди.
– Ладно, – сказал Верш. – Тебя будут пороть, не меня.
Подошел, подсадил Кэдди на дерево, на нижний сук. У нее штанишки сзади грязные. А теперь ее не видно. Трещат и качаются ветки.
– Мистер Джейсон говорил, что выпорет, если сломаешь дерево, – сказал Верш.
– А я тоже про нее скажу, – сказал Джейсон.
Дерево перестало качаться. Смотрим на тихие ветки.
– Ну, что ты там увидела? – Фрони шепотом.
Я увидел их. Потом увидел Кэдди, в волосах цветы, и длинная вуаль, как светлый ветер. Кэдди. Кэдди.
– Тихо! – говорит Ти-Пи. – Они ж услышат! Слазь быстрей. – Тянет меня. Кэдди. Я цепляюсь за стену. Кэдди. Ти-Пи тянет меня.
– Тихо, – говорит Ти-Пи. – Тихо же. Пошли быстрей отсюда. – Дальше меня тащит. Кэдди… – Тихо, Бенджи. Хочешь, чтоб услыхали. Идем, выпьем еще и вернемся – если замолчишь. Идем возьмем еще бутылку, пока вдвоем не загорланили. Скажем, что это Дэн их выпил. Мистер Квентин все говорит, какая умная собака, – скажем, она и вино умеет пить.
Свет от луны по ступенькам в погреб. Пьем еще.
– Знаешь, чего мне хочется? – говорит Ти-Пи. – Чтоб сюда в погреб медведь пришел. Знаешь, что я ему сделаю? Прямо подойду и плюну в глаза. Дай-ка бутылку – заткнуть рот, а то загорланю сейчас.
Ти-Пи упал. Засмеялся, дверь погреба и свет луны метнулись, и я ударился.
– Тихо ты, – говорит Ти-Пи и хочет не смеяться. – Они же услышат. Вставай, Бенджи. Подымайся на ноги, скорей. – Барахтается и смеется, а я хочу подняться. Ступеньки из погреба кверху идут, на них луна. Ти-Пи упал в ступеньки, в лунный свет, я набежал на забор, а Ти-Пи бежит за мной и: «Тихо, тихо». Упал в цветы, смеется, я на ящик набежал. Хочу залезть, но ящик отпрыгнул, ударил меня по затылку, и горло у меня сказало: «Э-э». Опять сказало, и я лежу тихо, но в горле не перестает, и я заплакал. Ти-Пи тащит меня, а горло не перестает. Все время не перестает, и я не знаю, плачу или нет. Ти-Пи упал на меня, смеется, а в горле не перестает, и Квентин пнул Ти-Пи, а Кэдди обняла меня, и светлая вуаль, но деревьями Кэдди не пахнет больше, и я заплакал.
«Бенджи», сказала Кэдди. «Бенджи». Обняла меня опять руками, но я ушел. – Из-за чего ты, Бенджи? Из-за этой шляпки? – Сняла шляпку, опять подошла, я ушел.
– Бенджи, – сказала она. – Из-за чего же тогда? Чем Кэдди провинилась?
– Да из-за этого платья, – сказал Джейсон. – Думаешь, что ты уже большая, да? Думаешь, ты лучше всех, да? Расфуфырилась.
– Ты, гаденький, прикуси себе язык, – сказала Кэдди. – Что же ты плачешь, Бенджи?
– Если тебе четырнадцать, так думаешь – уже большая, да? – сказал Джейсон. – Большая цаца, думаешь, да?
– Тихо, Бенджи, – сказала Кэдди. – А то маму растревожишь. Перестань.
Но я не перестал, она пошла от меня, я за ней, она стала, ждет на лестнице, я тоже стал.
– Из-за чего ты, Бенджи? – сказала она. – Скажи Кэдди, и Кэдди исправит. Ну, выговори.
– Кэндейси, – сказала мама.
– Да, мэм, – сказала Кэдди.
– Зачем ты его дразнишь? – сказала мама. – Поди с ним сюда.
Мы вошли в мамину комнату, мама лежит там, а на лбу болезнь – белой тряпкой.
– Что опять с тобой такое, Бенджамин? – сказала мама.
– Бенджи, – сказала Кэдди. Подошла опять, но я ушел.
– Это он из-за тебя, наверно, – сказала мама. – Зачем ты его трогаешь, зачем не даешь мне полежать спокойно. Достань ему коробку и, пожалуйста, уйди, оставь его в покое.
Кэдди достала коробку, поставила на пол, открыла. В ней полно звезд. Я стою тихо – и они тихо. Я шевельнусь – они играют искрами. Я замолчал.
Потом услышал, как уходит Кэдди, и опять заплакал.
– Бенджамин, – сказала мама. – Поди сюда, – пошел к дверям. – Тебе говорят, Бенджамин, – сказала мама.
– Что тут у вас? – сказал папа. – Куда ты направился?
– Сведи его вниз, Джейсон, и пусть там кто-нибудь за ним присмотрит, – сказала мама. – Ты ведь знаешь, как я нездорова, и все же ты…
Мы вышли, и папа прикрыл дверь.
– Ти-Пи! – сказал он.
– Да, сэр, – сказал Ти-Пи снизу.
– К тебе Бенджи спускается, – сказал папа. – Побудешь с Ти-Пи.
Я слушаю воду.
– Бенджи, – сказал Ти-Пи снизу.
Слышно воду. Я слушаю.
– Бенджи, – сказал Ти-Пи снизу.
Я слушаю воду.
Вода перестала, и Кэдди в дверях.
– А, Бенджи! – сказала она. Смотрит на меня, я подошел, обняла меня. – Все-таки нашел Кэдди, – сказала она. – А ты думал, я сбежала? – Кэдди пахла деревьями.
Мы пошли в Кэддину комнату. Она села к зеркалу. Потом перестала руками, повернулась ко мне.
– Что же ты, Бенджи. Из-за чего ты? Не надо плакать. Кэдди никуда не уходит. Погляди-ка, – сказала она. Взяла бутылочку, вынула пробку, поднесла мне к носу. – Как пахнет! Понюхай. Хорошо как!
Я ушел и не перестал, а она держит бутылочку и смотрит на меня.
– Так вон оно что, – сказала Кэдди. Поставила бутылочку, подошла, обняла меня. – Так вот ты из-за чего. И хотел ведь сказать мне, и не мог. Хотел и не мог ведь. Конечно же, Кэдди не будет духами душиться. Конечно, не будет. Вот только оденусь.
Кэдди оделась, взяла опять бутылочку, и мы пошли на кухню.
– Дилси, – сказала Кэдди. – Бенджи тебе делает подарок. – Кэдди нагнулась, вложила бутылочку в руку мне. – Подай теперь Дилси ее. – Протянула мою руку, и Дилси взяла бутылочку.
– Нет, ты подумай! – сказала Дилси. – Дитятко мое духи мне дарит. Ты только глянь, Роскус.
Кэдди пахнет деревьями.
– А мы с Бенджи не любим духов, – сказала Кэдди.
Кэдди пахла деревьями.
– Ну, вот еще, – сказала Дилси. – Большой уже мальчик, надо спать в своей постельке. Тебе уже тринадцать лет. Будешь спать теперь один, в дяди Мориной комнате, – сказала Дилси.
Дядя Мори нездоров. У него глаз нездоров и рот. Верш понес ему ужин на подносе.
– Мори грозится застрелить мерзавца, – сказал папа. – Я посоветовал ему потише, а то как бы этот Паттерсон не услыхал. – Папа выпил из рюмки.
– Джейсон, – сказала мама.
– Кого застрелить, а, папа? – сказал Квентин. – Застрелить за что?
– За то, что дядя Мори пошутил, а тот не понимает шуток, – сказал папа.
– Джейсон, – сказала мама. – Как ты можешь так? Чего доброго, Мори убьют из-за угла, а ты будешь сидеть и посмеиваться.
– Пусть держится подальше от углов, – сказал папа.
– А кого застрелить? – сказал Квентин. – Кого дядя Мори застрелит?
– Никого, – сказал папа. – Пистолета у меня нет.
Мама заплакала.
– Если тебе в тягость оказывать Мори гостеприимство, то будь мужчиной и скажи ему в лицо, а не насмехайся заглазно при детях.
– Что ты, что ты, – сказал папа. – Я восхищаюсь Мори. Он безмерно укрепляет во мне чувство расового превосходства. Я не променял бы его на упряжку каурых коней. И знаешь, Квентин, почему?
– Нет, сэр, – сказал Квентин.
– Et ego in Arcadia…2 забыл, как по-латыни «сено», – сказал папа. – Ну, не сердись, – сказал папа. – Это все ведь шутки. – Выпил, поставил рюмку, подошел к маме, положил ей руку на плечо.
– Неуместные шутки, – сказала мама. – Наш род ни на йоту не хуже вашего, компсоновского. И если у Мори слабое здоровье, то…
– Разумеется, – сказал папа. – Слабое здоровье – первопричина жизни вообще. В недуге рождены, вскормлены тленом, подлежим распаду. Верш!
– Сэр, – сказал Верш за моим стулом.
– Ступай-ка наполни графин.
– И скажи Дилси, пусть отведет Бенджамина наверх и уложит, – сказала мама.
– Ты уже большой мальчик, – сказала Дилси. – Кэдди умаялась спать с тобой. Ну замолчи и спи.
Комната ушла, но я не замолчал, и комната пришла обратно, и Дилси пришла, села на кровать, смотрит на меня.
– Так не хочешь быть хорошим и заснуть? – сказала Дилси. – Никак не хочешь? А минуту обождать ты можешь?
Ушла. В дверях пусто. Потом Кэдди в дверях.
– Тс-с, – говорит Кэдди. – Иду, иду.
Я замолчал, Дилси отвернула покрывало, и Кэдди легла на одеяло под покрывало. Она не сняла купального халата.
– Ну вот, – сказала Кэдди. – Вот и я.
Пришла Дилси еще с одеялом, укрыла ее, подоткнула кругом.
– Он – минута и готов, – сказала Дилси. – Я не стану гасить у тебя свет.
– Хорошо, – сказала Кэдди. Примостила голову рядом с моей на подушке. – Спокойной ночи, Дилси.
– Спокойной ночи, голубка, – сказала Дилси. На комнату упала чернота. Кэдди пахла деревьями.
Смотрим на дерево, где Кэдди.
– Что ей там видно, а, Верш? – Фрони шепотом.
– Тс-с-с, – сказала Кэдди с дерева.
– А ну-ка спать! – сказала Дилси. Она вышла из-за дома. – Папа велел идти наверх, а вы сюда прокрались за моей спиной? Где Кэдди и Квентин?
– Я говорил ей, чтоб не лезла на дерево, – сказал Джейсон. – Вот расскажу про нее.
– Кто, на какое дерево? – сказала Дилси. – Подошла, смотрит на дерево вверх. – Кэдди! – сказала Дилси. Опять ветки закачались.
– Ты, сатана! – сказала Дилси. – Слазь на землю.
– Тс-с, – сказала Кэдди. – Ведь папа не велел шуметь.
Кэддины ноги показались. Дилси дотянулась, сняла ее с дерева.
– А у тебя есть разум? Зачем ты разрешил им сюда? – сказала Дилси.
– А что я мог с ней поделать, – сказал Верш.
– Вы-то почему здесь? – сказала Дилси. – Вам-то кто разрешил?
– Она, – сказала Фрони. – Она позвала нас.
– Да кто вам велел ее слушаться? – сказала Дилси – А ну, марш домой! – Фрони с Ти-Пи уходят. Их не видно, но слышно еще.
– Ночь на дворе, а вы бродите, – сказала Дилси. Взяла меня на руки, и мы пошли к кухне.
– За спиной моей прокрались, – сказала Дилси. – И ведь знают, что давно пора в постель.
– Тс-с, Дилси, – сказала Кэдди. – Тише разговаривай. Нам не велели шуметь.
– Так цыц и не шуми, – сказала Дилси. – А где Квентин?
– Он злится, что ему велели меня слушаться, – сказала Кэдди. – И нам еще надо отдать Ти-Пи бутылку со светляками.
– Обойдется Ти-Пи без светляков, – сказала Дилси. – Иди, Верш, ищи Квентина. Роскус видел, он к сараю шел. – Верш уходит. Верша не видно.
– Они там ничего не делают в гостиной, – сказала Кэдди. – Просто сидят на стульях и глядят.
– Вашей, видно, помощи ждут, – сказала Дилси. Мы повернули кругом кухни.
«Ты куда повернул?» говорит Ластер. «Опять на игроков смотреть? Мы там уже искали. Постой-ка. Обожди минуту. Будь здесь и чтоб ни с места, пока я сбегаю домой за тем мячом. Я одну штуку надумал».
В окне кухни темно. Деревья чернеют в небе. Из-под крыльца Дэн вперевалку, небольно хватает за ногу. Я пошел за кухню, где луна. Дэн за мной.
– Бенджи! – сказал Ти-Пи в доме.
Дерево в цветах у окна гостиной не чернеет, а толстые деревья черные все. Трава под луной стрекочет, по траве идет моя тень.
– Эй, Бенджи! – сказал Ти-Пи в доме. – Куда ты пропал? Во двор подался. Я знаю.
Вернулся Ластер. «Стой», говорит. «Не ходи. Туда нельзя. Там в гамаке мис Квентина с кавалером. Пройдем здесь. Поворачивай назад, Бенджи!»
Под деревьями темно. Дэн не пошел. Остался, где луна. Стало видно гамак, и я заплакал.
«Вернись лучше, Бенджи», говорит Ластер. «А то мис Квентина разозлится».
В гамаке двое, потом один. Кэдди идет быстро, белая в темноте.
– Бенджи! – говорит она. – Как это ты из дому убежал? Где Верш?
Обняла меня руками, я замолчал, держусь за платье, тяну ее прочь.
– Что ты, Бенджи? – сказала Кэдди. – Ну зачем? Ти-Пи, – позвала она.
Тот, в гамаке, поднялся, подошел, я заплакал, тяну Кэдди за платье.
– Бенджи, – сказала Кэдди. – Это Чарли. Ты ведь знаешь Чарли.
– А где нигер, что смотрит за ним? – сказал Чарли. – Зачем его пускают без присмотра?
– Тс-с, Бенджи, – сказала Кэдди. – Уходи, Чарли. Ты ему не нравишься. – Чарли ушел, я замолчал. Тяну Кэдди за платье.
– Ну, что ты, Бенджи? – сказала Кэдди. – Неужели мне нельзя посидеть здесь, поговорить с Чарли?
– Нигера позови, – сказал Чарли. Опять подходит. Я заплакал громче, тяну Кэдди за платье.
– Уходи, Чарли, – сказала Кэдди. Чарли подошел, берется за Кэдди руками. Я сильнее заплакал. Громко.
– Нет, нет, – сказала Кэдди. – Нет. Нет.
– Он все равно немой, – сказал Чарли. – Кэдди.
– Ты с ума сошел, – сказала Кэдди. Задышала. – Немой, но не слепой. Пусти. Не надо. – Кэдди вырывается. Оба дышат. – Прошу тебя, прошу, – Кэдди шепотом.
– Прогони его, – сказал Чарли.
– Ладно, – сказала Кэдди. – Пусти!
– А прогонишь? – сказал Чарли.
– Да, – сказала Кэдди. – Пусти. – Чарли ушел. – Не плачь, – сказала Кэдди. – Он ушел. – Я замолчал. Она дышит громко, и грудь ее ходит.
– Придется отвести его домой, – сказала Кэдди. Взяла мою руку. – Я сейчас, – шепотом.
– Не уходи, – сказал Чарли. – Нигера позовем.
– Нет, – сказала Кэдди. – Я вернусь. Идем, Бенджи.
– Кэдди! – Чарли громко шепотом. Мы уходим. – Вернись, говорю! – Мы с Кэдди бегом. – Кэдди! – Чарли вслед. Вбежали под луну, бежим к кухне.
– Кэдди! – Чарли вслед.
Мы с Кэдди бежим. По ступенькам на веранду, и Кэдди присела в темноте, обняла меня. Она слышно дышит, грудь ее ходит об мою.
– Не буду, – говорит Кэдди. – Никогда не буду больше. Бенджи, Бенджи. – Заплакала, я тоже, мы держим друг друга. – Тихо, Бенджи, – сказала Кэдди. – Тихо. Никогда не буду больше. – И я перестал. Кэдди встала, и мы вошли в кухню, зажгли свет, и Кэдди взяла кухонное мыло, моет рот под краном, крепко трет. Кэдди пахнет деревьями.
«Сколько раз тебе сказано было, нельзя сюда», говорит Ластер. В гамаке привстали быстро. Квентина прическу руками. На нем галстук красный.
«Ах ты, противный идиот несчастный», говорит Квентина. «А ты его нарочно за мной повсюду водишь. Я сейчас Дилси скажу, она тебя ремнем».
– Да что я мог поделать, когда он прется, – говорит Ластер. – Поворачивай, Бенджи.
– Мог, мог, – говорит Квентина. – Только не хотел. Вдвоем за мной подсматривали. Это бабушка вас подослала шпионить? – Соскочила с гамака. – Только не убери его сию минуту, только сунься с ним сюда еще раз, и я пожалуюсь, и Джейсон тебя выпорет.
– Мне с ним не справиться, – говорит Ластер. – Попробовали б сами, тогда б говорили.
– Заткнись, – говорит Квентина. – Вы уберетесь отсюда или нет?
– Да пускай себе, – говорит тот. На нем галстук краснеет. На галстуке – солнце. – Эй, Джек! Глянь сюда! – Зажег спичку и в рот себе. Вынул изо рта. Она еще горит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33