– Изгнанник жертвовал жизнью за новое своё отечество. Кому же он стал поперёк дороги?
– К важнейшим рыцарским добродетелям, каковыми являются храбрость, ловкость, выносливость и верность данному слову, князь Гиорги не добавил выдержки и благоразумия. Слишком часто его поступки переступали черту дозволенного. Он делался груб и жесток. Могла ли с этим мириться возвышенная душа нашей прекрасной повелительницы?
– Однако в битвах за трон его поддержали многие вельможные азнауры и владетели городов?
– Достоинства или недостатки князя Гиорги весили здесь меньше пушинки, брошенной на весы. Восставшие рассчитывали именем князя самостоятельно управлять страной, а, вернее сказать, придя к власти, они разорвали бы Грузию на множество мелких владений, и страна перестала бы существовать. Удовлетворил я твоё любопытство, Шота? Не правда ли, князь Гиорги давно занимает твоё воображение?
– Моему великому другу открыто утаённое от других.
– Взамен поделюсь своей тайной: мы получим возможность доказать, что не один Гиорги Русский способен драться, как лев, не далее как через три дня.
– Погорячим коней.
Но неприятель спутал расчёты. Он преградил путь уже на другой день. За семью печатями держалась тайна похода, и всё же дознались лазутчики, успели предупредить. Едва грузинское войско приблизилось к горной реке, с оглушительным шумом катившей вниз вместе с пенистой, чистой водой обломки ветвей и камни, как из-за деревьев на крутом берегу выступили пехотинцы и конники. О переправе нечего было и думать. Пришлось разбить лагерь.
До ночи в шатре амирспасалара военачальники держали совет. Одни считали, что нужно готовиться к переправе, другие призывали выждать и поискать обходные пути. Даже Закарэ и Иванэ Мхаргрдзели, обычно единодушные, на этот раз повернулись друг к другу спиной.
– Царь царей Тамар доверила нам победу, – сказал Иванэ. – Вспомните, что произнесла Светозарная, вдохновляя нас в путь: «Братья мои, пусть не затрепещут от страха ваши сердца, если врагов будет множество, а вас – кучка. Крепите сердца ваши правдой и устремляйтесь на врага». После таких слов каждый, от спасалара до последнего пехотинца, предпочтёт смерть бесславному возвращению. Нужно готовиться к переправе.
– Верная гибель так же бесславна, как поражение. На верную гибель полки не отдам, – мрачно сказал Закарэ.
В шатре повисла тяжёлая тишина.
– Копья и стрелы настигнут не каждого. Кто прорвётся, будет драться за десятерых, – заговорили спасалары. Большинство думало, как Иванэ.
– Когда в подобное положение попал Вахтанг Горгасали и враждующие стороны разбили лагерь по обе стороны реки, то, простояв семь дней и ночей, великий царь свернул лагерь и, не выйдя на бой, отступил, – раздался ровный голос Шота. Было похоже, что раскрылась невидимая книга и Шота читал строки из хроники.
– О безмерной отваге царя Вахтанга слагают песни, – проговорил Закарэ. – Мне же не хватит мужества отступить.
Совет разошёлся, не приняв никакого решения.
Прошёл день и ещё день. В лагере воцарилось уныние. Воинов томило бездействие. Молодые спасалары открыто выражали недовольство, рвались в бой. Разведчики, направленные в разные стороны, докладывали на один лад: «Ущелья заняты неприятелем. Проходы в горах перекрыты».
На исходе третьего дня к сторожевому посту подъехал всадник на вороном коне. Крепкий стан всадника облегала кольчужная рубаха из мелких овальных колец. Лицо было закрыто кольчужной сеткой – чабалахи. В прорезях-щелях для глаз недобро посверкивали зрачки.

– Мне нужно в шатёр амирспасалара, – проговорил всадник, приблизившись.
– Больно торопишься, – ответил начальник поста. – Расскажи поначалу, кто такой и откуда явился, не то вздёрну по законам военного времени, как вражеского лазутчика.
– Не мели языком, указывай, где шатёр.
Слова из-под сетки звучали невнятно и глухо, но в голосе слышалась привычка повелевать. Вороной конь с белым подтёком на узкой литой голове и в белом, выше колена, сапожке на левой задней ноге и тот, казалось, выражал нетерпение.
– Ладно. Спешься и сдай оружие. Эй, кто-нибудь, проведи.
В шатре амирспасалара незнакомца встретил тот же вопрос:
– Кто таков и для чего явился в расположение войск?
Амирспасалар сидел в складном кресле без спинки, установленном на ковре. В углу поблёскивали латы и меч.
– Явился, как друг, – ответил незнакомец. – Хочу помочь в переправе.
– Ловушка старая: доверься лазутчику – и загуби всё войско.
– Понадобится всего три сотни всадников.
– Чем докажешь правдивость своих слов?
– Залогов при себе не ношу.
– Сними чабалахи, открой лицо.
– Что проку в лице, когда у тебя в руках моя жизнь?
– Господин мой и друг, – воскликнул Шота. Он находился в шатре вместе с другими спасаларами. – Прикажи мне возглавить три сотни воинов. Хоть скрыто от нас лицо незнакомца и неизвестно имя, я верю, что с ним успех.
Закарэ опустил на колени сжатые кулаки:
– Рисковать твоей жизнью, Шота, мне хотелось бы меньше, чем собственной.
– Даже трусы, укрывшиеся в обозе, которым впору лишь женское платье, рискуют во время войны, – глухо прозвучало из-под кольчужной сетки.
– Пусть будет так. Говори. – Закарэ встал, приблизился к незнакомцу. Тот отступил, выставив перед собою ладонь. Закарэ вернулся на место, повторил:
– Говори.
– Три сотни всадников я проведу на тот берег. На заре они начнут бой. Одновременно твои войска начнут переправу.
– Напасть неожиданно, с тыла, – верный залог победы! – поддержал незнакомца Шота. – Переправа удастся.
– Где пройдут триста всадников, могут пройти и три тысячи, – сказал один из спасаларов.
– Нет, – возразил Закарэ. – Наш берег ниже и просматривается, как ладонь. Триста всадников покинут лагерь незамеченными. Передвижение значительной части войска вызовет ответное передвижение неприятеля.

Незнакомец стоял с видом человека, сказавшего всё, что нужно было сказать. Руки он скрестил на груди, левую ногу выставил вперёд. Почтительности его поза не выражала.
– Вернуть коня и оружие, – сказал Закарэ и, обернувшись к незнакомцу, добавил: – Триста всадников тотчас последуют за тобой. Награду назначишь сам. В случае успеха не поскуплюсь. Если приготовил ловушку, погибнешь первым.
Незнакомец кивнул головой и вышел. В распахнувшийся полог на миг ворвалось чёрное небо с мигавшими звёздами.
– Помни, Шота, ты должен остаться живым, – Закарэ подошёл к Шота и положил ему руки на плечи.
– Стрелы врага про то знают, – беспечно ответил Шота. – Но я постараюсь.
Триста всадников покинули лагерь и под прикрытием кустов и деревьев двинулись вверх против течения реки. Чёрная ночь окутала землю плотно, как войлок. Звёзды и тонкий серп месяца едва разгоняли тьму. Кони осторожно выбирали проходы между камней. Пахло сыростью. Внизу неумолчно шумела река в вечной битве со скалами. Двигались не менее часа. Потом незнакомец придержал своего вороного, спрыгнул на землю, отвязал от седла и перекинул через плечо свёрнутую кольцом верёвку.
– Отбери десятерых, – сказал он Шота, – поведёшь за мной. Остальные на месте ожидают сигнала.
Двенадцать человек пешими двинулись дальше. Пройдя несколько сотен шагов, пригнувшись, спустились к воде. Река пробивалась среди больших валунов и с рёвом летела вниз. Пластаясь по скользким камням, в завесе из мелких брызг, отряд переправился на тот берег. Продолжили путь не в рост, а ползком. Вскоре глазам, привыкшим к темноте, открылись очертания башни. Слабое пятнышко света расползалось под кровлей. Это была обычная сторожевая башня, в мирное время занятая одними сигнальщиками, во время войны превратившаяся в крепость с собственным гарнизоном.
– Гарнизон в пятьдесят человек, – прошептал незнакомец. – Убрав, расчистим себе проход до самых войск.
– Справимся, – также шёпотом ответил Шота.
– Первый ярус глухой. Его высота в шесть локтей. На втором и третьем бойницы. С площадки на верхнем, четвёртом, ярусе местность просматривается вперёд и на обе стороны.
– Свет сквозь бойницы не пробивается, горит лишь под кровлей. Похоже, что все, кроме дозорного, спят.
– Лестница между ярусами в стене, – продолжал незнакомец. – Дверь во втором ярусе. Ступени снаружи.
Незнакомец подозвал двух воинов, что-то коротко им объяснил.
– Эти пойдут со мной, – сказал он Шота. – До кустов ползём вместе. Увидите, что я наверху, бросайтесь к дверям. Отопру изнутри.
– Будет, как ты сказал.
Больше не было произнесено ни единого слова. Двенадцать человек достигли кустов и затаились. Прямо перёд ними чёрная полоса башни располовинила небо. Из проёма, ведущего на смотровую площадку, лился свет, слабо высвечивая балки настила, торчавшие по сторонам. Казалось, что башня ощерилась. На площадку вышел дозорный, прошёлся взад и вперёд, затемнив дважды свет, остановился, прислушиваясь. Чёрная ночь тревожных сигналов не посылала. Пролетела, хлопая крыльями, ночная птица, привычно рычала река. Свет в проёме ещё раз закрылся – дозорный прошёл внутрь.
В тот же миг, на ходу срывая с плеча верёвку, незнакомец бросился к башне. Один из воинов бросился следом. Другой сделал десяток шагов и припал к земле.
Не покидая кустов, Шота придвинулся ближе. Он увидел, как незнакомец взбежал по ступеням, запрокинул голову вверх. Расстояние до балки измерялось в пятнадцать локтей, не более, но попасть было нужно с одного раза. Промах означал бы провал. Рука незнакомца описала круг и ещё полкруга. Верёвка взвилась, распрямилась, словно живая, обхватила балку несколькими витками и замерла, напрягшись. Одновременно с ударом верёвки о балку взвыл протяжно шакал и оборвал громкий вой.
«Отменно», – подумал Шота. Похвала относилась прежде всего к незнакомцу, но также и к воину, завывшему по-шакальи.
Всё происходило быстро, точно было заранее отработано.
Воин, взятый на помощь, подставил колено. Незнакомец с колена впрыгнул к нему на плечи, подождал, пока воин выпрямился, ногой упёрся в стык каменного косяка над дверью, обхватил руками верёвку. Быстро, словно взлетев, достиг он настила, перевалился на доски. Хоть и слабый раздался звук, но на этот раз был услышан. В проёме появился дозорный и тут же обмяк с кинжалом в груди.
На краю ночи, перед рассветом, неприятельский берег огласил боевой клич грузин. «Лаша! Лаша!» – понеслось из предутреннего тумана. «Лаша!» – подхватили на другом берегу. Затрубили трубы, загрохотали тимпаны. Знаменосцы распустили по ветру знамёна с грозными львами. Началась переправа. Захваченные врасплох сельджуки защищались яростно и отважно. Тучи стрел накрывали реку смертоносным дождём. Но остановить грузинское войско теперь не могли бы даже небесные молнии. «Лаша!» – гремел голос Закарэ. Он переправился через реку одним из первых. В самую гущу битвы нёс его медно-рыжий конь. Вслед за амирспасаларом скакали братья Тмогвели. Они рубили направо, налево, Зажав по мечу в обеих руках. «Лаша!» – неслись во главе отрядов молодые офицеры и закалённые в смертных сечах военачальники. Шота со своими конниками теснил и гнал неприятельский тыл. Навстречу сквозь вражьи ряды пробился отряд. Шота увидел Арчила. Меч в руках юноши сверкал, подобно зарнице, и вдруг с высоты рухнул вниз. Шота рванулся к Арчилу, упавшему под ноги коня.
«Лаша! Лаша!» нарастали крики лавиной.
Сельджукское войско дрогнуло, началось бегство.

Глава XI
В КРЕПОСТИ ВЕРХНЯЯ
Хронограф, идущий за войском, при свете бронзового светильника записывал в переплетённую тетрадь события дня, чтобы остались геройские подвиги в памяти ныне живущих и смогли наставлять достойно последующие поколения.
«От неистовых криков содрогнулись холмы, – выводило его перо. – Клич Закарэ Мхаргрдзели был подобен львиному рыку. Сын величайшего князя, сам высокодостойный, талантливый и мужественный, он во главе избранных бил и крушил врага. Братья Тмогвели следовали за ним повсюду и рубили неистово. Иванэ Мхаргрдзели сражался тяжеловооружённый так, что никто не мог превзойти его в храбрости. Гамрекел Кахасдзе и Гузан Таоели также без счёта доказывали свою отвагу и не раз проявили себя доблестными воителями. Вряд ли найдутся равные им. Отважное войско царя царей одолело и сокрушило вражеские полки. Неприятель обратился в бегство. Много попало в плен».
Историограф плотно прикрыл полог своей палатки, чтобы шум не мешал бегу пера и сосредоточению мыслей.
Лагерь шумел, хохотал, веселился. Раздавались громкие выкрики, песни. Кончились дни уныния и печали. Ценой крови и жертв добыта победа. Воины поздравляли друг друга. Предвкушали, как вернутся в Тбилиси с добычей и славой, обнимались, похлопывали друг друга по плечам.
Закарэ Мхаргрдзели сам разыскал Шота, на виду у всех обнял, трижды расцеловал.
– Трижды благодарю тебя, Шота Руставели, за выигранное сражение. Награды своим всадникам определишь сам.
– Честь, которой удостоил меня амирспасалар; принадлежит не мне – незнакомцу, не пожелавшему снять чабалахи. Мы лишь тенями следовали за ним.
– Не обошли бы его награды и благодарность, да сгинул твой незнакомец неизвестно куда, – амирспасалар досадливо свёл брови. – Ни у живых, ни у мёртвых не можем сыскать. В бою он бился отважнее барса. И исчез, едва мы погнали врага. Не пожелал, гордец, разделить с нами радость победы. Ты сам, Шота, отчего печален посреди общего ликования?
– Арчила убили, – тихо сказал Шота.
– Родич или близкий друг?
– Нет, не родич. Просто юноша с возвышенной и благородной душой. Почти ещё мальчик, едва начал жизнь.
– Война прожорлива. С особым удовольствием она заглатывает молодых.
– Войны должны исчезнуть. Для этого требуется немногое.
– Что же именно?
– Дружба между всеми народами, живущими на земле.
Закарэ рассмеялся, но на этот раз брови сдвинул Шота.
– Три побратима пройдут через строки моих стихов, не щадя друг для друга жизни и жертвуя счастьем, – сказал он, возвысив голос. И многие подошли ближе, чтобы услышать, что говорит поэт. – Их имена: Автандил, Тариэл и Фридон. Автандил – араб. Родина Тариэла – Индия. Фридон – житель страны, которой на самом деле нет. Я придумал эту страну, потому что каждый, кто благороден и смел – грузин, армянин, франк или рус, – может включиться в братство.
– Только поэт способен увидеть прекрасный сон наяву. Жизнь показывает другое, – сказал Закарэ, обнял Шота и ушёл.
Три дня длился отдых. На рассвете четвёртого дня войско двинулось дальше.
Знакомая дорога укорачивает расстояние, тем более дорога памятная. Без устали Липарит и Михейка держались в седле, передышки себе и коням давали короткие. Когда достигли верховья ущелья, в селение заезжать не стали. Сразу поднялись по склону холма к стоявшему в отдалении дому.
– Что привело вас ко мне, тбилисские жители? Нога у мальчонки плохо срослась или заныла в затылке рана? – такими словами встретила путников в воротах хозяйка.
Липарит смутился. В сказанном слышалось недовольство.
– Сто лет тебе жизни людям на пользу и радость, тётушка Этери, – проговорил он поспешно. – Под твоей счастливой рукой Микаэл прыгает, как оленёнок. Привело нас неотложное дело, да, видно, мы не ко времени.
– Гости всегда ко времени. Входите, располагайтесь. Какое это дело, если, конечно, не тайна?
– В крепости наше дело, – вмешался Михейка. Ему не терпелось расспросить об Евсевии.
– Верно сказал, что в крепости, – тётушка Этери по-своему поняла Михейкину горячность. – Только припозднились вы, видно сумки дорожные сбирали долго. Просватана ваша Нино.
– Как просватана, за кого? – вскричал Липарит.
– За азнаура просватана, хоть и дочь кузнеца. Реваз в азнауры сам вышел недавно. Лет с десяток тому назад отличился в битве с сельджуками, в награду звание получил. Он тогда и Нино подобрал. Не родной он отец – приёмный. Родных отца с матерью сельджуки порубили у Нино на глазах. Она после этого онемела, долгое время лишь головой кивала: «да», мол, или «нет». Реваз позвал меня. «Исцели, – говорит, – приёмную дочь». – «Доброта и ласка – лучшие для неё средства». Не поскупился Реваз Мтбевари на доброту, полюбил Нино больше родных дочерей. А сейчас словно злой дух вселился. «Старшие дочери, – говорит, – живут с мужьями-азнаурами в богатстве и почёте. И младшая дочь за азнаура пойдёт. Велика ли беда, что жених немолод? Звание пребывает при нём».
– Что же Нино? – упавшим голосом спросил Липарит.
– Всё тебя поджидала. «Братом, – говорит, – назвался, а сам пропал. Не едет, весточки не посылает».
– Разве я смел надеяться, когда узнал, что отец Нино начальник крепости и азнаур.
– Неосторожные я выговорила в ту пору слова. Выхожу виноватой, должна иначе всё повернуть.
Тётушка Этери достала тёмный с кистями платок, повязала вокруг головы.
– В крепость пойду, с Нино повидаюсь.
Михейка бросил на Липарита тревожный взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17