А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


И единственное, что успокаивало весь этот люд при мысли о богатстве Ридера, было то, что они считали, что скоро наступит день, когда (ведь Ридеру было за пятьдесят лет!) придется расстаться со своими ценностями, потому что даже золото плавится при определенной температуре, а банкноты, как известно, печатаются не на асбесте…
Прокурор обедал в обществе председателя суда. Они встретились в субботу в клубе, а, кстати сказать, суббота — один из двух дней недели, когда судья имеет возможность спокойно пообедать. Беседуя, они заговорили о Джоне Ридере, наиболее талантливом и удачливом сыщике, находившемся в распоряжении прокурора.
— Он человек исключительных способностей, — заявил прокурор, — но его шляпа действует мне на нервы. Он носит такую же шляпу, как мистер Икс…— И прокурор назвал по имени одного из выдающихся политиков страны. — А при виде его черного сюртука мне становится тошно. Все, кто приходят ко мне в канцелярию, принимают его за факельщика из похоронного бюро, но он на редкость толковый человек. Его баки мне действуют на нервы, и мне всегда кажется, что он расплакался бы, если бы мне пришло в голову сделать ему замечание. Он слишком чувствителен и сентиментален для моего ведомства. Каждый раз, когда ему приходится вызвать рассыльного, он извиняется перед ним за беспокойство.
Судья в достаточной степени был осведомлен о человеческих слабостях и ограничился легким смешком.
— Судя по вашему описанию, он мог бы оказаться одним из моих клиентов, обвиняемых в убийстве, — цинично заметил он.
В этом, несомненно, он допустил преувеличение, ибо мистер Ридер совершенно лишен был способности совершить что-либо противозаконное.
Но множество людей были ошибочного мнения о способностях Ридера. К числу этих людей, несомненно, принадлежал и некто Лью Кол, сочетавший свою деятельность банковского громилы с талантами фальшивомонетчика.
Обычно Ридер, на долю которого выпадало выслушивать немалое количество угроз, выслушивал их с легким интересом, не утрачивая при этом ни своего благодушного настроения, ни своего спокойствия.
Он был большим специалистом по части поддельных банкнот, и немалое количество людей, пытавшихся состязаться в своем умении с экспедицией заготовления государственных бумаг, были обязаны ему своим вынужденным бездельем и длительным пребыванием в тюрьме.
На долю милейшего мистера Ридера не раз выпадало выслушивать угрозы и проклятья побледневших от злобы арестованных, обещавших с ним расправиться после того, как они снова очутятся на свободе.
Не раз случалось ему встречаться с теми же лицами после того, как их выпускали из тюрьмы, но при вторичной встрече все эти люди оказывались настроенными гораздо более добродушно и успевали забыть о своих угрозах. А если о них и вспоминали, то с легким чувством стыда.
В 1918 году Лью Кола отправили на десять лет в тюрьму. При этом он не произнес ни одного лишнего слова, не бросил по адресу Ридера ни одной угрозы, не пригрозил при первом удобном случае вырвать из бренного тела мистера Ридера сердце, печенку и другие органы.
Лью улыбался, и, когда на мгновение его взгляд скрестился со взглядом Ридера,, сыщик заметил, что водянистые глаза преступника были, по обыкновению, водянисты и невыразительны. В них не было ни ненависти, ни злобы, но они выдали ему сокровенную мысль Лью:
— При первой же возможности я прикончу тебя!
Ридер уловил эту мысль и тяжело вздохнул — он не любил шумных выражений чувств, и ему был неприятен весь тот гам, который обыкновенно арестованные преступники поднимали вокруг его персоны. В конце концов, ведь он лишь выполнял свой долг. Прошло немало лет, и годы эти внесли в деятельность мистера Ридера существенные изменения. Он был оторван от своей прежней деятельности, направленной во вред фальшивомонетчикам, и для него открылось более широкое поле деятельности у прокурора.
Но никогда он не забывал о том, как улыбался при последней их встрече Лью Кол.
Работа в Уайтхолле не была для Ридера затруднительной.
Через руки Ридера проходило множество анонимных писем, поступавших на адрес прокурора. Обычно не трудно бывало расшифровать, какие побуждения руководили авторами этих писем, потому что большинство из писем было составлено очень грубо и просто: ревность, зависть, злоба-вот что обычно заставляло людей обращаться к прокурору с анонимным письмом. Порой письма эти были результатом неудавшейся попытки шантажа.
Но порой поступали письма, вызванные мотивами иного свойства.
«Сэр Джемс собирается жениться на своей кузине, а ведь прошло всего лишь три месяца со времени смерти его жены, упавшей за борт во время переезда через канал в Кале. В этом деле что-то нечисто.
Мисс Маргарет не выносит его общества, потому что она знает, что он стремится заполучить ее деньги. Почему меня ночью послали в Лондон? Он неохотно разъезжает в автомобиле. И чего ради вздумал он ехать в автомобиле ночью, когда лил такой проливной дождь?»
Это своеобразное письмо было подписано: «Доброжелатель».
У правосудия было большое количество подобных «доброжелателей».
«Сэр Джемс», о котором упоминалось в письме, был не кто иной, как сэр Джемс Тизермит, состоявший во время войны руководителем какого-то благотворительного учреждения, — за заслуги он был возведен в дворянское достоинство.
— Я попрошу вас навести справки, — сказал Ридеру его шеф, — если не ошибаюсь, леди Тизермит действительно утонула во время переезда через канал.
— Это случилось 9 декабря прошлого года, — торжественно ответил Ридер. — Она в сопровождении сэра Джемса направлялась в Париж и в Монте-Карло. Сэр Джеме, владеющий виллой у Майдстона, лично отвез ее на автомобиле в Дувр и поставил свою машину в гараж Вильсон отеля. Ночь была на редкость бурная, и переезд должен был быть многим в тягость. Незадолго до прибытия парохода во Францию, сэр Джеме явился к капитану и сообщил ему, что он не может найти свою супругу. Ее багаж, верхнее платье, паспорт и шляпа находились в каюте, но ее не было видно, И с той поры ее вообще больше не видели.
Прокурор одобрительно кивнул головой.
— Вижу, что вы ознакомились с этим случаем.
— Нет, я просто вспомнил о нем, — ответил Ридер, — потому что эта история в свое время вызвала во мне множество размышлений. Увы, по воле Господа я принадлежу к числу тех людей, которые во всем готовы видеть что-нибудь скверное. Должно быть, мой взгляд на людей и на жизнь не соответствует истине, но я вижу в каждом человеке преступника. Порой подобное мировоззрение бывает в тягость.
Прокурор подозрительно поглядел на своего подчиненного. Он никогда не мог понять, говорит ли мистер Ридер всерьез или шутит.
— Нет никакого сомнения в том, что письмо это написано уволенным шофером, — сказал он.
— Совершенно верно, — подхватил мистер Ридер, — Томас Дейфур, 179 Баррак-стрит, в настоящее время находится в услужении у «Кент Мотоурс Компанейшен». Имеет трех детей, из них двое — близнецы. Очень славные ребята.
Прокурору не осталось ничего другого, как расхохотаться.
— Я вижу, что вы обо всем, интересующем вас, осведомлены. Попробуйте-ка выяснить, что таится в этом письме. Сэр Джеме — видная персона в Кенте, он занимает должность мирового судьи и очень влиятельный в политическом отношении человек. Письмо, очевидно, вызвано личными мотивами и не имеет никакого значения. Но все же попытайтесь выяснить все, что возможно, и действуйте осторожнее.
У Ридера была собственная точка зрения на «осторожный способ действия».
На следующее утро он поехал в Майдстон, занял место в автобусе и, усевшись удобнее, поставил рядом с собою свой зонтик.
Прибыв к месту своего назначения, он покинул автобус и, миновав ворота, направился к большому серому дому. Перед домом на газоне он заметил сидевшую в шезлонге девушку. Завидев Ридера, она отложила книгу в сторону и поспешила ему навстречу.
— Я мисс Маргарет Летерби, — сказала она. — Вы прибыли сюда от…— и она назвала известную фирму адвоката, но, к ее вящему разочарованию, Ридер сообщил ей, что ни в какой связи с этим светилом адвокатуры не находится.
Девушка была очень красива — цвет лица ее был безукоризненно свеж, черты лица приветливы и мягки, хотя особым умом лицо не блистало.
— Я думала… Вы хотите видеть сэра Джемса? Он у себя в кабинете. Вам стоит лишь позвонить, и прислуга проводит вас к нему.
Если бы Ридер принадлежал к числу людей, способных удивляться чему-либо, то он несомненно поразился бы тому, что молодая и красивая девушка, к тому же располагающая собственным состоянием, готова выйти замуж за человека, который был намного старше ее. Но разгадка этой тайны была очень проста. Мисс Маргарет вышла бы замуж за каждого человека, который смог бы настоять на своем желании.
— Даже за меня, — сказал себе, меланхолически улыбаясь, Ридер.
Однако Ридеру не пришлось звонить и прибегать к содействию прислуги.
Большой, широкоплечий человек в спортивном костюме стоял на ступеньках крыльца, его светлые волосы были очень длинны и прядью спускались на лоб. Губы его были прикрыты мохнатыми усами, спускавшимися к выдающемуся, свидетельствующему об энергии, подбородку.
— Что вам угодно? — резко осведомился он у пришельца.
— Я прибыл сюда по поручению прокуратуры, — пробормотал Ридер. — Мы получили анонимное письмо.
Бледные глаза Ридера застыли на лице неприветливого хозяина.
— Войдите, — проворчал сэр Джемс. И прежде чем закрыть за собою дверь, он бросил взгляд на молодую девушку и на пустынную аллею.
— Я ожидаю одного болвана, его должен был прислать мой адвокат, — сказал он и захлопнул за собою дверь.
Ридер сообщил ему о причинах своего появления. Сэр Джемс спокойно выслушал его, и ничто — ни голос, ни внешний облик — не выдало его волнения. Он оставался совершенно спокойным.
— А какого вы мнения о подобных анонимных письмах, или вы вообще не обращаете внимания на такую чепуху?
Ридер добросовестно отложил в сторону свой зонтик и, отставив шляпу, полез в карман за листом бумаги. Вынув письмо, он протянул его сэру Джемсу, внимательно ознакомившемуся с его содержанием.
— Это вздорное письмо составлено, должно быть, кем-либо из тех, кто видел в Париже продающиеся драгоценности моей жены. Разумеется, это письмо
— сплошной вздор. Я могу полностью отдать отчет в судьбе каждой из принадлежащей ей ценной вещи и после ужасного происшествия памятной ночи привез с собою назад ее шкатулку с ценностями. Почерк этот мне совершенно неизвестен. Кто этот наглый лгун, составивший подобное письмо?
— Я также не придал значения этому письму, — сказал Ридер. — В свое время я самым тщательным образом ознакомился с тем, о чем говорится в этом письме. Вы выехали после обеда…
— Поздно вечером, — поправил его сэр Джемс. Он не был расположен беседовать о случившемся, но просящий взгляд Ридера таил в себе столько силы, что он не счел себя вправе уклониться от беседы.
— Отсюда до Дувра всего лишь час двадцать минут езды. Около одиннадцати часов вечера мы были на пристани и тут же прошли на пароход, который вскоре должен был отплыть. Я принял ключ от нашей каюты и проводил туда мою супругу.
— Ваша супруга не страдала морской болезнью?
— О нет, и как раз на сей раз она чувствовала себя особенно хорошо. Она осталась в каюте, а я вышел погулять на палубу. — Шел дождь, и на море было сильное волнение, — заметил Ридер, словно предугадывая то, что ему собирался сообщить его собеседник.
— Да, но и я не подвержен морской болезни, но, во всяком случае, смею вас заверить, что вся эта история относительно драгоценностей моей жены — сплошной вымысел. Вы можете об этом сообщить вашему шефу, а заодно передайте ему мой сердечный привет и наилучшие пожелания.
И он распахнул перед своим гостем дверь. Но прошло еще немного времени, прежде чем Ридер бережно спрятал в карман письмо и собрал свои вещи.
— У вас чудесное имение, сэр Джемс, — сказал он, — скажите, оно очень велико?
— У меня три тысячи моргенов земли, — ответил сэр Джемс, не скрывая своего нетерпения. — Всего хорошего.
Ридер медленно направился к дороге, целиком углубленный в свои мысли.
Он пропустил автобус, в котором без особого труда мог бы занять место, и словно без определенной цели пошел бродить по тропинке, вившейся вдоль границы владения сэра Джемса.
Пройдя примерно с милю, он вышел на боковую дорогу, уходившую к шоссе и которая, как он предположил, была южной границей имения. У дороги за массивной металлической решеткой виднелась полуразрушенная сторожка; на крыше во многих местах зияли дыры, стекла в окнах были выбиты, а разбитый перед нею цветник порос сорной травой.
По ту сторону от решетки вилась узкая дорога, которая вела к парковым насаждениям. Услышав за своей спиной шорох, Ридер повернулся и увидел почтальона, собиравшегося сесть на велосипед.
— Что это такое? — спросил его Ридер.
— Соут Лодж — имение сэра Джемса Тизермита. Вот уже несколько лет, как никто здесь не живет и все пришло в запустение.
Ридер последовал за почтальоном и без особого труда выведал у словоохотливого спутника все, что его интересовало.
— Да, да, бедная женщина, она была очень мила и нежна. Она была из породы тех болезненных, слабых существ, которые переживают все же самых здоровых людей.
Ридер задал почтальону вопрос, на который последовал самый неожиданный ответ:
— Нет, она не переносила поездки по морю, мне доподлинно это известно. Каждый раз, когда ей предстояло отправиться в морское путешествие, я приносил ей бутылочку того снадобья, что, как говорят люди, помогает против морской болезни. Я поставил ей очень много этих бутылочек, пока наконец аптекарь Райке не завел их и у себя в аптеке. Дай Бог памяти, как оно называется это снадобье? Да, вспомнил: «Пикерс не знает морской болезни». Вот как оно называлось. Как раз на днях мистер Райке рассказывал мне, что он выписал полдюжины бутылочек этого лекарства и теперь не знает, что с ним делать, потому что здешние жители и думать не хотят о морском путешествии.
Ридер проводил его до деревни и потом отправился бродяжничать. Он транжирил свое драгоценное время самым невозможным образом.
Он успел побывать у аптекаря, у торговца скобяным товаром, у скромного штукатура и лишь с последним автобусом уехал в Майдстон для того, чтобы оттуда с последним поездом отправиться в Лондон.
На следующий день на вопрос своего шефа он ответил малозначительной фразой:
— О, да, я говорил с сэром Джемсом, это очень любопытная личность.
Все это произошло в пятницу. Суббота у него целиком ушла на текущую работу по канцелярии прокурора, а воскресенье принесло ему кое-что новое.
Выдался чудесный солнечный день. Мистер Ридер стоял у окна своего дома и смотрел на пустынную улицу. Он собирался провести день в блаженном ничегонеделании и на нем был стеганый халат и расшитые туфли.
На соседней церкви зазвонил колокол медленно и торжественно, созывая прихожан на молитву. На улице не было видно ни одного живого существа, за исключением черного кота, свернувшегося в клубок и мирно дремавшего на солнце.
Было около восьми часов утра, и мистер Ридер вот уже шесть часов кряду не отходил от своего письменного стола, работая при свете лампы (стоял октябрь месяц). Подойдя к столу, он достал из коробки дешевую папиросу и закурил. Он курил так, как курят дамы, ненавидящие запах табака, но курящие потому, что полагают, что этого требует хороший тон.
— Ах, ты…— прошептал Ридер, снова подойдя к окну. Он заметил на перекрестке силуэт одинокого прохожего, направлявшегося на виллу «Нарцисс», это пахучее наименование было присвоено месту обитания Ридера.
Прохожий был высоким, широкоплечим человеком, лицо его было исполнено мрачной решимости.
— Великий Боже! — прошептал Ридер, услышав, как задребезжал звонок.
Несколькими минутами позднее экономка постучала в дверь.
— Не угодно ли вам принять мистера Кола, сэр?
Ридер кивнул головой.
Лью Кол вошел в комнату и увидел перед собой пожилого человека, закутавшегося в яркий, украшенный цветами халат. На носу у пожилого человека с трудом держалось пенсне.
— С добрым утром. Кол!
Лью Кол взглянул на человека, упрятавшего его в тюрьму на десять лет, и губы его дрогнули.
— Здравствуйте, Ридер, — сказал он. — Мне кажется, что вы не ожидали меня увидеть?
— Я думал, что встречусь с вами несколько позже, — спокойно ответил Ридер, — я совсем упустил из виду, что в тюрьмах приобретают благую привычку вставать пораньше.
Он произнес эти слова тоном, каким обыкновенно произносят похвалу, одобряя чье-либо поведение.
— Надеюсь, вы догадались, зачем я явился к вам? Я не легко забываю что-либо, память у меня хорошая, а в Дартмуре мы располагали достаточным временем, чтобы кое о чем поразмыслить на досуге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16