.. Лучше опережать события, не давая
им опередить тебя.
Когда трибун вышел из палатки своего шурина, Файярда поблизости не
было видно. Где-то рядом, громко стуча, перекатывались кости, и намдалени,
без сомнения, решил, что Скаурус хорошо знает дорогу к своему лагерю.
Шагая к римскому лагерю, трибун испытывал сильное головокружение. Его
переполняли мысли. Первое чувство, охватившее его после предложения
Сотэрика, оставалось неизменным: после быстрого роста влияния римлян в
Видессосе, после двух лет жизни в Империи стать графом в Княжестве
казалось ничтожным уделом - нечто вроде большого волка в маленькой стае.
Он не рвался покидать Империю. Казды были врагами, с которыми необходимо
продолжать войну после того, как они победят Сфранцезов, - если только им
удастся победить. С другой стороны, думая об интересах римлян в этом мире,
Марк признавал, что жизнь в Намдалене была вполне привлекательной. Он
сомневался, что его солдатам когда-либо по доброй воле дадут землю в
Империи. В Риме ревнивый Сенат крепкой рукой держал италийские земли. В
Империи земля была сосредоточена в руках знати, а немногочисленные
маленькие усадьбы были до предела обложены налогами. Земля, конечно же,
привлечет его солдат.
Было и еще одно обстоятельство. Хелвис, несомненно, бросит его, если
он скажет Сотэрику "нет", а он совсем не хотел разрыва. Что-то еще было
между ними, горело и не могло потухнуть. И у них был сын... Почему все на
свете должно быть таким запутанным?
Гай Филипп ждал его у северных ворот лагеря, нервно расхаживая взад и
вперед. Его резкое, ироничное лицо разгладилось, когда он увидел
приближающегося Скауруса.
- Давно пора было тебе явиться, - сказал он. - Еще час, и я
отправился бы за тобой сам. И привел бы с собой друзей.
- В этом не было необходимости, - ответил Марк. - Но нам нужно
поговорить. Найди Глабрио, Горгидаса и приходи сюда, мы выйдем за палисад.
Возьми еще кельта, ладно? Его это тоже касается.
- Виридовикса? Ты уверен, что хочешь говорить с ним, а не драться? -
хмыкнул Гай Филипп, но поспешил выполнить поручение.
Марк увидел, что римляне провожают его глазами, они знали, что
произошло нечто важное. Черт бы побрал Сотэрика с его детскими
театральными эффектами, подумал трибун.
Через несколько минут люди, чье мнение он уважал, собрались вместе, и
на лицах их читалось любопытство. Они вышли из лагеря и скрылись в
темноте, разговаривая о незначительных вещах и тщетно пытаясь всем своим
видом убедить легионеров, что встретились совершенно случайно и ничего
серьезного обсуждать не намерены. За пределами слышимости часовых Скаурус
отбросил камуфляж и в двух словах объяснил, что произошло.
Друзья долго молчали, обдумывая услышанное. Марк проделал эту работу
по дороге в римский лагерь.
- Если вы хотите знать мое мнение, то я скажу "нет". Я ничего не имею
против намдалени, они храбрые парни и хорошие собутыльники, но я не
собираюсь провести остаток своих дней среди варваров, - первым нарушил
тишину Гай Филипп.
У старшего центуриона в большей мере было развито чувство
превосходства, которое римляне испытывали ко всем другим народам, за
исключением, пожалуй, эллинов. В этом мире стандартом, на который
равнялись все остальные страны, был Видессос, и центурион почитал себя
неотделимым от Империи, забывая, однако, при этом, что сами имперцы
считали его таким же варваром, как и намдалени.
Горгидас отлично понимал это, но его выбор был таким же:
- Я покинул Элладу и променял ее на Рим много лет назад, потому что
знал - моя родина уходит в прошлое, а Рим движется вперед. Неужели я
изменю этому принципу сейчас? Думаю, нет. Здесь мое место, и здесь я
останусь жить. Я хотел бы научиться тут очень многому, тому, чего народ
Княжества. еще не знает.
Что касается Виридовикса и Глабрио, то они ответили не так быстро.
- М-да, ты задал нам нелегкий выбор, милый Скаурус, да к тому же двое
из нас против, - сказал кельт. - Я всегда легче лажу с намдалени, чем с
этими скользкими заносчивыми имперцами. Никогда не знаешь, что у них в
голове, и, боюсь, в один прекрасный день я могу обнаружить у себя между
ребер кинжал наемного бандита только потому, что буду одет не по моде.
Пожалуй, я за островитян.
Остался Квинт Глабрио, и судя по выражению страдания, появившемуся на
его лице, выбор ему сделать было труднее всех.
- Я тоже иду в Намдален, - сказал он наконец.
Горгидас судорожно втянул ноздрями воздух. Лицо Глабрио стало еще
более несчастным, и он продолжал:
- Я делаю это только ради земли. Я пошел на службу в легион только
потому, что это давало мне единственную надежду когда-нибудь получить
землю. Это шанс стать самим собой, а не батрачить всю жизнь за гроши на
хозяина. Без земли у тебя нет ничего, земля - это главное.
- Земля сделает тебя еще большим рабом, чем хозяин, - возразил Гай
Филипп. - Я присоединился к орлам, чтобы не умереть с голоду на несчастном
клочке, где я родился. И ты _х_о_ч_е_ш_ь_ ходить за задницей быка от
рассвета до заката, парень? Ты, должно быть, спятил.
Но Глабрио упрямо качнул головой: земля была его мечтой - и мечта эта
оказалась более сильной, чем нить, соединяющая его с Горгидасом. Грек в
эту минуту был похож на солдата, который силится скрыть боль, причиняемую
ему раной. Он ни словом не возразил своему товарищу, хотя глаза у него и
сделались умоляющими. И снова Марк восхитился греком, подумав о его
страхах и сомнениях, о том, как они повлияют на принятое им решение.
Центурионы были слишком дисциплинированны, а Горгидас слишком вежлив,
чтобы задать явно напрашивающийся вопрос, но Виридовикс спросил, как
всегда, прямо:
- А что же собираешься делать ты, дорогой друг?
Скаурус надеялся, что в ответах его друзей будет какое-то единодушие,
но они оказались такими же противоречивыми, как и его душа. Он долго
молчал, чувствуя, что склоняется то на одну, то на другую сторону, и
наконец сказал:
- После того как штурм закончился неудачей, я не думаю, что у Гавраса
есть реальная возможность захватить город, а без столицы он проиграет
войну с Ортайясом. Скорее всего, я отправляюсь в Намдален. Под властью
Сфранцезов Империя рухнет. Но я в любом случае не буду им служить. Даже
казды, по-моему, лучше, потому что не прячут своего лица под маской.
Приняв такое решение, трибун был далеко не уверен в своей правоте и
потом, заканчивая свою речь, сказал:
- Я не буду никому приказывать. Пусть каждый решает этот вопрос сам.
Гай, мой друг, мой учитель, я знаю, что ты будешь поступать честно и
по-человечески с теми солдатами, которые последуют за тобой.
Они крепко обнялись, и Марк поразился, увидев слезы на глазах
ветерана.
- Мужчина поступает так, как считает нужным, - сказал Гай Филипп. -
Много лет назад, когда я был совсем молодым, я воевал на стороне Мария, в
то время как мой ближайший друг сражался за Суллу. Пока длилась
гражданская война, я готов был убить его, если бы смог. Но спустя
несколько лет после окончания войны мы случайно встретились в таверне и,
как прежде, пили вино до упаду. Пусть так будет и у нас с тобой
когда-нибудь.
- Пусть будет так, - шепнул Марк, чувствуя слезы на своем лице.
Виридовикс тоже обнял Гая Филиппа:
- Пусть меня съедят вороны, если я не буду скучать без тебя,
толстокожий суслик!
- Мне тоже будет не хватать тебя, большой дикарь!
Привыкшие держать все чувства при себе, Горгидас и Квинт Глабрио
обменялись взглядами, тяжело вздохнули, но не сказали ни слова.
- Нет смысла говорить о нашем решении солдатам, иначе весь лагерь
загудит, как потревоженный улей, - решил Марк. - Утром, после завтрака,
они все узнают. Это хорошее время для раздумий, пусть они делают свой
выбор, а мы до тех пор помолчим.
Все четверо согласно кивнули.
Они медленно возвратились в лагерь, каждый знал, что скоро
расстанется надолго с друзьями, и был погружен в свою думу. Дикие крики,
доносившиеся из-за городских стен, вторгались в их мысли. Вопли в городе
производят такое впечатление, что за стенами кипит бунт, а не празднество,
горько подумал трибун и мысленно проклял Сфранцезов за то решение, которое
вынужден был принять.
Часовые провожали своих офицеров взглядами, солдаты таращились на
них, когда те проходили мимо.
- Черт бы тебя побрал! - рявкнул на одного из них Виридовикс. - У
меня еще не отросла вторая голова и красных перьев на роже не появилось,
так что нечего пялиться, как на чудище!
Вспышка кельта оказалась в этот раз весьма кстати - легионеры
вернулись к ужину, разговорам и игре в кости.
- Я вас покину, мне нужно еще помочь раненым, хотя методы мои грубы и
несовершенны, - сказал Горгидас.
К большому своему неудовольствию, он все еще лечил раны и болезни
настойками и мазями, шинами для переломов и повязками. Нейпос уверял, что
у грека есть все необходимые качества, чтобы выучиться видессианскому
искусству исцеления, но пока что усилия врача были бесплодны. Скаурус
подозревал, что это было одной из причин, побудившей его остаться в
Видессосе.
Квинт Глабрио последовал за врачом и сказал ему что-то так тихо, что
Скаурус не смог расслышать слов, но увидел, как грек утвердительно склонил
голову.
Кто-то вытащил бурдюк с вином. Виридовикс потянул носом и двинулся
вперед, притянутый пряным запахом так же верно, как железный гвоздь
магнитом.
Хелвис спала, когда трибун скользнул в палатку. Он коснулся ее щеки,
жена шевельнулась, потом медленно, чтобы не разбудить Мальрика и Дости,
поднялась с постели.
- Уже поздно, - сказала она, протирая глаза. - Что тебе нужно, Марк?
Скаурус коротко рассказал Хелвис о плане ее брата. Она не произнесла
ни слова, пока трибун говорил о встрече с намдалени, и, только когда он
закончил, спросила:
- Что ты будешь делать?
Вопрос был задан безразличным голосом, но за сдержанностью Хелвис
трибун легко угадал напряжение, с которым она ждала ответа.
- Я пойду с ними, - сказал Марк. Причины его поступка не имели сейчас
значения. Даже в темноте он увидел, как широко раскрылись ее глаза.
- Ты пойдешь? Мы пойдем? - Хелвис неловко улыбнулась. Она ожидала
отрицательного ответа и готова была взорваться. Затем, забыв о спящих
детях, громко и счастливо рассмеялась, обвила руками шею Скауруса и
поцеловала его в губы.
Радость ее не улучшила настроения Марка. Он все еще был подавлен
принятым решением, и ее счастье только усилило сомнения, одолевавшие его.
Сияющая Хелвис не замечала сумрачного настроения трибуна.
- Когда мы двинемся в путь? - спросила она, тут же со свойственной ей
практичностью переходя к делу.
- Я полагаю, дня через три, - неохотно ответил Марк. Названный им
срок делал грядущее событие болезненно реальным.
Мальрик проснулся и сердито сказал:
- Вы слишком много говорите. Я хочу спать.
Хелвис подхватила его и прижала к себе.
- Мы много говорим, потому что счастливы. Мы скоро поедем домой.
Слова ее ничего не сказали малышу, родившемуся в Видессосе и не
представлявшему жизни вне походного лагеря.
- Как мы можем вернуться "домой"? - спросил он. - Ведь мы _у_ж_е
дома.
- Интересно, как ты объяснишь ему это противоречие? - улыбнулся
трибун.
- Цыц, - сказала Хелвис, качая на руках сонного малыша. -
Благодарение Фосу, он скоро узнает, что значит это слово на самом деле. И
спасибо тебе, милый, за то, что ты дашь ему эту возможность. Я так люблю
тебя за это.
Скаурус кивнул. Даже приняв решение, он все еще боролся с собой, и
похвала показалась ему незаслуженной.

Рано утром трибуна разбудил шум. Он с трудом раскрыл слипающиеся
глаза, выругался и резко вскочил с постели. Первой ему в голову пришла
мысль, что солдаты узнали о его решении уходить в Намдален. Он быстро
накинул плащ и вышел из палатки. Хаос в лагере легко мог превратиться в
мятеж.
Вместо того чтобы стоять, как обычно, на утренней поверке перед
своими палатками, легионеры, оживленно переговариваясь, сгрудились у
западных ворот лагеря, вглядываясь вдаль и указывая куда-то вверх, за
палисад. Солдаты стояли стеной, и трибуну понадобилось несколько минут,
чтобы пробиться в передние ряды. Но даже оказавшись там, он все же не
понял, что произошло, что так взбудоражило римлян. Кажется, ничего
особенного не видно...
Кто-то тронул его за плечо. Глаза легионера светились от радости, а
крепкое скуластое лицо расплылось в улыбке:
- Вот это зрелище! А? Любо-дорого поглядеть!
Марк прищурил глаза, пытаясь понять, что же он проглядел. Впереди
высилась насыпь Туризина, за ней были видны фортификационные укрепления
города, мощные и молчаливые, как всегда.
Молчаливые... Безлюдные! - сообразил наконец трибун. На удивление
тихими и заброшенными казались высокие двойные стены города в первых лучах
рассвета - на них не было ни одного защитника. Марк чувствовал, что лицо
его расплывается в глупой улыбке, но поделать с этим ничего не мог. Ему
показалось, что он глотнул хорошего вина.
- Всем в сторону! Дайте дорогу! - крикнул Скаурус, пробираясь к
самому палисаду. Обычно он старался не злоупотреблять своими командирскими
правами, но сейчас был особый случай. Прямо перед ним высились Серебряные
ворота, укрепления, о которые разбивались все атаки его солдат. Теперь они
были распахнуты настежь, а зашедшие под арку три человека с факелами в
руках приплясывали от радости и возбуждения, махали руками, подзывая к
себе легионеров. Их крики далеко разносились в свежем утреннем воздухе:
- Да здравствует Туризин Гаврас, Император Видессоса!


ЧАСТЬ ВТОРАЯ. МЯТЕЖ

8
Факельщики и обступившие их горожане казались трибуну самой пестрой
толпой из всех, какие он когда-либо видел. Люди, одетые в длинные туники с
широкими рукавами и плотно облегающие штаны, окрашенные во все цвета
радуги, облепили ровные ряды римлян, взмахивая в знак приветствия
дубинами, кинжалами и короткими мечами и завывал при этом во все горло:
- Гаврас - император! Выкопаем кости Ортайяса! Головы Сфранцезов - на
колья Паламаса! Долой вшивых поклонников Скотоса!
Посмотрев вдоль стены, трибун увидел армию Туризина, взводами и
ротами входившую в открытые ворота. Намдалени тоже снялись с лагеря и
присоединились к остальным. Если Гаврас в конце концов оказался
победителем, то отступать сейчас было бы глупо.
- Временная передышка, - сказал Гай Филипп, и Марк кивнул, чувствуя
облегчение, омывшее его душу, как волна прохладного воздуха. Он
возблагодарил свои смятенные чувства за то, что они не позволили ему
объявить солдатам о своем решении сразу же: Никогда еще он не приходил к
решению с такой неохотой и никогда не был так рад увидеть, что события
перевернули все с ног на голову. Хелвис будет разочарована, но победа
оплатила все долги. Она забудет об обещанном, сказал он сам себе.
Новости и слухи распространялись по городу с каждым шагом солдат и
были самыми невероятными и фантастическими. Трибун услышал, например, что
Ортайяс отказался от трона, укрылся в Великом Храме, удрал из города, был
сброшен с престола восставшими, убит, разорван в клочья, так что даже дух
его не найдет теперь покоя. Восстание оказалось удачным из-за. голодных
бунтов, предательства среди соратников Сфранцеза, гнева горожан,
вызванного грабежами и насилиями, чинимыми Отисом Ршавасом и его
бандитами, великим бароном Драксом и каморами. Вождями восстания называли
Ршаваса, Метрикеса Зигабеноса, которого Марк смутно помнил как помощника
Нефона Комноса, принцессу Алипию, патриарха Бальзамона и вообще никого.
- Они знают о происходящем не больше, чем мы, - сказал Гай Филипп, в
десятый раз выслушивая информацию, начисто опровергающую все
предшествующие сведения, причем все сообщения делались с одинаково горячей
верой в их истинность. - Уж лучше заткнуть уши шерстью и ничего не
слышать.
Однако это было не совсем так. По крайней мере, в одном слухи
сходились: хотя в основном Видессос вырвался из рук Сфранцезов, дворцовый
комплекс все еще находился в их власти и там стояли преданные Варданесу
части. В отличие от всего остального, услышанного Марком, это сообщение
имело смысл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48