От демонстрантов не
отставали газеты, в конце концов занявшие ту или иную позицию - в
зависимости, в первую очередь, от того, кому они принадлежали, хотя
нашлось и несколько таких динозавров, которые почему-то продолжали
ориентироваться на читательский корпус. Пожалуй, на всю страну одна только
"Нью-Йорк Таймс" сохранила спокойную, беспристрастную тональность
публикуемых в ней материалов, справедливо замечая, что конгрессу предстоит
решить крайне трудный вопрос, и просила конгрессменов только о том, чтобы
решение - каким бы оно в конечном счете ни было - оказалось бы правильным,
несмотря на чье-либо давление.
В сенате законопроект бы Принят совсем незначительным большинством
голосов, после чего спущен в палату представителей. В день голосования по
нему в нижней палате и мужчинисты, и их идейные противники с одинаковым
пылом вымаливали пропуска на галерку, вырывали их у администрации зубами и
ногтями. Адскопламенного Генри и его приспешников пропустили только после
того, как они сдали в камеру хранения шпаги. А вот у их оппонентов
пришлось отнимать силой контрабандным образом протащенный на галерку
огромный четырехсекционный плакат с надписью: "Конгрессмен! Твоя бабушка
была суфражисткой!" [суфражизм - движение за предоставление женщинам
одинаковых с мужчинами избирательных прав]. Несмотря на протесты многих
законодателей, пытавшихся скрыть свое истинное отношение к решаемому
вопросу с помощью тайного голосования, было принято решение о поименном
голосовании. Процедура изрядно затянулась. Каждый ответ встречался таким
хором громких стонов и одобрительных выкриков с галерки, что спикер,
призывая зрителей к порядку, в конце концов сломал свой молоток и вынужден
был отшвырнуть его в сторону. Соперничающие стороны шли буквально голова в
голову, хотя мужчинисты все время чуть-чуть опережали своих оппонентов. В
конце концов болельщики на галерке, лихорадочно прикинув соотношение сил,
пришли к выводу, что не избежать тупика. Законопроекту не хватало одного
голоса для необходимого большинства в две трети голосов.
И вот тут-то и поднялся некий Элвис П.Борэкс, новоиспеченный
конгрессмен от штата Флорида, первоначально заявивший о том, что
воздерживается от голосования, и провозгласил во всеуслышание, что он
все-таки надумал, кому отдать предпочтение.
Атмосфера в зале накалилась до предела - все ждали, как именно
распорядится своим голосом конгрессмен Борэкс. Женщины прижали к губам
носовые платочки, самые стойкие мужчины тихо постанывали. Даже охранники,
побросав свои посты, пожирали глазами человека, который решал судьбу всей
страны.
На галерке поднялись на ноги трое: Адскопламенный Генри, Старина Шеп
и седовласый Старина Пэп. Стоя локтем к локтю, они зловеще подняли правые
руки и обхватили пальцами эфесы невидимых шпаг. Юный конгрессмен с
побелевшим от страха лицом вглядывался в их застывшие в немом ожидании
фигуры.
- Я говорю - нет, - едва слышно вымолвил он в конце концов. - Я
голосую против законопроекта.
Поднялся невообразимый гвалт. Отовсюду раздавались свист,
одобрительные аплодисменты, недовольные вопли. Охране палаты
представителей, даже несмотря на ощутимую поддержку своевременно
подоспевших охранников сената, пришлось изрядно потрудиться, очищая
галерку от зрителей, заработав при этом от них немало тумаков. Но и
зрителям крепко досталось: с десяток болельщиков оказались затоптаны
насмерть, среди них и старик-вождь индейского племени чиппевеев,
приехавший в Вашингтон, чтобы уладить кое-какие разногласия с
правительством и забравшийся на галерку только для того, чтобы уберечься
от дождя, который шел снаружи.
Конгрессмен Борэкс описал свои ощущения в телевизионном интервью.
- У меня было такое чувство, будто я гляжу в неожиданно разверзшуюся
передо мной могилу. Я, правда, не мог проголосовать иначе. Уж очень
просила меня об этом матушка.
- И вы не испугались? - спросил интервьюер.
- Еще как испугался, - признался Борэкс. - Но у меня хватило
смелости.
Точно рассчитанный политический риск окупился сторицей. С этого дня
именно Борэкс возглавил контрреволюцию.
3. КОНТРРЕВОЛЮЦИЯ
Антимужчинистские силы наконец обрели как боевой лозунг, так и
главнокомандующего.
Когда движение мужчинистов приобрело такой размах, что тридцать семь
штатов значительно смягчили в пользу мужей законы о разводе, десятки
отчаявшихся было оппозиционных групп встали под знамя, которое поднял
новоиспеченный конгрессмен от штата Флорида. Только здесь можно было не
обращать внимания на упреки в "ползучем феминизме". Только здесь можно
было выслушивать без страха такие прозвища, как "юбкострадатель", или
такую совсем уже обидную колкость, как "маменькин сыночек".
Двумя годами позже эта группа стала настолько сильной, что ей удалось
добиться выдвижения своего кандидата в президенты от одной из главных
политических партий. Впервые за несколько десятилетий на пост первого лица
государства от антимужчинистов баллотировался мужчина - Элвис П.Борэкс.
Ознакомившись с результатами опросов общественного мнения и
посовещавшись с ведущими стратегами партии, а также опираясь на
собственное чутье и наклонности, он решил идти на выборы под знаменем
чистого и святого образа Матери.
Он не женился до сих пор, так он объяснял, потому что нужен был своей
матери. Ей восемьдесят три года, она вдова. Что для него может быть более
важным, чем ее счастье? Пусть вся страна в целом живет, руководствуясь
принципом столь же непогрешимым, как библейские заповеди: "Мать
разбирается во всем лучше всех".
Испещренные звездами фотографии хрупкой престарелой дамы появились по
всей территории Соединенных Штатов. Когда Дорсблад презрительно фыркнул,
отзываясь о ней, Борэкс ответил песней собственного сочинения, которая
сразу же воспарила к высотам лидеров хит-парадов. Запись этой песни стала
замечательным политическим документом, свидетельством необычайной
живучести наших самых славных традиций. Слабенький, но искренний тенорок
Борэкса поведал всему миру о тех глубоких чувствах, что владели его душой:
"Не стесняясь, скажу всем вам прямо:
Душу отдал навеки я маме!
Никакому пороку на свете
Не увлечь меня в гнусные сети!"
И была еще цитата из знаменитого опуса "Крест из мечей", которую
Борэкс без устали повторял снова и снова на самых захудалых полустанках,
на благотворительных ужинах, деревенских ярмарках, на митингах в столицах
отдельных штатов: "Не увлечь вам человечество этим вашим безвольно
болтающимся ниже пояса гульфиком! - увлеченно громыхал он. - Как и не
распять всех женщин на этом вашем кресте из мечей!"
"А вы знаете почему все ваши попытки будут тщетными? - спрашивал он,
размахивал рукой над головой, как будто бил в какой-то невидимый бубен.
Аудитория замирала, разинув рты, и напряженно внимала. - ВЫ ЗНАЕТЕ
ПОЧЕМУ?" - "Потому что, - отвечал он вкрадчивым, неторопливым шепотом,
наклонясь к микрофону переносного громкоговорителя, - потому что это
сделает МАТЬ несчастной".
Президентская кампания велась в самом деле с необыкновенным
ожесточением - борьба шла не на жизнь, а на смерть. Приверженцы Дорсблада
настаивали на том, чтобы раз и навсегда закрепить верховенство мужчин в
обществе - Борэкс требовал восстановления правопорядка, заклеймив
мужчинизм как преступный заговор. Домашний яблочный пирожок материнской
выпечки смело противостоял напору шпаги, гульфика и сигары.
Конкурирующая партия, предводительствуемая мужчинистами, выдвинула
идеального во всех отношениях кандидата. Бывшего заместителя министра
обороны, нынешнего главу делегации на продолжавшейся всего-то тринадцать
лет в Париже всемирной конференции по разоружению и укреплению мира,
незабываемую миссис Странт.
При каждом появлении Клариссимы Странт на публике ее сопровождали
трое здоровяков-сыновей с бейсбольными битами через плечо. Был у нее также
и таинственный муж, занимавшийся, как она всегда подчеркивала, "тем, что и
положено делать мужчине". На фотографиях, которыми она от случая к случаю
подкармливала прессу, это был высокий мужчина, застывший с охотничьим
ружьем в руках, дожидаясь отменной гончей, тащившей из кустов только что
застреленную им дичь. Черты лица его на всех этих снимках были едва
различимы, однако в том, как он держал голову, явно просматривалось, что
он не потерпит никаких сумасбродных выходок с чьей-либо стороны -
особенно, со стороны женщин.
Адскопламенный Генри и "кухнелюбивая" Клариссима отлично сработались.
Как только Дорсблад переставал гарцевать по помосту, угрожающе размахивая
гульфиком, выкрикивая предвыборные лозунги своей партии и обрушивая поток
проклятий на головы соперников, на авансцену выходила Клариссима Странт.
Отвечая на его галантные поклоны низкими реверансами, она всякий раз не
забывала разгладить руками на животе клетчатый красно-белый передник,
который всегда и везде был на ней, и ненавязчиво убеждала слушателей, в
том, какое это ни о с чем не сравнимое удовольствие - быть женщиной в
окружении настоящих мужчин.
Когда она клала материнскую ладонь на пуговичку бейсбольного кепи
младшего из сыновей и с любовью шептала: "О, нет, я не выращу своего
мальчика неженкой!", когда она отбрасывала назад голову и с гордостью
заявляла: "За тот день, когда я перестираю одежду своих мужчин и приберу
дом, я получаю удовольствия больше, чем за десять лет работы в
законодательных или политических организациях!", когда она протягивала
округлые руки к слушателям и умоляла: "Пожалуйста, отдайте за меня свой
голос!" Мне так хочется быть последним президентом-женщиной!", - какое
сердце избирателя могло устоять перед такими призывами?
С каждым днем все больше мужчинистских гульфиков можно было насчитать
на тротуарах и подземных уличных переходах и - что не менее примечательно
- пышных турнюров и клетчатых передников, ставших обязательными
аксессуарами одежды вспомогательного женского корпуса движения.
Несмотря на самые мрачные предчувствия, интеллектуальные лидеры США
ухватились за звездно-мамочкино знамя Борэкса как единственную
альтернативу тому, что они считали сексуальным фашизмом. В народе их
называли "суфражистскими яйцеглавами". К этому времени они с прискорбием
начали замечать, что именно эти выборы могут стать воплощением извечной
американской мечты - мечты, которая казалась всегда только мифом, но
теперь этот миф впервые мог материализоваться в повседневной жизни.
Ибо Борэкс добивался поста президента в образе "послушного сына" и
размахивая фотографией своей матери по всем городам и весям Соединенных
Штатов. А Клариссима Странт была самим "воплощением материнства" - и как
раз-то она и уговаривала избирателей поступиться им ради мужчинизма.
Какого рода президентом станет миссис Странт? Каким образом эта
энергичная женщина, не привыкшая однако повышать голос, справится с
Дорсбладом, когда они оба окажутся у кормила правления? Немало было таких,
которые высказывали предположение, что она просто проницательный политик,
поставивший на верную лошадь. Но были и такие, которые высказывали
подозрения на предмет некоего далеко не платонического союза между
клетчатым передником и гульфиком в крапинку, основываясь на бесспорном
внешнем сходстве миссис Странт с печально известной Нетти-Энн Дорсблад.
Сегодня ясно, что это не более, чем праздные мудрствования.
Все, что теперь доподлинно об этом известно, сводится к тому, что во
всех букмекерских конторах мужчинисты считались фаворитами при соотношении
ставок три против двух в их пользу. Что все ведущие иллюстрированные
еженедельники помешали на обложке огромный гульфик с надписью "Мужчина
года". Что к Генри Дорсбладу уже начали неофициально подкатываться
функционеры из ООН и главы дипломатических представительств. Что продажа
сигар, котелков и шпаг переживала самый настоящий бум, а П.Эдуард
Поллиглоу умудрился даже прикупить небольшую европейскую страну, которую
после выдворения всех ее жителей превратил в трассу для гольфа с
восемнадцатью лунками.
Конгрессмен Борэкс, предчувствуя неизбежность своего поражения,
становился с каждым днем все более истеричным. Куда девалась лучезарная
улыбка, куда исчез румянец с холеного, всегда идеально выбритого лица. Он
начал выступать с различными беспочвенными обвинениями. Ему теперь повсюду
мерещились коррупция, злоупотребления служебным положением,
государственная измена, умышленные убийства при отягчающих
обстоятельствах, вымогательство, разбой, практика продажи и купли высших
церковных должностей всех конфессий, подделка денег и документов,
похищение детей и взрослых, взяточничество, случаи группового
изнасилования, "промывка мозгов", массовый эксгибиционизм [вызывающее
обнажение половых органов в общественных местах, сопровождаемое зачастую
непристойными жестами], подстрекательства к лжесвидетельствам.
И в один прекрасный вечер, во время теледебатов, он зашел слишком уж
далеко.
Шепард Леонидас Мибс крайне тяжело переживал смещение с
неофициального поста лидера движения, но для человека с таким, как у него,
необузданным темпераментом проявил весьма недюжинную выдержку. Однако
всему когда-то наступает конец. Ему надоело болтаться где-то на задворках
избирательной кампании мужчинистов, надоело видеть свои фотографии где-то
в самом низу первых полос газет, надоело быть всего лишь подголоском при
Адскопламенном Генри. Он так и пылал возмущением.
Мибс предпринял попытку создать совершенно обособленную от остального
движения группу так называемых "анонимных мужчинистов". Члены этой группы
должны были принять строжайший обет безбрачия и поклясться не иметь ничего
общего с женщинами за одним-единственным исключением: им разрешалось не
отказываться, если того потребует общественность, от роли доноров для
проведения искусственного осеменения, однако при условии полнейшей
анонимности. Беспрекословно подчиняясь Мибсу как своего рода гроссмейстеру
ордена, они должны были сосредоточить свои усилия на срыве проведения Дня
материнства в масштабах всей страны, закладывать бомбы с часовыми
механизмами в бюро регистрации брачных лицензий, совершать внезапные
ночные налеты на такие организации, как Ассоциация преподавателей и
родителей, категорически возражавшие против раздельного обучения детей и
юношества противоположного пола в школах и других учебных заведениях.
Воплощение в жизнь подобной мечты могло самым радикальным образом
изменить будущее мужчинизма. К несчастью, один из приспешников Мибса,
пользовавшийся полным его доверием, выдал замысел патрона Дорсбладу в
обмен на предоставлении монопольного права продажи сигар на всех
общенациональных съездах. Из кабинета Ханка-Танка Мибс вышел с мертвенно
бледным лицом с состоявшейся там весьма нелицеприятной разборки. По
инстанции было спущено соответствующее распоряжение, и "анонимный
мужчинизм" так и остался мертворожденным ребенком.
Но сам Сибс, затаившись, продолжал ворчать. И во время телевизионной
дискуссии, когда Борэкс даже вскочил с места в отчаянной попытке что-либо
противопоставить убедительным доводам Клариссимы Странт, - Шепард Мибс в
конце концов вновь появился на передом рубеже.
Видеозапись этой исторической дискуссии оказалась уничтоженной во
время беспорядков, вспыхнувших в день президентских выборов, которые
состоялись двумя неделями позже. Этот день, как известно, вошел в нашу
историю под полученным тогда же названием "безумный". Поэтому сейчас, по
прошествии стольких лет, практически невозможно в точности воссоздать
истинный ответ Борэкса на обвинение миссис Странт в том, что он "всего
лишь орудие окопавшихся на Уолл-стрит женщин и феминистов - завсегдатаев
многочисленных гостиных на Парк-авеню".
1 2 3 4 5 6 7
отставали газеты, в конце концов занявшие ту или иную позицию - в
зависимости, в первую очередь, от того, кому они принадлежали, хотя
нашлось и несколько таких динозавров, которые почему-то продолжали
ориентироваться на читательский корпус. Пожалуй, на всю страну одна только
"Нью-Йорк Таймс" сохранила спокойную, беспристрастную тональность
публикуемых в ней материалов, справедливо замечая, что конгрессу предстоит
решить крайне трудный вопрос, и просила конгрессменов только о том, чтобы
решение - каким бы оно в конечном счете ни было - оказалось бы правильным,
несмотря на чье-либо давление.
В сенате законопроект бы Принят совсем незначительным большинством
голосов, после чего спущен в палату представителей. В день голосования по
нему в нижней палате и мужчинисты, и их идейные противники с одинаковым
пылом вымаливали пропуска на галерку, вырывали их у администрации зубами и
ногтями. Адскопламенного Генри и его приспешников пропустили только после
того, как они сдали в камеру хранения шпаги. А вот у их оппонентов
пришлось отнимать силой контрабандным образом протащенный на галерку
огромный четырехсекционный плакат с надписью: "Конгрессмен! Твоя бабушка
была суфражисткой!" [суфражизм - движение за предоставление женщинам
одинаковых с мужчинами избирательных прав]. Несмотря на протесты многих
законодателей, пытавшихся скрыть свое истинное отношение к решаемому
вопросу с помощью тайного голосования, было принято решение о поименном
голосовании. Процедура изрядно затянулась. Каждый ответ встречался таким
хором громких стонов и одобрительных выкриков с галерки, что спикер,
призывая зрителей к порядку, в конце концов сломал свой молоток и вынужден
был отшвырнуть его в сторону. Соперничающие стороны шли буквально голова в
голову, хотя мужчинисты все время чуть-чуть опережали своих оппонентов. В
конце концов болельщики на галерке, лихорадочно прикинув соотношение сил,
пришли к выводу, что не избежать тупика. Законопроекту не хватало одного
голоса для необходимого большинства в две трети голосов.
И вот тут-то и поднялся некий Элвис П.Борэкс, новоиспеченный
конгрессмен от штата Флорида, первоначально заявивший о том, что
воздерживается от голосования, и провозгласил во всеуслышание, что он
все-таки надумал, кому отдать предпочтение.
Атмосфера в зале накалилась до предела - все ждали, как именно
распорядится своим голосом конгрессмен Борэкс. Женщины прижали к губам
носовые платочки, самые стойкие мужчины тихо постанывали. Даже охранники,
побросав свои посты, пожирали глазами человека, который решал судьбу всей
страны.
На галерке поднялись на ноги трое: Адскопламенный Генри, Старина Шеп
и седовласый Старина Пэп. Стоя локтем к локтю, они зловеще подняли правые
руки и обхватили пальцами эфесы невидимых шпаг. Юный конгрессмен с
побелевшим от страха лицом вглядывался в их застывшие в немом ожидании
фигуры.
- Я говорю - нет, - едва слышно вымолвил он в конце концов. - Я
голосую против законопроекта.
Поднялся невообразимый гвалт. Отовсюду раздавались свист,
одобрительные аплодисменты, недовольные вопли. Охране палаты
представителей, даже несмотря на ощутимую поддержку своевременно
подоспевших охранников сената, пришлось изрядно потрудиться, очищая
галерку от зрителей, заработав при этом от них немало тумаков. Но и
зрителям крепко досталось: с десяток болельщиков оказались затоптаны
насмерть, среди них и старик-вождь индейского племени чиппевеев,
приехавший в Вашингтон, чтобы уладить кое-какие разногласия с
правительством и забравшийся на галерку только для того, чтобы уберечься
от дождя, который шел снаружи.
Конгрессмен Борэкс описал свои ощущения в телевизионном интервью.
- У меня было такое чувство, будто я гляжу в неожиданно разверзшуюся
передо мной могилу. Я, правда, не мог проголосовать иначе. Уж очень
просила меня об этом матушка.
- И вы не испугались? - спросил интервьюер.
- Еще как испугался, - признался Борэкс. - Но у меня хватило
смелости.
Точно рассчитанный политический риск окупился сторицей. С этого дня
именно Борэкс возглавил контрреволюцию.
3. КОНТРРЕВОЛЮЦИЯ
Антимужчинистские силы наконец обрели как боевой лозунг, так и
главнокомандующего.
Когда движение мужчинистов приобрело такой размах, что тридцать семь
штатов значительно смягчили в пользу мужей законы о разводе, десятки
отчаявшихся было оппозиционных групп встали под знамя, которое поднял
новоиспеченный конгрессмен от штата Флорида. Только здесь можно было не
обращать внимания на упреки в "ползучем феминизме". Только здесь можно
было выслушивать без страха такие прозвища, как "юбкострадатель", или
такую совсем уже обидную колкость, как "маменькин сыночек".
Двумя годами позже эта группа стала настолько сильной, что ей удалось
добиться выдвижения своего кандидата в президенты от одной из главных
политических партий. Впервые за несколько десятилетий на пост первого лица
государства от антимужчинистов баллотировался мужчина - Элвис П.Борэкс.
Ознакомившись с результатами опросов общественного мнения и
посовещавшись с ведущими стратегами партии, а также опираясь на
собственное чутье и наклонности, он решил идти на выборы под знаменем
чистого и святого образа Матери.
Он не женился до сих пор, так он объяснял, потому что нужен был своей
матери. Ей восемьдесят три года, она вдова. Что для него может быть более
важным, чем ее счастье? Пусть вся страна в целом живет, руководствуясь
принципом столь же непогрешимым, как библейские заповеди: "Мать
разбирается во всем лучше всех".
Испещренные звездами фотографии хрупкой престарелой дамы появились по
всей территории Соединенных Штатов. Когда Дорсблад презрительно фыркнул,
отзываясь о ней, Борэкс ответил песней собственного сочинения, которая
сразу же воспарила к высотам лидеров хит-парадов. Запись этой песни стала
замечательным политическим документом, свидетельством необычайной
живучести наших самых славных традиций. Слабенький, но искренний тенорок
Борэкса поведал всему миру о тех глубоких чувствах, что владели его душой:
"Не стесняясь, скажу всем вам прямо:
Душу отдал навеки я маме!
Никакому пороку на свете
Не увлечь меня в гнусные сети!"
И была еще цитата из знаменитого опуса "Крест из мечей", которую
Борэкс без устали повторял снова и снова на самых захудалых полустанках,
на благотворительных ужинах, деревенских ярмарках, на митингах в столицах
отдельных штатов: "Не увлечь вам человечество этим вашим безвольно
болтающимся ниже пояса гульфиком! - увлеченно громыхал он. - Как и не
распять всех женщин на этом вашем кресте из мечей!"
"А вы знаете почему все ваши попытки будут тщетными? - спрашивал он,
размахивал рукой над головой, как будто бил в какой-то невидимый бубен.
Аудитория замирала, разинув рты, и напряженно внимала. - ВЫ ЗНАЕТЕ
ПОЧЕМУ?" - "Потому что, - отвечал он вкрадчивым, неторопливым шепотом,
наклонясь к микрофону переносного громкоговорителя, - потому что это
сделает МАТЬ несчастной".
Президентская кампания велась в самом деле с необыкновенным
ожесточением - борьба шла не на жизнь, а на смерть. Приверженцы Дорсблада
настаивали на том, чтобы раз и навсегда закрепить верховенство мужчин в
обществе - Борэкс требовал восстановления правопорядка, заклеймив
мужчинизм как преступный заговор. Домашний яблочный пирожок материнской
выпечки смело противостоял напору шпаги, гульфика и сигары.
Конкурирующая партия, предводительствуемая мужчинистами, выдвинула
идеального во всех отношениях кандидата. Бывшего заместителя министра
обороны, нынешнего главу делегации на продолжавшейся всего-то тринадцать
лет в Париже всемирной конференции по разоружению и укреплению мира,
незабываемую миссис Странт.
При каждом появлении Клариссимы Странт на публике ее сопровождали
трое здоровяков-сыновей с бейсбольными битами через плечо. Был у нее также
и таинственный муж, занимавшийся, как она всегда подчеркивала, "тем, что и
положено делать мужчине". На фотографиях, которыми она от случая к случаю
подкармливала прессу, это был высокий мужчина, застывший с охотничьим
ружьем в руках, дожидаясь отменной гончей, тащившей из кустов только что
застреленную им дичь. Черты лица его на всех этих снимках были едва
различимы, однако в том, как он держал голову, явно просматривалось, что
он не потерпит никаких сумасбродных выходок с чьей-либо стороны -
особенно, со стороны женщин.
Адскопламенный Генри и "кухнелюбивая" Клариссима отлично сработались.
Как только Дорсблад переставал гарцевать по помосту, угрожающе размахивая
гульфиком, выкрикивая предвыборные лозунги своей партии и обрушивая поток
проклятий на головы соперников, на авансцену выходила Клариссима Странт.
Отвечая на его галантные поклоны низкими реверансами, она всякий раз не
забывала разгладить руками на животе клетчатый красно-белый передник,
который всегда и везде был на ней, и ненавязчиво убеждала слушателей, в
том, какое это ни о с чем не сравнимое удовольствие - быть женщиной в
окружении настоящих мужчин.
Когда она клала материнскую ладонь на пуговичку бейсбольного кепи
младшего из сыновей и с любовью шептала: "О, нет, я не выращу своего
мальчика неженкой!", когда она отбрасывала назад голову и с гордостью
заявляла: "За тот день, когда я перестираю одежду своих мужчин и приберу
дом, я получаю удовольствия больше, чем за десять лет работы в
законодательных или политических организациях!", когда она протягивала
округлые руки к слушателям и умоляла: "Пожалуйста, отдайте за меня свой
голос!" Мне так хочется быть последним президентом-женщиной!", - какое
сердце избирателя могло устоять перед такими призывами?
С каждым днем все больше мужчинистских гульфиков можно было насчитать
на тротуарах и подземных уличных переходах и - что не менее примечательно
- пышных турнюров и клетчатых передников, ставших обязательными
аксессуарами одежды вспомогательного женского корпуса движения.
Несмотря на самые мрачные предчувствия, интеллектуальные лидеры США
ухватились за звездно-мамочкино знамя Борэкса как единственную
альтернативу тому, что они считали сексуальным фашизмом. В народе их
называли "суфражистскими яйцеглавами". К этому времени они с прискорбием
начали замечать, что именно эти выборы могут стать воплощением извечной
американской мечты - мечты, которая казалась всегда только мифом, но
теперь этот миф впервые мог материализоваться в повседневной жизни.
Ибо Борэкс добивался поста президента в образе "послушного сына" и
размахивая фотографией своей матери по всем городам и весям Соединенных
Штатов. А Клариссима Странт была самим "воплощением материнства" - и как
раз-то она и уговаривала избирателей поступиться им ради мужчинизма.
Какого рода президентом станет миссис Странт? Каким образом эта
энергичная женщина, не привыкшая однако повышать голос, справится с
Дорсбладом, когда они оба окажутся у кормила правления? Немало было таких,
которые высказывали предположение, что она просто проницательный политик,
поставивший на верную лошадь. Но были и такие, которые высказывали
подозрения на предмет некоего далеко не платонического союза между
клетчатым передником и гульфиком в крапинку, основываясь на бесспорном
внешнем сходстве миссис Странт с печально известной Нетти-Энн Дорсблад.
Сегодня ясно, что это не более, чем праздные мудрствования.
Все, что теперь доподлинно об этом известно, сводится к тому, что во
всех букмекерских конторах мужчинисты считались фаворитами при соотношении
ставок три против двух в их пользу. Что все ведущие иллюстрированные
еженедельники помешали на обложке огромный гульфик с надписью "Мужчина
года". Что к Генри Дорсбладу уже начали неофициально подкатываться
функционеры из ООН и главы дипломатических представительств. Что продажа
сигар, котелков и шпаг переживала самый настоящий бум, а П.Эдуард
Поллиглоу умудрился даже прикупить небольшую европейскую страну, которую
после выдворения всех ее жителей превратил в трассу для гольфа с
восемнадцатью лунками.
Конгрессмен Борэкс, предчувствуя неизбежность своего поражения,
становился с каждым днем все более истеричным. Куда девалась лучезарная
улыбка, куда исчез румянец с холеного, всегда идеально выбритого лица. Он
начал выступать с различными беспочвенными обвинениями. Ему теперь повсюду
мерещились коррупция, злоупотребления служебным положением,
государственная измена, умышленные убийства при отягчающих
обстоятельствах, вымогательство, разбой, практика продажи и купли высших
церковных должностей всех конфессий, подделка денег и документов,
похищение детей и взрослых, взяточничество, случаи группового
изнасилования, "промывка мозгов", массовый эксгибиционизм [вызывающее
обнажение половых органов в общественных местах, сопровождаемое зачастую
непристойными жестами], подстрекательства к лжесвидетельствам.
И в один прекрасный вечер, во время теледебатов, он зашел слишком уж
далеко.
Шепард Леонидас Мибс крайне тяжело переживал смещение с
неофициального поста лидера движения, но для человека с таким, как у него,
необузданным темпераментом проявил весьма недюжинную выдержку. Однако
всему когда-то наступает конец. Ему надоело болтаться где-то на задворках
избирательной кампании мужчинистов, надоело видеть свои фотографии где-то
в самом низу первых полос газет, надоело быть всего лишь подголоском при
Адскопламенном Генри. Он так и пылал возмущением.
Мибс предпринял попытку создать совершенно обособленную от остального
движения группу так называемых "анонимных мужчинистов". Члены этой группы
должны были принять строжайший обет безбрачия и поклясться не иметь ничего
общего с женщинами за одним-единственным исключением: им разрешалось не
отказываться, если того потребует общественность, от роли доноров для
проведения искусственного осеменения, однако при условии полнейшей
анонимности. Беспрекословно подчиняясь Мибсу как своего рода гроссмейстеру
ордена, они должны были сосредоточить свои усилия на срыве проведения Дня
материнства в масштабах всей страны, закладывать бомбы с часовыми
механизмами в бюро регистрации брачных лицензий, совершать внезапные
ночные налеты на такие организации, как Ассоциация преподавателей и
родителей, категорически возражавшие против раздельного обучения детей и
юношества противоположного пола в школах и других учебных заведениях.
Воплощение в жизнь подобной мечты могло самым радикальным образом
изменить будущее мужчинизма. К несчастью, один из приспешников Мибса,
пользовавшийся полным его доверием, выдал замысел патрона Дорсбладу в
обмен на предоставлении монопольного права продажи сигар на всех
общенациональных съездах. Из кабинета Ханка-Танка Мибс вышел с мертвенно
бледным лицом с состоявшейся там весьма нелицеприятной разборки. По
инстанции было спущено соответствующее распоряжение, и "анонимный
мужчинизм" так и остался мертворожденным ребенком.
Но сам Сибс, затаившись, продолжал ворчать. И во время телевизионной
дискуссии, когда Борэкс даже вскочил с места в отчаянной попытке что-либо
противопоставить убедительным доводам Клариссимы Странт, - Шепард Мибс в
конце концов вновь появился на передом рубеже.
Видеозапись этой исторической дискуссии оказалась уничтоженной во
время беспорядков, вспыхнувших в день президентских выборов, которые
состоялись двумя неделями позже. Этот день, как известно, вошел в нашу
историю под полученным тогда же названием "безумный". Поэтому сейчас, по
прошествии стольких лет, практически невозможно в точности воссоздать
истинный ответ Борэкса на обвинение миссис Странт в том, что он "всего
лишь орудие окопавшихся на Уолл-стрит женщин и феминистов - завсегдатаев
многочисленных гостиных на Парк-авеню".
1 2 3 4 5 6 7