Здесь выложена электронная книга Жар-птица - 1. Контроль автора по имени Суворов Виктор. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Суворов Виктор - Жар-птица - 1. Контроль.
Размер архива с книгой Жар-птица - 1. Контроль равняется 136.04 KB
Жар-птица - 1. Контроль - Суворов Виктор => скачать бесплатную электронную книгу
Суворов Виктор
Контроль (Жар-птица - 1)
Виктор Суворов
Контроль
(Жар-птица, #1)
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Настя Стрелецкая (Жар-птица).
Холованов (он же - Дракон) - товарищ в сверкающих сапогах.
Товарищ Сталин - Генеральный секретарь ЦК ВКП(б).
Ширманов - провокатор-исполнитель.
Некто в сером.
Профессор Перзеев - теоретик людоедства.
Товарищ Ежов - Нарком внутренних дел (НКВД) СССР, Генеральный комиссар государственной безопасности.
Мистер Стентон - генеральный директор фирмы "Фараон и сыновья".
Товарищ Берман - Нарком связи СССР, комиссар государственной безопасности первого ранга, бывший начальник ГУЛАГа НКВД СССР.
Товарищ Фриновский - заместитель Наркома внутренних дел, командарм первого ранга.
Товарищ Бочаров - старший майор государственной безопасности, начальник Куйбышевского управления НКВД.
Товарищ Берия - первый секретарь ЦК Коммунистической партии Грузии.
Мастер Никанор.
Инструктор Скворцов.
Катька Михайлова - хохотушка.
Сей Сеич - спецпроводник спецвагона.
Люська Сыроежка - спецкурьер ЦК.
Севастьян - медвежатник.
Терентий Пересыпкин - майор.
Мистер Хампфри - инженер-электрик.
Вожди, охрана, обслуга, чекисты, исполнители, вертухаи, политические, блатные, бытовики, спортсмены, рабочие, крестьяне, трудовая интеллигенция, людоеды, широкие народные массы.
ПРОЛОГ
- А теперь целуй мой сапог.
Сияющий кончик сапога осторожно ткнул в лицо: целуй.
Не увернуться от сапожного сияния. Не повернуть лица. Не повернуть, потому как руки заломили за спину и все выше тянут. Понемногу. И боль понемногу скользит к тому пределу, после которого крик не сдержать.
А кричать ей вовсе не хочется.
Она так и решила: не кричать.
В былые времена, когда в парусном флоте матросов линьками пороли, каждому в зубы тряпку совали, чтоб не орал. Но прошли те славные времена. Теперь в рот резиновый мячик суют, когда расстреливают в крытой тюрьме. А если расстрел на природе, так мячик в рот не суют - ори сколько хочешь. Ори в свое удовольствие. А уж если бьют или руки ломают, то крик не то чтобы пресекают, но требуют. Крик выбивают. Мода такая. Вообще пытка без воплей - неудавшаяся пытка. Неполноценная. Как пиво без пены.
Им же хотелось, чтоб удалась пытка. Им хотелось, чтобы она кричала. Потому ее руки они легонько тянут все выше.
А в расстрельном лесу весна свирепствует. Бесстыжая такая весна. Шалая.
Распутная. И каждая прелая хвоинка весной пропахла. Жаль, что к запаху хвои лежалой запах ваксы сапожной подмешан. Запах сапога чищеного. И сапог тот незлобно, но настойчиво в зубы тычется: ну, целуй же меня.
И голос другой, - ласковый почти, подсказывает:
- Цалуй же, дурочка. Чаво тебе. Пацалуй разочек, мы тебя и стрельнем. И делу конец. И тебе не мучиться, и нам на футбол не опоздать; Ну... а то, сама знаешь, - сапогами забьем. Цалуй...
Хорошо раньше было. Раньше говорили: "Целуй злодею ручку". Теперь сапог. В былые времена перед казнью исполняемому и стакан вина полагался. Теперь не полагается. Теперь только исполнители перед исполнением пьют.
И после.
Весь лес расстрельный водярой пропитался.
Руки подтянули еще чуть. Так, что хрустнуло. Попалась бы рядом веточка какая, то вцепилась бы она в ту веточку зубами да крик и сдержала бы. Но не попадается на зубы веточка. Только мокрый песок и хвоя прелая. А руки уже так вздернули, что дышать можно только в себя. Выдохнуть не получается - глаза стекленеют.
Чуть руки отпустили, и выдохнула она со всхлипом. Думала, что, еще руки чуть отпустят. Их и вправду еще чуть отпустили, но тут-то ее и ахнуло сапогом ниже ребер. Так ахнуло, что боль в руках отсекло. И вообще все боли разом заглушило.
Новая одна большая боль потихоньку сначала просочилась в нее, а потом хлынула вдруг, наполняя. И переполняя. Хватает она воздух ртом, а он не хватается.
Руки ее бросили. Они плетьми упали. Ей как-то и дела нет до своих рук. В голову не приходит руками шевельнуть. Ей бы только воздуха. Продохнуть бы. И вроде уже схватила. Только изо рта он внутрь не проходит. Тут ее еще раз сапогом ахнули. Не тем сверкающим. Сверкающий - для поцелуев. Другим ахнули.
Яловым. Яловый тяжелее. Может, и не так сильно ахнули. Только от второго удара зазвенели сладко колокольчики, и поплыла она спокойно и тихо в манящую черноту.
- Уплывая, слышала другие удары - редкие и тяжкие. Но было уже совсем не больно, и потому она улыбалась доброй светлой улыбкой.
Потом лежала она все так же лицом в мокрый песок, в прелую хвою. Было холодно и нестерпимо мокро. Шинель сорвали, Настю облили водой. По пролескам снег еще местами. Потому холодно на земле. Если водой обольют. Медленно-медленно она выплыла из той черноты, из которой вроде бы не должно быть возврата. Не хотелось ей возвращаться оттуда, где запахов нет, в запах подснежников, в запах весны, в запах чищеного сапога.
Но вынесло ее.
Плывет она голосам навстречу. И голоса к ней плывут:
- Блядь, на футбол опоздаем.
- Кончай ее, командир. Не будет она сапог целовать.
- Заставлю.
- "Спартачку" сегодня хвоста надрать бы...
Она в блаженство вернулась. И не хотелось ей шевелиться. Не хотелось выдавать себя, не хотелось показать, что вот она уже снова тут у их ног лежит. Они-то спешили. А она не спешила. Ей некуда больше спешить. Даже на футбол. Ей бы лежать тихо-тихо и долго-долго. Мокрая ледяная одежда ей в сладость. И колючие хвоинки периной пуховой. И захотелось ей высказать неземное блаженство словами человечьими. Но получилось лишь сладостное: Ахх!
А они услышали долгий стон.
- Я же говорил, не до конца мы ее.
И ударило ее, обожгло, ослепило-оглушило. Потом поняла: это они еще одно ведро выплеснули. И вновь сапог сияющий у лица: целуй.
Долго она его рассматривала. У самых глаз сапог. Потому рассматривать удобно.
Ни одной трещинки на сапоге. Отполирован так, что вовсе даже и не черный, но серебряный. Так близко сапог от лица, что можно различить не только запах ваксы, но и запах кожи. Новый сапог. Поскрипывает. По рантам - хвоинки налипли и мокрого песка комочки. Великолепие сапога этим не нарушается, но подчеркивается. Голенища - стоячие. Вроде как металлические. Между головкой сапога и голенищем - складочки. Но еле-еле. Почти незаметные складочки.
Начальственный сапог. Можно на носителя такого сапога не смотреть. Глянь только на сапог и опусти глаза долу - перед тобою ба-а-а-альшой начальник. А еще можно в таком сапоге свое отражение уловить.
Увидела она себя в сапоге. Поначалу даже не сообразила, кто это там синяками изукрашен, кто это ртом разбитым кривит. Потом узнала. Мысли в голове ее идут одна за одной медленно - медленно. Точно караван верблюдов в пустыне.
Интересно, каков он на вкус, этот сапог?
И вдруг запах сапога стал ее злить. Вскипая, внутренняя глубинная ярость подступила к горлу и даже слегка вырвалась еле слышным рыком. Лицо ее на песке. Никто не смотрит в ее лицо. А если бы посмотрел, то отшатнулся бы, увидев, как легко и просто с современного человека, с худенькой девочки сошли легкие наслоения тысячелетий цивилизации и осталась неандертальская девочка-людоед со страшными синими глазами. Мгновенье назад была комсомолочка с белыми косичками. Стала девочка-зверь. Взревела она ликующим победным рыком и, разогнувшись могучей пружиной, бросилась на сверкающий сапог, охватывая обеими руками.
Она бросилась, как бросается удав-змееед на трехметровую королевскую кобру:
накрывая жертву сразу и полностью. Она бросилась с тем клокочущим в горле ревом, с каким юная львица бросается на своего первого буйвола. Она знала, как ломать человеческие ноги: левый захват и толчок плечом ниже колена. Человек редко распределяет равномерно свой вес одновременно на обе ноги. Чаще переминается с ноги на ногу, перемещая нагрузку с одной на другую. И важно броситься именно на ту ногу, на которую в данный момент большая нагрузка.
Ей повезло.
А еще важно, толкнув под колено плечом туда, где нервов узел, всем своим весом удержать вражью ступню на земле. Если удастся - минимум один перелом гарантирован.
Веса в ней немного. Но техника...
Ступню его она на земле удержала, и потому у самого ее уха в полированном голенище затрещали, ломаясь, кости. Он валился назад с протяжным воем. Она знала, что внезапная потеря равновесия - одна из двух основных причин панического страха. Он был сокрушен. И не боль ломаемых костей, но страх был, причиной его воя.
Ей бы в этот момент броситься еще раз. На лежачего. На горло.
Горло она бы перекусила.
Но не подумала о горле.
Ей ненавистен был сапог, и именно в него она вцепилась зубами.
Туда, где чуть заметные складочки.
Ей больше не надо беречь свои зубы. Жизнь ее уже отбивала последние мгновения.
Потому мысль - не о своих зубах, но о сапоге, который она должна не только прокусить, но растерзать, разметать вместе с кусками мяса по весеннему лесу.
Рот ее кровью горячей переполнило. Только не знала: его это кровь или собственная.
Ее били Но удары эхом в теле. Без боли. Так бывает, когда на телеграфном столбе сидишь, по которому лупят кувалдой: столб дрожит, а тебе не больно.
Потом снова была звенящая тьма.
Потом она вернулась из тьмы. Но уже не свирепой неандертальской красавицей, но комсомолкой Настей Стрелецкой. Настей Жар-птицей.
Ее тащили к яме. Она знала - на исполнение. Она смеялась над ними. Она знала, что победила Правило старое: хочешь легкой смерти - целуй сапог. Не хочешь целовать - смерти легкой не получишь. Они не сумели заставить ее кричать. Они не сумели заставить ее целовать сапог, и все же она отвоевала себе право легкой смерти. Она победила их. Она знала это. И они знали.
Ее тащили за руки, а ноги - по песку. По кочкам. По ямкам. По кореньям.
Разинула пасть могильная яма. Посыпались в яму комья мокрого белого песка из-под яловых сапог исполнителей. И увидела она разом всех тех, кого, расстреляли сегодня. Теплых еще. Парит яма, отдавая весне тепло человеческих тел.
Много в яме. До краев. Все мертвые глаза разом на нее смотрят.
На живую.
Пока живую.
У гнули ей голову над ямой. Рассматривай содержимое. И корешки сосновые рассматривай, и лопаты на отвале песка, и головы, головы, головы с раскрытыми ртами, с высунутыми языками, с полуприкрытыми теперь уже навеки глазами.
И не думала она, не гадала, что уйти из этой жизни выпадет под звуки бессмертного вальса "Амурские волны". Но выпало так. Где-то далеко-далеко за березовой рощей, за лесным озером тихо струилась мелодия. И никто не слышал ее А она слышала.
Она знала, что это именно та мелодия. Что это для нее. Что вальс гремит и зовет ее не уходить. Но она-то знала, что пришло время уходить. Уходить в кучу переплетенных мягких тел. Уходить из одуряющих запахов весны в запах спекшейся крови, в запах мясной лавки, в запах мокрого песка и сосновых корней.
А ведь все для нее так славно начиналось. Впрочем, и завершается неплохо: не забита сапогами, но расстреляна.
Расстреляна.
Главное в жизни - умереть правильно. Красиво умереть.
Всем хочется красиво жить. Но каждому все остальные мешают жить, как хочется.
А умереть красиво никто не мешает. И этим надо пользоваться. Но мало кто пользуется. А она возможностью умереть красиво воспользовалась. И удалось. А время остановилось. Застыло. Потом пошло вновь медленно-медленно. Над правым ее ухом лязгнул пистолетный затвор. Этот лязг она узнала: "Лахти Л-35".
И грянул выстрел.
А начиналось все так славно...
ГЛАВА 1
Началось все с того, что построил инструктор Скворцов парашютную команду и сказал: "Здрассте".
- Здрассте! - девоньки хором.
- Умеет ли кто танцевать?
- Гу, - девоньки весело.
- Все танцевать умеют?
- Гу, - ответили девоньки. Без перевода ясно: как не уметь!
- Ладно, - инструктор Скворцов говорит. - Кто танцевать умеет, три шага вперед... Шагом.. Арш!
Дрогнул строй девичий и отрубил три шага вперед.
Одна Настя на месте осталась.
Смерил взглядом строй инструктор Скворцов:
- Мне столько не надо. Мне одна только нужна Ладно. Кто умеет хорошо танцевать... - Скворцов сказал с упором на слове "хорошо". - Три шага вперед... Шагом... Арш!
Снова весь строй три шага вперед отрубил.
Одна Настя на месте так и осталась.
- Ладно, девоньки. Мне нужна та, которая очень хорошо танцует. - На этот раз упор на слово "очень". - Три шага вперед... Шагом... Арш.
Еще три шага строй отрубил и замер.
А Настя одна на прежнем месте.
Тогда инструктор Скворцов к ней подошел.
- Анастасия, ты что ж это танцевать не умеешь?
- Не умею - Врешь.
- Вру.
- Врешь? А почему?
- Не хочу танцевать.
- А танцевать не требуется.
Обошел инструктор Скворцов ее вокруг, оглядел.
- Я же не сказал, что танцевать надо. Танцовщиц у меня полная Москва. Мне девочка нужна с координацией, с гибкостью, с быстротой движений, с точностью.
Давай так, ты нам только покажешь...
- Зареклась...
- А это танцем считаться не будет. Демонстрация способностей.
- Тогда пожалуйста. Только я без музыки не демонстрирую.
- Есть музыка.
Водрузил инструктор Скворцов на табуретку патефон, накрутил ручку как полагается, поднял головку блестящую... Среди девчонок ропот: да вы на меня только посмотрите! Да я вам и без музыки!
Поставил инструктор Скворцов головку на пластинку, порычал патефон, похрипел, вроде великий певец перед исполнением, и ударили вдруг в его патефонном нутре барабаны, взвыли саксофоны, заорали трубы: трам-пам-пам-пам, трам-пам-пам-пам, пра-па, бу-бу-бу-бу-бу!!!
С первыми звуками замерла Настя, вытянулась вдохновением переполненная, вроде электрический заряд по ней плавно прошел, вроде искры с пальцев посыпались голубые.
И пошла.
И пошла.
- Эге, - девоньки сказали. - Эге.
Стоят вокруг, смотрят. А некоторые и смотреть не стали. На укладку парашютов пошли.
А Настя Жар-птица чертиком заводным ритм негритянский выплясывает. И по телу ее вроде волна вверх-вниз ходит, вроде ни костей в ней, ни суставов. Как змея под дудочку. Танцует так, что с места не сходит. Но ведь и змеи на хвосте танцуют, с места не сходя. При умении сцена вовсе не требуется. Умеющему и зал танцевальный не нужен. При умении можно и на месте танцевать. На собственном хвосте.
Где-нибудь в Калькутте или в Мадрасе оценили бы. И в Чикаго оценили бы.
Правда, и в Москве оценили.
- Ну, девоньки, кто кроме Настасьи талант продемонстрировать желает?
Никто не желает: прыжки сегодня, энергию экономить надо, не до танцев.
Смеется инструктор Скворцов. И Насте на ушко:
- Молодец. Ай, молодец. Я тебя за три парашюта продам.
Вечерами у Насти работа. Завод "Серп и молот". Литейный цех. Подметальное дело. Семь часов в день. В соответствии со сталинской конституцией. А парашютная секция по утрам.
- Многие думают, что главное в парашютном деле - укладка, прыжки, приземление.
Чепуха. Этому, девоньки, не верьте. Дураки думают, что приземлился и делу конец. Нет, куколки мои тряпочные, после приземления самое главное только и начинается. Надо парашют спрятать и с места приземления уйти. Поэтому каждый день я вас на полный марафон гонять буду. Уходя от преследования, надо уметь переплыть реку. Поэтому каждый день помимо марафона мы будем плавать километр.
Бассейна у нас нет, но он нам не нужен. Москва-река - наш бассейн.
- А зимой?
- Зимой у Серебряного бора нам ледокол дорожку ломать будет.
Отгремела смена вечерняя. Затих цех. И раздевалки затихли. Никого. Бесконечные ряды шкафов железных. На каждом шкафу замок. Все замки разные. Если бы нашелся какой коллекционер, то - раздолье ему, сразу бы в раздевалке одного только цеха полную коллекцию замков собрал всех времен и всех народов.
Осторожно Настя в свой шкаф железный - юрк.
Как мышка незаметная. Только щелочку надо оставить. Потому как снаружи ручка есть, а изнутри не предусмотрена. Щелкнет замок, как потом из этой мышеловки выбраться? Тот, кто шкафы для раздевалок делал, никак предположить не мог, что шкаф спальней кому-то служить будет. Домом родным.
Прижалась Настя спиной к железной стенке, обняла колени руками. Голову на колени - и спит. Жаль, затекают ноги быстро. Жаль, не вытянуть их. Жаль, ночами холодно. Жаль, что халаты промасленные не греют и голова от их запаха болит. Только пустяки все это. После марафона, после плавания километрового, после парашютной тренировки (а для умеющих хорошо танцевать - еще и стрельба, и самбо, и ориентирование на местности), после вечерней смены спится хорошо даже в железном шкафу раздевалки литейного цеха завода "Серп и молот".
Строг инструктор Скворцов:
- Значит, так. Сейчас у нас сентябрь. Объявляю купальный сезон. Любое занятие будем начинать с купания. Один час. И так будем продолжать. Весь год. В Москве холодно не бывает. Редко-редко до минус тридцати доходит. Это у нас в Сибири холодно. А тут тепло. Всегда. Но и у нас, в Сибири, вода холодной не бывает.
Никогда. Если вода холодная, то она твердеет и превращается в лед.
Жар-птица - 1. Контроль - Суворов Виктор => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга Жар-птица - 1. Контроль автора Суворов Виктор дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Жар-птица - 1. Контроль у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Жар-птица - 1. Контроль своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Суворов Виктор - Жар-птица - 1. Контроль.
Если после завершения чтения книги Жар-птица - 1. Контроль вы захотите почитать и другие книги Суворов Виктор, тогда зайдите на страницу писателя Суворов Виктор - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Жар-птица - 1. Контроль, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Суворов Виктор, написавшего книгу Жар-птица - 1. Контроль, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Жар-птица - 1. Контроль; Суворов Виктор, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн