Итак: МОНОКОСМ.
Любой Разум - технологический ли, или руссоистский, или даже
геронический - в процессе эволюции первого порядка проходит путь от
состояния максимального разъединения (дикость, взаимная озлобленность,
убогость эмоций, недоверие) к состоянию максимально возможного при
сохранении индивидуальностей объединения (дружелюбие, высокая культура
отношений, альтруизм, пренебрежение достижимым). Этот процесс управляется
законами биологическими, биосоциальными и специфически социальными. Он
хорошо изучен и представляет здесь для нас интерес лишь постольку,
поскольку приводит к вопросу: а что дальше? Оставив в стороне
романтические трели теории вертикального прогресса, мы обнаруживаем для
разума лишь две реальные, принципиально различающиеся возможности. Либо
остановка, самоуспокоение, замыкание на себя, потеря интереса к
физическому миру. Либо вступление на путь эволюции второго порядка, на
путь эволюции планируемой и управляемой, на путь к Монокосму.
Синтез Разумов неизбежен. Он дарует неисчислимое количество новых
граней восприятия мира, а это ведет к неимоверному увеличению количества
и, главное, качества доступной к поглощению информации, что, в свою
очередь, приводит к уменьшений страданий до минимума и к увеличению
радости до максимума. Понятие "дом" расширяется до масштабов Вселенной.
(Наверное, именно поэтому возникло в обиходе это безответственное и
поверхностное понятие - Странники.) возникает новый метаболизм, и как
следствие его - жизнь и здоровье становятся практически вечными. Возраст
индивида становится сравним с возрастом космических объектов - при полном
отсутствии психической усталости. Индивид Монокосма не нуждается в
творцах. Он сам себе и творец, и потребитель культуры. По капле воды он
способен не только воссоздать образ океана, но и весь мир населяющих его
существ, в том числе и разумных. И все это при беспрерывном, неутолимом
сенсорном голоде.
Каждый новый индивид возникает как произведение синкретического
искусства: его творят и физиологи, и генетики, и психологи,
эстетики-педагоги и философы Монокосма. Процесс этот занимает, безусловно,
несколько десятков земных лет и, конечно же, является увлекательнейшим и
почетнейшим родом занятий Странников. Современное человечество не знает
аналогов такого рода искусству, если не считать, быть может, столь редких
в истории случаев великой любви.
"СОЗИДАЙ, НЕ РАЗРУШАЯ!" - вот лозунг Монокосма.
Монокосм не может не считать свой путь развития и свой модус вивенди
единственно верным. Боль и отчаяние вызывают у него картины разобщенных
Разумов, не дозревших до приобщения к нему. Он вынужден ждать, пока Разум
в рамках эволюции первого порядка разовьется до состояния всепланетного
социума. Ибо только после этого можно начинать вмешательство в
биоструктуру с целью подготовки носителя Разума к переходу в
монокосмический организм Странника. Ибо вмешательство Странников в судьбы
разобщенных цивилизаций ничего путного дать не может.
Многозначительная ситуация: Прогрессоры Земли стремятся в конечном
счете ускорить исторический процесс создания у бедствующих цивилизаций
более совершенных социальных структур. Таким образом они как бы
подготавливают новые резервы материала для будущей работы Монокосма.
Мы знаем сейчас три цивилизации, полагающие себя благополучными.
Леонидяне. Цивилизация чрезвычайно древняя (возраст не менее трехсот
тысяч лет, что бы там ни утверждал покойный Пак Хин). Это образец
"медленной" цивилизации, они застыли в единении с природой.
Тагоряне. Цивилизация гипертрофированной предусмотрительности. Три
четверти всех мощностей направлены у них на изучение вредных последствий,
каковые могут проистечь из открытия, изобретения, нового технологического
процесса и так далее. Эта цивилизация кажется нам странной потому, что мы
не способны понять, насколько это интересно - предотвращать вредные
последствия, какую массу интеллектуального и эмоционального наслаждения
это дает. Тормозить прогресс также увлекательно, как и творить его, - все
зависит от исходной установки и от воспитания. В результате транспорт у
них только общественный, авиации никакой, зато прекрасно развита проводная
связь.
Третья цивилизация - наша, и мы теперь понимаем, почему Странники
должны вмешаться прежде всего именно в нашу жизнь. Мы движемся. Мы
движемся, а следовательно, можем ошибиться в направлении движения.
Сейчас уже никто не помнит "подмикитчиков", которые с фанатическим
энтузиазмом пытались форсировать процесс тагорян и леонидян. Сейчас уже
все поняли, что расталкивать под микитки такие в своем роде совершенные
цивилизации - занятие столько же бессмысленное и бесперспективное, как
пытаться ускорить рост дерева, скажем дуба, таща его вверх за ветки.
Странники - не "подмикитчики", у них нет и не может быть такой задачи:
форсирование прогресса. Их цель - поиск, выделение, подготовка к
приобщению и, наконец, приобщение к Монокосму созревших для этого
индивидов. Я не знаю по какому признаку производят Странники этот отбор, и
это очень жаль, потому что, хотим мы или не хотим, но если говорить прямо,
без околичностей и без наукообразной терминологии, то речь идет вот о чем.
Первое: вступление человечества на путь эволюции второго порядка
означает практически превращение Гомо сапиенса в Странника.
Второе: скорее всего, далеко не каждый Гомо сапиенс пригоден для
такого превращения.
Резюме:
1. Человечество будет разделено на две неравные части;
2. Человечество будет разделено на две неравные части по неизвестному
нам параметру;
3. Человечество будет разделено на две неравные части по неизвестному
нам параметру, причем меньшая часть форсированно и навсегда обгонит
большую;
4. Человечество будет разделено на две неравные части по неизвестному
нам параметру, причем меньшая часть форсированно и навсегда обгонит
большую, и это свершится волею и искусством сверхцивилизации, решительно
человечеству чуждой.
Дорогой Каммерер! В качестве социопсихологического упражнения
предлагаю Вам для анализа эту не лишенную новизны ситуацию.
Теперь, когда основы прогрессорской стратегии Монокосма стали Вам
более или менее ясны, Вы, наверное, лучше меня сумеете определить основные
направления контрстратегии и тактики выявления моментов деятельности
Странников. Понятно, что поиск, выделение и подготовка к приобщению
созревших индивидов не могут не сопровождаться явлениями и событиями,
доступными внимательному наблюдателю. Можно ожидать, например,
возникновений массовых фобий, новых учений мессианского толка, появление
людей с необычными способностями, необъяснимых исчезновений людей,
внезапного, как бы по волшебству, появления у людей новых талантов и т. д.
Я бы настоятельно рекомендовал Вам также не спускать глаз с тагорян и
голованов, аккредитованных на Земле, - их чувствительность к инородному и
неизвестному значительно выше нашей. (В этом смысле надлежит следить за
поведением и земных животных, особенно стадных и обладающих зачатками
интеллекта.)
Разумеется, в сфере вашего внимания должна быть не только Земля, но и
Солнечная система в целом, Периферия, и в первую очередь молодая
Периферия.
Желаю успеха,
ваш А. Бромберг.
(Конец Документа 1)
- - - - -
ДОКУМЕНТ 2
Президенту сектора
"Урал - Север".
Дата: 13 июня 94 года.
Автор: М. Каммерер, начальник отдела ЧП.
Тема 009 "Визит старой дамы".
Содержание: смерть А. Бромберга.
Президент!
Профессор Айзек Бромберг скоропостижно скончался в санаториуме "Бежин
луг" утром 11 июня с. г.
Никаких заметок по поводу модели "Монокосм" и вообще никаких заметок
по поводу Странников в его личном архиве не обнаружено. Поиски продолжаем.
Медицинское заключение о смерти прилагается.
М. Каммерер.
(Конец Документа 2)
- - - - -
Именно в таком порядке прочитал эти документы мой молодой стажер
Тойво Глумов в начале 95-го года, и, разумеется, эти документы не могли не
произвести на него вполне определенного впечатления, не могли не настроить
его на вполне определенные предположения, тем более, что они оправдывали
самые мрачные его ожидания. Семя пало на благодатную почву. Немедленно
разыскал он медицинское заключение и, не обнаружив в нем ровно ничего
такого, что подтвердило бы его подозрения, казавшиеся такими
естественными, потребовал разрешения обратиться ко мне.
Я хорошо помню это утро: серое, снежное, с настоящей вьюгой за окнами
кабинета. Может быть, именно из-за контраста, потому что телом я был
здесь, на зимнем Урале, и глаза мои бессмысленно следили за струйками
талой воды на стеклах, а перед мысленным взором моим стояла тропическая
ночь над теплым океаном, и обнаженное мертвое тело покачивалось в
фосфоресцирующей пене, накатывающейся на пологий песчаный берег. Я только
что получил информацию из центра о третьем смертном случае на острове
Матуку.
В этот момент передо мною возник Тойво Глумов, и я, отогнав видение,
пригласил его сесть и говорить.
Без всяких предисловий он спросил меня, считается ли расследование
обстоятельств смерти доктора Бромберга законченным.
Я с некоторым удивлением ответил, что никакого расследования,
собственно, и не было, равно как не было и никаких особенных обстоятельств
смерти полуторавекового старца.
Где же в таком случае, заметки доктора Бромберга по теме "Монокосм"?
Я объяснил, что таких заметок, скорее всего, никогда не существовало.
Письмо доктора Бромберга - это, надо полагать, импровизация. Доктор
Бромберг был блестящим импровизатором.
Следует ли понимать тогда, что письмо доктора Бромберга и сообщение о
его смерти, посланное Максимом Каммерером Президенту, оказались рядом
случайно?
Я смотрел на него, на тонкие губы его, поджатые очень решительно, на
его набыченный лоб с упавшей прядью белых волос, и мне было совершенно
ясно, что ему хотелось бы от меня услышать. "Да, Тойво, мой мальчик, -
хотелось бы ему услышать, - и я думаю так же, как ты. Бромберг догадывался
о многом, и Странники убрали его, а бесценные бумаги похитили". Но ничего
подобного я, конечно, не думал и ничего подобного я моему мальчику Тойво,
конечно, не сказал. Почему документы оказались рядом, я и сам не знал.
Скорее всего, действительно случайно. Так я ему и объяснил.
Тогда он спросил меня, пошли ли идеи Бромберга в практическую
разработку.
Я ответил, что этот вопрос рассматривается. Все восемь моделей,
предложенных экспертами, весьма уязвимы для критики. Что же до идей
Бромберга, то обстоятельства не очень-то способствуют серьезному к ним
отношению.
Тогда он собрался с духом и спросил меня в лоб, намерен ли я, Максим
Каммерер, начальник отдела, заняться разработкой Бромберговских идей. И
вот тут наконец я получил возможность его порадовать. Он услышал от меня
именно то, что ему хотелось услышать.
- Да, мой мальчик, - сказал я ему. - Именно для этого я и взял тебя к
себе в отдел.
Он ушел осчастливленный. Ни он, ни я не подозревали тогда, конечно,
что именно в ту минуту он сделал свой первый шаг к Большому Откровению.
Я - психолог-практик. Когда я имею дело с каким-нибудь человеком, я,
говоря без ложной скромности, в каждый момент очень точно чувствую
душевное состояние его, направление его мыслей и очень неплохо
предсказываю его поступки. Однако, если бы меня попросили объяснить, как
это мне удается, а паче того, попросили бы меня нарисовать, изложить
словами, что за образ творится в моем сознании, я бы оказался в весьма
затруднительном положении. Как всякий психолог-практик, я был бы вынужден
прибегнуть к аналогии из мира искусства или литературы. Сослался бы на
героев Шекспира или Достоевского, или Строгова, или Микеланджело, или
Иоганна Сурда.
Так вот Тойво Глумов напомнил мне мексиканца Риверу. Я имею в виду
хрестоматийный рассказ Джека Лондона. Двадцатый век. Или даже
девятнадцатый, не помню точно.
По профессии Тойво Глумов был Прогрессором. Специалисты говорили мне,
что из него мог бы получиться Прогрессор высочайшего класса,
Прогрессор-ас. У него были блестящие данные. Он великолепно владел собой,
он обладал исключительным хладнокровием, редкостной быстротой реакции, и
он был прирожденным актером и мастером имперсонации. И вот, проработав
Прогрессором чуть больше трех лет, он без всяких на то видимых причин
подал в отставку и вернулся на Землю. Едва закончив рекондиционирование,
он сел на БВИ и без особого труда выяснил, что единственной организацией
на нашей планете, могущей иметь отношение к его новым целям, является
КОМКОН-2.
Он возник передо мною в декабре 94 года, исполненный ледяной
готовности вновь и вновь отвечать на вопросы, почему он, такой
многообещающий, абсолютно здоровый, всячески поощряемый, бросает вдруг
свою работу, своих наставников, своих товарищей, разрушает тщательно
разработанные планы, гасит возлагавшиеся на него надежды... Ничего
подобного я, разумеется, спрашивать у него не стал. Меня вообще не
интересовало, почему он не хочет более быть Прогрессором. Меня
интересовало, почему он вдруг захотел стать контр-Прогрессором, если можно
так выразиться.
Ответ его запомнился. Он испытывает неприязнь к самой идее
Прогрессорства. Если можно, он не станет углубляться в подробности. Просто
он, Прогрессор, относится к Прогрессорству отрицательно. И там (он показал
большим пальцем через плечо) ему пришла в голову тривиальная мысль: пока
он, размахивая шпагой, топчется по булыжнику Арканарских площадей, здесь
(он показал указательным пальцем себе под ноги) какой-нибудь ловкач в
модном радужном плащике и с метавизиркой через плечо прохаживается по
площадям Свердловска. Насколько он, Тойво Глумов, знает, эта простенькая
мысль мало кому приходит в голову, а если и приходит, то в нелепом
юмористическом или романтическом обличьи. Ему же, Тойво Глумову, эта мысль
не дает покоя: никаким богам нельзя позволить вступаться в наши дела,
богам нечего делать у нас на Земле, ибо "блага богов - это ветер, он
надувает паруса, но и подымает бурю". (Потом я с большим трудом отыскал
эту цитату - оказалось, она из Верблибена.)
Невооруженным глазом было видно - передо мною фанатик. К сожалению,
как всякий фанатик, склонный к крайностям в суждениях чрезвычайным. (Взять
хотя бы его высказывания о Прогрессорстве, о которых еще пойдет речь.) Но
он готов был действовать. И я без дальнейших разговоров взял его к себе и
сразу посадил на тему "Визит старой дамы".
Тойво Глумов оказался работником! Он был энергичен, он был
инициативен, он не знал усталости. И - очень редкое качество в его
возрасте - его не разочаровывали неудачи. Для него не существовало
отрицательных результатов. Более того, отрицательные результаты
расследований радовали его точно так же, как и редкие положительные. Он
словно бы изначально настроился на то, что при жизни его ничего
определенного не обнаружится, и умел черпать удовольствие из самой
(зачастую достаточно нудной) процедуры анализирования мало-мальски
подозрительных ЧП. Замечательно, что мои старые работники - Гриша
Серосовин, Сандро Мтбевари, Андрюша Кикин и другие - при нем как бы
подтянулись, перестали лоботрясничать, стали гораздо менее ироничны и
гораздо более деловиты, и не то чтобы они брали с него пример, об этом не
могло быть и речи, он был для них слишком молод, слишком зелен, но он
словно заразил их своей серьезностью, сосредоточенностью на деле, а больше
всего поражала их, я думаю, та тяжелая ненависть к объекту работы, которая
угадывалась в нем и которой они сами были лишены начисто. Как-то случайно
я упомянул при Грише Серосовине о смуглом мальчишке Ривере и вскоре
обнаружил, что все они отыскали и перечитали этот рассказ Джека Лондона.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Каммерер - 3. Волны Гасят Ветер'


1 2 3