- Не звучит, чувствуете? Разбойник - это топор,
кистень, усы до ушей, тесак...
- Свинцовая труба, - предложил я.
Амад хохотнул.
- Что вы делаете сегодня вечером? - спросил он.
- Гуляю.
- У вас тут есть знакомые?
- Есть. А что?
- Тогда другое дело.
- Почему?
- Хотел я вам кое-что предложить, но раз у вас есть знакомые...
- Между прочим, - сказал я, - кто у вас мэром?
- Мэром? Черт его знает, не помню. Выбирали кого-то...
- Не Пек Зенай случайно?
- Не знаю, - сказал Амад с сожалением. - Не хочу врать.
- А вы такого вообще не знаете?
- Зенай... Пек Зенай... Нет, не знаю. Не слыхал. Он что, ваш
приятель?
- Да. Старый приятель. У меня здесь есть еще друзья, но они все
приезжие.
- Одним словом, так, - сказал Амад. - Если вам станет скучно и в
голову полезут всякие мысли, приходите ко мне. Каждый божий вечер с семи
часов я сижу в "Лакомке"... Любите вкусно поесть?
- Еще бы, - сказал я.
- Желудок в порядке?
- Как у страуса.
- Вот и приходите. Будет весело, и ни о чем не надо будет думать.
Амад притормозил и осторожно свернул к решетчатым воротам, которые
бесшумно распахнулись перед нами. Машина вкатилась во двор.
- Приехали, - объявил Амад. - Вот ваш дом.
Дом был двухэтажный, белый с голубым. Окна изнутри были закрыты
шторами. Чистенький дворик, выложенный разноцветными плитами, был пуст,
вокруг был плодовый сад, ветви яблонь царапали стены.
- А где вдова? - спросил я.
- Пойдемте в дом, - сказал Амад.
Он поднялся на крыльцо, листая записную книжку. Я, озираясь, шел
следом. Садик мне нравился. Амад нашел нужную страницу, набрал комбинацию
цифр на маленьком диске возле звонка, и дверь отворилась. Из дома пахнуло
прохладным свежим воздухом. Там было темно, но, едва мы ступили в холл,
вспыхнул свет. Амад сказал, пряча записную книжку:
- Направо - хозяйская половина, налево - ваша. Прошу... Здесь
гостиная. Это бар, сейчас мы выпьем. Прошу дальше... Это ваш кабинет. У
вас есть фонор?
- Нет.
- И не надо. Здесь все есть... Пройдемте сюда. Это спальня. Вот
пультик акустической защиты. Умеете пользоваться?
- Разберусь.
- Хорошо. Защита трехслойная, можете устраивать себе здесь могилу или
бордель, что вам понравится... Тут управление кондиционированием. Сделано,
между прочим, неудобно: управлять можно только из спальни...
- Перебьюсь, - сказал я.
- Что? Ну да... Там ванная и туалет.
- Меня интересует вдова, - сказал я. - И дочка.
- Успеете. Поднять шторы?
- Зачем?
- Правильно, незачем... Пойдемте выпьем.
Мы вернулись в гостиную, и Амад по пояс погрузился в бар.
- Вам покрепче? - спросил он.
- Наоборот.
- Яичницу? Сэндвичи?
- Пожалуй, ничего.
- Нет, - сказал Амад. - Яичницу. С томатами. - Он рылся в баре. - Не
знаю, в чем тут дело, но этот автомат готовит совершенно изумительные
яичницы с томатами... Кстати, и я тоже перекушу.
Он вытянул из бара поднос и поставил на низенький столик перед
полукруглой тахтой. Мы уселись.
- А как насчет вдовы? - напомнил я. - Мне бы хотелось представиться.
- Комнаты вам нравятся?
- Ничего.
- Ну и вдова тоже вполне ничего. И дочка, между прочим. - Он достал
из бокового кармана плоский кожаный футляр. В футляре, как патроны в
обойме, рядом лежали ампулы с разноцветными жидкостями. Амад покопался в
них указательным пальцем, сосредоточенно понюхал яичницу, поколебался,
потом выбрал ампулу с чем-то зеленым и, осторожно надломив, покапал на
томаты. В гостиной запахло. Запах не был неприятным, но на мой вкус не
имел отношения к еде. - Но сейчас они еще спят, - продолжал Амад. Взгляд
его стал рассеянным. - Спят и видят сны...
Я посмотрел на часы.
- Однако!
Амад кушал.
- Половина одиннадцатого, - сказал я.
Амад кушал. Шапочка его была сдвинута на затылок, и зеленый козырек
торчал вертикально, как гребень у раздраженного мимикродона. Глаза его
были полузакрыты. Я смотрел на него.
Проглотив последний ломтик помидора, он отломил корочку белого хлеба
и тщательно подчистил сковородку. Взгляд его прояснился.
- Что вы там такое говорили? - спросил он. - Половина одиннадцатого?
Завтра вы тоже встанете в половине одиннадцатого. А может быть, и в
двенадцать. Я, например, встану в двенадцать.
Он поднялся и с удовольствием потянулся, хрустя суставами.
- Фу, - сказал он, - можно, наконец, ехать домой. Вот вам моя
карточка, Иван. Поставьте ее на письменный стол и не выбрасывайте до
самого отъезда... - Он подошел к плоскому ящичку возле бара и сунул в щель
другую карточку. Раздался звонкий щелчок. - А вот это, - сказал он,
разглядывая карточку на просвет, - передайте вдове с моими наилучшими
пожеланиями.
- И что будет? - спросил я.
- Будут деньги. Надеюсь, вы не любитель торговаться, Иван? Вдова
назовет вам цифру, и вам не следует торговаться. Это не принято.
- Постараюсь не торговаться, - сказал я. - Хотя интересно было бы
попробовать.
Амад поднял брови.
- Ну, если вам так уж хочется, то отчего же не попробовать? Всегда
делайте только то, что вам хочется, и у вас будет отличное пищеварение.
Сейчас я принесу ваш чемодан.
- Мне нужны проспекты, - сказал я. - Мне нужны путеводители. Я
писатель, Амад. Мне понадобятся брошюры об экономическом положении масс,
статистические справочники. Где все это можно достать? И когда?
- Путеводитель я вам дам, - сказал Амад. - В путеводителе есть
статистика, адреса, телефоны и все такое. А что касается масс, то у нас
такой ерунды, по-моему, не издают. Можно, конечно, послать заказ в ЮНЕСКО,
только зачем это вам? Сами все увидите... Подождите, я сейчас принесу
чемодан и путеводитель.
Он вышел и быстро вернулся с чемоданом в одной руке и с толстеньким
голубым томиком в другой. Я встал.
- Судя по вашему лицу, - произнес он улыбаясь, - вы раздумываете,
прилично давать мне чаевые или нет.
- Признаться, да, - сказал я.
- У вас здоровая, крепкая натура, - одобрительно сказал Амад. - Не
давайте. Никому не давайте чаевых. Можете получить по морде, особенно от
девушек. Но зато никогда не торгуйтесь. Тоже можете получить. А вообще все
это ерунда. Откуда я знаю, может, вы любите получать по морде, как тот
самый Джонатан Крайс... Будьте здоровы, Иван. Развлекайтесь. И приходите в
"Лакомку". В любой вечер с семи часов. А самое главное - ни о чем не
думайте.
Он помахал рукой и вышел. Я сел, взял запотевший стакан со смесью и
раскрыл путеводитель.

2
Путеводитель был отпечатан на меловой бумаге с золотым обрезом.
Вперемежку с роскошными фотографиями в нем содержались любопытные
сведения. В городе проживало пятьдесят тысяч человек, полторы тысячи
кошек, двадцать тысяч голубей и две тысячи собак (в том числе семьсот
медалисток). В городе было пятнадцать тысяч легковых автомобилей, пятьсот
вертолетов, тысяча такси (с шоферами и без), девятьсот автоматических
мусорщиков, четыреста постоянных баров, кафе и закусочных, одиннадцать
ресторанов, четыре отеля международного класса и курорт, ежегодно
обслуживающий до ста тысяч человек. В городе было шестьдесят тысяч
телевизоров, пятьдесят кинотеатров, восемь увеселительных парков, два
Салона Хорошего Настроения, шестнадцать салонов красоты, сорок библиотек и
сто восемьдесят парикмахерских автоматов. Восемьдесят процентов населения
было занято в сфере обслуживания, а остальные работали на двух частных
кондитерских синтез-комбинатах и одном государственном судоремонтном
заводе. В городе было шесть школ и один университет, помещавшийся в
древнем замке крестоносца Ульриха де Казы. В городе функционировало восемь
гражданских обществ, в том числе "Общество Усердных Дегустаторов",
"Общество Знатоков и Ценителей" и "За Старую Добрую Родину, Против Вредных
Влияний". Кроме того, полторы тысячи человек входили в семьсот один
кружок, где они пели, играли скетчи, учились расставлять мебель, кормить
детей грудью и лечить кошек. По потреблению спиртных напитков,
натурального мяса и жидкого кислорода на душу населения город занимал в
Европе соответственно шестое, двенадцатое и тринадцатое места. В городе
было семь мужских и пять женских клубов, а также спортивные клубы "Быки" и
"Носороги". Мэром города был избран (большинством в сорок шесть голосов)
некто Флим Гао. Среди членов муниципалитета Пека тоже не оказалось...
Я отложил путеводитель, снял пиджак и приступил к подробному осмотру
своих владений. Гостиная мне понравилась. Она была выполнена в голубых
тонах, а я люблю этот цвет. Бар оказался набит бутылками и охлажденной
снедью, так что я мог хоть сейчас принять дюжину изголодавшихся гостей.
Я прошел в кабинет. В кабинете перед окном стоял большой стол с
удобным креслом. Вдоль стены тянулись полки, плотно уставленные собраниями
сочинений. Чистые яркие корешки расположены были с большим искусством, так
что составляли приятную цветовую гамму. Верхнюю полку занимал
пятидесятитомный энциклопедический словарь в издании ЮНЕСКО, а на нижней
пестрели детективы в глянцевых бумажных обложках.
На столе я прежде всего увидел телефон. Я взял трубку и, присев на
подлокотник кресла, набрал номер Римайера. В трубке раздались протяжные
гудки. Я ждал, вертя в пальцах маленький диктофон, оставленный кем-то на
столе. Римайер не отвечал. Я повесил трубку и осмотрел диктофон. Пленка
наполовину была использована, и, перемотав ее, я включил прослушивание.
- Привет, привет и еще раз привет! - произнес веселый мужской голос.
Крепко жму руку или целую щечку в зависимости от твоего пола и возраста. Я
прожил здесь два месяца и свидетельствую, что мне было хорошо. Позволь
дать несколько советов. Лучшее заведение в городе - это "Хойти-Тойти" в
Парке Грез. Лучшая девочка в городе - Бася из Дома Моделей. Лучший мальчик
в городе - это я, но он уже уехал. По телевидению смотри девятую
программу, остальное все зола. Не связывайся с интелями и держись подальше
от "Носорогов". Ничего не бери в кредит - хлопот не оберешься. Вдова -
добрая женщина, но любит поговорить и вообще... А Вузи я не застал, она
уезжала к бабушке за границу. По-моему, она милашка, у вдовы в альбоме
была фотография, но я ее взял себе. И еще. Я приеду сюда в будущем году в
марте, так что будь другом, если решишь вернуться - выбери другое время.
Ну, будь..."
Забренчала музыка. Я послушал немного и выключил диктофон. Ни один из
томов сочинений мне вытащить не удалось, так плотно они были вбиты и,
может быть, даже склеены, а больше в кабинете ничего интересного не
оказалось, и я отправился в спальню.
В спальне было особенно прохладно и уютно. Мне всегда хотелось иметь
именно такую спальню, но никак не хватало времени этим заняться. Кровать
была большая и низкая. На ночном столике стоял очень изящный фонор и
маленький переносной пульт управления телевизором. Экран телевизора висел
на высокой спинке кровати, в ногах. А над изголовьем вдова навесила
картину, очень натурально изображающую свежие полевые цветы в хрустальной
вазе. Картина была выполнена светящимися красками, и капли росы на
лепестках цветов поблескивали в сумраке спальни.
Я наобум включил телевизор и повалился на кровать. Было мягко и в то
же время как-то упруго. Телевизор заорал. Из экрана выскочил нетрезвый
мужчина, проломил какие-то перила и упал с высоты в огромный дымящийся
чан. Раздался шумный всплеск, из фонора запахло. Мужчина скрылся в
бурлящей жидкости, а затем вынырнул, держа в зубах что-то вроде
разваренного ботинка. Невидимая аудитория разразилась ржанием...
Затемнение. Тихая лирическая музыка. Из зеленого леса на меня пошла белая
лошадь, запряженная в бричку. В бричке сидела хорошенькая девушка в
купальнике. Я выключил телевизор, поднялся и заглянул в ванную.
В ванной пахло хвоей и мигали бактерицидные лампы. Я разделся, бросил
белье в утилизатор и залез под душ. Потом я неторопливо оделся перед
зеркалом, причесался и стал бриться. На туалетной полке стояли ряды
флаконов, коробки с гигиеническими присосками и стерилизаторами, тюбики с
пастами и мазями. А на краю полки лежала горка плоских коробочек с пестрой
этикеткой "Девон". Я выключил бритву и взял одну коробочку. В зеркале
мигала бактерицидная трубка, и точно так же она мигала тогда, и я точно
так же стоял перед зеркалом и старательно разглядывал такую же коробочку,
потому что мне не хотелось выходить в спальню, где Рафка Рейзман громко
спорил о чем-то с врачом, а в ванне еще колыхалась зеленая маслянистая
вода, и над нею поднимался пар, и орал приемник, висевший на фарфоровом
крючке для полотенец, завывал, гукал и всхрапывал, пока Рафка не выключил
его с раздражением... Это было в Вене, и там, точно так же как и здесь,
очень странно было видеть в ванной комнате "Девон" - популярный репеллент,
великолепно отгоняющий комаров, москитов, мошку и прочих кровососов, о
которых давным-давно забыли и в Вене и здесь, в приморском курортном
городе... Только в Вене было еще и страшно.
Коробочка, которую я держал в руке, была почти пуста: в ней осталась
всего одна таблетка. Остальные коробочки не были распечатаны. Я кончил
бриться и вернулся в спальню. Мне захотелось снова позвонить Римайеру, но
тут дом ожил. С легким свистом взвились гофрированные шторы, оконные
стекла скользнули в пазы, и в спальню хлынул из сада теплый воздух,
пахнущий яблоками. Кто-то где-то заговорил, над головой прозвучали легкие
шаги и строгий женский голос сказал: "Вузи! Скушай хоть пирожок,
слышишь?.." Тогда я быстро сообщил одежде некоторую небрежность (в
соответствии с нынешней модой), пригладил виски и вышел в холл, захватив в
гостиной карточку Амада.
Вдова оказалась моложавой полной женщиной, несколько томной, со
свежим приятным лицом.
- Как мило! - сказала она, увидев меня. - Вы уже встали?
Здравствуйте. Меня зовут Вайна Туур, но вы можете звать меня просто Вайна.
- Очень приятно, - произнес я, светски содрогаясь. - Меня зовут Иван.
- Как мило! - сказала тетя Вайна. - Какое оригинальное, мягкое имя!
Вы завтракали, Иван?
- С вашего позволения, я намеревался позавтракать в городе, - сказал
я и протянул ей карточку.
- Ах, - сказала тетя Вайна, разглядывая ее на просвет. - Этот милый
Амад... Если бы вы знали, какой это обязательный и милый человек! Но я
вижу, что вы не завтракали... Ленч вы скушаете в городе, а сейчас я угощу
вас своими гренками. Генерал-полковник Туур говорил, что нигде в мире
нельзя отведать такие гренки.
- С удовольствием, - сказал я, содрогаясь вторично.
Дверь за спиной тети Вайны распахнулась, и в холл, звонко стуча
каблучками, влетела очень хорошенькая девушка в короткой синей юбке и
открытой белой блузке. В руке у нее был огрызок пирожка, она напевала
через нос модный мотивчик. Увидев меня, она остановилась, ловко перекинула
через плечо сумочку на длинном ремешке и, нагнув голову, сделала глоток.
- Вузи, - сказала тетя Вайна, поджимая губы, - Вузи, это Иван.
- Ничего себе! - воскликнула Вузи. - Привет!
- Вузи! - укоризненно сказала тетя Вайна.
- Вы с женой приехали? - спросила Вузи, протягивая руку.
- Нет, - сказал я. Пальцы у нее были прохладные и мягкие. - Я один.
- Тогда я вам все покажу, - сказала она. - До вечера. Сейчас мне надо
бежать. А вечером сходим.
- Вузи! - укоризненно сказала тетя Вайна.
- Обязательно, - сказал я.
Вузи засунула в рот остаток пирожка, чмокнула мать в щеку и помчалась
к выходу. У нее были гладкие загорелые ноги, длинные, стройные, и
стриженый затылок.
- Ах, Иван, - сказала тетя Вайна, тоже глядя ей в след, - в наше
время так трудно с молодыми девушками! Так рано развиваются, так быстро
нас покидают... С тех пор, как она поступила в этот салон...
- Она у вас портниха? - осведомился я.
- О нет! Она работает в Салоне Хорошего Настроения, в отделе для
престарелых женщин. И вы знаете, ее там ценят. Но в прошлом году она
однажды опоздала, и теперь ей приходится быть очень осторожной. Вы сами
видите, она не смогла даже с вами даже прилично поговорить, но вполне
возможно, что ее уже ждет клиент... Вы можете не поверить, но у нее уже
есть постоянная клиентура... Впрочем, что же мы здесь стоим? Гренки
остынут..
Мы вошли на хозяйскую половину. Я изо всех сил старался держаться,
как подобает, хотя как именно подобает, я представлял себе довольно
смутно.
1 2 3 4