Шли ровными рядами - по десять человек. Плечом к плечу. Все в
черных галифе, в зеленых рубашках с закатанными рукавами. Единым махом
вбивались в мостовую сотни увесистых сапог: Трум!.. Трум!..
По бокам колонны не в ногу шагали равнодушные полицейские.
- "Саламандры", - без выражения сказала Анна. - Фашисты.
- Фашистская партия у нас запрещена, - возразил я.
- Разве дело в названии? - Она процитировала. - "Призовем молодых,
призовем жестоких, призовем тех, чья вера - нация, чей долг - нация, чья
совесть - нация". Как там у вас в Столице с верностью нации?
- У нас потише. Все-таки Столица.
Перед колонной несли склоненное знамя - тяжелое, с золотыми кистями.
На черном бархате травяным соком зеленела громадная буква "С". Из нее
вырывалось пламя.
Эту букву я уже видел. Она стояла под запиской, которую я нашел в
своей разгромленной квартире. Так. Значит мной занимаются "саламандры".
Или некто похуже. Допустим, сенатор Голх. Тот самый сенатор, по чьему
поручению я якобы произвожу инспекцию.
Я почувствовал себя неуютно.
- Если "саламандры" кого-нибудь убивают, то полиция никогда не
находит преступников, - сказала Анна.
- Вот как? - я знал это не хуже ее.
- Вы же не инспектор, Павел.
- А кто?
Она пожала плечами:
- Не знаю.
Трум!.. Трум!.. - отбивали свой жесткий ритм сапоги. Невидимые
палочки поддерживали его на барабане. Молодые, каменные лица смотрели
вперед. Только вперед. Трум!.. Трум!.. Сегодня нам принадлежит эта страна,
а завтра весь мир!
- А вы знаете, что Краб - "саламандра"? - взглянула на меня Анна. -
Он у них даже какой-то начальник. И Элга им очень интересуется. Бегает на
собрания. Истеричка. Напрасно я устроила ее к нам в Дом.
- Вы не любите Элгу? - спросил я.
- Это моя сестра, - сказала Анна.
Темнело. Зажглись голубые панели на домах. В кромке тротуара
проступила сиреневая линия. Мы шли вдоль улицы. Дул слабый ветер. Деревья
шелестели, словно бумажные. Прозрачные, хрупкие такси бесшумно проносились
над мостовой, в их желтой скорлупе сидели люди, беззвучно смеялись.
- Элга, конечно, наврала, что она инженер, - сказала Анна. - Работает
у нас всего полгода, но удивительно вписалась. Словно рождена для
Спектаклей. А вот я нет. У меня все получается, не как у других. И не
нарочно. Просто не выходит. Наверное, я не ко времени. Мне бы родиться в
двадцатом веке...
- Время не выбирают, - ответил я чисто машинально, так как в этот
момент оглянулся и заметил того же мужчину в посверкивающем металлическом
костюме. Он шел за нами.
Случайность или слежка? В подобных ситуациях я закуриваю. Зажигалка,
разумеется, не сработала.
- Сел аккумулятор, - объяснил я Анне. Стал заряжать вручную, нажимая
рычажок большим пальцем. Анна что-то рассказывала. Мужчина приближался.
Подзарядка аккумулятора - дело длительное. Когда он проходил мимо нас, я
его хорошо рассмотрел.
- ...Очень странные сны, - говорила Анна. - Большой сад. Тропический.
Пальмы, магнолии, орхидеи. Да-да, так просто растут орхидеи - распускаются
по ночам. Песчаная дорожка. Я бегу по ней, спотыкаюсь, падаю, плачу. Меня
поднимает женщина. У нее злое лицо. Мы идем с ней к морю. Она держит меня
за руку. Больно. Море очень теплое, а песок горячий. Вам приходилось
видеть непонятные сны? Такие, что даже не знаешь, откуда они взялись?
- Нет, - сказал я, краем глаза следя за улицей. Как я и ожидал,
мужчина немного прошел вперед и свернул в первую же парадную. Все стало
ясно: за мной следили, причем примитивно - визуальным способом.
Разумеется, это могли быть наши сотрудники. Вряд ли бы меня пустили
без всякого прикрытия. Но я сильно сомневался, чтобы люди Августа работали
так прямолинейно. Во всяком случае портрет мужчины зафиксирован в
зажигалке и завтра его личность установят.
- ...Самая настоящая пустыня, - говорила Анна. - Это ведь странно - я
никогда не была в пустыне. Ровная, как стол. Барханов нет. До горизонта -
серый песок. Дует ветер, и песок змеится под ногами. Шипит. А потом -
вскидывается столбиком. И далеко, у самого неба, - озеро, чистое-чистое,
серебряное. Там - вода. И мне кто-то говорит сзади: "Мираж". И голос очень
знакомый.
Мы прошли за парадную метров сто, и мужчина вынырнул, приклеился
сзади. Я решил больше не обращать на него внимания.
- Правда, не могут сниться такие сны нормальному человеку? - сказала
Анна.
- Вполне обычное явление, - немного невпопад ответил я.
- Я читала, что сок - это небывалая комбинация обыденных фактов. Но
не могу же я видеть во сне то, чего никогда не видела в жизни. Нет. Это
ненормально. Сейчас никто не видит снов. Вы знаете, я ходила к врачу. Он
провозился со мной целый день. Надел шлем, и вижу - то свет, то тьма, то
пятна цветные плавают. И я должна была говорить, что вижу. Совсем меня
замучил. А потом сказал, что это - воспоминания о детстве. А какие могут
быть воспоминания, если я родилась здесь, в городе, и всю жизнь жила
только в нем.
- Вы могли видеть такие картины в ваших Спектаклях, - сказал я. - И
потом, во сне они преобразовались...
- Нет! - Анна возмущенно тряхнула головой. - Нет! Причем здесь
Спектакли? Ненавижу наши Спектакли!
- Вчера было очень интересно, - сбитый ее горячностью пытался
переубедить ее я. - Даже трудно отличить, где голограмма, а где -
реальность.
- Там все ненастоящее, - уже спокойно сказала Анна. - От первой нитки
до последней. Вот вы сначала чувствовали, что это выдумка?
- Да.
- А потом вдруг - поверили. Не до конца, но поверили. Я следила за
вами.
- В какой-то мере, - помедлив, ответил я: странная мысль пришла мне в
голову.
По пустынной улице навстречу друг другу неслись два такси, набитые
дергающимися юнцами. Водители рулили лоб в лоб. Сближались они
стремительно. Анна прижалась к моему локтю. За несколько метров до
неминуемого столкновения включились автопилоты, и машины, резко вильнув в
стороны, прошли буквально в сантиметре друг от друга. Отлетев в
противоположные концы улицы, такси развернулись и опять, наращивая
скорость, понеслись навстречу.
Захватывающее развлечение - ведь всегда существует хотя бы миллионная
вероятность, что автопилот не сработает.
Анна отвернулась и проговорила сквозь зубы:
- Не переношу. А еще знаете, что делают? Надевают антигравы и прыгают
с телевизионной башни. У кого откажет. И я прыгала. Что с вами, Павел?
Оказывается, я стоял с открытым ртом. Я опять ощутил ту легкость и
веселье, которые я испытал в Спектакле.
- Ненавижу убожество, - еле сдерживалась Анна. - Спектакли! Картонные
люди и картонные декорации. Куклы на пружинах. Взрослые младенцы
развлекаются пустышками. И словно никто не видит. В газетах - слюни, по
радио - идиотская патока. Приезжают инспекторы, вот вы, например, -
одобряют. Бенедикт как-то уламывает. Он всех уламывает, Павел! Взяли бы и
запретили!
- Это не так просто, - почти не слушая, ответил я.
В позапрошлом году мы вели дело "Нищих братьев". Они организовали
несколько общин в Канаде - около десяти тысяч человек. Руководители общин,
духовные отцы Саймон и Арпангейль, называвшие себя архангелами, кстати,
оба выпускники технического колледжа, магистры наук, частью купили, частью
смонтировали сами волновой генератор для направленной передачи эмоций. Им
удалось составить коды различных экстатических состояний и довольно чисто
вложить их в усилители. Каждый вечер проводился час молитвы. Я и сейчас
будто вижу, как тысячи людей стоят на коленях на залитой водой плантации,
в расползающейся, мокрой земле и, дергаясь, словно эпилептики, воздев руки
к небу, возносят восторженную молитву задрапированному под часовню
генератору с золотым крестом на вершине, а два архангела в белых мантиях,
куда была вшита иридиевая мозаика для изоляции, упираясь головами в
низкое, кровавое солнце, торжественно и величаво благословляют покорную
паству.
Чтобы попасть на час молитвы и испытать благодать божью, люди были
готовы на все - жили в землянках, работали по двадцать часов в сутки без
еды, в грязи, в ледяной воде, окучивая голубые марсианские маки, которые
громадными партиями шли на экспорт в Китай, расценивались на вес золота.
Они отдавали жен, детей, могли убить кого угодно, чтобы испытать еще раз -
хотя бы один-единственный раз - блаженство господней любви.
И вот, когда мы шли между молящимися, а они хрипели и бились, как
слепые, и грязь текла по бескровным лицам, вот тогда я испытал точно такое
же чувство легкости и веселья, а вслед за этим - огромного,
всепоглощающего, нечеловеческого счастья.
- Вы не слушаете меня, Павел, - обиделась Анна.
- Я слушаю, слушаю, - отрешенно сказал я.
Мы пошли дальше. Впереди сиял проспект. Над домами в чутком ночном
воздухе, задевая крыши, вращались два исполинских серебряных шара. Оттуда
лилась музыка.
- Значит, у них в Доме стоит волновой генератор, - подумал я. - Надо
же, с ума сойти - волновой генератор.

6
Всю ночь я писал доклад, стараясь сделать его убедительным, а уже в
пять утра вышел из дома. Встречу назначили на квартире у Августа, и я
хотел избавиться от наблюдателя, кем бы он ни был. Поэтому я взял такси и
поехал в Южный район. Вчерашнего мужчины на улице не было, но какой-то
ранний прохожий сел вслед за мной в машину, и она, следуя в некотором
отдалении, стала повторять мой маршрут. Фотографировать на таком
расстоянии не имело смысла.
Южный район был столь велик, что физически представлял собой
самостоятельный город с собственными предприятиями, больницами и
кинотеатрами. Стодвадцатиэтажные дома, разделенные садами через каждые
шесть ярусов, поднимались на горизонте. Утреннее оранжевое солнце стояло
над ними. На вершинах пирамид посверкивали башенки связи. Подрулив к их
подножию, я вошел в лифт и через десять минут, оказался на площадке
междугородной аэробусной станции.
Тотчас передо мной вырос дежурный внутренней службы:
- Ваш билет?
- Начальника станции! - потребовал я.
Дежурный, видимо, понял, с кем имеет дело, потому что без промедления
прошептал что-то в наружный карман.
- Вы подождете здесь? - спросил он.
- Да.
Дежурный исчез. Бетон был влажен. Стояли два пустых аэробуса, похожие
на громадные серебряные капли. Начинало припекать. С пятисотметровой
высоты город, затянутый утренним туманом, не проглядывался.
Небо прочертила огненная точка - покидал атмосферу рейсовый лунник.
Позади меня на стене красовался, стереоплакат - молодой парень, подняв
щиток шлема, шагал по красной пустыне. Брови его были сдвинуты,
непреклонные глаза устремлены вдаль. Перед ним, смешно подпрыгивая, пробуя
песок длинным клювом, перекатывался чибис.
Плакат призывал работать в Аркадии. Он был лишним. Желающих попасть в
марсианскую Аркадию хватало: отбирали одного из десяти.
...Тогда в этой самой Аркадии я просидел две недели на базе у
Дягилева - сразу после появления песчанок, которых сгоряча объявили
разумными обитателями Марса. Бактериологи, направленные в пустыню
высаживать штаммы для освобождения кремний-связанной воды, клялись, что
через двадцать лет в Аркадии появится настоящее озеро, а через пятьдесят -
на всем Марсе можно будет дышать без шлема, как тот парень на плакате.
Потом, в карантине, я четыре дня рассказывал им о своей работе, они
слушали, разинув рты, а я им завидовал: они занимались большим и чистым
делом, они работали в будущем Земли, я же - в ее прошлом.
Мне стало грустно. По роду своей деятельности я редко сталкивался с
нормальной жизнью. На мою долю выпадали в основном эксцессы...
Подошел начальник станции, со значительным выражением на лице. Я
объяснил, что мне нужно. Значительное лицо вытянулось.
- Это невозможно, - развел он руками. - Только рейс на Париж.
- Я вас очень прошу, - ледяным тоном сказал я.
- Но...
- Очень.
Зачастую правильно выбранный тон действует лучше, чем любые
удостоверения. Через пять минут я стартовал - в рулевой кабине стоместного
междугородного аэробуса. Пилота я попросил закинуть меня в Северный район.
Он был предупрежден, и возражений не последовало.
Теперь я был спокоен. От визуальной слежки я избавился, а
запеленговать аэробус, выявить место его посадки или выслать хотя бы
патрульный вертолет за такое время не успели бы и в Управлении полиции.
- А правда, что у нас высадились пришельцы? - кося глазом, спросил
пилот.
- Не слышал.
- Ну да - скрываете. Говорят, высадились по всей планете. И
маскировочка - не отличить от людей. Ходят, наблюдают. А если пришелец
посмотрит тебе в глаза - то падаешь мертвым. Говорят, на днях одного-таки
взяли Целое сражение было: пушки, пулеметы, лазеры. Дивизию солдат
пригнали. Значит, не слышали? - недоверчиво переспросил он.
Я откинулся в мягком кресле. Мы засекречиваем все подряд, боимся
потревожить людей, - и вот к чему приводит дефицит информации.
Мы приземлились на Северной станции, я взял такси и поехал к Августу.
Он открыл мне сам. Как всегда пробурчал:
- Опаздываешь.
На нем была мятая рубашка и такие же брюки. Словно он спал одетый.
Под глазами мешки. В комнате сидели трое. Молчаливый Симеон - офицер
полиции для связи с местными органами, незнакомый мне строго одетый
человек с мертвыми от контактных линз глазами и третий - тот самый
черноглазый парень из Дома. Он как всегда курил с отсутствующим выражением
лица, выпуская аккуратные кольца зеленого дыма.
- Познакомься, - представил Август. - Жан-Пьер Боннар, сотрудник
МККР, работает параллельно с тобой. После гибели Кузнецова назначен
старшим группы.
- С приятным свиданием, - Боннар протянул мне руку.
Я пожал ее и сел. Боннар свободно закинул ногу на ногу. Пиджак на нем
переливался радугой при каждом движении. Он ногтем постучал по часам:
- Давайте начинать, господа. Не знаю, как вы, а у меня времени нет.
Утреннее свидание с дамой.
Я думал, Августа хватит удар, но он сдержался, помалиновев тяжелыми
щеками.
- Плохо работаем, - сказал Август. - Не профессионально. Потеряли
Кузнецова. Глупо потеряли. Даже непонятно, на чем. Обидно. Что дальше?
Он поочередно оглядел всех. Все молчали. У Боннара на лице была
разлита скука. Август сел в сразу раздавшееся кресло:
- Прошу вас, Симеон.
- Даю справку, - отчеканил Симеон. - Политическая организация
"Саламандра" создана примерно пять лет назад. В настоящее время
насчитывает около сорока тысяч членов и около двухсот тысяч сочувствующих.
Имеет два места в парламенте. Представителем организации в
правительственных учреждениях является сенатор Голх. Политическая
платформа организации - "возрождение нации" - в социальном плане не
конкретизируется. Деятельность организации протекает в основном в рамках
закона.
- Это все? - вскинул глаза Август.
- Все.
- Дорогой... Симеон, - ласково сказал Август. - Не считайте, что в
МККР одни дураки. В МККР знают, что делают. Там выбрали вашу страну не
случайно. Предыдущие действия фантомов не носили целенаправленного
характера. МККР склонен думать, что имело место изолированное, спонтанное
включение программы.
- Дорогой... Август, - в том же тоне начал Симеон. - Я согласен, что
ограбление банков, шантаж с радикальными последствиями, политические
убийства, то есть организующая деятельность фантомов происходит именно у
нас. Я могу вас заверить, полиция сделает все, что в ее силах.
- Дорогой Симеон, меня интересуют два вопроса. Первый. Как засветили
моего сотрудника? Второй. Почему им заинтересовалась "Саламандра"?
- Дорогой Август, у "Саламандры" бывают очень неожиданные интересы.
Август яростно скреб ногтями голый череп. Симеон барабанил пальцами
по столу. Развивался обычный конфликт между МККР и местными властями. Шла
обычная игра в вежливо-язвительный словесный пинг-понг. Местная власть
всегда считала, что МККР позволяет себе слишком много. У МККР, разумеется,
было противоположное мнение.
Я почему-то вспомнил Столицу - как двое десантников волокли бьющегося
об асфальт фантома из дверей Центрального банка.
Сказал:
- За мной хвост.
Они оба замолчали.
- Я ведь работаю без прикрытия? - осведомился я.
Август перекатил зеленые глаза на Симеона.
- Без, - подтвердил тот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12